Нулевой меридиан, или Белые ночи в Санкт-Петербурге

Татьяна Захаренко

Нулевой меридиан, или Белые ночи в Санкт-Петербурге

Татьяна Захаренко

НУЛЕВОЙ МЕРИДИАН,

или

БЕЛЫЕ НОЧИ В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ

– Поедем в Питер?

– Хмм…Соблазнительно!

– Покажу тебе свои любимые места.

– Надо подумать, может, и найду время в своем замыленном графике.

– Не надо думать, соглашайся. Будем много гулять, ведь в Питере сейчас белые ночи.

– А Барбариску куда денешь? С собой возьмешь?

– Ты и так мне пацана испортила.

– Чем?

– Не знаю, влюбила кота в себя, он теперь каждый вечер мне концерты закатывает, завывает, тебя ищет и спать теперь со мной не ложится. Фырчит по любому поводу, наглец неблагодарный.

– Смешно рассказываешь. Барбариске привет!

– Встречаемся в Питере!

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В Петербург они прилетали вечером, но каждый в разное время. Иван уже ждал Анну в аэропорту. Последний раз они встречались весной в Калининграде. Тогда ему казалось, что он самый счастливый человек на свете, потому что она была рядом. Сейчас уже лето, и он сильно скучал без нее. Иван выпил горячий чай в кафе и без дела слонялся по аэропорту. От мыслей о любимой его постоянно отвлекали и врывались в сознание навязчивые крики таксистов: «Друг! Брат! Поехали… довезем… в центр… быстро…». Время тянулось так медленно. Он все время поглядывал на настенные часы в аэропорту, стрелки которых уже показывали, что с минуты на минуту должен приземлиться ее самолет, и он, как мальчишка, волновался…

«Как странно, – думал Иван, – опять наша встреча в аэропорту». Больше года назад он познакомился с Анютой в аэропорту Владивостока.

Владивосток связал их, здесь начало великой России, а дальше лишь океан вздымает серебристые волны. «Владей Востоком» – теперь это сочетание обрело для него иное звучание; в ней, в любимой женщине, сошелся весь Восток.

Тогда она летела в Пекин для участия в научной конференции, а он возвращался из командировки в Калининград. Короткая мимолетная встреча полностью изменила его судьбу. Он в кафе пил чай, спокойно ожидая свой рейс домой. Откуда ни возьмись, за столик присела статная высокая девушка с двумя чашками кофе, поздоровалась, слегка махнув головой. Она пила кофе и листала страницы телефона, а он наблюдал за ней, не решаясь заговорить. По движениям, по жестам, по эмоциям он понимал, что это самостоятельная и независимая девушка и наверняка со сложным характером. Зато как она была красива! В ее красоте чувствовалось нечто такое, что магически действовало на него. Но что такого особенного в ней? Он искал ответ на свой вопрос. А когда она взглянула на него большими цвета моря глазами, взгляд из-под длинных шелковых ресниц, казалось, проник в самую глубину души. В этот самый момент он почувствовал резкую боль в сердце и мурашки волной пробежали по телу. В ее глазах отразилось это «нечто особенное». Глубина глаз завораживала. Энергетическая насыщенность взгляда поражала. Большие голубые глаза выдавали в ней кипучую энергию. Казалось, ее она черпала из недр бурливого океана. «Разве бывают такие пронзительные глаза? Нужно срочно знакомиться, пока она не ушла», – подумал он.

– Разрешите представиться, Иван!

Он встал и по-военному отрекомендовался, приложив привычным жестом руку к виску. Она вздрогнула от неожиданности и уронила сумочку на пол. От досады даже пнула ножку стола и недовольно произнесла что-то непонятное.

– Извините, – улыбнулся он и стал собирать рассыпавшиеся на пол визитки. – Аотя – это ваше имя?

– Да! – удивленно посмотрела на него она. Взгляд словно резал по сердцу.

– Это псевдоним или ваше китайское имя? – смущенно продолжал он, рассматривая на визитке иероглифы.

– И то и другое, – равнодушно ответила она.

– Интересно, если псевдоним, то, значит, вы писательница. Если китайское имя, тогда понятно: русские в Китае часто имеют другое имя. Что в имени твоем, Аотя? – настойчиво допытывался он.

Вдруг она так резко встала из-за стола, что ее стул перевернулся. Он вздрогнул. «Какая импульсивная!» – подумал Иван.

– Нихау, – к ней подошли трое китайцев и поздоровались. Разговаривали они на китайском языке. Он слушал непонятную речь и наблюдал за ней: она нервно теребила свою длинную челку, видно, что-то беспокоило ее.

– Извините, мне надо идти, – сказала ему. – Уже объявили посадку на мой рейс в Пекин. Всего хорошего!

– И вам мягкой посадки! Я могу позвонить? – успел спросить он.

В ответ она лишь кивнула головой и загадочно улыбнулась.

«Черт побери этих китайцев. Не получился разговор. С ней будет сложно, но как интересно. Такая неприступная скала Аотя. Спасибо за улыбку! Думаешь, не знаю номер твоего телефона?» – рассуждал он, сжимая в руках ее визитку.

…

После того как она улетела, пошел сильный дождь, его полет отменили. «С ней и солнце ушло», – думал он. Его не отпускала мысль, что он знал ее давно, как будто она пришла к нему из прошлой жизни.

В гостинице аэропорта долго не ложился спать, слушал монотонный стук капель дождя по стеклу, который заглушал порциями виски. Лежа на кровати в номере, напевал песенку: «Жил отважный капитан. Он объездил много стран. Но влюбился, как простой мальчуган»1.

На душе было скверно, хоть волком вой. Она улетела, и Иван понял: теперь только с ней навсегда, назад дороги нет. Заколдовала! Кажется, что и его самого уже нет, а есть только она. В паутине серых будней, встретив ее, прочитал в больших глазах заклинание, а скорей всего, даже послание к нему, потерял покой. Пришло ощущение, что и она знала о нем задолго до этой встречи. Он полюбил ее с самого первого взгляда, любовь полностью захватила его. Вот так приходит любовь – великая тайна, не основанная на законах рассудка: из ниоткуда, внезапно и, словно торнадо, сметает все на своем пути.

«Море дарит мне бесконечную свободу: там ни берега, ни дна. А когда возвращаюсь на берег, будто какая-то заслонка опускается перед носом. Хлоп – и попал в мышеловку. Не успев встать на якорь, уже скучаю по морю. Так бы и жил, если бы не встретил тебя. Хлоп! Сейчас сам готов угодить в твою сеть, только чтобы была рядом. Вот уже сам с собой разговариваю. Аотя не ответила, хотя прочитала СМС. Какое, интересно, твое настоящее имя: Оля, Аня, Таня или, может, какое-нибудь редкое, заморское? – так думал он, продолжая насвистывать песенку. – Только смелым покоряются моря!»

Иван вспомнил древнюю мудрость, что для моста нужны два берега, левый и правый. И, если желанный берег пока еще кажется далеким и неприступным, все равно мост надо начинать строить.

«…Произвел посадку самолет рейсом Владивосток – Санкт-Петербург. Встречающих просим пройти…» – голос из динамика аэропорта прервал его воспоминания. Иван с нетерпением ждал любимую, хотя они почти каждый день общались по видеосвязи, ему очень не хватало Ани. Тоска по ней была просто невыносимой.

…

– Здравствуй, мое солнышко! – Иван крепко обнял и поцеловал Анну.

– Здравствуй, Ванечка! А ирисы какие красивые! Спасибо!

– Под цвет твоих глаз выбирал!

– Какой очаровательный загар, завидую твоей бронзе.

– Чай, моряка, солнце любит! Меня обжарили балтийские широты. А ты денно и нощно корпишь за столом, вот и бледненькая такая. Ничего, в Питере все поправим, на ближайшие дни синоптики обещают солнечную погоду.

– Знаешь, а в Китае мне говорят обратное. Только белое, незагорелое лицо – главный признак женской красоты, поэтому китаянки так не любят загорать. Они даже на пляже прогуливаются под зонтиками от дождя. Я всегда с улыбкой наблюдаю за хороводом разноцветных зонтиков на морском побережье. Как-то я вернулась с морского отдыха на Хайнане в Шанхай обалденно загорелой, но меня обескуражило, когда знакомые китайцы мне сказали, что я слишком загорела и стала некрасивой. Вот так, а ты говоришь, бледненькая.

– Для меня ты всегда будешь самой красивой на свете! И мне неважно – загорелая ты или нет. Как же я соскучился, Анечка! Едем в гостиницу?

– Едем! Ну, рассказывай, как дела у тебя, что нового на службе? Как корвет остался без капитана?– поинтересовалась Аня по дороге в гостиницу.

– Давай, Анюта, в отпуске забудем про нашу работу. Только мы и Питер.

– Согласна. Принимаю. Тогда про работу ни слова: ни про твою, ни про мою. Ставим замочек.

– Может, сегодня никуда не пойдем? А завтра пораньше встанем и отправимся гулять. У тебя такой долгий перелет был, ты устала.

– Нет, что ты! Исключено! Как можно пропустить первый петербургский вечер?

…

В гостинице, наскоро приняв душ, Аня достала из чемодана длинное белое платье, шляпку с красным пионом, которую когда-то давно купила в шляпном магазинчике на Невском проспекте. Надела янтарные бусы – подарок Ивана. И, взявшись за руки, они отправились гулять на набережную Невы через Сенатскую площадь, благо, гостиница находилась в центре города, напротив Исаакиевского собора. Неожиданно над ними, словно сговорившись, все гирлянды уличных фонарей враз вспыхнули бледно-синим светом.

Каблучки Анны звонко отстукивали по камням веселый марш. И вдруг, словно наяву, в ушах раздался глухой топот сапог, конный цокот и барабанная дробь. Немудрено, ведь не зря говорят, что камни хранят звуки времен. Напряжение повисло в воздухе. Цок-цок! Морозный холодок пробежал по спине. Анна поежилась от холода и прижалась к Ивану. Сенатская площадь исторически связана с восстанием декабристов. Здесь 14 декабря 1825 г. у памятника Петру I выстроились восставшие полки. Воображаемая красная линия, потянувшаяся с Сенатской площади, разветвляясь, покрыла Сибирь поселениями сосланных декабристов. В советское время восстание декабристов назвали трагедией противоречий, а Сенатскую площадь переименовали в площадь Декабристов.

Анне вдруг показалось, что сейчас вот-вот произойдет что-то исключительное, ведь Иван часто рассказывал ей о декабристах и говорил, что в прошлой жизни, наверное, тоже был морским офицером. Декабрист капитан-лейтенант Николай Бестужев стал его кумиром. Это он вывел на площадь Гвардейский морской экипаж, сыгравший важную роль в восстании. О братьях Бестужевых Анна знала не понаслышке. Летом, когда гостила у бабушки и дедушки в Бурятии, она с родителями каждый раз посещала музей декабристов и они приносили полевые цветы к месту их упокоения…

…

Но сегодня на Сенатской площади было необычайно тихо, и только стайки шумных и вечно голодных голубей нарушали городской покой. Вечером на площади обычно нет скопления любопытных туристов и свободных мест в парке достаточно, где можно спокойно посидеть. Чтобы не терять времени даром, ожидая заказ в кафе, они решили зайти в ближайший магазин, где купили горячие пышки, нашли свободную лавочку и устроились перекусить питерским деликатесом. Нужно было перевести дух с дороги и настроиться на энергетику и язык Санкт-Петербурга, для того чтобы город с тобой заговорил. Городской ландшафт богат и насыщен всевозможными символами, негласными сообщениями и знаками, через которые передаются смысловые образы давно минувших лет. Сенатская площадь вызывает у многих ощущение тревоги и беспокойства, но сейчас перед влюбленными открывался романтический город: величественный Исаакиевский собор в мистическом свете с парящими ангелами-хранителями Санкт-Петербурга; памятник Петру, приветливо сверкающий огнями, как светлячками; завораживающий синий свет фонарей тенями оживал на мостовых; темная вода Невы плескалась в отблесках падающих звезд.

Невдалеке сидела группа молодых людей с гитарами, и до влюбленных донеслась знакомая песня из кинофильма «Звезда пленительного счастья»:

Кавалергарда век недолог,

И потому так сладок он.

Труба трубит, откинут полог,

И где-то слышен сабель звон.

Еще рокочет голос струнный,

Но командир уже в седле.

Не обещайте деве юной

Любови вечной на земле2.

– Так символически услышать эту песню на Сенатской площади! Я была в Михайло-Архангельской церкви в Чите, в которой обвенчались Иван Анненков и француженка Полина Гебль. Ты же помнишь этот фрагмент из фильма? Сейчас в бывшей церкви размещается Музей декабристов. В нем много подлинных вещей декабристов, в том числе сохранились часы Николая Бестужева и его акварели с видами Читы и ее окрестностей. Уютный деревянный храм бережно хранит в себе атмосферу прошлых лет.

– Читинский острог, в котором были в заточении декабристы, находился неподалеку от этой церкви, поэтому в ней часто молились они сами и их жены. Там, в маленькой деревушке Чита, декабристы создали своего рода каторжную декабристскую республику.

– Сюда же Александра Муравьева, жена Никиты Михайловича, тайно привезла переданное декабристам послание Пушкина:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье3.

– А Александр Одоевский написал ответ, в котором есть знаменитые строки: «Наш скорбный труд не пропадет, из искры возгорится пламя».

– Жизнь и деятельность декабристов в Чите, конечно, во многом способствовали развитию сибирского края. Чита своими прямыми улицами даже похожа на Санкт-Петербург. Вот в Питере я в пятый раз, и каждый раз воспринимаю его по-новому. Мне кажется, что город в мое отсутствие меняется, становится все притягательней. Пока мы ехали с тобой из аэропорта, я уже ощущала его жизнерадостный пульс. Для меня Питер – это город созидательных и творческих людей. Полководцы, писатели, поэты, художники, архитекторы, композиторы, музыканты, певцы, актеры жили и творили здесь, формируя неповторимую ауру Петербурга. Ни с одним городом России не связано столько великих имен, да и в мире такие города наперечет. Ты никогда не задумывался, почему в одном городе такое собрание гениев и талантов?

– Нет! Но он был центром огромной Российской империи, а сейчас – культурная столица России.

– Это город с особым духом творчества. Город, в котором рождается и живет вдохновение.

Возникший на болотистых берегах невской дельты город, ставший столицей огромного государства, быстро рос и развивался. Каждая эпоха наделяла его образ своими, особенными чертами, запечатленными не только в облике зданий, улиц и площадей, но и в творениях писателей и поэтов, музыкантов и художников, чья жизнь протекала на невских берегах. Петербург был центром науки и культуры. Петр I основал Академию наук. Была создана Академия художеств. Здесь появились первые в стране музеи. На театральных подмостках блистали своим мастерством прославленные актеры и певцы.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла…4

– Да, «Адмиралтейской иглой» называют сейчас один из главных символов города – золоченый шпиль с парусным корабликом-флюгером на башне Адмиралтейства. Вон, посмотри, его прекрасно видно отсюда. Почти сразу после основания новой столицы по указу Петра I было возведено первое здание Адмиралтейства, задуманное как верфь и крепость.

– Мы находимся с тобой в сердце Питера. Замри! Тут-тук-тук! И даже слышим, как оно бьется. Установленный в самом центре города памятник Петру I, словно языческое святилище, является главным центром притяжения всех приезжающих в Санкт-Петербург, и мы с тобой не исключение.

– Не мудрено, ведь постаменту приписывают свойство приносить богатство. Гром-камень под копытами Медного всадника вторгается в планиметрию города как магма, как извержение вулкана.

– В первый день приезда я постоянно признаюсь городу в любви и всегда загадываю желание. И не возвращаюсь в Питер до тех пор, пока оно не сбудется.

– Значит, предыдущее твое желание сбылось? Интересно, что ты загадала, Аннушка? – спросил Ваня.

– Пока секрет. У меня в Питере есть лев, любимый лёвушка, который исполняет все мои желания. Скоро я ему снова носик поглажу и желание на ушко прошепчу.

– А у твоего лёвушки случайно не гранитный камешек в груди? И где же он живет?

– Не торопи события, скоро тебе его покажу.

– Но львов здесь так много, а какой твой? В Питере живет мой друг, вместе учились. Если получится, скоро представлю тебе настоящего Льва.

– Львы бывают разные.

– Вот где бы мне найти такую львицу, чтобы желания исполняла? Ох, и разошелся бы я тогда.

…

Пока Иван с Анной взволнованно общались, к ним подошла молодая пара китайцев. Они поздоровались и, трудно выговаривая, подбирая правильные русские слова, поинтересовались: «Не подскажете ли вы нам, где тут рядом находится памятник ученому верблюду?»

– Какому такому верблюду? Нет такого памятника. Ученые верблюды на той стороне Невы в зоопарке живут, – Иван задумался, и ему показалось, что это какой-то прикол. – Тут нет рядом верблюдов, вон только конь с императором, – махнул он рукой в сторону памятника Петру I.

Анна вдруг заговорила с ними на китайском, чем удивила их вначале, но они быстро среагировали и продолжили общаться на родном языке. На прощание китайцы заулыбались и, поблагодарив их, ушли.

– Ваня, они интересовались памятником Пржевальскому.

– Нет, они спросили про ученого верблюда.

– Они спрашивали про памятник ученому и верблюду, но фамилия Пржевальский для них сложно выговариваемая. Вот так и получилось смешно, – Анна с Иваном громко засмеялись и долго не могли остановиться.

– Я тоже хочу к ученому и верблюду. Ведь они мои главные герои Великого чайного пути.

Памятник находился недалеко от них, в Александровском саду, и представлял собой бронзовый бюст Николая Михайловича Пржевальского, установленный на гранитном постаменте в виде скалы. На нем был мундир офицера Генерального штаба с эполетами генерал-майора. «Пржевальскому – первому исследователю природы Центральной Азии», – Иван прочитал надпись на постаменте и отдал по-военному честь генерал-майору. У подножия мраморной скалы находится бронзовая фигура его вечного спутника – двугорбого верблюда.

– Посмотри, а какой колоритный верблюд: морда блестит, горбы до блеска натерли туристы – любители селфи.

– Ты прав, тут даже иногда очередь выстраивается, чтобы посидеть на верблюде и сделать фото. Я тоже делала селфи, но получилось так себе, весь памятник не взять в кадр.

– Давай, пока нет людей, я буду тебя фотографировать, сколько захочешь.

– Пржевальский впервые описал в своих трудах диких верблюда и лошадь (впоследствии названную в его честь). А верблюд у постамента полностью снаряжен для дальнего странствия, ведь без него не могла бы состояться ни одна экспедиция в Центральную Азию.

– Я не раз проходил мимо памятника, но никогда не задумывался о роли верблюда рядом с ученым.

– Рядом находится Русское географическое общество, почетным членом которого был Пржевальский, и проживал он тут недалеко, в Столярном переулке, а значит, и гулял в этих местах, где сейчас установлен ему памятник.

– Логично. Многозначительный памятник поставили путешественнику. Как выразителен его взгляд, устремленный на восток. Ты ведь тоже член отделения географического общества?

– Да. Я принимала даже участие в конференции на родине ученого в Смоленской области, там установлен похожий памятник, но без верблюда. Живописное озеро Сапшо, которое находится на территории имения, Пржевальский называл Байкал в миниатюре, сюда приглашал друзей, спутников по экспедициям и неизменно говорил, что лучшего, чем Слобода (ныне Пржевальское), места нет. Там он жил и работал в перерывах между экспедициями, писал отчеты, книги о путешествиях в Центральную Азию, разрабатывал новые маршруты. Мне посчастливилось частично пройти по следам Пржевальского на разных участках Великого чайного пути.

– Очень интересно рассказываешь! Я готов стать твоим вечным слушателем.

– Не только слушателем! Придет время, и я покажу тебе город Кяхту, где жил и готовился к экспедиции Пржевальский. Там сохранился дом купца-мецената Алексея Михайловича Лушникова (друг декабристов Бестужевых), где останавливался Николай Михайлович. Легендарный дом стоит еще, но разрушается, и никому нет дела до него. Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем!

– У меня тоже есть притягательный памятник. Он стоит на берегу Невы, напротив Морского кадетского корпуса.

– И это, конечно, памятник Ивану Федоровичу Крузенштерну? А напротив памятника твой военно-морской институт. Мы сейчас туда идем?

– Сегодня уже поздно. Просто, если речь зашла о памятниках, вспомнил о Крузенштерне, ведь с ним связано много историй и традиций: от похищения и возвращения кортика, до традиции одевать мореплавателя в тельняшку.

– Адмирала в тельняшку? Ха-ха! Да кто ж смог надеть ее на трехметровый памятник?

– Это происходит раз в год, накануне выпуска курсантов военно-морского института. Для этого шьется огромная тельняшка, и перед рассветом смельчаки надевают ее на плечи мореплавателю.

– Зачем? – удивилась Анна.

– Это дань уважения прославленному адмиралу, который учился и затем руководил морским корпусом, и своего рода пожелание самим себе удачи в морской жизни.

– Здоровская традиция! Может, все-таки сходим, ведь тут не так далеко, осталось только Благовещенский мост перейти.

– У нас сегодня на вечер другие планы. Мы все не успеем посмотреть. И я бы хотел показать тебе не только памятник адмиралу, но и свою альма-матер. Давай в другой раз, Анюта, мимоходом не хочется, – с сожалением сказал Иван. – Пойдем уже, прогуляемся по набережной Невы. Хочу показать тебе знаменитые мосты. Будем гулять, пока ноги не устанут, потом прокатимся на теплоходе и разведем мосты. Хорошо?

– Хорошо, командуй, капитан! Но можно я в твою программу иногда буду вносить маленькие дополнения? Ох, как же нам повезло приехать в период белых ночей. Ваня, посмотри, какие в небе яркие звезды. На Млечном пути есть и моя планета, – загадочно посмотрев на небо, улыбнулась Анна.

– Это ты моя планета Аотя! А я твой вечный спутник!

– Посмотри, а звезды в небе очень похожи на танцующих бабочек!

Иван мечтательно посмотрел вверх: «Да, небо и море – это два символа бесконечности».

Белые ночи – один из важных символов Санкт-Петербурга. Они напоминают рождение перламутровой бабочки – великолепное мимолетное явление. Оказаться в это время в Питере просто счастье. Вся ночь состоит из сумерек, от заката до рассвета. Город похож на волшебную сказку, где можно летать от счастья.

…

Иван с Анной отправились по набережной к Дворцовому мосту, чтобы перейти на противоположный берег Невы к Стрелке Васильевского острова.

– Я вернулся в мой город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухлых желез, – запел Иван.

– Ты вернулся сюда, так глотай же скорей рыбий жир ленинградских речных фонарей5. Давай петь вместе! Школьницей, когда мне было лет пятнадцать, я впервые с родителями и братом приехала в Санкт-Петербург. Отец закончил военное училище в Ленинграде, хорошо знал город и показывал нам свои любимые места. И вот тогда мы так же вечером шли через Дворцовый мост, и я непроизвольно громко запела песню:

Дремлет притихший северный город,

Низкое небо над головой.

Что тебе снится, крейсер Аврора,

В час, когда утро встает над Невой?6

– Мне тоже нравится эта песня, но я больше люблю другую:

Споемте, друзья, ведь завтра в поход

Уйдем в предрассветный туман.

Споем веселей, пусть нам подпоет

Седой боевой капитан.

Прощай, любимый город!

Уходим завтра в море.

И ранней порой

Мелькнет за кормой

Знакомый платок голубой!7

– О, это застольная песня отца. Привет ему из города его юности, – помахав рукой вдаль, как будто ее могли заметить на том далеком берегу. – Ты же знаешь, что я родилась в Благовещенске. Окна роддома выходили на Амур. А за Амуром, на другом берегу, в таинственной дымке маячил такой близкий и далекий Китай. Родители тогда и предположить не могли, какую роль в моей жизни сыграет та туманная страна. Когда я была малышкой, отца перевели на новое место службы. В Благовещенск я вернулась уже в зрелом возрасте, приехала на научную конференцию. Но тогда я уже жила в Китае по ту сторону реки и пересекала Амур на пароме. Амур стал для меня объектом научного исследования. Кстати, китайское название реки – Хэйлунцзян.