Закат с видом на Эльбрус

Ильдар Зиганьшин

Закат с видом на Эльбрус

Запах жизни

Об авторе

Это одна книга одного человека.

_______________________________________________________________________________

                Глава 1

  Какой пронзающий и чистый воздух был в это январское утро, будто природа нарушила равновесие между поздней осенью и зимой. Я вдыхал этот дурман и подумал, что ещё никогда не чувствовал себя таким свободным как в эти минуты. Хотелось дышать без остановки, поглощая своими лёгкими свободу и чистоту этого места. Машина стояла на обочине. Я не стал её глушить, так как не думал, долго любоваться, а посмотреть было на что. Человек, привыкший к своим родным местам, не понимает и не видит того, что увидит приезжий. Не то чтобы я раньше не видел такой красоты, но она в этом месте была настолько спокойной и безмятежной, словно я смотрел на картину с зимним пейзажем. Эта тяга к неизвестным и красивым местам всегда толкала людей порой на провокационные и рискованные путешествия. К сожалению, сейчас не то время и, не то состояние людей чтобы мы могли свободно вдыхать запах неизвестного. Хотя говорю, наверное, как смерившийся со своей участью человек. Если бы не эти места, я честное слово проклинал бы эту командировку. Хотя признаться, мне всегда было интересно съездить в другой, неизвестный мне город. Командирован я был в сталепромышленное сердце Оренбургской области, в город Новотроицк*. Где-то за тридцать километров до города, дорога поднималась на возвышенность, и открывался устрашающий вид, где внизу был расположен конвейер по поглощению природных ресурсов и где начинаешь ощущать себя каким-то обречённым спасателем, идущим на верную смерть. Смотрится это всё, как со сводки экологической катастрофы. Кругом дымящие трубы, коллектора и технические станции. Где-то по окраинам виднелись двухэтажные жилые дома, которые через некоторое время, словно призраки растворялись в бело сером дыму. Эти жалкие дома осунулись, будто беззащитные растения с мрачными безжизненными телами, до которых не доходил свет солнца. У меня создалось такое впечатление, что комбинат понемногу поглотил когда-то красивый и зелёный город. Я постоял ещё минут пять, пока руки не стали замерзать и сел в машину.

Поднялся ветер и пошёл мокрый снег, хотя буквально, пять минут назад стояла приятная погода. Да уж, подумал я, погода здесь, похоже, очень изменчива. По радио играла знакомая музыка, из какого-то советского фильма, но вспомнить я её не смог как не старался. Тем временем, непогода только усиливалась, и дорогу стало заметать снегом с бешеной скоростью. Мокрый снег, начал налипать на щётки автомобиля, и видимость становилась ещё хуже. Погода ухудшалась с каждой минутой, и через некоторое время дороги практически не было видно. Она абсолютно смешалась со снежной равниной этих мест. Ориентиром служили только включенные противотуманные фары впереди ехавших машин, да и те иногда скрывались за занавесом снега. Ехал я из Новотроицка* в Оренбург. Отвозил одного из сотрудников, которого руководство нашей компании уволило за плохую работу. Странный он был не только внешне, но и само нутро его вызывало лишь не понимание, хотя мы с ним по большому счёту не были знакомы, но интуиция на людей меня никогда не подводила.  Он был очень худого телосложения, ростом чуть выше среднего. Сигарета никогда не вылезала из его рта, а когда наступали приступы ужасного кашля, он матерился, говоря, что эту отраву ему подарила его тяжёлая жизнь, которая поскорее хочет уложить его в землю, а он был не в силах устоять перед её силой. Я привык судить людей за их поступки, а далеко не внешне. Так вот этот тип, даже не хотел отдавать мне деньги за бензин, который я потратил, везя его на собственной машине в Оренбург. Ведь только оттуда он бы мог сесть на автобус, ехавший до его дома. Мало того, он всю дорогу рассказывал мне про свои любовные похождения, про то, какой он соблазнитель женских сердец, и сколько женщин он оставил и почти клялся, что они его никогда не забудут, и как не прав был директор, уволив его и ещё, и ещё что-то. В общем, весь этот монолог я слушал почти три часа.  Он мне к слову чертовски надоел, и мне приходилось лишь кивать головой, ведь если завязать с ним   разговор, то он поймёт, что мне интересна его болтовня и промоет мне мозги до самого Оренбурга, а честно говоря, меня уже тошнило от него. В силу своего характера мне очень тяжело отказать в просьбе даже таким людям, ведь он понимал, что его никто не повезёт, что всем давно наплевать на него. Уже неделю он ходил по офису словно призрак. Все дела он передал, и единственной целью было уговорить кого-нибудь, подвезти его до Оренбурга. У меня, конечно, была и другая причина, ведь мы жили вдвоём в съёмной квартире, а за много лет командировок я худшего соседа не встречал. Мало того, что он был болтлив, от него ещё и дурно пахло. Он мог неделями не менять одежду, а когда я открывал окно чтобы проветрить квартиру, то постоянно жаловался на сквозняк и на свой плохой иммунитет. Но по правде сказать, мне было его жаль. Я понимал, что он был просто неудачником, которому хотелось красивой жизни, но, когда у него не получалось даже самое простое дело, всегда находились причины в виде какого-нибудь обстоятельства или человека, не позволившего ему это сделать.

Где-то часов в шесть утра появилась долгожданная надпись – до Оренбурга тридцать километров.  За окнами картина практически не менялась. Были такие же белые поля и голые деревья. Я тяжело выдохнул и посмотрел на своего пассажира. Спал он как убитый. Был слышен только глухой звук от удара его головы о стекло машины. Я прибавил скорости, чтобы хоть как-то сбить себе сон, но почувствовал, что мои веки тяжелеют с каждой секундой и что мне нужно срочно остановиться, чтобы немного вздремнуть.

Самому останавливаться мне не пришлось, так как меня остановили инспекторы. Это был обычный блок пост при въезде в город. Показав документы, он попросил меня пройти с ним. Я к этому был готов, потому как номера были не местные. Зайдя в кабинет, сержант сразу вышел, а за столом с кучей бумаг на столе сидел майор. Ему было лет тридцать восемь, наверное, не больше. По его внешнему виду, можно было сказать, что он прошёл через многое в своей жизни. Я присел на стул, который находился напротив него, но он даже не потрудился посмотреть в мою сторону. Хоть мне и не была приятна эта ситуация, но не заметить усталости в его глазах я не мог. Он что-то писал в журнал и когда глаза уставали, он сильно сжимал их и закрывал лицо руками.

Наконец то, посмотрев на меня, он направил свою настольную лампу прямо мне в глаза. Мне было немного неприятно, но такова была процедура, подумал я.

Он спросил: – Как вы себя чувствуете?

– Нормально – ответил я, после чего, он отдал мне документы и пожелал удачи на дорогах. Я с ним попрощался, но в ответ ничего не услышал.

Сев в машину, я посмотрел в зеркало. Теперь мне стало ясно, почему меня сразу не отпустили. Глаза у меня были красными из-за отсутствия сна и усталости. Я посмотрел на попутчика, он спал, откинув назад спинку автомобильного кресла. Всё в нём вызывало раздражение. Я даже думал, что и на обратной дороге буду представлять его на пассажирском сиденье, и от этого меня будто выворачивало всего наизнанку, но делать было нечего, и я, нажав педаль газа, помчался в Оренбург. Наконец приехав на автовокзал, я пожелал ему удачи, и объявил сколько литров бензина ушло на дорогу. Протягивая деньги, он нервно улыбался и сказал, что я его обворовываю. Но я уже не был зол, напротив мне было даже смешно, что есть такие неблагодарные люди. Немного постояв возле вокзала, мне стало интересно разглядывать людей. Я старался заглянуть им в глаза и прочитать хоть каплю их жизни. Местный бродячий бомонд толпился чуть дальше от входа на вокзал, возле несуразной посадки деревьев и мусорных баков. Корчась от холода, некоторые из них начинали растирать себе руки и лица, другие, наливали водку в стаканы и одним глотком выпивали. Я заметил, какие у этих бродяг разные глаза. У одних они были грустные, полны печали и сожаления от утраченных лет, у других весёлые и беззаботные живущие одним днём. С другой стороны вокзала бежала молодая пара, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза, они были в этой гнетущей обстановке словно утренний луч света, и я подумал, что они, наверное, занимались любовью, а сейчас просто опаздывают на долгожданный автобус. Они смеялись и были счастливы. А вот в водителях автобусов я увидел лишь злобу на всё, что их окружает. Они с остервенением доказывали друг другу свою правоту, и никто из них не искал компромисса. Я смотрел на людей, и мне стало интересно, что же подумает человек, заглянув в мои глаза? Наверное пустоту подумал я, и медленно побрёл в сторону машины.

Уезжая с автовокзала, я задумался о том, что жизнь на самом деле состоит из мельчайших моментов, которые в той или иной степени составляют нашу жизнь. Иногда нам кажется, что мы владеем ситуацией и полностью контролируем свои шаги, но это заблуждение. Не мы контролируем действия, происходящие с нами, а мгновения, словно судьба несётся за нами, порой выполняя некоторые важные моменты за нас, секунда за секундой стирая нас из жизни.

Я тихо ехал по городским дорогам, всё больше и больше погружаясь в мысли, которые должны были определить мою судьбу. Мимо меня неслись машины, где разделительная полоса, была лишь ориентиром движения в это непознанное и необъяснимое пространство, которое бежало призраком по ту сторону стекла. Одна за другой пролетала реклама на билбордах. Люди на остановках боролись друг с другом за место в автобусе, потому что боялись опоздать на работу. Ровно подстриженные деревья возле дорог напоминали строй солдат, которых постригли и выгладили перед парадом. Город начинал просыпаться и пожирать людей, превращаясь в голодного монстра с неуёмным аппетитом, убивая их на стройках и дорогах, в офисах или на больничной кровати. Он давал им горячую воду из крана и транспорт для поездок, медицинский полис и свет в лампе, еду и напитки в магазинах, но главное страсть к деньгам, и эта сущность незаметно поглощала людей. Это была игра, которая проиграна человеком.

Через какое-то время я услышал глухой звук спереди машины. Свернув на обочину, я остановился, но не хотел выходить из машины, так как знал, что сбил птицу. Руки начинали дрожать от волнения. По своей прошлой работе мне приходилось много ездить за городом, и я уже знал этот лёгкий удар по бамперу. Для меня похороны птицы всегда было делом личным, ведь я был их невольным убийцей. Я сидел на обочине, совсем отрешившись от мыслей, на которые тратил так много сил и времени. Рядом с собой я положил мёртвую птицу. Мне не было знакомо её названия, да и зачем мне собственно было это знать. Ведь я понимал, что название ей дал человек, но если задуматься, то какое он имел право назвать её по-своему, ведь она пренадлежала природе.

Для меня, она была просто красивым созданием, с разноцветным цветом перьев. Машины неслись вдоль дороги, люди в которых, нередко кидали равнодушные взгляды.

 Я начал размышлять над тем, можно ли было, каким-нибудь образом избежать смерти? Где я совершил ошибку? Почему время распорядилось таким образом, что я проехал именно здесь и именно в это время? Хотя я понимал, что это было бессмысленно, но всё же, мне хотелось найти ответ.

Погладив птицу, я извинился перед ней. Ведь извинения, это не слабость верха эволюции человека перед маленьким животным, а наоборот сильный поступок, который возвращает твоё эго на пульс внутреннего понимания, где самооправдание задвинуто на самую дальнюю полку трюма корабля, плывущему по координатам 11° северной широты; 142°* восточной долготы, так к слову я думал. Выкопав небольшую могилку, я её похоронил. Подул ветер, согнав с кустарников грязный снег и придорожную пыль. Снежные поля с далёкими сопками рисовали перед глазами понятную картину зимнего пейзажа. Сев в машину я нажал кнопку радиоприёмника, и услышал по новостям про массовое убийство детей в Норвегии Андерсом Брейвиком*. И про то, что ему грозит максимальный срок в двадцать один год в норвежской тюрьме, либо лечение в психиатрической больнице, и я подумал, что какая несправедливость твориться в мире! А как же эти умершие дети? Кто их вернёт? И тут я закрыл глаза и почувствовал, как неистовая злоба переполняет каждую мою мышцу, каждую клетку моего мозга. Эта ярость бежала по венам и артериям, разгоняя кровь. Я представил себе картину, как будто идёт суд над убийцей, а в зале сидят родители и родственники погибших детей, готовые зубами и ногтями рвать его плоть, но у них есть что-то для этого убийцы. Один из родителей был офицером запаса и тайно встретился со всеми родителями погибших детей. Он уговорил их пронести в зал суда детали от пистолета, а кто отказывался проносить, просил молчать, в память о своих детях. И вот что он придумал. Он разобрал армейскую ракетницу и дал немногим родителям по одной из его детали. Почему это была ракетница, а не боевой? Он не хотел его убивать. Он хотел выстрелить ему прямо в лицо, чтобы тот, на всю жизнь остался со шрамом. Чтобы он страдал при виде себя в зеркале и вспоминал, что он натворил и во что превратился, а вот убийце было, похоже, наплевать на всех. Он ехидно улыбался, не проявляя эмпатии за сотворённое, ему было всё равно на происходящее в зале суда. Но потихоньку наступал час возмездия. Зал задвигался словно муравейник. Никто уже не обращал внимание ни на судью, ни на полицейских, потому что у них был свой суд Линча*. Люди начали передавать друг другу детали ракетницы.  Женщины волновались смотря друг на друга, и начинали плакать, а некоторые биться в истерике. Люди теряли сознание, падая в проём между рядами кресел и чувствовалось, что нарастает невероятное напряжение. Полицейские не вмешивались в происходящее, понимая боль от утраты детей. Некоторые родители встали со своих мест и начали аплодировать, тем самым заглушая судью, и проклиная убийцу. После того, как судья попросил тишину, и застучал своим молоточком, зал суда буквально озарило пламенем. Патрон от ракетницы попал прямо в голову и буквально разъедал лицо убийце. Он начал кричать от боли, а с зала суда неслись овации стрелявшему отцу убитой дочери, на которого полицейские уже надевали наручники. Он только смотрел в зал и ловил одобрительные слова и отмщённые взгляды родителей. Ему было уже всё равно, что с ним станет, а стон убийцы был для него наивысшим наслаждением мести. Когда на него надели наручники, он упал на колени и расплакался, вспомнив свою маленькую дочь, которая так любила своего папу, которая только начинала жить.

После выхода из тюрьмы, на него будут показывать пальцем, и узнавать его из-за уродливого лица и говорить, что это тот самый убийца детей.

И, в конце концов, он не выдержит и придёт к нему раскаяние, и плача как ребёнок он встанет на стул, накинет верёвку на шею, и будет просить у Бога прощения.

* Новотроицк – не большой промышленный город Оренбургской области на границе с Казахстаном (8,5 км до границы)

*Географические координаты 11° северной широты и 142° восточной долготы соответствуют Марианской впадине – океаническому глубоководному желобу на западе Тихого океана, самому глубокому из известных на Земле.

*Организатором и исполнителем этого серийного расстрела оказался 32-летний норвежец Андерс Беринг Брейвик. В течение 73 минут до того момента, когда на острове Утойя высадился отряд спецназа, преступник вел охоту на безоружных людей. Его жертвами стали 67 человек, еще около 200 получили ранения.

*Суд Линча в США  представлял собой право толпы на самосуд в отношении преступника, обвиняемого в тяжких преступлениях. Линчевание существовало в США довольно долго – весь 19-й и всю первую половину 20 века.  С 1950-60-х гг. традиция линчевания в США постепенно сошла на нет. С 1882 по 1968 гг. в США линчевали 3446 черных и 1297 белых преступников. Провообладение негров  (3:1) отчасти объясняется расизмом, отчасти тем, что преступность среди негров объективно была и есть во много раз выше, чем среди белых. 40% заключенных американских тюрем – афро-американцы (при 12% населения).  На Юге США, где расизм был очень силен, линчевание негров часто проходило с особой жестокостью, сожжением на кострах, пытками каленым железом и прочим средневековьем.

                Глава 2

Сегодня был вторник. Я проснулся и почувствовал, что дрожу, так бывает, если тебя рано и резко разбудили после плохого сна. Я хотел его вспомнить, но так и не смог этого сделать. Глоток кофе понемногу успокаивал и возвращал меня в обычное состояние. Зазвонил городской телефон и в нём послышался знакомый женский голос. Это была секретарь директора. Как всегда, она говорила быстро и не разборчиво, но как только я начинал задавать вопросы, то бросала трубку. Странная женщина. Из её невнятной речи я только понял, что меня вызывает директор. А во сколько? И зачем? было загадкой.  В общем, мне пришлось ускориться, если я не хотел получить выговор за опоздание. Допив кофе на ходу, я выскочил во двор и помчался со всех ног на автостоянку. Пожилые люди уже сидели возле подъездов, обсуждая тарифы на воду и повышения цен на продукты. Я иногда ловлю себя на мысли, что человек, у которого была богатая и интересная жизнь, и в старости живёт воспоминаниями и стремлением постичь те же эмоции ещё раз. Закрывая  глаза, он погружается в те же моменты жизни, которые умчались словно ветер с годами, но не утратили свою силу и по сей день. А у кого вспомнить особо нечего, тот собирает информацию старческими глазами и начинает фасовать правду от лжи, порой не осознавая, что перепутал их местами. И от этого он восполняет пробелы прошлого, словно вставляя недостающую деталь в свой механизм под названием жизнь.

Я на ходу поздоровался с ними для галочки, чтобы меня совсем не посчитали за невежу, но в ответ не услышал ничего, а увидел лишь неприветливые взгляды. Так сложилось, что приезжих в Новотроицке не очень любили. Особенно пожилые люди, считали нас наёмниками комбината, отнимающих работу у коренного населения, то есть у их детей. Это была настоящая проблема для города и, особенно для градообразующего комбината, потому как половина населения города работала у них.

Выезжая со стоянки, я заметил, что одна машина застряла. У неё практически не было шансов выехать, ведь за ночь намело много снега, а по сугробу, который обнимал машину, было видно, что он не выезжал все выходные дни. Хотя мне надо было спешить, но я решил помочь.  По этому человеку было видно, что он практически отчаялся выехать. Это был полноватый мужчина лет пятидесяти. Ничего в нём особенно запоминающего не было. Я таких людей встречаю очень много. Это люди, которые отдали своей семье и родине всю свою жизнь. По выходным они ездят с друзьями на рыбалку либо ходят с внуками в торговые центры. В общем, когда я вижу таких людей, неволей проникаюсь к ним доверием. Видя, что я к нему иду, он улыбнулся и сказал:

– Послушай приятель, если тебя не затруднит, помоги вытащить это корыто отсюда и рассмеялся.

– Конечно, без проблем – сказал я и направился в его сторону.

Застрявшим автомобилем была советская экспортная модель ВАЗ 2109* с люком(англичанка), ещё с низкой панелью, которые сняли с конвейера, наверное, лет двадцать пять назад. Взяв штыковую лопату, я начал разгребать съезд, но машина отказывалась ехать, шлифовала лёд под колёсами, дёргалась, но упорно стояла на месте. Конечно, если бы нас было хотя бы трое, мы без проблем бы вытащили машину, но никого не было, вернее, были, но, считать их за людей в этот раз я не захотел. Это были охранники со стоянки, которые смотрели на нас из тёплого помещения и умничали между собой, как бы они поступили в данной ситуации.  После двадцати минут мучений нам всё-таки удалось вызволить машину из зимнего плена.  Помню, как он вышел и начал предлагать мне деньги, но я конечно же ответил, что завтра могу застрять я, а денег не будет и что мне делать? А так сяду, рядом с вашей машиной и буду ждать, пока вы не придёте и не поможете. Он только улыбнулся и поблагодарил.

После того, как я сел в машину и посмотрел на пропущенные вызовы, стало ясно, что мне придётся нелегко. Было три пропущенных звонка от директора. Поймав себя на мысли, что сделал доброе дело, я мысленно послал директора ко всем чертям и даже не перезвонил. Приехав в офис, я понял, что всё не так было страшно, как мне представлялось. Все суетились, бегали с бумагами и как я понял, не очень-то радовались происходящему, а дело оказалось вот в чём. Наша компания подписала ещё один многомиллионный контракт по реконструкции комбината, так что дальнейшее будущее вырисовывалось яснее некуда, а шеф просто хотел собрать весь коллектив с утра и сообщить всем эту приятную новость. Но приятной она была только для него, ведь мы теперь точно знали, что будем работать допоздна и скорее всего, придётся выходить и в выходные дни. Все стояли, переглядываясь друг на друга, а если на них смотрел шеф, то приходилось натягивать идиотскую улыбку. Коллектив в офисе был небольшой, около двенадцати человек, и в основном это были женщины. К моему сожалению, молодых среди них не было, а основную часть составляли уже замужние женщины лет сорока пяти. Я не очень любил сидеть в офисе, потому как в рабочее время здесь процветали сплетни и бесконечные чаепития, в общем, это была обстановка, в которой я не мог долго находиться.

После того как прошла официальная часть, я решил ускользнуть от хищных глаз директора и незаметно пробрался в коридор, где так же были сотрудники фирмы. Взяв демонстративно в руку пачку сигарет, я направился к лестнице, но к моему сожалению, мне навстречу шла главный бухгалтер. Эта женщина была заядлой курильщицей. Увидев меня, она тут же улыбнулась и заговорила:

– Артур, здравствуйте. Почему вы так редко к нам заходите?  Мы по вам очень скучаем! – сказала она глядя мне прямо в глаза.

– Вы знаете, Елена Николаевна, в последнее время много работы на комбинате, так что уж извините, пойдёмте лучше покурим – сказал я, заранее зная, что она не откажется.

Теперь мне оставалось каким то образом заболтать её, а так же придумать как уйти с работы. Через минуту план был готов. В то время как она рассказывала про какую-то отчётность, я скинул сообщение, своему другу Ринату, с которым вместе работали в отделе. Ринат, пожалуй был одним из немногих людей, с кем мне нравилось общаться. И как-то мы с ним быстро находили понимание практически во всём. И сейчас, он меня должен был выручить. Перед тем как сменить тему с налогов на своего зятя, Елена Николаевна делала глубокую затяжку сигареты, ей это особенно нравилось и выглядела она в этот момент, как старая проститутка из старого борделя "Красная луковица"(Red Onion Saloon)*, в те времена, когда курить было ужасно модно. У неё при этом щурились глаза, и лицо буквально расплывалось в сигаретном дыму. Ей уже было лет под пятьдесят, но какая-то искра до сих пор блестела в её глазах. Такая жизнерадостная курящая тётка. Своих дочерей она уже давно выдала замуж и теперь просто работала, просто жила, просто ждала повода, для того чтобы занять свой язык. Честно сказать, не могу долго находиться в такой компании.

Наконец-то позвонил Ринат.

– Извините, я вас перебью, тут у меня срочный звонок – сказал я.

– Конечно – ответила Елена Николаевна. Всё сработало, подумал я.

Взяв телефон, я специально изобразил такую мимику на лице сморщив брови, что будто речь идёт о будущем компании. Я даже видел, как она поменялась в лице. Всё во мне смеялось в эти минуты. Я был просто неудержим в своём стремлении к актёрскому мастерству.

Сказав по телефону несколько предложений вроде: «Хорошо, я вас понял», «конечно буду» и попрощавшись с ней, я сел в машину и почувствовал облегчение и грусть оттого, как глупо проходят дни.

*Модели Ваз 2109 с карбюраторной системой питания выпускались с низкой панелью(до 1998 года) и с высокой панелью (1998-2013 года).

*В Скэгвее, на Аляске, после реконструкции открыли бордель, который был построен еще в 1895 году. Во времена «золотой лихорадки» в «Red Onion Saloon» (переводится как салон «Красная луковица») мечтал попасть каждый из 14 тысяч вкалывающих на приисках старателей. Принимая по 25 человек в сутки, девушки буквально купались в золоте, но дольше года ритм не выдерживали.

                Глава 3

Зазвонил телефон, и я нехотя побрёл по комнате в его поисках. Я всегда теряю его из вида, наверное потому что мне неинтересно. И всё же, у меня есть слабая нить, которую боюсь лишь коснёшься, она может порваться. Если мне позвонит моя мама, а я пьяный не смогу подойти, либо нарочно его не возьму. После такого пропущенного звонка, мне становиться невыносимо грустно, но вспомнив, что мать переживает, я через час перезваниваю ей и справляюсь о её здоровье и говорю, что не слышал звонка телефона. Достав его из куртки верхнего кармана, я увидел, что звонил Сергей. Работал он бригадиром. Честно сказать, он мне никогда не нравился. Помню, когда я в первый раз приехал в Новотроицк, то попал на квартиру к рабочим. Ничего не имею против. Так как для инженеров пока не арендовали квартиру, то мне пришлось целую неделю жить у них и терпеть их пьяные ссоры и выслушивать какие они первоклассные специалисты, а заводилой и непререкаемым авторитетом как раз был Сергей. Лет ему было тридцать семь. Лицо у него было сморщено от пребывания в местах не столь отдалённых и непробудного пьянства. Ростом он был чуть ниже среднего, но когда горбился, становился похожим на старика.