Дары

Дарья Маис

Дары

Глава 1

Кровные узы

Сталь неприятно разводила ребра. Словно щепа, неаккуратно загнанная под ноготь. Только гораздо, гораздо больше. Она нетвердо стояла в тканях и, кажется, царапала кости изнутри. Изнутри.

Черт.

Лицо напротив исказилось. Ужас, шок. Неверие. Словно не он это сделал.

Интересно, какое лицо сейчас у неё?

Испуганно? Или такое же недоверчивое? Может сердитое?

С ножом в теле сложно было понять, какие испытываешь эмоции.

Человек шагнул назад. Вместе с ним сталь покинула рану, вырывая изо рта болезненный стон. Пальцы потянулись к пульсирующему прогалу в плоти, закрыли его. Человек развернулся спиной и побежал. Пространство за ним и вокруг него стало уменьшаться, темнеть. Словно кто-то использовал фильтр виньетки на зрении.

Голова упала на грудь.

Василиса, увидев узкую полоску стали, прикрыла глаза. Блеск и холод ослепляли.

Кажется, я падаю.

Она распахнула глаза. Василисе, почему-то казалось, что она должна увидеть свет или, наоборот, непроглядную черноту, но нет. На фоне белых потолочных панелей зависло лицо. Круглое и полноватое, оно выглядело обеспокоенным.

– Очнулись? Как вы? – Спросила медсестра.

Глаза неумолимо закрывались, веки казались слишком тяжелыми, а пространство вокруг слишком светлым. Отойти обратно в сон не дали. Пальцы цепко взялись за плечо и растрясли.

– Василиса Евгеньевна, вы уже должны отойти от наркоза. – Доброе медсестринское лицо, словно из рекламы деревенского молока, стало строгим. – Не спать. Поговорите со мной.

Поговорить? О чем?

Тело казалось мягким и тяжелым, словно набитым ватой. И голова была его частью. Гоняла внутри мысли без содержания. Тянуло в боку. Василиса накрыла место ранения ладонью.

– Что случилось? – Собственный голос был вялым и слабым, язык с трудом ворочался во рту. – Я помню, как меня пытались ограбить.

Медсестра присела в ногах. Кровать мягко подалась под её весом. Красноватые руки поправили одеяло, и только сейчас Василиса поняла, что её конечности казались ледяными.

– Бдительные граждане вас нашли и вызвали скорую. – Пояснила медсестра. – Вас прооперировали. Теперь всё будет хорошо.

Осознание накрыло волной жара по спине. Вчера её… Или не вчера? Сколько её оперировали?.. Не так важно. Важнее то, что её пырнули ножом. По дороге домой. Словно сейчас те самые бандитские времена, которые, вроде как закончились двадцать лет назад. Девушка нахмурилась, растёрла лицо руками. Не думала она однажды оказаться «той самой» девочкой, которая шла домой поздно ночью.

Медсестра по-своему истолковала Василисины действия.

– Не волнуйтесь вы, Василиса Викторовна! Никакие важные органы не задеты, нож прошёл очень удачно, между ребрами. Только крови потеряли вы прилично, полежите у нас на переливаниях недельку и…

Василиса опустила глаза. Уткнулась глазами в собственные руки. Зрение плыло, видимо, от наркоза. Девушка приподняла край одеяла, но пижамная рубашка из мягкой фланели была достаточно длинной, чтобы скрывать ранение.

– Спасибо вам. – Ответить девушка, не решаясь под взволнованным взглядом медсестры задирать рубашку и рассматривать повязку.

Женщина ободряюще улыбнулась:

– Ну-ну, не волнуйтесь. Нападавшего уже ищут, мы же сразу в полицию звоним. Наверняка како-то наркоман, всех их пересажать надо! – Медсестра воинственно улыбнулась, словно сама собиралась отправиться на поиски нападавшего, – недельку отлежитесь, мы вам анемию купируем и поедете себе домой.

Василиса несмело улыбнулась, чувствуя накатывающую волну сонливости.

– Так, спать пока нельзя, Василиса Викторовна. – Одёрнула медсестра. – Я пока с вами посижу.

Через три дня к ней уже стали пускать посетителей. Первыми были полицейские. Взяли с Василисы короткие показания. Рассказывать было нечего. Человек в капюшоне, напал, прижал к стене, стал требовать «вывернуть карманы». Девушка попыталась сопротивляться, и он её пырнул. Лица не рассмотрела. Единственное, что успела заметить – странную форму ножа. Он был не похож на кухонный, скорее на тот, которым открывают конверты барышни в костюмированных мыльных операх.

После полиции, в палату ворвался вихрь цветов. Лика. Лучшая подруга и лучший педиатр в городе. Она была одета в цветастую легкую юбку, бирюзовую блузу и халат, накинутый на плечи. Буйные светлые кудри прижимал ободок, расшитый бисером, а на руках, шее и в ушах позвякивали совершенно разнообразные украшения. Василиса этого не говорила, но придерживалась мнения, что Лика одевается как индийская богачка, потому что устаёт от больничного строгого белого.

– Васька! – Уже усевшись на стул рядом с постелью и распихивая по тумбочке сладости, вопрошала Лика. – Ты как умудрилась?

Девушке оставалось только пожимать плечами и рассказывать тоже, что и полиции. Больше сведений у неё не было. Единственное, о чем она умолчала – о странном ноже. Зная Лику, она бы развернула целую теорию о пришельцах-иллюминатах, которые хотели взять образец её крови для призыва демонов.

– Давно вернулась? – Спросила Ильяна, закончив свой рассказ.

– Два дня назад. – Улыбнулась девушка и, судя по взгляду, погрузилась в ещё свежие воспоминания об отпуске. – Знаешь, в Тибете совершенно особенная атмосфера. Воздух очень чистый, у меня дня три кружилась голова от него! А горы…

Они проговорили ещё с полчаса, пока не пришла медсестра и не принялась разгонять «шалман». Лика быстро собралась, спрятала под подушкой подруги большую шоколадку и, перед самым выходом, спросила:

– Знаешь, что интересно? – Василиса её лица не видела, но голос стал гораздо серьёзнее.

– Что?

– Кто оплатил эту палату?

Василиса нахмурилась:

– В каком смысле?

Лика развернулась к ней, с полными удивления глазами. Красноречиво обвела временное пристанище подруги взглядом. Та проследовала за ней.

А ведь правда. Вместо обшарпанных стен, пополам в краске, пополам в побелке, хорошие чистенькие обои. Вместо ещё шести кроватей – одна собственная. Вместо тумбочек с тараканами, хорошая светлая мебель и даже платяной шкаф с зеркалом в полный рост. Черт побери, у Васи даже санузел отдельный! С душем!

– А разве не вся реанимация так выглядит? – С сомнением спросила девушка.

Лика покачала головой.

– А в какой я больнице вообще? – Василисе хотелось дать себе по лицу. Она тут уже три дня, а до сих пор не в курсе, где находится.

Но в дверной проём просунулось сердитое лицо медсестры:

– Я ж вас разогнала уже! В областной вы больнице, Василиса Викторовна! И останетесь здесь надолго, если будете нарушать режим. – Взгляд из-под тонких дугообразных бровей обратился к Лике. – А ну кыш отсюда!

Вопрос палаты не на шутку взволновал Василису. Даже сильнее, чем нападение. Её мог бы оплатить отец, но он сейчас на крайнем севере, на вахте. Папа работал инженером на нефтяных вышках, так что в финансах они себя не слишком стесняли. И тем не менее, связи у него нет. Значит не он. Но больше было некому. Мама умерла, когда Василисе было три, а родственников с её стороны она не знала. Папа и вовсе был из детского дома, а значит на помощь бабушек-дедушек, даже если они живы, рассчитывать не приходилось.

В худшем случае, врачи надеются содрать с неё денег при выписке. Пусть этот вариант и казался зыбким, словно песок, но пока он был единственным.

И, тем не менее, в отдельной палате было хорошо. Хирург – высокий сухой мужчина за пятьдесят с черным чувством юмора – разрешил девушке прогуливаться вне палаты и помыться. Под наблюдением медсестры, но всё же. Рана практически не болела, начинала чесаться и самым мучительным было делать перевязки и лежать под капельницей при переливании. Всё та же полненькая медсестра, словно личный надзиратель, постоянно причитала по поводу Василисиной анемии, но девушка чувствовала себя нормально. На сколько это было возможно после вооруженного нападения.

До выписки оставался один день, когда в палату вошли. Василиса привстала, ожидая очередного осмотра, но быстро передумала, заметив в дверном проёме троих неизвестных. Двое женщин и один мужчина.

На незнакомцах не было больничных халатов, обязательных для посетителей. Да и одеты они были весьма… непривычно. На мужчине красовалась накрахмаленная рубашка и клетчатый костюм, словно у современного денди откуда-то из английского графства. За ним шла женщина в узком шерстяном платье до лодыжек и кожаном тренче, замыкала процессию старушка. Её одежда интересовала Василису гораздо меньше, чем её же маленькая шляпка, как из двадцатых годов прошлого века.

У всех, даже у старушки, были черные, аж до синевы, волосы.

Прямо как у меня.

Их со старушкой взгляды встретились. В выцветших, желтовато-карих глаза встали слёзы.

– Она, – пролепетала гостья и начала оседать.

Василиса рванулась с постели инстинктивно, зашипела, когда в боку кольнуло. Мужчина, пришедший вместе со старушкой, уже подхватывал свою спутницу под руки.

– Мама, я же говорил тебе не ехать сюда. – Голос его оказался строгим и низким, словно из жестяной трубы. Он подхватил стул для посетителей и усадил старушку.

– Она! Вылитая! Совсем как Есечка. Ты посмотри, и глаза, и волосы… – Старушка, кажется, была близка к истерике.

Василиса тоже. Её рациональная часть понимала, что происходит. Проблема в том, что мозг отказывался осознавать. Он просто не складывал феноменальное сходство Василисы и троицы в явный, видимый факт. Девушка посмотрела на ту, кто до сих пор молчал. Женщина чуть дальше, чем за сорок. Длинный нос, глубокие, словно два колодца, глаза, непослушные черные волосы. Она была похожа на сказочную птицу.

Она была похожа на маму с её последних фото.

– Вы, – Василиса откашлялась, сама не понимая от чего её голос звучит так глухо, – вы оплатили палату?

Все замерли. Даже старушка перестала всхлипывать. И вдруг мужчина рассмеялся, громко, раскатисто. Ему вторила улыбка женщины и затихающие всхлипы старушки.

– Меня зовут Марта, – слово взяла та, кто больше всех походила на маму, – это мой брат Виттор и наша мать, Агата.

Старушка вдруг потянулась к Василисе, осторожно взяла её ладонь. Её руки оказались тёплыми и сухими, шершавыми и полными сил.

– Я твоя бабушка, Василиса.