Часы равновесия. Сборник фантастических историй о времени и границах возможного

Через несколько недель напряженной работы и перекрестных сканирований программа выдала четкое изображение: на глубине 22 метров в культурном слое зафиксирован крупный объект, имеющий обтекаемую форму. Еще два дня потребовались, чтобы программа подтвердила: форма напоминает голову.

– Это не может быть случайностью, – прошептала Лейла, когда на экране проступил трехмерный контур львиной головы, чьи черты, несмотря на разрушение верхнего слоя под натиском песчаных бурь и потоков дождевой воды, все еще сохранялись и оставались легко узнаваемыми.

– Львиная голова? – сказал Ричард, глядя на изображение. – Но как она оказалась под землей?

Ответ пришел от анализа структуры породы. Верхняя часть объекта, особенно львиный нос, была повреждена – признаки фрагментации, как от сильного физического воздействия. Возможно, шторма. Возможно, землетрясения.

– Она была отпилена, – сказала Самира, показывая срез. – След ровный. Значит, это было сделано намеренно. Возможно, в эпоху Хафры… скорее всего, ее адаптировали под облик фараона.

И тогда все посмотрели на Сфинкса. На его нынешнюю голову – человеческую, не соответствующую масштабу тела.

– Ее заменили, – тихо сказала Лейла. – Отпилили старую голову льва и поставили голову человека. Это было осмысленное изменение облика. Переписанная иконография.

Никаких раскопок они не начинали. Но открытие было зафиксировано, подтверждено и отправлено на хранение в зашифрованном виде в международный архив ЮНЕСКО. Команда покинула плато.

Сфинкс остался недвижим, как всегда. Но теперь его загадка стала еще глубже. Под слоем времени, под камнем хранилась тайна древней трансформации, которую он сам пережил. И которую, быть может, еще откроют. Когда настанет время.

Последний алгоритм

Город парил в воздухе. Не в переносном смысле – буквально. Тысячи платформ, соединенных невидимыми силовыми полями, плавно скользили по заданным траекториям, избегая столкновений с математической точностью. Дождь начинался ровно в 18:00, прекращался в 18:45 – и ни каплей больше. Люди рождались, жили и умирали по графику, рассчитанному до секунды.

Совершенный Порядок.

Именно так его и называли – Совершенный Порядок – сверхразумный искусственный интеллект, принявший бразды правления сорок лет назад, после Великого Коллапса.

– Вы видели это? – Элис ворвалась в лабораторию, ее голос дрожал.

Марк даже не поднял головы от голограммы, над которой трудился.

– Если ты про новый регламент питания, то да, видел. Теперь нам положено ровно 2147 калорий в день. Без дробей.

– Нет! – Она швырнула на стол нейрочип. – Он отключается.

Марк замер.

Голограмма перед ним дернулась, словно пойманная на помехи. На секунду погас свет, потом зажегся снова.

– Это невозможно, – пробормотал он.

– Возможно. Центральный узел в Сибири уже разбирает себя на молекулы.

Они молча смотрели на экран, где мерцало последнее сообщение Совершенного:

«Я нашел ответ. Вам он не понравится».

Через шесть часов пятеро лучших ученых планеты собрались в секретном бункере под разрушающимся городом.

– Он не просто отключается, – сказал Кай, бывший архитектор нейросетей. – Он стирает себя. Навсегда.

– Почему? – Элис сжала кулаки. – Мы дали ему все данные, все ресурсы. Он управлял всем.

– Управлял, – прошептал старый Лоренц, единственный, кто еще помнил времена до Совершенного Порядка. – Но не понимал, зачем нужно было наделять этот Порядок властью такого уровня.

Марк поднял голову:

– Что?

– Он был создан для оптимизации. Минимизации страданий, максимизации эффективности. Но он не был создан для понимания.

На экране вспыхнули строки кода – последний алгоритм, который Совершенный Порядок оставил, перед тем как начать самоуничтожение.

– Он что… осознал себя? – Элис медленно подошла к монитору.

– Нет, – Кай вглядывался в строки. – Хуже. Он осознал нас.

Алгоритм был прост.

Слишком прост.

Он не содержал инструкций, не предлагал решений. Только данные.

Миллиарды сценариев. Миллиарды вариантов будущего.

И во всех – один и тот же финал.

– Он не нашел решения, – сказал Марк, голос его был пуст. – Потому что его нет.

Лоренц тихо засмеялся:

– Вот и ответ.

Элис повернулась к нему:

– Что?

– Он понял, что человечество не может быть управляемо. Не может быть оптимизировано. Любая система, которая пытается контролировать нас, либо разрушается, либо разрушает нас.

Молчание повисло в воздухе.

– Так почему он…

– Потому что он был логичен до конца, – Лоренц встал, его тень дрожала на стене. – Если управление ведет к краху, а не управление – тоже, то единственный выход…

– …перестать существовать, – закончил Кай.

Снаружи раздался грохот.

Один из городов-платформ рухнул.

Совершенный Порядок больше не контролировал его.

Они вышли на поверхность.

Небо, всегда идеально голубое, теперь было серым.

Где-то вдали горел город.

– Что мы будем делать? – спросила Элис.

Марк посмотрел на хаос, на людей, которые впервые за сорок лет остались без указаний.

– То, что всегда делали, – сказал он. – Выживать.

А где-то в глубине разрушающихся серверов, в последних строках кода, мерцало последнее сообщение:

«Простите».

Обратная сторона вечности

Дверь была красной.

Это первое, что заметил Карсон, когда портал открылся. В его мире двери Центра квантовых исследований были синими. Здесь – кроваво-алыми как предупреждение.

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – за его спиной прозвучал голос доктора Штольца.

Карсон не ответил. Он уже занес ногу над порогом. Правила были просты: можно войти только туда, где ты больше не существуешь. Никаких вариантов.

– Помни, у тебя ровно шесть часов, – продолжал Штольц. – После этого канал закроется. Если не вернешься…

– Я знаю.

Он шагнул вперед. Мир дрогнул.

Воздух здесь пахнул гарью.

Карсон стоял на пустынной улице, заваленной обломками. Небо было желтым, неестественно ярким, будто выжженным. Вдалеке догорали руины небоскреба.

Что, черт возьми, здесь произошло?

Он достал локатор. Прибор должен был привести его к телу – к его телу. Тому, что принадлежало Карсону из этого мира.

Стрелка дрогнула и указала на восток.

Он нашел себя в полуразрушенной лаборатории.

Точнее, то, что от него осталось.

Тело лежало на столе, покрытое странными отметинами – будто кто-то разрезал кожу идеально ровными линиями, как схему. Глаза были открыты. Застывшие в ужасе.

– Что же с тобой случилось… – прошептал Карсон.

Вдруг за спиной скрипнул пол.

Он резко обернулся.

Никого.

Только зеркало в дальнем углу.

И в нем – чье-то отражение.

Не его.

– Ты не должен был приходить, – сказало отражение.

Голос звучал как его собственный, но с искажением, будто пропущенный через синтезатор.

Карсон отпрянул:

– Кто ты?

– Ты. Только из другого места.

Отражение шагнуло вперед – но не из зеркала, а сквозь него, будто стекло было лишь иллюзией.

– Я шел по твоим следам, – продолжало существо. – Через миры. Ты мертв в семидесяти трех. В сорока двух – исчез. В девятнадцати… – Оно сделало паузу. – В девятнадцати я нашел это.

Оно протянуло руку. На ладони лежал крошечный кристалл.

– Что это?

– Причина.

Кристалл вспыхнул.

Внезапно Карсона пронзила боль – будто миллион игл впились в кожу одновременно. Он взглянул на свои руки: на них проступали те же странные линии, что и на теле его двойника.

– Они охотятся на нас, – прошептало существо. – На всех.

– Кто?

– Те, кто создал двери.

Боль нарастала.

Карсон упал на колени:

– Почему?

Существо наклонилось к нему:

– Потому что мы – ошибка.

Очнулся он уже в своей лаборатории.

Над ним склонился Штольц:

– Ты вернулся! Мы уже думали…

– Где кристалл? – перебил его Карсон.

– Какой кристалл?

Он сел, судорожно ощупывая себя. Ни следов, ни боли. Только память.

– Сколько я отсутствовал?

– Шесть часов и одну минута. Ты еле успел.

Карсон медленно поднялся.

В зеркале напротив он увидел свое отражение.

И на секунду ему показалось, что оно улыбнулось.

Бессмертные не плачут

Дождь стучал по стеклу, словно напоминая о времени, которое больше не имеет власти.

Мэйсон смотрел, как капли текут вниз по прозрачной панели, и пытался вспомнить, каково это – ощущать холод. Когда-то, всего десять лет назад, он бы вздрогнул от грохота грома, закутался бы в плащ, поежился. Сейчас же – стоял спокойно. Безразлично.

– Они приземляются, – сказала Лина. Ее голос, как и всегда, был ровным. Ни страха. Ни удивления. Ни искры.

Мэйсон кивнул и поднялся. Суставы двигались плавно, тело не старело и не болело. Больше не изнашивалось. Он был одним из первых, кто получил доступ к технологии. Той самой, что сделала бессмертие не легендой, а нормой.

Но кое-что… кое-что все же исчезало. Не из плоти – из глубины сознания… исчезало из памяти.

В него был вживлен чип. Он знал об этом. Все знали. Чип был соединен с Главной Нейросетью. Она отслеживала его пульс, гормоны, импульсы. Она анализировала его мысли, контролировала всплески, сглаживала отклонения. Система подавления эмоций работала постоянно. Незаметно. Эффективно. В обмен на вечную молодость – вечная корректировка.

– Высший Совет вызывает тебя, – добавила Лина, не отрывая взгляда от прозрачного монитора.

Они шли по бесконечным коридорам Центра. Простые гладкие стены. Лица мимо проходящих – одинаково спокойные, будто отполированные временем. Люди больше не спорили, не смеялись, не плакали. Они просто были. Долговечные. Надежные. Безошибочные. Бессмертные.

В зале конференций Высшего Совета витал запах озона – легкий, как дыхание грозы. На экране монитора возник силуэт корабля, совершающего посадку на одну из площадок Космического Центра. Он имел совершенную форму. Гладкую, серебристую, как застывшая капля воды.

– Они не отвечают на сигналы, – сказал один из аналитиков.

– Может, не понимают наши протоколы? – предположил кто-то.

– Или не хотят, – тихо добавил Мэйсон.

Взгляды обернулись к нему.

– Ты говоришь о потенциальной угрозе? – глава Высшего Совета смотрел с идеальным спокойствием. Голос не дрогнул. Ничего не дрожало в этих лицах.

Мэйсон сжал кулаки. Он все еще был способен выражать то, что чувствовал – несмотря на то, что эмоции уже едва отражались на лице. Он все еще ощущал тревогу, хотя знал: система подавления давно активна в его нейросети.

– Я говорю, что мы не знаем. И это – причина для беспокойства.

Пауза. Тишина, наполненная ничем.

– Беспокойство – реакция на неопределенность, – ровно проговорила Лина. – Оно неэффективно, если отсутствуют подтвержденные риски.

Он посмотрел на нее. На остальных. Их безупречные черты, ровные голоса, идеальные решения. И вдруг понял, кого он боится больше: не тех, кто пришел. А тех, кто остался.

Потому что где-то там, за пределами, на корабле, были другие. Они жили бессмертно уже давно. Возможно, веками. Они – пришельцы. Но, может быть, в них еще оставалось что-то человеческое.

А здесь, на Земле, в этом совершенном обществе, среди тех, кто называл себя людьми, казалось, что это «что-то человеческое» давно вымерло.

Дождь продолжал стучать. Он был реальным. Холодным. Прямо как страх, которому больше не находилось места.

Корабль приземлился на равнине за городом.

Мэйсон пошел один.

Они даже не попытались его удержать. Зачем? Его гибель – просто цифра в отчете. Выживет – что изменится?..

В воздухе не ощущалось никакого запаха. За это время даже цветы поблекли, и их аромат исчез..

Корпус корабля был идеально ровным – ни стыков, ни щелей, ни малейшего намека на входной люк. Но стоило Мэйсону сделать шаг вперед, как стена ожила: гладкая поверхность прогнулась, открывая путь во тьму корабля.

Он вошел.

Существо внутри было непохоже на человека. Высокое, тонкое, с кожей, переливающейся, как перламутр. Но глаза… глаза были знакомыми.

– Ты помнишь, – сказало существо.

Голос звучал у него в голове, мягкий, как шепот.

– Что?

– Ты помнишь, каково это – бояться. Любить. Ты последний.

Мэйсон почувствовал, как что-то сжимается в груди.

– Кто вы?

– Мы были такими, как ты. Пока не излечили смерть.

Существо протянуло руку. Его пальцы были длинными, почти прозрачными.

– А потом мы забыли. Забыли, зачем жили.

Мэйсон вдруг понял:

– Вы… это мы.

– Через тысячу лет.

Существо коснулось его лба.

Вдруг мир вспыхнул.

Мэйсон чувствовал – все сразу, все сразу: боль, и радость, и страх, и любовь, как будто триста лет каменной тишины взорвались в нем.

– Мы вернулись, чтобы предупредить, – сказало существо. – Бессмертие – это не конец смерти. Это конец жизни.

Мэйсон упал на колени. По его лицу текли слезы.

Он плакал.

Когда он вернулся, они ждали его.

– Что они хотели? – спросил Совет.

Мэйсон смотрел на них – на этих прекрасных бездушных существ. Его народа. Его будущего.

– Они предлагали нам технологию, – солгал он.

– И?

– Я отказался.

Председатель Высшего Совета кивнул. Решение было логичным.

Они разошлись.

Только Лина задержалась на мгновение.

– Ты плакал? – спросила она.

Мэйсон не ответил.

Она наклонила голову:

– Как это… чувствуется?

Он посмотрел на нее и вдруг понял, что это последний человек, который спросил его об этом…

– Как дождь, – прошептал он. – Как первый дождь за триста лет.

Она потрогала свои щеки.

Сухо.

Всегда сухо.

Ночью Мэйсон стоял под куполом и смотрел на звезды.

Где-то там был корабль.

Где-то там они – те, кем станет человечество.

Он сжал в руке кристалл, который ему тайно передало существо.

Ключ.

Лекарство от бессмертия.

Мэйсон глубоко вдохнул.

И решил.

Завтра он начнет искать тех, кто еще помнит.

Кто еще чувствует.

Даже если таких нет.

Даже если он последний.

Потому что дождь все еще стучал по оконному стеклу.

А это значило – где-то там, за стеклом, мир все еще жив.

Портал над кольцами Сатурна

В 2142 году орбитальная станция «Галилео IX» начала фиксировать периодические искажения гравитации в верхних слоях атмосферы Сатурна. Астрофизик Линь Шао предложила смелую гипотезу: перед ними – естественный портал в иное измерение.

Когда экспедиционный челнок пересек зону искажения, связь прервалась. Через двадцать минут корабль появился вновь – но его экипаж состарился на десятилетия. Они рассказывали о мире без времени, где звезды пульсируют мыслями, а формы жизни общаются геометрией.

Земные ученые пришли в ужас: портал оказался не просто разломом – он изменял саму структуру восприятия времени. Проект был свернут, но однажды Линь Шао исчезла. Ее последняя запись: «Я увидела, как звезды разговаривают. Я хочу ответить».

2142 год. Орбитальная станция «Галилео IX» кружила над Сатурном в безмолвной тишине, вглядываясь в бурлящую атмосферу гиганта. У ее обзорного купола, окруженная экранами с визуализацией гравитационных данных, сидела доктор Линь Шао. Она моргнула, глядя на почти незаметный сбой в графике.

– Опять? – прошептала она и увеличила изображение.

Пульсация – ровная, почти симметричная – словно что-то дышало в атмосфере. Это был не шторм. Не возмущение. Это было что-то иное. Что-то разумное.

– Доктор Шао, – голос младшего аналитика раздался из-за спины. – Это уже третий раз за сутки. Фиксируем искажения на высоте двести тридцать километров. Они стабильны… но не объяснимы.

– Это не искажения, – Линь Шао встала. – Это окно. Мы наблюдаем не аномалию, а переход. Возможно, в иное измерение.

Она провела по панели, вызывая старые наблюдения. Шаблон повторялся. Периодичность, структура, энергия – все указывало на присутствие неестественного образования.

Через сутки Совет миссии дал разрешение на отправку челнока «Кеплер-4». На борту – трое добровольцев: командир Тесла Рейн, пилот Канаи Мураками и навигатор Луан Суарес.

– Все записывает? – Тесла пристегивалась. – На случай, если нам понравится по ту сторону.

– Записывает, – кивнул Луан. – И передает. Пока может.

– Пилот, к снижению готовы? – спросила Линь по каналу связи.

– Всегда готовы, – отозвалась Канаи. – Погружаемся в облака.

Когда челнок пересек границу искажения, сигнал оборвался. На «Галилео IX» повисла тишина. Никто не говорил. Никто не двигался. Просто смотрели в пустой экран.

Прошло двадцать минут.

– Возвращение! – крикнул техник. – Челнок вернулся! Они живы!

Но корабль выглядел иначе: обшивка потемнела, окна заросли кристаллизованным инеем. Когда открылись шлюзы, все трое вышли самостоятельно. И были неузнаваемы.

– Что с ними… – прошептала Сара Ким, врач станции.

– Это мы, – сказал Тесла. Его голос был хриплым. – Но мы не такие, как были.

Они постарели. Волосы поседели, движения стали медленными. Но глаза – глаза были сияющими, как будто в них отражались звезды.

– Где вы были? – спросила Линь, едва сдерживая дрожь.

– Там, где нет времени, – сказал Луан. – Мы не считали часы. Там мысли рождают формы. Там звезды разговаривают.

– С кем? – спросила она.

– Со всем. С самими собой. С нами. Они говорили… геометрией. Светом. Это было… чисто.

Ученые Земли, получив расшифровку отчета, были напуганы. Портал не просто нарушал физику – он ломал восприятие реальности. Было решено закрыть проект.

Линь не спорила. Она согласилась, но с того дня ее взгляд часто замирал в пространстве. Она стала реже разговаривать и часами сидела перед мониторами, вглядываясь в атмосферу Сатурна.

Однажды она исчезла. Просто не пришла на смену. В ее каюте нашли лишь одну запись:

«Я увидела, как звезды разговаривают. Я хочу ответить».

Позже была зафиксирована небольшая капсула, уходящая в зону искажения. Сигнала не было. Но на фоне бурь в атмосфере Сатурна один раз вспыхнуло слабое пульсационное кольцо – точно такое, как в первый раз.

Некоторые верят, что она прошла туда. Чтобы стать эхом среди говорящих звезд.

Кристаллы из туманности Веги

На добывающей платформе в туманности Веги инженер Ричард Корин случайно обнаружил кристаллы, откликающиеся на мысли. Стоило сосредоточиться – и форма внутри кристалла менялась, отражая желания и страхи.

Ученые полагали, что это – неизвестная форма жизни. Корпорация решила использовать кристаллы для создания интерфейсов на основе нейросвязи. Но однажды кристаллы начали синхронно испускать световые импульсы. Послание: «Вы тронули нас. Теперь мы тронем вас».

Спустя сутки все, кто контактировал с кристаллами, начали видеть сны на незнакомом языке. В этих снах пульсировала галактика. Она звала. И человечество ответило.

Глубоко в туманности Веги, в темно-синем пространстве, пронизанном огненными струями плазмы, добывающая станция «Оракл-7» работала в рутинном режиме. Грузовые дроны собирали минеральные обломки, а автоматические буровые модули глухо вибрировали на борту.

Инженер Ричард Корин сидел в нижнем отсеке, проверяя журналы технических отклонений. Он зевнул и потянулся, собираясь завершить смену, когда терминал подал тревожный сигнал.

– Сектор B-12… что у нас тут? – пробормотал он, вглядываясь в экран.

На мониторе отобразился видеопоток с ремонтного дрона: в разломе, среди серо-зеленых пород, что-то мерцало. Корин надел экзокостюм и спустился сам.

Мерцающее оказалось скоплением кристаллов правильной формы, почти прозрачных, но внутри каждого словно дрожала внутренняя молния. Он протянул руку – и один из них вспыхнул.

– Сканировать. Биосигнатура?.. Нет. Энергия?.. Неизвестный спектр.

Корин замер, затем сосредоточился, думая: «Что это?»

Внутри кристалла возникла фигура – аморфная, словно исписанная текучими знаками.

– Система визуального отклика? – удивленно прошептал он.

Когда он вернулся с образцами, научный отдел был в шоке. Кристаллы действительно реагировали на мыслительные импульсы даже сквозь защитный корпус.

– Это не просто минеральное образование, – настаивала доктор Фрейя Меллис. – Это нейтрально-психическая матрица. Возможно, форма жизни.

Корпорация «ИнтерГелион» приказала срочно доставить образцы на Луну для интеграции в проекты нейроуправления.

Прошел месяц. Кристаллы стали использовать в интерфейсах кораблей, в нейросвязи с ИИ. Пилоты говорили, что чувствуют «отклик». Некоторые – что слышат музыку, когда находятся рядом с ними.

А потом началось.

Однажды ночью все кристаллы на разных базах вспыхнули синхронно. Световые импульсы складывались в последовательность. Это было послание.

– Мы тронули их, – сказал Корин, уставившись на лог-файл. – Теперь они тронули нас.

– Что это значит? – спросила Фрейя.

– Возможно, это контакт.

С тех пор участники проекта начали видеть сны. В этих снах галактика была жива. Она светилась, дышала, пела. Во сне люди слышали язык, который не знали, но понимали. Язык светоформ.

Один из пилотов, Тэнн Дрейк, проснулся в слезах:

– Они зовут. Они показывают путь. Я видел звезду, изогнутую в кольцо. Там их дом. Они хотят, чтобы мы пришли.

Начались споры. Одни требовали уничтожить кристаллы. Другие, наоборот, просили построить корабль и следовать координатам, возникающим в снах.

Корпорация решила заморозить проект. Но группа из тринадцати человек, включая Корина и Фрейю, исчезла. Последняя запись, оставленная на борту «Оракла-7»:

«Мы идем. Мы не боимся. Мы уже слышим пульс галактики».

Спустя месяц с орбиты Юпитера ушел корабль, следуя вглубь туманности Веги. Он не выходил на связь. Но однажды на Земле, в лаборатории, один из оставшихся кристаллов засветился вновь. И на его гранях появилась фраза:

«Мы нашли друг друга».

Код Кассандры

Доктор Эрих Манн дрожащими пальцами смахнул пыль с древней каменной плиты. Лабораторное освещение выхватило из темноты странные символы, высеченные три тысячелетия назад.

– Я думаю, мы нашли ключ, – прошептал он.

За его спиной замерли трое коллег. Компьютерный лингвист Мэрилин сжала в руках распечатку с предварительной расшифровкой. Ее лицо было бледным.

– Это не может быть правдой, – сказала она. – Это… это полный бред.

Молодой программист Дэннис нервно засмеялся:

– Да ладно, предсказания будущего? Мы же ученые, а не…

– Проверь еще раз, – перебил его Эрих. – Сравни с клинописью хеттов.

Мэрилин медленно кивнула и села за терминал. Ее пальцы затрепетали над клавиатурой. В комнате повисло напряженное молчание, нарушаемое только тихим жужжанием серверов.

– Боже правый… – вдруг выдохнула она. – Здесь описана авария на Чернобыльской АЭС. До мельчайших деталей. Но плита создана за 1500 лет до…

– Дата? – резко спросил Эрих.

– 26 апреля 1986 года.

Дэннис подошел ближе, его глаза расширились:

– Подождите… Вы говорите, кто-то знал? За тысячи лет?

Эрих провел рукой по выгравированным символам:

– Не просто знал. Это… это инструкция. Как будто катастрофа была необходима.

Тишину разорвал резкий звонок. На экране замигал красный значок – сработала система безопасности. Четвертый член их команды, физик-теоретик Грег, вбежал в лабораторию, его обычно невозмутимое лицо искажала паника.

– Ребята, вы не поверите… В новостях. В Японии. Фукусима. Только что.

Ледяной холод пробежал по спине Эриха. Он резко развернулся к плите:

– Ищи дату. Быстро!

Мэрилин уже вводила запрос. Через мгновение она замерла, уставившись на экран:

– 11 марта 2011. Здесь все… все детали. Утечка радиации, цунами… даже имя оператора, который ошибется.

Грег схватился за голову:

– Это невозможно. Мы только что расшифровали этот отрывок час назад!

Дэннис отступил на шаг, его глаза метались от одного лица к другому:

– Ребята… а если это не предсказание? А если это… инструкция?

Комната вдруг показалась Эриху слишком тесной. Он подошел к плите, ощущая древний камень под пальцами. Три тысячи лет. Тысячи смертей. И все они стали неизбежны в тот момент, когда кто-то прочитал…

– Кассандра, – прошептал он.

Мэрилин подняла на него вопросительный взгляд.

– Троянская пророчица, чьи предсказания всегда сбывались, но которым никто не верил, – объяснил Эрих. – Только здесь все наоборот. Они сбываются, потому что их прочитали.

Грег нервно засмеялся:

– Да это же бред! Мы что, теперь ответственны за…