Нормы годности

Михаил Колесников

Нормы годности

Глава 1

Глава 1

Семьсот дней

25 лет – много ли это для начала взрослой жизни? Или всё же мало, чтобы по-настоящему её понять?

В 25 ты уже чувствуешь себя взрослым: возможно, у тебя есть дети, работа, жена, квартира, машина. И, возможно, ты больше никому ничего не должен. Никому – кроме Родины.

Вот так я и стоял, с повесткой в руках, только что найденной в почтовом ящике, думая обо всём, что написал выше.

Если честно, я и забыл, что туда вообще нужно идти.

Нет, сначала я даже хотел. Скорее – был готов. Не морально, не физически, а просто готов. Потому что надо— так говорили, так написано в законе.

А готов я был ещё в восемнадцать. Только что окончил училище и ехал в вагоне поезда с пьяными одногруппниками, которых уже призвали, а меня – ещё нет. Они направлялись в пункт призыва, а я ехал домой, в свой город, думая, что повестка уже и меня поджидает.

В том пьяном угаре вагона бедная проводница уже сорвала голос, надрываясь:

– Сейчас приедет полиция, всех высажу!

Но будущие воины только ржали:

– Высаживай, нам отсрочку!

На что она только охала и убегала в своё купе.

Когда кондиция распития доходила до патриотизма – начинались армейские песни под гитару, высокие слова о долге, Родине и матери – меня даже подстёгивала мысль: а не сойти ли вместе с ними, прямо сейчас, в тот самый пункт?

Но наступала следующая стадия опьянения – и начинались байки. Или правда. Про дедовщину, уставщину, избиения и издевательства. Все замирали, слушали друг друга. Кто больше расскажет. Кто больше выдумает. Кто что слышал от соседа, брата, только что вернувшегося с дембеля.

На этой стадии водка уже не лезла так вкусно в горло.

Все начинали чего-то ждать. Сам не знал чего.

Потом – снова брень гитары. Снова песни, уже не армейские, но такие же задорные, лишь бы прогнать из головы только что поселившиеся там дурные мысли. Гнать прочь семьсот с лишним наступающих дней.

И наконец – третья стадия. Сон.

Будущие бойцы мирно спят: на полках, на полу, на третьих полках, прямо посреди прохода.

Тамбур похож на пепельницу. По полу катятся бутылки.

Проводница, с облегчением вздохнув, наконец засыпает в своём купе.

С этими воспоминаниями я переступил порог квартиры. Женатый. С маленьким ребёнком. Никому ничего не должный. Кроме Родины.

Думая, что эта повестка пока ничего не значит.

Глава 2

Свобода по собственному

Все эти повестки приходили изредка, в основном на адрес родителей, где я был прописан. Обычно это ничем не заканчивалось – родители просто выбрасывали их.

Изначально, сойдя с того самого поезда, я уже ждал её. Но она не пришла. Не пришла и на следующий год. Так я и забыл про тот самый долг.

Теперь я стою с этой заветной бумажкой у себя в квартире, не зная, что сказать жене… хотя знал. В итоге просто сказал: «Пришла повестка».

Страха сначала не было – как и осознания. Просто пришла, и всё. Через год придёт ещё одна – думал я.

Но через несколько недель меня вызвали в отдел кадров. У них была такая же повестка, только с припиской о большом штрафе в случае, если они меня не выдадут.

Выбор был простой: уволиться по собственному или по причине призыва в ряды ВС РФ.

Все влиятельные знакомые, которые казались влиятельными, оказались невлиятельными. Знакомый, у которого был папа, у которого были связи, тоже получил повестку – примерно на то же число.

Всё бы ничего, если бы я был один.

Жена – в декрете, годовалая дочь, квартира в ипотеке.

С ипотекой вопрос как-то решил. Сотрудник банка, узнав дату повестки, с улыбкой сказал:

– У меня тоже на это число. Вместе пойдём.

Он заморозил платежи на год. Видимо, в этот год родине задолжали все порядком.

Были предложения приписать мне СПИД или другие неизлечимые болезни – но это бы оставило клеймо в базе на всю жизнь.

Решение было. И оно было принято.

Единственный плюс – когда увольняешься, чувствуешь странную свободу. Лёгкость.

Всё, о чём я смог договориться – что меня оставят в части недалеко от дома. Там сидели пограничники. Там я и буду отбывать все 365 дней, даже приходить домой – такой был план.

Из головы не выходила семья. Нужно было, чтобы она как-то продержалась этот год.

Государству было всё равно. Не могу сказать, что я сам был без вины.

Проводы проходили в семейной обстановке, с родителями.

Так совпало, что у дочки был день рождения, ровно год. Ей побрили голову – чтобы лучше росли волосы. Мне – чтобы не было вшей.

Отец не уставал подначивать:

– В твоём возрасте там будет тяжело. Будешь драить туалеты и читать сказки на ночь дедушкам.

До сих пор не знаю, зачем он это говорил. Видимо, хотел блеснуть своим «опытом» – тем самым, давно пройденным.

Поправив его однажды, я почему-то его обидел. Он сказал:

– Ты не любишь правду.

Не замечая, что на душе у всех и так хреново.

И вот – семь утра следующего дня.

Я с пожитками в сумке, с надеждой в голове, что окажусь где-то рядом с домом – но уже в форме.

Мама поехала со мной проводить. Хоть я и взрослый, и говорил, что это всё временно – она не сдержала слёз.