Смахни вправо

– Иногда сложные решения в жизни мне помогает принять монетка. Или игральный кубик, – добавляет Тим.

– Переложить решение на волю судьбы – класс! Чрезвычайно по-взрослому, – не сдерживаю смешок. – Не многим лучше, чем довериться звездам и астрологии с гороскопами.

– Каким гороскопам? И каким звездам? Доверие судьбе – самое взрослое решение на свете, – улыбается Тим. – Вырастешь, откроется третий глаз и поймешь. Жизнь не всегда соответствует нашим ожиданиям, чаще – наоборот, поэтому лучше обойтись и вовсе без них. Наслаждайся моментом, тем течением, в котором плывешь, а на поворотах – рули, куда душа потянется.

Он лезет в кошелек, копается-копается, потом вылавливает оттуда игральный кубик и монетку. На одной стороне «Да», на другой «Нет».

– Погоди, ты серьезно? – удивленно таращусь на монетку в руке Тима.

– Майя из поездки привезла, – он перекладывает монетку в мою ладонь. – Должны ли мы видеться в Москве? Ну, чего замерла? Подбрасывай! Именно этот вопрос испортил курс нашего многообещающего вечера, верно? Я до сих пор чувствую кислый привкус.

– Эээ, нет! Не перекладывай ответственность на меня, – возвращаю монетку владельцу. – Подбрось сам.

– Оля, ладно, давай по-другому. Задай любые три вопроса насчет нас, и я три раза подброшу монетку. Судьба сама укажет нам путь.

По коже пробегает дрожь и непонятное возбуждение. Желание авантюрно сыграть с огнем, одновременно – воздержаться из правильных, привитых мамой, побуждений морали.

– Ладно, – потираю руки. – Мне остаться в Сочи еще на неделю?

Тим тут же подбрасывает монетку и показывает ответ: «Нет».

– Окей, монетка спасла меня от одного очень неудобного разговора, – вдыхаю, – Давай дальше.

– От какого разговора тебя спасла монетка?

– Не только меня. Нас, – нарочно не делюсь подробностями. Тим явно не рад слышать о моих родителях. Зачем лишний раз надавливать на мозоль? К тому же, сцена объяснения с мамой выглядела бы, как из мыльного сериала. – Принцип работы твоей монетки понятен. У меня должны быть ключи от квартиры Тимофея?

Спрашиваю скорее в шутку, но он снова подбрасывает монетку.

Ответ «ДА».

С замиранием сердца смотрю на Тимофея. Он залезает ладонью в карман джинсов, вынимает связку ключей.

– Пожалуйста, – Тимофей протягивает мне ключ от квартиры и домофона. – Адрес будешь записывать?

– Настолько просто? А если я – аферистка? Вдруг я нарочно обхаживала тебя ради квартиры? – спрашиваю с потрясением.

– Ты живешь с родителями?

– С мамой.

– Слушай, всегда можно сказать стоп-слово. Я пойму. Монетка указывает путь, но ни к чему не обязывает. И аферистки – это же не серийные убийцы? В крайнем случае, я потеряю мебель и сбережения. Жизнь-то при мне останется? – подтрунивает надо мной Тим.

Около минуты я изучающе смотрю на него. Пытаюсь увидеть в глазах вспышки сожаления и страха от сложившейся ситуации. Эй! Связка ключей на столе же не должна до чертиков пугать лишь меня одну!

– Говорят, когда монетка в воздухе, человек успеет принять решение и надеется – она ляжет той стороной, которой он хочет. Какую сторону монетки хотел увидеть сейчас ты, Тим? – шепчу.

– Никакую.

– Думал, она в полете зависнет или растворится?

Я беру его за руку и возвращаю ключи, сжимаю их в его ладони своими пальцами.

– Тимофей, ты способен на серьезные отношения? – задаю вопрос прямо.

Тим подбрасывает монетку. Она ребром пробегает вокруг тарелки и шумно падает на бок. «Нет».

– Не способен, получается?

– Как видишь.

Что его веселит? Почему Тимофей улыбается?

– Тебе хочется переложить ответственность на меня? Или на монетку? Окей, твоя взяла. Давай оставим отношения здесь, в Сочи. Я, может, и не настолько взрослая, но не тупая. Все прекрасно вижу и понимаю. Поужинаем, – пожимаю плечами, – и завершим день на приятной ноте. Ладно?

– Я не перекладываю ответственность. Просто… Зачем утяжелять решения? Понимаешь, я ищу легкости во всем, – он принимает из рук официантки еду и теперь выжидает несколько минут, чтобы мы остались наедине. – Я за чувства без разума. На одном дыхании.

Не уверена, понимаю ли я его. Мы разговариваем на слишком разных языках. Не знаю, тут дело в Пелевине или глубоких смыслах, непостижимых для моего возраста.

– Прости, но я не успеваю за сменой твоих настроений и планов, – невольно злюсь, – Мне сложно разобраться в твоих намеках, аллегориях. Хотя нет, знаешь, в целом я картину уловила.

Взгляд его озаряется.

– Когда я пишу картины, то осознание времени-мир-границ комнаты исчезает. В меня вселяется самое прекрасное чувство, которое только возможно испытывать. Любовь без краев. Мощная. Первобытная! Чем больше ограничений ты ставишь на любви, тем больше краев у нее вырастает, тем меньше она становится в конечном счете. Зачем определять любовь, какой она будет заранее? Давай просто жить. Я толком не знаю тебя и не хочу обещать невыполнимое. Ты мне интересна. Аппетитна. Я готов посмотреть, куда приведет наша сиюминутная любовь. Мне интересно. Давай играть!

Смазано улыбаюсь. Опускаю голову вниз, беру в руки вилку и принимаюсь за еду.

Интересно, Тимофей нарочно поет соловьем о любви без планов? Лишь бы не осложнять свою безумно творческую жизнь чем-то серьезным? Естественными человеческими обязательствами? Мной?

Пока он не решил, будто я – до чертиков влюбленная маньячка, не желающая его отпускать, приторможу и послежу за развитием ситуации за столом.

– Хочешь попробовать тартар? – предлагаю. – Будь что будет. Ты к этому стремишься?

Он кивает.

В душе я не согласна с его подходом. Похоже, Тим прекрасно чувствует мои настоящие эмоции.

За один день мы приблизились к чему-то значительному. Пугающему. Глубокому. Необратимому и прекрасному. Мы прошлись по лезвию, в последний миг столкнулись со стеной. Прозрачной как стенки аквариума, непреодолимые словно Эверест для тех, кто никогда в горы не поднимался.

Мы продолжаем ужинать. Обнимаемся, но уже не тесно. Тим больше не задевает мою ногу под столом. Я перестаю кокетничать. Мы будто нащупали в разговоре при свечах границу нас.

***

– Ты ведь в Сочи не одна? Куда тебя отвезти? – спрашивает Тим, когда мы выходим в темноту из светящегося от огней ресторана.

Грустно осознавать: одно неловкое движение, один неудачный вопрос, одна подкинутая монетка – и вечер сменил вектор целой истории.

Тимофей мягко обнимает мои плечи. Целует в висок. Тепло все еще тут. Летит от него ко мне, но это – остатки.

Перемены – внутри нас. Они безвозвратны. К сожалению.

Как пальмовые листья сережек на полу.

Хочу сказать ему: «Я прогуляюсь вдоль набережной, нужно освежить голову». Однако желание провести рядом с Тимом последние несколько минут больше, с тем человеком, кому я впервые доверилась, кто сильно повлиял на меня и навсегда останется в одной единственной ночи в Сочи.

Усталость одеялом накрывает плечи. Я зеваю, прикрываю губы ладонью, но иду рядом. Впитываю в себя последние искры нашего скоротечного столкновения.

– В гостиницу, – отвечаю. – Где ты остановился. Совпадение ли, но мама сняла номер там же.

***

В холле гостиницы тихо. Совсем безлюдно. Мы шли от ресторана сюда пешком. Молча. Иногда за руки. Между ладонями, в соединении пальцев, догорали угольки внезапного счастья.

– Что ж, – останавливаюсь напротив Тимофея. – Наверное, надо прощаться. Спасибо. Было классно, – я улыбаюсь, целую его в щеку и ухожу. – Дальше я сама. Подожди, пока я поднимусь.

Нажимая кнопку вызова лифта, подавляю в себе порыв обернуться. Не надо.

Глава 6. Три недели спустя

В Москву я вернулась будто после длительного путешествия. Кажется, даже в другой мир.

***

Прошло три недели.

Мама порхает счастливая, воодушевленная, то и дело приносит домой цветы. Она стала ярче наряжаться. И больше не выглядит как неудовлетворенная жизнью разведенка.

Кто причина ее перемен – мама не сознается. Говорит, не время. Расскажет потом.

Не могу отказаться от мыслей, это – Тимофей. Вижу: ее лицо озаряется улыбкой, когда на экране смартфона вспыхивает новое сообщение. Каждый раз вспоминаю его. На набережной. В такси. Точеный силуэт на фоне окна номера.

Впрочем, в моей личной жизни тоже не без изменений. Теперь мы с Лехой вместе. На первый взгляд я добилась желаемого и должна быть в восторге – мечты сбылись. Но почему-то поцелуи с ним не вызывают трепета, а два последних свидания, когда рядом не крутились наши знакомые со скейтами и смартфонами, вышли довольно скучными. Манера Лехи постоянно обниматься – он любит вальяжно перекинуть руку за мою шею, не спрашивая разрешения, – пробуждает совершенно не те ощущения: будто я девчонка на вечер, а не девушка, в которую он влюблен.

Сегодня очередной праздник в компании наших друзей пошел по привычному сценарию: шумный бар, недорогие разбавленные коктейли. Леха перебрал – бокал уже не держится в руках, а содержимое оказалось на моей одежде.

– Хватит! С меня достаточно! – вскакиваю, промокаю футболку салфеткой.

– Малыш, ты чего? Опять драматизируешь? – протягивает Леха. Как же бесит, когда он называет меня малышом – словами непередаваемо! – Остынь, я же не нарочно. Ну куда ты уходишь?

– Иду остывать! – бросаю.

Начало лета, но вечер не слишком теплый. Иду по улице от бара вперед, куда глаза глядят, в модной футболке, украшенной металлическими шипами, и шортах с рваными коленями. Ежусь, потираю плечи ладонями.

Рестораны. Бары. Витрины. Витрины. Витрины.

По дороге мне попадается незнакомое заведение, ярко освещенное. В окно видно много людей. Наверное, какой-то новый бар или ресторан открывается. Решаю зайти – хоть согреюсь немного, прежде чем продолжу свой путь в неизвестность.

Но это не бар. Я не угадала. Внутри – галерея. Огромное пространство с картинами на стенах.

Оглядываюсь по сторонам, с интересом изучаю каждую из картин в рамках. Мимолетом слышу звон бокалов шампанского и то, как вслух хвалят художника.

Вскоре вижу и его – Тим стоит в окружении гостей, размахивает руками, словно дирижер невидимого оркестра. Все внутри меня поднимается и опускается, будто я катаюсь на американских горках. Наверное, стоит подойти, поздороваться, поздравить с выставкой, похвалить работы. Да, так и сделаю. Но не сейчас – он слишком занят другими.

Исследую галерею. Неспешно прохожу вдоль рядов картин. Возле одной замираю, остаюсь дольше, чем возле других. Она теплая, в ней какой-то знакомый уют и мягкость. Почему-то мне сразу вспоминается наш закат в Сочи. Я смотрю на нее, не в силах отвести взгляд.

– Вот эта мне нравится, – вижу наманикюренный палец, указывающий на «мою» картину. – Хочу ее, – сообщает обладательница пальца спутнику в костюме.

Плечи сутулятся. Я не успела вдоволь налюбоваться. Неужели они похитят предмет моего восторга прямо сейчас?

В следующую секунду рядом появляется еще один человек, он подходит совсем близко. Поднимаю голову.

Конечно. Это Тимофей.

Опять Тимофей.

– Очень талантливо, – светским тоном произношу я, кивая на картину.

– Да, обычно он рисует задницы. На их фоне – безусловно, талантливо. Хоть какое-то разнообразие, – ягодно-красный ноготь обводит в воздухе контуры облаков на картине с закатом, почти любовно щекочет их пушистые бока. – Кто-то возомнил себя Климтом, а на деле любит только дорогую пошлятину.

– Не пошлятину. Я подчеркиваю эстетику тела, – возражает Тимофей.

– Дорогуша, – обращается «миссис наманикюренные пальцы» ко мне. – Ты видишь на картине облака? Закат? Видишь же? Непременно видишь! А я – выпирающие из холста ягодицы.

Она подходит ближе к картине и еще раз, указательным пальцем, обводит облака, в которых сейчас и я замечаю фигуру женщины: сразу неприметную, растворяющуюся в легкости общего полотна. Она соткана из облаков. Девушка стоит в половину оборота. Тело красиво изгибается с ноткой первозданной эротики.

– Нужно хорошо приглядеться, чтобы увидеть. Но когда находишь ее – не видишь уже ничего другого, – женщина громко смеется. – Психологи любят картины вроде этой. Когда с первого взгляда два человека видят два разных образа. Помогает в определении личности и типа мышления. Очень красноречиво.

– Почему ты не показала мне раньше? – возмущается спутник женщины. – Да, ты обалдела! Он рисовал тебя? Ты позировала ему голая? В нашей картине, которую он писал под заказ, тоже спрятана какая-то неуместная тайна?

Спутник краснеет. То ли от злости. То ли от смущения.

Я поджимаю губы, лишь бы не засмеяться. Забавная ситуация. Жаль, мужчины редко и неохотно посещают подобные светские рауты с женами, а отправляют их туда с подружками – иначе они бы знали намного больше о художнике, у которого заказывают портреты.

– В каждой картине Баринова так. Я права, Баринов? Он сам себе не изменит. Только бабам, которые его окружает. Себе мужик верен, – губы женщины с красными ногтями растягиваются в веселой усмешке.

– Проклятие, – ее спутник в бешенстве отшатывается в сторону. Пара секунд и он скрывается за колонной.

– Перебесится. Вернется. Муж у меня шелковый, – «миссис наманикюренные пальцы» целует Тимофея в щеку. – Майю ты заберешь из аэропорта?

– Заберу.

– Смотри мне. Если соврешь, поводов ненавидеть тебя станет еще больше, – она снова смеется.

– Куда уж больше. Больше бывает? – его взгляд застывает на мне.

– Да, о чем говорить с тобой, когда вместо того, чтобы пялиться на мои губы, ты таращишься на молодую девицу рядом? Как же славно, что в итоге я осталась замужем за ним, а не за тобой. Скотина ты, Баринов, – она складывает руки на груди. – Развлекайся. А я пойду умиротворять мужа. Силком. Картину продашь мне, ясно?

– Посмотрим.

Она медленно покачивает бедрами, будто гигантская ладья в море, и наконец исчезает за колонной.

– Привет, Оля, – бросает Баринов.

– Привет, Тим, – здороваюсь, провожая взглядом его знакомую. – Какое красочное резюме о тебе от натурщицы.

– Это мама моей младшей дочери.

– Ясно, – киваю. Убираю руки в карманы.

Тим с задором поднимает вверх брови.

– Классно я нарисовал тебя? Из облаков выходит женщина. Победоносно и просто, – он опускает руку на мои плечи. – Из девочки она превратилась в женщину. Сама не заметила – проснулась взрослой.

Я еще раз смотрю на картину долгим взглядом. Действительно, словно она обо мне.

– Ты не против? – достаю телефон, включаю камеру. – Хочу сохранить на память, прежде чем она уедет в дом твоей… бывшей жены? Невесты? Если я правильно поняла? – фотографирую картину. – Меня никогда раньше не рисовали. Вышло неплохо: у тебя в галерее висят прекрасные работы, но эта – лучшая.

– Я никогда не был женат. И не обручался, – он убирает руку с моих плеч, проводит ладонью по бороде и волосам, выражает на языке тела замешательство.

Вот удивительное наблюдение: он касается себя с удовольствием, любовно. Любое движение Тима – акт удовольствия. Понятно, почему женщины, изображенные и на других картинах тянутся к нему. Тимофей буквально источает феромоны, похоть. Они упакованы дорого, как элитная сумка в статусном магазине. Маленькая шалость с именитой биркой по цене квартиры. Сколько Тиму платят клиентки, интересно, за причиненное визуальное наслаждение? И не только?

– Мы с ней даже толком не встречались. Сходились-расходились пару раз, – отшучивается Тим. – Она всегда любила деньги. Страсть к ним сильнее любви ко мне. Бабло дурманит ее, дает власть и превращает в королеву.

Теперь он склоняется ко мне ближе, теснее.

– Сегодня я отведу тебя к себе. Все разойдутся, мы закроем галерею и дунем пешком на Патрики, – шепчет Тимофей на ухо.

***

Время пролетает быстро. Не знаю, почему, но я остаюсь в галерее, ожидая, когда Тим освободится.

– Выставка прошла успешно? На многие картины повесили ярлычок «Продано».

– Деньги не задержатся долго в моих карманах, – равнодушно пожимает плечами Тим. – Легко приходят, легко тратятся.

– Я не думала, что в наше время на художестве можно вообще заработать.

– У меня получается.

– Картины разлетаются на раз-два, – удивляюсь я. – Впрочем, в продажах и есть смысл выставок.

– Меня продают те, кому интересно продавать. Я создаю, – усмехается Тимофей.

Мы идем вперед, к Патрикам. Я немного тушуюсь. Как мне вести себя? В смысле, могу ли я взять его за руку, например? Нужно ли это вообще? Почему мне не попадались в TikTok видео под названием «Встреча с парнем из приложения для знакомств спустя 3 недели тишины после секса: практическое руководство»?

– Клевый вечер получился. А расскажи мне о себе что-то любопытное, чего я не узнаю о тебе от твоего окружения? – меняю тему со светской на более личную.

– Ты же будущий косметолог, а не журналистка, – отшучивается Тим. – Задай лучше конкретный вопрос. Спроси то, о чем тебе действительно хочется узнать, Оля.

– Вопросы могут задавать лишь журналисты? – фыркаю. – Если я интересую тебя исключительно как косметолог, то приходи ко мне добровольцем. Сделаю тебе маску на лицо или водорослевое обертывание.

– Ладно. Ты принимаешь дома? Или в кабинете? – смеется он. – Только советы про ботокс, чур, советуй себе!

– Могу принять тебя у тебя дома, – улыбаюсь. – Я пока только мечтаю о косметологии, ты же знаешь. Откуда взялся кабинет?

– Пойдешь на курсы? – спрашивает Тим.

– Не знаю. Ты задаешь слишком сложные вопросы. Снова, – скомкано отвечаю. – Не хочу сегодня забивать голову чем-то трудным.

– Не забывай: для того чтобы твоя цель исполнилась, нужно каждый день понемногу ей заниматься. Работает накопительный эффект. Только действия, правильно настроенные привычки приводят к желаемому, – он идет рядом по темноте.

– Подумаю об этом завтра, хорошо? – пожимаю плечами. – Почему надо обязательно идти к какой-то цели? Почему нельзя просто жить?

Невольно сама же заново открываю одну и ту же тему. Зная, как обычно между нами проходят разговоры на сложные темы, лучше вовремя прикусить язык.

– Если ты чувствуешь удовлетворение, то просто живи. Но если тебе плохо по каким-то причинам, бессмысленно заглушать неприятные чувства голосом здравого смысла или уговорами родителей. Это не сработает, а лишь усугубится. Мечта и цель отличаются тем, что для второго построен план конкретных действий.

Мы оба замолкаем. Шагаем вперед плечом к плечу. Даже мыски ботинок выступают вперед одновременно – будто в музыкальном клипе.

Тим ко мне больше не прикасается. Как бы далеко мы не заходили с ним раньше, теперь он не спешит возвращаться на тот же уровень отношений. Не хочет дотрагиваться? Стесняется людей на улице? Зачем он меня пригласил с собой?

От неопределенности его намерений и моих собственных по телу бегут мурашки. Почему бы нам просто не взяться за руки? Или под руки? Почему он, как Леха, не перекинет руку через мое плечо? В галерее же Тим приобнял меня? Один раз. Почему не старается снова?

Тиму словно нравится мое напряжение. Или он настолько в себе? Даже не чувствует очевидного?

Художник – человек чуткий. Не так ли?

– Оль, я встречаюсь с кое-кем. Если тебе любопытно, – бросает Тим.

– Оууууч, – набор звуков, которые я выдаю в ответ.

Похоже, вполне понятно, с кем именно он встречается. Вернее, я предполагаю. Догадываюсь. Но мне совсем не хотелось бы, чтобы мой первый мужчина стал маминым новым мужем. Впрочем, вряд ли дойдет до этого. Тим говорил, он не создан для серьезных отношений.

И вообще, может, он вовсе и не с моей мамой встречается. Мало ли что я себе надумала!

– Здорово, – бормочу. – И я тоже. Кое-с-кем.

Хотя я и сама не уверена в своих словах. Мое «С меня хватит» в баре относится не только к вечеру и не к перебравшему с дешевым алкоголем Леше, а ко всей ситуации в целом, включая наши с ним отношения. Правда, сомневаюсь, едва ли Леха сообразил что к чему.

– Жизнь бурлит своим чередом. Гормоны берут верх, – грустно отвечает Тим. Он останавливается. Показывает мне пальцем на вывески на фоне вечернего города. – Люблю Новый Арбат!

– Да, мне тоже нравится здесь бывать, – соглашаюсь. – Наверное, я уеду через пару недель из Москвы до конца лета. Осталось лишь покончить с сессией, – неожиданно делюсь с Бариновым. – Хочется сменить обстановку, соскучиться по знакомым местам, – сама не знаю, зачем сочиняю на ходу.

– Здорово! – поддерживает он. – Если хочешь, я подарю сочинскую картину с закатом тебе. Безвозмездно. Но с одним условием: ты повесишь ее на стену в спальне, а не уберешь в кладовку из вежливости. Я ведь нарисовал тот закат для тебя и о тебе.

– Хмм, – отрицательно качаю головой, – Боюсь, твоя королева с красным маникюром нам картину не простит. Нужен ли мне враг в ее лице? Хотя… Да, сочинский закат я бы хотела видеть на своей стене.

Зачем скрывать очевидное – я глаз от заката не могла отвести в галерее.

– Окей. Я с королевой договорюсь.

– Спасибо, – касаюсь рукой его предплечья. – Я ценю твою заботу.

Мы продолжаем прогулку. Тим прячет ладони в карманах и никак не отвечает на мое прикосновение.

– Я замерзла, – признаюсь. Потираю плечи.

Тим послушно передает мне рубашку, которая минутой раньше была надета поверх черной футболки на нем.

– Спасибо. Цепочка на тебе красивая, – показываю на массивную цепочку у него на груди. – На ней солнце прикреплено?

Улыбаюсь. Неужели мужчины любят подобные аксессуары? Или только художники? Люди творческие и смелые?

– На заказ сделал, – с гордостью показывает мне золотое солнце Тимофей.

– Этот символ что-то для тебя значит? Почему солнце? – спрашиваю.

Тим кивает.

– Солнце – реинкарнация. Новая жизнь после перечеркнутой старой. Однажды расскажу подробнее. Но не сегодня.

Он опять закрывается, а я больше не задаю вопросов. Закутываюсь в его рубашку.

В какой-то миг мы бредем в темноте молча.

Любопытно, какое именно прошлое перечеркнул Тим. Настолько ли хороша его новая богемная жизнь?

***

– Пришли, – возле пруда он поворачивает в арку. – Прошу. Лифта тут нет. Только лестница. Третий этаж.

Неспешно поднимаемся по ступеням.

На лестничной клетке Тим открывает дверь, по-джентельменски пропускает меня вперед вперед ловким и легким движением руки. Киваю в знак благодарности.

Прохожу в прихожую. И тут он надвигается на меня, прижимает к дверному косяку. Его руки ложатся на мои бедра, крепко сжимают их.

– Я тосковал по тебе. Чувствуешь, как сильно? – Тим с нежностью целует меня.

Еще бы!

Чувствую. По телу струятся мурашки. Я обхватываю ладонями шею Тимофея и целую его в ответ. На лестнице сверху слышны шаги, поэтому он вталкивает меня в темноту квартиры. Дверь с шумом захлопывается. Я не вижу ничего вокруг, не понимаю, где мы находимся – Тим не включает свет.

– Ты вспоминала обо мне?

– Нет, – перевожу тяжелое дыхание. – Да, – признаюсь спустя доли секунд.

Вспоминала. Безусловно, я его вспоминала. Почти каждый раз, когда мы целовались с Лешей. Это казалось чем-то ужасно неправильным: думать о ком-то другом в такие минуты, но чувства побеждали. Меня никак не покидало ощущение, словно мои отношения с Лехой идут не в том ритме, как хотелось бы: «Должно быть иначе! По-другому! Как в Сочи! Помнишь, Оля, ты помнишь?!» – опять и опять спрашивало подсознание.

– Моя девочка, – шепчет Тим. – Какой же я незабываемый.

Он шумно сбрасывает ботинки, очевидно, как попало – один об другой. В следующий миг Тим подхватываете меня на руки и несет в темноту, в ее самую глубину.

Глава 7. Завтрак на Патриках

Утро я встречаю