Дом, где живет лето

– Наверное, так случается… – говорит Полин. Не сказав «в конце». Едва удержавшись. – В смысле, со всяким, – говорит она вместо этого. – Вот, я: никогда не знаю, какой сейчас день недели. – Это неправда. Полин всегда знает, какой сейчас день недели и сколько сейчас времени. Мартин недавно спрашивал, передан ли его иск в суд. Вот уж кто потерялся во времени.

– Думаю, уже недолго, – говорит Мэрилин в полусне.

Из ее руки выходит трубка и тянется ей за спину, но Полин не видит, куда именно. Другая трубка идет к маленькой черной кнопке на боковой панели кровати. Время от времени Мэрилин нажимает на кнопку и после вздыхает.

– От боли, – шепчет Мэрилин, когда понимает, что Полин наблюдает за ней.

Было время – ох, начало старшей школы или, может, класс седьмой-восьмой, – когда Полин смотрела на Мэрилин снизу вверх, и с таким пылом, что едва не обжигала. Мэрилин забирала Полин из школы на отцовском пикапе, и они ехали в Рокленд или Кэмден. Радио вопит, окна опущены, ветер обдувает их молодую кожу и треплет волосы. Лихачество, как это тогда называлось. Вояж.

– Очень больно? – спрашивает Полин Мэрилин.

– Иногда.

– Мне так жаль.

Взять Мэрилин за руку? Нет, это чужая рука, маленькая и сморщенная, Полин ее боится. Помолчав, Полин задает вопрос, который действительно хочет задать:

– Тебе страшно?

– Иногда, – отвечает Мэрилин. Это вырывается у нее как бы само собой. – Иногда, когда просыпаюсь по ночам, понимаешь? Иногда меня охватывает… ну, ужас. Я бы так сказала. Черный ужас, сжимающий сердце, будто в кулаке.

Она складывает маленькие, незнакомые ручки перед собой и выжидающе смотрит на Полин. На миг она становится прежней Мэрилин, в рубашке с коротким рукавом, заправленной в широченные джинсы, с ключами от пикапа в руке. Погнали, говорила она тогда. Погнали, Полли, посмотрим, что в мире творится.

– А как тебе у Фицджеральдов? – спрашивает она.

– Неплохо в целом, – говорит Полин, не в силах перестать думать об ужасе, сжимающем сердце сестры. – Очень неплохо, чего уж там. Платят хорошо, график удобный. Все так же обожают мою еду, сколько лет прошло! Правда, приехала Луиза с детьми, они на все лето, работы прибавилось – мама дорогая. Никогда не видела, чтобы люди так быстро умудрялись разводить бардак.

– Долго же ты у них работаешь.

– Да, долго. Готовлю еду. Храню секреты.

Полин ждет – может, Мэрилин попросить рассказать, и Полин расскажет.

Но Мэрилин спит. Полин сидит возле нее еще несколько минут – достаточно, чтобы увидеть, как в маленькой гостиной изменился свет: солнце почти подобралось к зениту. Время к полудню.

В конце концов Полин поднимается. Эдди попрощается с Мэрилин за нее. Но стоит только ей встать, как Мэрилин просыпается и глядит на Полин все теми же маленькими серыми глазами. Погнали, Полли, посмотрим, что в мире творится.

– Мне пора идти, милая, – говорит Полин. – Билли скоро придет. На мне еще ужин, и дома дел от пола до потолка.

– Ох, Полли, – вздыхает Мэрилин. – Я так рада, что ты здесь. Ты же придешь еще?

– Ну конечно. Каждую среду, в мой выходной. Эдди может позвонить мне, если надо, приду раньше. Фицджеральды и сами справятся, если я буду нужнее здесь. Договорились? Не стесняйся ему сказать. В любое время. Хотя не надо, я сама скажу, когда пойду.

– Тогда до встречи, – говорит Мэрилин. – Увидимся!

– Увидимся, – повторяет Полин.

Долгое мгновение она медлит, сама не понимая зачем, потом наклоняется и касается губами сухого, облезшего лба Мэрилин, обожаемой двоюродной сестры, родной незнакомки.

Как счастлива Полин выбраться на свежий воздух, к машине! Какой живой она себя чувствует по сравнению с Мэрилин, несмотря на ноющие к концу дня суставы и обвисшую на локтях кожу. Какой живой. Уже неподалеку от дома на пассажирском сиденье звонит телефон. Полин вздрагивает. Она почти никогда не пользуется мобильным телефоном. Ограниченный тариф, только Энни Фицджеральд и ее домочадцы знают номер.

– Алло? – Она всегда отвечает по мобильнику осторожно, словно он взорвется, если сказать что-то не то.

– Привет, мам.

– Николь?

– Единственная и неповторимая. – В голосе дочери слышен смех.

– Вот так так! – отвечает Полин.

– Как жизнь? Как там вы с папой? Как мальчики? – Это о братьях. Клифф старше Николь на два года, а Уилл младше на два, у обоих собственные лодки, у Клиффа в Совьем Клюве, у Уилла недалеко от Саут-Томастона.

– Ничего, – говорит Полин. – Потихоньку. Страшно заняты оба. А я тут заходила к Мэрилин.

– Мэрилин! Как она?

– Не очень. Не хочу об этом. Слишком тяжело вдаваться в подробности. – Полин вспоминает руки сестры.

– Ой, вот я дура, – говорит Николь. – Дура дурой. Прости, пожалуйста, мам.

– Ну, ты не знала.

– Не знала, но могла бы…

– Как там в Нэшвилле? – перебивает Полин, почувствовав, что на глазах вот-вот закипят слезы.

– Да нормально. Ну-ка… Да, а я увижу Криса Степлтона на следующей неделе в «Раймане»!

– М-м, здорово.

– Ты знаешь Криса Степлтона?

– Нет, – признается Полин.

– Ха! Вот бы не подумала. Тебе надо его послушать. Он шикарный. Просто шикарный. Я скину тебе пару клипов.

Полин не знает, что такое «скинуть пару клипов».

– Ты за этим звонила, Николь? Рассказать об этом человеке, Крисе Степлтоне?

– Нет! Нет, конечно. Я звонила… Ну, просто сказать «привет».

Ага, свежо предание. Полин ждет. Ждет еще.

– На самом деле… (Вот оно, думает Полин.) На самом деле у нас с Ричардом сейчас сложный период. Мне нужно время, чтобы разобраться. Мы… не живем вместе. Пока. – Остальное Николь договаривает торопливо, слова налетают друг на друга: – Я подумала, может, ты бы взяла Хейзел ненадолго? Я бы немного остудила голову. А она бы выбралась из этой… чего уж там, токсичной среды.

– Токсичной среды? – Что это, интересно, значит?

– Ты не против?

Что тут скажешь? «Ты не против? А солнце встанет завтра на востоке?» Полин знает ответы на оба эти вопроса, но почему-то ждет, чтобы Николь и сама пораскинула мозгами.

Ричард – третий муж Николь. Третий! Первый – отец Хейзел, Коул. Певец. «Певец и автор песен», – всегда поправляла Николь, если случайно скажешь просто «певец». Хотя какая уже разница; они разошлись, когда Хейзел было три года. Коул теперь пишет песни о ком-то другом.

– Возвращайся домой, – просила тогда Полин. – Будешь жить со мной и с отцом. И братья будут рядом.

Нет, говорила Николь, она не создана для тихого штата Мэн, она создана для чего-то большего и лучшего и для зим потеплее. После Коула был Гэри, концертный менеджер. Полин казалось, что в Нэшвилле, в кого ни плюнь, обязательно попадешь в концертного менеджера. Их брак продлился восемнадцать месяцев. Затем период одиночества в несколько лет и прямиком к Ричарду. Ричард продюсер, зарабатывает большие деньги. Они живут в особняке – Полин видела фото, а послушать Николь, так это, оказывается, обычный дом. «Такой уровень в Нэшвилле», – думает Полин. Она не понимает рвения Николь снова и снова выходить замуж, эту неспособность оставить все как есть. Полин бесконечно любит своего Билли, а менять мужей для нее так же глупо, как переодеваться в вечернее платье, чтобы сварить кукурузу. Один – и хватит. Одного вполне достаточно.

– Дай мне подумать маленько. Хорошо, Николь. На сколько она приедет?

– Не знаю… На пару недель? На месяц?

– Месяц! – сварливо говорит Полин, а у самой все сжимается от радости, как у девочки, которая идет на день рождения. Внучка! Приедет внучка! На целый месяц!

– В смысле, не целый месяц, конечно. Например, три недели, три с половиной?

– Она сможет одна долететь в Портленд, как думаешь?

– Ей тринадцать. Конечно, сможет. А папа подберет ее там, да? Ему не сложно будет съездить за ней в Портленд? Если она, скажем, прилетит вечером, и он не пропустит выборку сетей. А обратно я за ней прилечу.

– А сюда-то когда?

– Я думала… Если послезавтра?

– Послезавтра?

Так скоро!

– На самом деле я уже купила билет. Конечно, следовало сначала спросить тебя. Извини. Я просто… просто не знала, что делать. Мне нужно время подумать, мама, вот и все. Немного воздуха.

– Наверное, дорого? – спрашивает Полин. – Бронировать вот так, в последнюю минуту?

– Ой, да какая разница. – Смех Николь – звон, китайские колокольчики, верхняя нота ксилофона. – Поверь, сколько стоит билет, оплаченный с кредитки Ричарда, волнует меня меньше всего. Вот вообще всего. Ха! После того, что он… а, неважно.

– Дай мне время, хорошо? Надо все обдумать.

– Конечно. Я на связи.

– Ну все, вешаю трубку.

– Пока, мам.

Девяносто секунд спустя Полин перезванивает Николь:

– Все обдумала. Мы будем рады видеть Хейзел!

– О, мама, спасибо! Спасибо!

– Только я работаю все лето. И папа тоже.

– Знаю. Хотела бы я, чтобы вы столько не работали – вы оба.

– Мало для этого хотенья, – говорит Полин.

Полин понимает, что Николь была в шаге от того, чтобы предложить ей продюсерские деньги – и воплотить свое желание в жизнь. Но нет, Полин бы их не взяла.

– А меня и так все устраивает. Ты же знаешь, я – ломовая лошадь. Мы еще поработаем! Я это к тому, что Хейзел часто будет сама по себе. У меня выходной только в среду и в конце недели, так что смотри. Про папины выходные сама знаешь. Как она, найдет, чем себя занять?

– Она всегда находит, чем себя занять, – уверяет Николь. – С этим проблем нет. Она и сама хочет чего-то новенького. А у нас летом жуть как жарко. Может, папа возьмет ее с собой на лодке разок-другой.

– Что, за омарами?

– Ну да. Да-да. За омарами. А почему нет? Ей понравится. Она худенькая, но сильная, с сетью справится. Я такая же была, справлялась.

Николь перестала выходить в море тем летом, когда ей исполнилось четырнадцать. Ей вдруг опротивели запах наживки, и удары волн, и ранний подъем.

– Правда, почему нет? – подхватывает Полин. – Ну, все может быть. Напиши мне, когда ее самолет, хорошо?

– Конечно. Как только договорим. Пришлю сообщением.

– Хорошо, жду. – Сообщения! Полин не любит сообщения. Никогда не поймешь, как убрать их потом с экрана. – Ну, пока, солнышко.

– Пока, мам. Спасибо тебе.

– Ага.

Иногда кажется, что ни на кого в жизни Полин так не сердилась – и никого в жизни так не любила.

13. Луиза

Луиза любит музей Фарнсворта в Рокленде и пытается выдавить из себя радость в ответ на предложение Энни сходить туда всем вместе, но получается туго. Куда девался прежний душевный подъем? Надо думать: лето, лето, лето и семья, семья, семья, а получается только: книга, книга, книга. Июнь почти пролетел; несмотря на все обещания, время так же неуловимо, как кусок мыла в пенной ванне; написаны одиннадцать с половиной страниц – а должно быть шестьдесят восемь. Надо бы поднажать в июле. Луиза соглашается на музей главным образом из чувства вины – чтобы не обидеть маму и чтобы не обидеть Эбигейл с ее необыкновенным для современного ребенка пристрастием к музеям. Надо не остудить пыл Эбигейл собственным равнодушием. К тому же после музея их ждут сэндвичи в «Пекарне Атлантики», а Луиза обожает тамошние сэндвичи.

Пока Энни достает свой членский билет, Эбигейл уже куда-то делась.

– Девочку потеряли? – спрашивает охранник. – Наверху. – Он кивает на галерею Хэндлока.

Поднявшись по лестнице из вестибюля, они находят Эбигейл перед картиной Эндрю Уайета под названием «Ее комната» – в комнате на картине стоит деревянный стол, а на нем, почти посередине, лежит морская раковина. Прозрачно-розоватые шторы на двух окнах убраны по сторонам. Дверь распахнута, на ней наискось лежат штрихи света.

– Просто комната, да? – серьезно говорит Эбигейл, не оборачиваясь на подошедших к ней мать и бабушку. – Но вы посмотрите на эти ракушки на подоконнике. Как они лежат, от большей к меньшей. Мне нравится.

Руки у нее сложены за спиной, и Эбигейл оглядывает мир, как маленький профессор.

Луиза, которая и не заметила ракушек на подоконнике, наклоняется ближе.

– Ну, Эбигейл, у тебя глаз-алмаз. – Она проводит рукой по волосам Эбигейл, которые сама сегодня утром заплела в две французские косички. Волосы густые и непослушные, совсем как у Луизы, но в косах они смотрятся опрятно и старомодно, как Луиза и любит. У Клэр волосы, наоборот, прямые и тонкие, лежат шапочкой, а у Мэтти – у Мэтти волосы мальчишеские, каждые полтора месяца приходится подстригать их у бруклинского парикмахера. Глаза у детей тоже разные: у Эбигейл сапфирово-синие с темным ободком, как у Луизы и Мартина, у Мэтти карие, как у Стивена, а у Клэр то серые, то зеленоватые – в зависимости от того, что на ней надето. Маклины – сами себе решетка Пеннета.

– Интересно, чья это была комната? – спрашивает Эбигейл.

– Можно узнать тут, на дисплее все есть, – говорит Энни. – От первых набросков и так далее. Увидеть разные версии, когда художник был в поисках. Гляди! Вот. – Энни легонько разворачивает Эбигейл за плечи. – Можно обо всем прочитать.

– Мне, наверное, не хочется читать, – отвечает Эбигейл, поворачиваясь обратно к картине. – Мне не хочется знать наверняка. Лучше додумать самой.

Они оставляют Эбигейл у картины.

– Совсем как ты в детстве, – говорит Энни Луизе.

– Да ну? Разве я была такой мечтательницей?

– Была, – отвечает Энни, – ох как была. Все говорила с куклами, придумывала им какую-то свою жизнь, обстоятельства. Иногда у них были ссоры – приходилось улаживать. Это у тебя от отца, скорее всего. Стремление к порядку перед лицом разногласий. Я была уверена, что ты пойдешь на юридический.

– Надо же, а я не помню.

– Мне казалось, это проклятие единственного ребенка в семье, когда почти все время играешь один. Но у Эбигейл есть брат, сестра, а она все равно витает в облаках. Как знать? Может, она займется творчеством.

– Ну уж нет, – холодно говорит Эбигейл, появляясь прямо за ними, – я скорее хочу заняться ветеринарией.

Пока Эбигейл не проявляла хоть какого-нибудь интереса к естественным наукам, хотя ее преданность собакам проверена годами и не подлежит сомнениям.

– Ты могла бы стать пианисткой, – замечает Луиза. – У тебя здорово получается, только надо заниматься получше.

То, как дружат длинные, уверенные пальцы Эбигейл с клавишами, чудо, настоящее чудо – в их семье никто не играл на музыкальных инструментах. Эбигейл не любит упражнения, а учитель говорит, что она могла бы достигнуть гораздо большего, если бы не ленилась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Creedence Clearwater Revival – американская рок-группа, известность ей принесла психоделическая версия хита 1950-х «Сюзи Кью».