Прикосновение тьмы. Аид и Персефона. Комплект из 4 книг

Она сделала глубокий вдох и присела на край стула.

– Чем вы занимаетесь? – спросила она, глядя на кипу газет. – Выбираете лучшие из лучших?

– Не смог удержаться, – усмехнулся он. – Такая захватывающая история.

Персефона бросила на него сердитый взгляд.

– Вам что-то было нужно? – наконец спросила она в надежде сменить тему – в надежде, что причина, по которой он вызвал ее к себе, не имела ничего общего со всеми этими заголовками.

– Персефона, – произнес Деметрий, и она поморщилась от деликатного тона его голоса. Что бы там ни было, ничего хорошего ее ждать не могло. – У тебя огромный потенциал, и ты уже доказала, что готова бороться за правду – я это очень ценю.

Он умолк, и ее тело еще больше напряглось, приготовившись к удару, который он собирался на нее обрушить.

– Но… – произнесла она, догадываясь о направлении разговора.

Деметрий взглянул на нее с еще большим сочувствием.

– Ты знаешь, что я бы не стал тебя просить, если бы мне не пришлось, – сказал он.

Она заморгала, нахмурив брови:

– Просить о чем?

– Об эксклюзивном интервью. О твоих отношениях с Аидом.

Ужас выбрался из ее живота, распространившись на грудь и легкие, и богиня почувствовала, как кровь отлила от ее лица.

– Почему вам приходится об этом просить? – ее голос звучал напряженно, и она пыталась сохранить спокойствие, но ее руки, сжимающие чашку с кофе, уже дрожали.

– Пер…

– Вы сказали, что не стали бы просить, если бы вам не пришлось, – перебила она. Она устала от того, как он произносит ее имя. Устала от того, как долго он переходит к сути. – Так почему вы просите?

– Это пришло сверху, – ответил он. – Мне ясно дали понять, что ты либо даешь нам интервью, либо больше здесь не работаешь.

– Сверху? – повторила она и на мгновение замолкла, вспоминая имя. Наконец оно всплыло в ее голове. – Кэл Ставрос?

Кэл Ставрос был смертным. Он являлся главным исполнительным директором «Эпик Коммьюникейшнс», которым принадлежали «Новости Новых Афин». Персефоне мало что было о нем известно, кроме того, что он был любимцем таблоидов. По большей части потому, что он был красив – его имя в буквальном переводе означало «коронованный как самый красивый».

– Зачем главному исполнительному директору требовать эксклюзивное интервью?

– Не каждый день узнаешь, что на тебя работает подружка самого бога мертвых, – произнес Деметрий. – Все, к чему ты прикоснешься, превратится в золото.

– Тогда дайте мне писать о чем-нибудь еще, – попросила она. – У меня на голосовой почте и среди писем куча наводок.

Это действительно было так. Сообщения лились на нее потоком с того момента, как была опубликована ее первая статья об Аиде. Персефона медленно рассортировывала их, организуя по папкам в соответствии с богами, которых они критиковали. Она могла написать о любом олимпийце, даже о собственной матери.

– Ты можешь написать о чем-нибудь еще, – сказал Деметрий. – Но, боюсь, нам все равно нужно от тебя эксклюзивное интервью.

– Вы ведь это не всерьез? – все, что она смогла выдавить, но лицо Деметрия выражало однозначный ответ. Она предприняла еще одну попытку: – Это ведь моя личная жизнь.

Взгляд ее начальника упал на стопку газет перед ним.

– И она стала публичной.

– Кажется, вы говорили, что поймете, если я захочу прекратить писать об Аиде.

Персефона заметила, как у Деметрия опустились плечи, и ей стало немного легче оттого, что он, по крайней мере, тоже был слегка этим деморализован.

– У меня связаны руки, Персефона, – ответил он.

После затянувшегося молчания она спросила:

– И это все? У меня нет права отказаться?

– У тебя есть выбор. Мне нужна статья к следующей пятнице.

После этого Деметрий ее отпустил.

Персефона вернулась к своему столу. Ее разум отчаянно пытался найти выход из сложившейся ситуации – иной, кроме как написать статью или уволиться. Она мечтала работать на «Новости Новых Афин» с тех самых пор, как решила пойти на журналистику в свой первый год в колледже. Она полностью поверила в их мантру рассказывать правду и обличать несправедливость.

Теперь она спрашивала себя, не было ли все это бессмысленно.

Как отреагирует Аид, когда она расскажет ему, что главный исполнительный директор «Эпик Коммьюникейшнс» потребовал историю о них самих? Задавшись этим вопросом, она тут же осознала, что по-прежнему не хочет, чтобы Аид вел за нее ее битвы. Ей был ненавистен тот факт, что она знала – они бы послушались Аида из-за его статуса древнего олимпийца, но не ее – ту, кого они считали смертной женщиной.

Нет, она обязана найти решение сама, и в одном она была абсолютно уверена – Кэл пожалеет о своей угрозе.

Персефона не поднимала взгляда от своего компьютера с тех пор, как вернулась от Деметрия. Несмотря на то, какой сосредоточенной она казалась со стороны, богиня чувствовала на себе любопытные взгляды. Ей казалось, будто по ее коже ползают пауки. Она изо всех сил старалась сконцентрироваться, просматривая сотни сообщений в почтовом ящике и прослушивая голосовую почту от людей, у которых «была для нее история». Большинство из них были о том, как Зевс и Посейдон превратили их мать / сестру / тетю в волка / лебедя / корову по какой-то гнусной причине, и Персефоне вдруг стало интересно, как Аид мог быть с ними в родстве.

Лекса проверила ее во время ланча, прислав сообщение:

«Как ты? Все нормально?»

«Нет, все становится только хуже и хуже», – ответила Персефона.

«????»

«Расскажу потом. Слишком долго писать».

«Хочешь выпить?» – уточнила Лекса.

Богиня рассмеялась:

«Нам же завтра на работу, Лекс».

«Я просто пытаюсь быть хорошей подругой».

Персефона улыбнулась и сдалась:

«Ну, если только немного. К тому же нам нужно отметить ТВОЙ первый день в фонде «Кипарис». Как у тебя дела?»

«Великолепно, – ответила Лекса. – Мне еще много чему надо научиться, но, похоже, тут будет потрясающе».

Весь оставшийся день Персефона старательно избегала Деметрия. Елена была единственной, кто с ней заговорил, да и то только для того, чтобы сообщить, что для нее пришло письмо в розовом конверте. Открыв его, Персефона увидела, что конверт набит грубо вырезанными бумажными сердцами.

– Ты не видела, кто положил его мне в почтовый ящик? – спросила она Елену. На конверте не было ни обратного адреса, ни марки. Кто бы ни был отправителем, он принес его сам.

Девушка покачала головой:

– Он уже был здесь утром.

«Как странно», – подумала богиня и выкинула письмо в мусорное ведро.

В конце дня Персефона на лифте спустилась на первый этаж и обнаружила, что толпа по-прежнему ждет снаружи. Она поразмышляла над вариантами. Можно было просто выйти через парадный вход и смело встретить толпу. Охрана могла бы сопроводить ее, но только до тротуара, если она не позовет Антония, чтобы тот ее отвез. Она знала, что циклоп с радостью приедет, но его преданность ей ослабеет, если он увидит, что эти люди до сих пор ждут, пока она выйдет с работы, а ей очень, очень не хотелось, чтобы к ней приставили эгиду. Также была небольшая вероятность, что ее магия всколыхнется, если что-то пойдет не так, а богиня не хотела идти на риск. Значит, перемещение тоже было исключено. Оставался лишь один вариант – найти другой путь из здания.

Других выходов было несколько. Нужно было лишь найти тот, у которого не стоят осатанелые фанаты. Она могла показаться параноиком, но на самом деле Персефона всего лишь была хорошо проинформирована. Обожатели богов готовы были сделать все, что угодно, чтобы взглянуть, прикоснуться, ощутить вкус божества, включая их значимых близких.

Она повернулась и пошла по коридору в обратную сторону от толпы в поисках другого выхода.

Персефона подумала о том, чтобы выйти через подземную парковку, но ей не очень-то хотелось оказаться загнанной в угол кучкой незнакомцев в месте, где было темно и пахло бензином и мочой.

«Может, через пожарный выход?» – подумала она. Даже если из-за этого включится сирена. К этим дверям не было доступа снаружи, а значит, там ее никто не будет поджидать.

Окрыленная идеей добраться до дома и провести вечер с Лексой после напряженного дня, Персефона ускорила шаг. Свернув за угол, она вдруг с кем-то столкнулась. Она не подняла головы, чтобы посмотреть, кто это, опасаясь быть узнанной.

– Извините, – пробормотала она, отступила на шаг и торопливо пошла к выходу впереди.

– Я бы на вашем месте не стал выходить через ту дверь, – голос остановил девушку, когда ее ладонь коснулась металлической ручки. Она обернулась и встретилась взглядом с парой серых глаз. Лицо мужчины было худым и красивым, с острыми скулами и полными губами, окруженным копной непослушных волос. На мужчине был серый комбинезон уборщика. Она никогда прежде его не видела.

– Потому что включится сирена? – уточнила она.

– Нет, – ответил он. – Потому что я только что вошел через ту дверь, и если вы та женщина, о которой говорят в новостях последние три дня, думаю, люди за дверью ждут именно вас.

Она раздосадованно вздохнула и добавила несчастным тоном:

– Спасибо за предупреждение.

Она повернулась к прилегающему коридору, но мужчина снова окликнул ее:

– Если вам нужна помощь, я могу вытащить вас отсюда.

Персефона ответила скептическим взглядом:

– Как именно?

Уголки его рта приподнялись, но выглядело это так, словно он давно забыл, как нужно улыбаться.

– Вам вряд ли понравится.

Глава III. Прикосновение несправедливости

Он был прав. Персефона пришла в ужас.

– Я туда не полезу.

Речь шла о кузове грузовика, набитом мусором.

Она была неправа, когда говорила о запахе бензина и мочи на парковке. Его-то она смогла бы вынести, ведь там не нужно было лезть в вонючий мусор.

Уборщик привел ее в подвал – сам маршрут внушил ей чувство беспокойства и заставил покрепче сжать ключи от квартиры. «Вот так людей и убивают», – подумала она, но тут же сказала себе, что просто пересмотрела детективов.

Подвал был заполнен всякой всячиной – лишней мебелью и предметами искусства. Здесь же находились прачечная, кухня ресторана и техническое помещение, где она и стояла сейчас, глядя на свой «спасательный транспорт», как начал называть его мужчина.

Он теперь, казалось, потешался над ней.

– Либо так, либо выходить через ту дверь, – пожал плечами он. – Вам решать.

– Откуда мне знать, что вы не выкатите меня прямо к той толпе?

– Послушайте, вам необязательно это делать. Я просто подумал, что вы захотите сегодня как-то попасть домой. Что касается меня и моей помощи, у меня нет никакого желания смотреть, как кто-то страдает из-за своей связи с богом.

Что-то в том, как он это сказал, навело Персефону на мысль, что он и сам из-за этого пострадал, но она не стала ничего у него выпытывать. Она просто задумчиво смотрела на него, прикусив губу.

– Ладно, давайте, – наконец проворчала она.

Мужчина помог ей забраться в кузов, и она устроилась в уголке, который он освободил для нее.

Подняв пакет с мусором, он вопросительно взглянул на нее:

– Готовы?

– Вряд ли к этому можно быть готовой, – ответила Персефона.

Он прикрыл ее мешками, и она вдруг оказалась в темноте. Машина сдвинулась с места. Вокруг нее зашуршал пластик, и она задержала дыхание, чтобы не чувствовать запах гнили и плесени. Содержимое пакетов впивалось ей в спину, и каждый раз, когда колеса наезжали на камни, кузов трясся, и она чувствовала трение пластика, подобного змеиной коже. Девушку тошнило, но она старалась держать себя в руках.

– Ваша остановка, – донесся до нее голос уборщика. Он поднял мешки, которыми прикрыл ее. Персефоне в лицо ударил свежий воздух, когда она поднялась из темной ямы.

Мужчина помог ей выбраться. Неуклюже обхватив ее за талию, он поставил богиню на ноги. От этого прикосновения она поморщилась и отступила назад, пошатнувшись.

Он привез ее в переулок, выходящий на улицу Пегаса. Отсюда до ее квартиры было около двадцати минут пешком.

– Спасибо… эм… Как вас зовут?

– Пирифой, – подсказал он и протянул руку.

– Пирифой. – Она пожала ему руку. – Я Персефона… Полагаю, вы и так уже это знаете.

Он проигнорировал ее комментарий и просто сказал:

– Рад с вами познакомиться, Персефона.

– Я у вас в долгу – за то, что вы помогли мне уехать.

– Ничего подобного, – быстро ответил он. – Я не бог. Я не требую услугу за услугу.

«У него определенно есть какая-то история, связанная с богами», – подумала Персефона, нахмурившись.

– Я всего лишь имела в виду, что принесу вам печенье.

Мужчина ответил ей ослепительной улыбкой, и в этот момент ей показалось, что за усталостью и грустью она смогла рассмотреть того человека, которым он был прежде.

– Значит, до завтра? – спросила она.

Он посмотрел на нее как-то странно, усмехнулся и произнес:

– Ага, Персефона. До завтра.

* * *

Когда богиня добралась до дома, в квартире уже пахло попкорном и гремела музыка Лексы. Не та, под которую можно было потанцевать – а та, под которую сгущались тучи, начинался дождь и окружала темнота. Музыка произносила собственное заклинание, созывая темные мысли, подобные мести Кэлу Ставросу.

Лекса ждала ее на кухне. Она уже переоделась в пижаму, обнажавшую ее татуировки: фазы луны на бицепсе, ключ, оплетенный болиголовом, на левом предплечье, изящный кинжал на правом бедре и колесо Гекаты на левом плече. Ее густые черные волосы были скручены на макушке. Рядом наготове стояли бутылка вина и два пустых бокала.

– А вот и ты, – сказала Лекса, пронизывая Персефону взглядом голубых глаз. Она указала на бутылку вина: – Твое любимое.

Персефона улыбнулась:

– Ты лучше всех.

– Я уже собиралась заявить в полицию о твоей пропаже.

Персефона закатила глаза:

– Я опоздала всего на полчаса.

– И не брала трубку, – отметила Лекса.

Персефона была так занята своими попытками выбраться из Акрополя и добраться до дома незамеченной, что ни разу не достала из сумочки телефон. Она сделала это сейчас и обнаружила четыре пропущенных звонка и несколько сообщений от Лексы. Ее лучшая подруга начала с вопроса о том, выехала ли она с работы, потом спросила, все ли у нее в порядке, а после перешла на отправку разных эмодзи, просто чтобы привлечь внимание.

– Если бы ты и правда думала, что я попала в беду, сомневаюсь, что ты стала бы посылать мне миллион эмодзи.

Лекса усмехнулась и распечатала вино.

– О, я благоразумно решила довести твоего похитителя до белого каления.

Персефона села напротив Лексы у кухонной барной стойки и сделала глоток вина. Это было каберне с богатым, насыщенным вкусом, который помог ей постепенно успокоить нервы.

– А если серьезно, тебе действительно стоит быть осторожнее. Ты теперь знаменитость.

– Я не знаменитость, Лекс.

– Эм, ты читала новостные статьи, что я тебе отправила? Люди просто одержимы тобой.

– Это Аид знаменитость, а не я.

– И ты – из-за связи с ним, – возразила Лекс. – На работе все сегодня только о тебе и говорили – кто ты, откуда родом.

Персефона застонала:

– Ты же ничего им обо мне не говорила?

Их дружба не была ни для кого секретом.

– В смысле, о том, что я знаю, что ты спишь с Аидом уже шесть месяцев и что ты богиня, прячущаяся под маской смертной?

Тон Лексы был беззаботным.

– Я сплю с Аидом не шесть месяцев. – Персефона вдруг ощутила необходимость защититься.

На этот раз пришел черед Лексы прищуриться:

– Ладно, пять месяцев.

Персефона бросила на нее сердитый взгляд.

– Слушай, я тебя не обвиняю. Мало кто из женщин отказался бы от возможности переспать с Аидом.

– Спасибо за напоминание, – цокнула Персефона, закатив глаза.

– А вот о нем того же не скажешь. В любом случае это его вина, что ваши отношения стали такой большой новостью. Насколько известно прессе, ты его первая серьезная партнерша.

Вот только в реальности все было совсем иначе, и хотя Персефона знала, что в жизни Аида были другие женщины, подробности ей были неизвестны. Она была не уверена, что вообще хочет знать. Богиня вспомнила о Минфе и содрогнулась.

Богиня сделала глоток вина:

– Я хочу поговорить о тебе. Как прошел твой первый день?

– Ох, Персефона, – мечтательно произнесла Лекса. – Это прямо какой-то чудесный сон. Ты знала, что проект «Алкион» должен принять пять тысяч людей уже в первый год?

Это было просто невероятно.

– Аид устроил мне экскурсию и представил всем.

Персефона не могла объяснить, что именно она почувствовала в этот момент, но явно ничего хорошего. Самым подходящим словом было бы… замешательство. Ей казалось, что уж она-то должна была знать о том, что Аид будет там, но бог мертвых ничего не сказал Персефоне утром, когда помогал собираться.

– Как мило с его стороны, – растерянно прокомментировала она.

– Похоже, он делает это для каждого нового сотрудника. В смысле, я знала, что Аид не похож на остальных богов, но чтобы вот так приветствовать своих работников? – Лекса покачала головой. – Просто… очевидно, что он влюблен в тебя без памяти.

Персефона подняла глаза:

– С чего ты это взяла?

– Куда бы я сегодня ни взглянула, по всему было видно, как ты его вдохновила.

Брови Персефоны сошлись на переносице.

– В смысле?

Лекса пожала плечами:

– Это… сложно объяснить. Он просто… говорит теми же словами, что и ты, когда рассказывает о помощи людям. Говорит о надежде, прощении и втором шансе.

Чем больше говорила Лекса, тем сильнее богине сдавливало грудь – знакомое покалывание ревности сжимало ее легкие.

Ее лучшая подруга хихикнула:

– А кроме этого… есть и физические признаки.

Персефона приподняла бровь, и Лекса расхохоталась:

– Нет, не в этом смысле! Физические в смысле… фотографии.

– Фотографии?

На этот раз пришел черед Лексы смутиться.

– Ну да. У него в офисе висят твои фотографии. Ты об этом не знала?

Нет, она не знала, что у Аида есть офис в фонде «Кипарис» и тем более что там есть ее фотографии.

Где он вообще их достал? У нее не было его фотографий. Персефоне вдруг расхотелось говорить об этом.

– Можно кое о чем тебя спросить? – сказала вдруг Лекса.

Персефона промолчала, в некотором роде опасаясь вопроса.

– Ты всегда хотела прославиться своей работой, так в чем сейчас проблема со всем этим вниманием?

Персефона вздохнула.

– Я хочу, чтобы меня уважали в моей сфере деятельности, – ответила она. – А теперь я чувствую себя всего лишь собственностью Аида. В каждой статье – Аид то, Аид се. Даже мое имя почти нигде не упоминается. Они называют меня «смертной».

– Они называли бы тебя по имени, если бы знали, что ты богиня, – предположила Лекса.

– И тогда меня бы узнавали из-за моей божественности, а не моей работы.

– А что в этом такого плохого? – не поняла она. – Возможно, изначально тебя бы узнавали из-за божественности, а потом ты бы стала известна благодаря своей работе.

Персефона не могла объяснить, почему для нее было так важно прославиться своими статьями, но это было так. Всю свою жизнь ей не удавалось то, для чего она была рождена, и хотя в том не было ее вины, она усердно трудилась в колледже. Она хотела, чтобы кто-нибудь заметил ее старания – и не только потому, что она писала об Аиде и встречалась с ним.

– Будь я на твоем месте, я бы не задумываясь стала жить этой жизнью, – сказала Лекса.

Персефона покраснела, удивленная.

– Все намного сложнее, Лекс.

– Что такого сложного в бессмертии, богатстве и магической силе?

«Да все», – хотелось ответить Персефоне. Но вместо этого она спросила:

– Неужели это и правда так плохо – желать скромной смертной жизни?

– Нет, если только ты не хочешь также встречаться с Аидом, – сказала Лекса.

– Я могу делать и то, и то, – возразила богиня. Она и делала – всего несколько дней назад.

– Так было, пока Аид был твоей тайной, – пожала плечами Лекса.

И хотя Персефона с Аидом не подтвердили и не опровергли подозрения прессы, ей предстояло раскрыть их отношения, если она хотела сохранить работу.

Персефона нахмурилась.

– Эй, – произнесла Лекса, подливая вина в бокал Персефоны. – Да не переживай ты так. Через несколько дней они переключат все свое внимание на какого-нибудь другого бога и какую-нибудь другую смертную. Может, Сивилла решит, что на самом деле любит Аполлона.

Персефона была в этом не уверена. В последний раз, когда они об этом говорили, Сивилла ясно дала понять, что ей неинтересны отношения с богом музыки.

– Я пошла в душ, – сказала Персефона.

Мысль об обжигающе горячей воде звучала все лучше и лучше. Ей не хотелось больше чувствовать на своей коже этот день, не говоря уж о том, что она по-прежнему ощущала себя окруженной мусором, и его запах до сих пор наполнял ее нос.

– Когда выйдешь, посмотрим кино, – предложила Лекса.

Персефона унесла свой бокал и сумочку в спальню. Бросив сумку на кровать, она направилась в ванную и включила воду. Пока вода нагревалась, она вернулась в спальню и отпила еще вина, а потом отставила бокал в сторону, чтобы расстегнуть платье.

Она замерла, почувствовав, как ее окружила магия Аида. Это было совершенно отчетливое ощущение – покалывание зимнего мороза в воздухе. Она закрыла глаза и приготовилась исчезнуть. Аид уже не раз без предупреждения переносил ее в подземное царство, но вместо этого его рука легла ей под подбородок и его губы сомкнулись на ее губах. Аид поцеловал ее так, словно они не занимались любовью сегодня утром, и когда он отстранился, Персефона едва могла дышать, забыв про напряжение всего этого дня.

Ладонь Аида согревала ее щеку, и он провел по ее губам большим пальцем, пронизывая взглядом темных глаз:

– Трудный день, дорогая?

Она открыла глаза и подозрительно прищурилась:

– Ты следил за мной сегодня?

Аид даже не моргнул.

– С чего ты взяла?

– Ты настоял на том, чтобы Антоний утром отвез меня на работу – наверняка потому, что уже знал, о чем пишет пресса.

Аид пожал плечами:

– Я не хотел тебя беспокоить.

– Поэтому позволил мне выйти прямо к толпе?

Он многозначительно приподнял бровь:

– А ты вышла к толпе?

– Ты был там! – взвилась она. – Я думала, мы договорились. Никакой невидимости.

– Меня там не было, – ответил он. – А вот Гермес был.

Чертов Гермес.

Она забыла взять у бога плутовства обещание не рассказывать Аиду о толпе. Он наверняка сразу бросился в «Неночь» с улыбкой на лице, чтобы доложить о случившемся.

– Ты ведь всегда можешь переместиться, – предложил Аид. – Или я мог бы отправить эг…

– Я не нуждаюсь в эгиде, – перебила Персефона. – И я предпочла бы не пользоваться магией… в верхнем мире.

– Если только не жаждешь отомстить?

– Это нечестно. Ты знаешь, что моя магия становится все более непредсказуемой. А я не хочу выдать себя в качестве богини.

– Богиня ты или нет, ты моя любовница.

Сама того не желая, девушка напряглась, потому что это слово ей не нравилось. По тому, как Аид прищурил глаза, она поняла, что он это заметил.

Бог продолжил:

– Это лишь вопрос времени, когда кто-то, кто жаждет отомстить мне, попытается причинить тебе вред. Я позабочусь о твоей безопасности.

Персефона поежилась. Об этом она не подумала.

– Ты правда думаешь, что кто-то может попытаться причинить мне вред?

– Дорогая, я сужу человеческую природу уже тысячу лет. Да.

– А ты не мог бы, ну, не знаю, стереть людям память? Заставить их забыть обо всем этом, – она взмахнула рукой между ними.

– Уже слишком поздно. – Он на мгновение умолк, а потом спросил: – Что такого ужасного в том, что все знают, что ты моя любовница?

– Да ничего, – торопливо ответила она. – Дело в самом слове.

– А что не так со словом «любовница»?

– От него тянет изменчивостью. Словно я всего лишь твоя секс-рабыня.

Аид приподнял уголок рта:

– И как же мне тогда тебя называть? Ты запретила использовать «моя царица» и «миледи».

– От этих титулов я чувствую себя неловко, – сказала она.

Персефона не знала, как еще объяснить, почему она попросила его не называть ее «моя царица» и «миледи», но к этому можно было добавить и то, что к этим двум ярлыкам она могла привыкнуть, а значит, стать уязвимой для возможного разочарования. От этих мыслей на нее нахлынуло чувство вины, но эхо разбитого сердца, от которого она страдала во время их разрыва, вынуждало ее быть осторожной.

– Дело не в том, что я не хочу, чтобы все знали меня как твою любовницу… просто должно же быть слово поприятнее.

– Подружка? – предложил Аид.

Она не смогла подавить смех.