Убийство в Блэквуд-Холле: Запертая Дверь и Шесть Лжей

Андрей Богов

Убийство в Блэквуд-Холле: Запертая Дверь и Шесть Лжей

Часть 1: Буря Собирается

Глава 1: Прибытие под Черными Крыльями

Ветер выл как потерянная душа, хлеща косым ноябрьским дождем по стеклам старого «Ягуара». Элинор Вандербильт прищурилась, всматриваясь сквозь водяные потоки в темный силуэт, вырисовывающийся на вершине унылого холма. Блэквуд-Холл. Даже название звучало как предостережение – «Черный Лес». Подходяще.

«Почему я согласилась?» – мысленно корила она себя, поправляя нить жемчуга на вороте дорогого, но практичного твидового костюма. Себастьян Блэквуд. Последний раз они пересекались лет десять назад, на похоронах его отца, старого Арчибальда. Тогда Себастьян уже источал холодную, расчетливую амбициозность, которая так контрастировала с увядающим благородством Арчи. Теперь, судя по слухам, он превратил эту амбициозность в отточенное оружие, скупая и стирая с лица земли такие же старые поместья, как Блэквуд-Холл. Зачем ему понадобилась она, пенсионерка-криминалист, на этом прощальном вечере для родового гнезда? Лесть? Желание продемонстрировать власть? Или что-то более… практичное?

Машина, преодолевая последний крутой виток размытой гравийной дороги, подкатила к парадному входу. Готические шпили поместья вонзались в низкое свинцовое небо. Окна, похожие на пустые глазницы, отражали лишь надвигающиеся сумерки и первые, крупные снежинки, которые теперь смешивались с дождем. Атмосфера была настолько гнетущей, что Элинор невольно потянулась к маленькой фляжке в сумочке – крошечная порция джина для мартини позже. Для храбрости, усмехнулась она про себя. Храбрости ей, слава Богу, не занимать, но теплая волна в желудке никогда не мешала ясности ума.

Дверь распахнулась еще до того, как она успела нажать на скрипучий чугунный звонок. На пороге стояла женщина лет шестидесяти, в строгом черном платье, стянутом у горла старомодной брошью. Ее лицо было бледным, как стены холла за ее спиной, а в глазах светилась смесь усталости и глубокой, застарелой печали.

– Миссис Вандербильт? – голос был тихим, но четким. – Я Виктория Кларк. Сестра Себастьяна. Добро пожаловать в Блэквуд-Холл. Он вас ждет. – В ее интонации не было ни капли тепла при упоминании брата.

Элинор шагнула внутрь. Холл встретил ее запахом пыли, воска и сырости. Высокие потолки терялись в полумраке. Мраморный пол был холодным даже сквозь подошвы туфель. По стенам висели портреты мрачных предков в париках и камзолах, их глаза, казалось, следили за каждым движением вновь прибывшей. Гигантская дубовая лестница вела наверх, в еще более темные глубины дома.

– Буря усиливается, – заметила Виктория, закрывая тяжелую дверь с гулким стуком, который отозвался эхом по пустым коридорам. – Мост через ущелье Гремлин уже размыло. Связь… – она махнула тонкой рукой в сторону старинного телефонного аппарата на резном столике, – мертва. Мы отрезаны.

Отрезаны. Слово повисло в воздухе, тяжелое и зловещее. Идеальные условия для театра. Или для преступления.

– Как… уютно, – сухо прокомментировала Элинор, снимая перчатки.

Из глубины коридора донесся громкий, раздраженный голос:

– Виктория! Где чертов дворецкий? Мои вещи промокают в этой конуре! И кто приехал? Эта старая академичка?

Себастьян. Узнать его властный, пропитанный презрением тон было невозможно. Виктория вздрогнула, словно от удара хлыстом. Ее пальцы судорожно сжали складки платья.

– Он в библиотеке, – прошептала она Элинор, избегая ее взгляда. – Пожалуйста, проходите. Остальные гости уже… собрались.

Остальные гости. Шесть человек, у каждого из которых, как она интуитивно чувствовала, были свои, веские причины ненавидеть Себастьяна Блэквуда. И теперь они все были заперты здесь, в этом мрачном, продуваемом всеми ветрами мавзолее, под вой бури. Элинор глубоко вдохнула запах тлена и старины.

Игра началась. И ставки, она подозревала, будут смертельно высоки.

Глава 2: Галерея Подозреваемых и Первый Искры

Библиотека Блэквуд-Холла была огромной. Высокие дубовые стеллажи, доверху забитые старинными фолиантами в потертых кожаных переплетах, создавали ощущение кафедрального собола знаний, давно забытых и покрытых пылью. Воздух был густым от запаха старой бумаги, кожи и чего-то еще – затхлости, как в склепе. Огромный камин на дальней стене пожирал бревна, но тепло от него рассеивалось в гигантском пространстве, едва достигая группу людей, собравшихся у тяжелого резного стола.

Себастьян Блэквуд восседал в кресле, похожем на трон, спиной к огню. Он не встал, когда Элинор вошла в сопровождении Виктории. Его взгляд, холодный и оценивающий, скользнул по ней, как скальпель.

– А, Элинор. Почти вовремя. Буря, говоришь? – Он махнул рукой, на которой тяжело блеснул перстень с фамильным гербом – черный ворон на кроваво-красном поле. – Неважно. Садитесь. Познакомьтесь с обреченными.

Его презрительная ухмылка скользнула по присутствующим. Элинор выбрала кресло чуть в стороне, дающее хороший обзор. Наблюдай. Слушай. Анализируй. Старая профессорская привычка включилась автоматически.

Изабелла Блэквуд: Сидела рядом с мужем, но не касалась его. Невероятно красивая, как дорогая фарфоровая кукла. Длинные темные волосы, безупречный макияж, платье от кутюрье, кричащее о богатстве. Но глаза… Глаза были пустыми, как озера в тумане. Пальцы нервно перебирали жемчужное ожерелье на тонкой шее. Когда Себастьян назвал ее «моя дорогая безделушка», в ее взгляде мелькнуло что-то острое, быстро погасшее. Боль? Страх? Ненависть?

Джулиан Блэквуд: Развалился в кресле напротив, демонстративно уставившись в экран смартфона. Брюнет с чертами отца, но смягченными, почти женственными. Дорогая, но небрежно накинутая куртка, дорогие кроссовки. Казалось, ему смертельно скучно. Но когда отец резко сказал: «Джулиан, оторви взгляд от своих долгов!», молодой человек вздрогнул, как от удара током. Его лицо исказила гримаса ярости, мгновенно смененная нагловатой ухмылкой. Долги. Опасные долги.

Доктор Артур Локвуд: Сидел прямо, стараясь сохранить достоинство. Седая бородка клинышком, старомодный костюм-тройка. Его руки дрожали, когда он поправлял очки. Он пытался улыбнуться Элинор, но улыбка вышла напряженной. Когда Себастьян громко поинтересовался его здоровьем («Артур, ты не выглядишь больным… пока»), доктор побледнел, и его рука судорожно сжала ручку кресла. Шантаж. И что-то еще… страх разоблачения?

Майлз Харрингтон: Крепкий, лысеющий мужчина в дорогом свитере. Играл роль добродушного дельца, громко смеясь над собственными шутками и наливая себе виски из хрустального графина на столе. Но его маленькие глазки постоянно бегали, оценивая, вычисляя. Он слишком навязчиво хлопал Себастьяна по плечу, называя «старина». А Себастьян отстранялся с едва заметным отвращением. Когда Майлз заговорил о «тех неприятностях с контрактами», в воздухе повисло напряженное молчание. Финансы. Обман. Нож в спину партнеру.

Эмили Форсайт: Сидела в тени, у окна, зарисовывая что-то в блокноте. Хрупкая, бледная девушка с огромными серыми глазами. Кашляла в платок. Ее взгляд постоянно возвращался к Джулиану, полный немого обожания и тревоги. Когда Себастьян сухо заметил, что «болезни – удел слабых, а лечение – дорогая роскошь», Эмили сжала карандаш так, что он треснул. Болезнь. Отказ в помощи. Любовь к сыну врага.

Виктория стояла у камина, словно тень, ее руки были сцеплены в бессильном гневе. Себастьян игнорировал ее.

– Итак, – произнес Себастьян, отхлебнув виски. Его голос резал тишину. – Все в сборе. Завтра утром я созову вас, чтобы объявить о судьбе этого ветхого сарая. – Он презрительно оглядел потрескавшиеся потолочные фрески. – Его снесут. На этом месте вырастет современный SPA-отель. Чистая прибыль.

В библиотеке повисло гробовое молчание. Даже Майлз перестал улыбаться. Виктория издала сдавленный стон. Изабелла побледнела еще больше. Джулиан язвительно хмыкнул. Доктор Локвуд опустил голову. Эмили перестала рисовать.

– Вы не можете! – вырвалось у Виктории, голос сорвался. – Это наш дом! История! Могилы предков…

– Могилы перенесут, – холодно парировал Себастьян. – Или оставят под фундаментом бассейна. История не платит по счетам, Виктория. Сентиментальность – удел неудачников. – Его взгляд скользнул по каждому лицу, наслаждаясь шоком и ненавистью, которые он читал в глазах. – Завтра все будет решено. А пока… наслаждайтесь последней ночью в этом склепе. Ужин в восемь. Не опаздывайте.

Он откинулся в кресле, явно считая разговор оконченным. Напряжение в комнате достигло предела. Казалось, воздух трещал от невысказанных угроз и давних обид.

Элинор молча наблюдала. Она видела, как Изабелла вонзила ногти в подлокотники кресла. Как Джулиан сжал кулаки. Как доктор Локвуд беспомощно заморгал. Как Майлз Харрингтон нервно проглотил виски. Как Эмили уставилась на Себастьяна с ледяной ненавистью. Как Виктория Кларк отвернулась к камину, и ее плечи содрогнулись от беззвучных рыданий.

Искры уже летели. Оставалось только ждать, какая из них упадет на порох.

Глава 3: Ужин на Пороховой Бочке

Столовая Блэквуд-Холла была столь же огромной и холодной, как и библиотека. Длинный дубовый стол, способный усадить двадцать человек, сейчас казался пустынным островом, затерянным в море теней, пляшущих от дрожащего света массивной хрустальной люстры и нескольких подсвечников. Буря за окнами выла с удвоенной силой, заставляя стекла дребезжать в свинцовых переплетах. Камин тут не помогал – тепло безнадежно растворялось в пространстве.

Ужин был подан с молчаливой, почти механической точностью самой Викторией, чье лицо напоминало застывшую маску страдания. Еда – изысканная, но холодная и безвкусная в этой атмосфере – оставалась почти нетронутой. Вино лилось чаще. Оно не согревало душ, лишь разжигало тлеющие угли напряжения.

Себастьян сидел во главе стола, как король на троне из костей. Каждое его слово, каждое движение было рассчитано на то, чтобы уколоть, унизить, напомнить о своей власти.

– Изабелла, милая, – его голос был сладок, как яд, – ты почти ничего не ешь. Опять переживаешь о своей фигуре? Или о других вещах? – Его взгляд скользнул по ее талии с неприятной настойчивостью. Изабелла вздрогнула, как от удара. Ее вилка звякнула о тарелку.

– Я… не голодна, Себастьян, – прошептала она, отводя взгляд.

– А ты, Джулиан? – Себастьян повернулся к сыну, который мрачно ковырял еду вилкой. – Я получил сегодня… интересное письмо. От неких господ с юга. Говорят, ты им должен сумму с пятью нулями. И они не склонны ждать.

– Я? – Себастьян притворно удивился. – Зачем мне? Я просто предупреждаю. Твои дружки из казино, кажется, не самые терпеливые люди. И не самые… законопослушные. Думаю, они знают, где тебя найти. Даже здесь. – Он жестом обвел столовую. – В этом «безопасном» убежище.Джулиан побледнел. Его пальцы сжали нож так, что костяшки побелели. – Это ложь! – выпалил он. – Они врут! Или это ты им наврал?

– Ах, да, Майлз! – перебил его Себастьян с фальшивой сердечностью. – Как раз кстати. Ты ведь тоже в курсе этих… деликатных финансовых вопросов Джулиана? Или тех, что касаются нашего последнего проекта? Того, где бумаги оказались… слегка подправленными? Для пущей убедительности перед инвесторами?Майлз Харрингтон громко закашлялся, поперхнувшись вином. – Себастьян, старина, может, не стоит за столом… – начал он.

– Конечно, конечно, – усмехнулся Себастьян. – Как и твоя репутация. До определенного момента.Майлз замер. Его добродушная маска сползла, обнажив холодный расчет и страх. – Я не понимаю, о чем ты, – пробормотал он, избегая взгляда. – Все бумаги были в идеальном порядке.

– На нервы, Артур? – Себастьян устремил на него пронзительный взгляд. – Ты же врач. Должен знать, что нервы – это роскошь, которую не каждый может себе позволить. Особенно когда твоя собственная… стабильность… висит на волоске. Помнишь, что я тебе говорил о твоих последних… просчетах в диагностике? Очень интересные истории могли бы всплыть.Доктор Локвуд нервно поправил салфетку. – Господа, может… может, сменим тему? – предложил он дрожащим голосом. – Буря такая сильная… Это действует на нервы.

Доктор Локвуд съежился в кресле, словно пытаясь стать невидимым. Его руки дрожали так сильно, что он уронил салфетку.

Эмили Форсайт тихо кашляла в платок. Ее большие глаза, полные страха и ненависти, были прикованы к Джулиану, который сидел, сжав челюсти, и смотрел на отца с немым бешенством.

– А тебе, Эмили, – голос Себастьяна стал мягче, но от этого только страшнее, – я все же советую обратиться к врачу. Твой кашель звучит… изнурительно. Жаль, что лечение такое дорогое. И совершенно… бесперспективное, как мне кажется. Зачем тратить ресурсы на заведомо проигрышное дело?

– Право? – Себастьян поднял бровь. – Право определять, что перспективно, а что нет? У меня, дорогая, есть все права. Особенно здесь. В моем доме. Который завтра перестанет существовать. – Он бросил взгляд на Викторию, стоявшую у буфета как призрак. – Как и все, что с ним связано.Эмили вздрогнула. Слезы брызнули у нее из глаз. Она вскочила, опрокинув бокал с водой. – Ты… ты чудовище! – выдохнула она, задыхаясь от кашля и рыданий. – Ты не имеешь права!..

– Мать, – холодно парировал Себастьян, – была такой же сентиментальной дурочкой, как и ты. И умерла в нищете, цепляясь за эти камни. Я не намерен повторять ее ошибок. Завтра бульдозеры приедут. А вы… – его взгляд скользнул по столу, по бледным, искаженным ненавистью и страхом лицам, – вы найдете, чем заняться. Или нет. Меня это не волнует.Виктория не выдержала. Она сделала шаг вперед, ее худое тело тряслось. – Ты уничтожаешь нас! – ее голос сорвался на крик. – Ты уничтожаешь память! Историю! Наших предков! Мать перевернулась бы в гробу!

Он отпил вина, наслаждаясь произведенным эффектом. Тишина в столовой стала гулкой, звенящей, как натянутая струна. Ненависть витала в воздухе, почти осязаемая. Казалось, еще мгновение – и она взорвется.

Элинор молча наблюдала этот театр жестокости. Она видела, как Изабелла прикусила губу до крови. Как Джулиан смотрел на отца взглядом убийцы. Как Майлз бешено вращал обручальное кольцо на пальце. Как доктор Локвуд закрыл лицо руками. Как Эмили, всхлипывая, убежала из столовой. Как Виктория стояла, сжимая край буфета так, что пальцы побелели, а в ее глазах горел огонь абсолютного, первобытного отчаяния.

Никто не заметил, как Элинор незаметно провела рукой по резной деревянной панели под столом. Ее пальцы нащупали глубокую царапину, свежую, с острыми краями. Как будто что-то тяжелое и металлическое упало или было с силой прижато… Совсем недавно.

Искры упали. Порох ждал.

Глава 4: Шепоты в Темноте и Зловещая Тишина

После кошмарного ужина гости разбрелись по холодным коридорам, как призраки. Электричество мигнуло и погасло – буря добиралась до старой проводки. Блэквуд-Холл погрузился в кромешную тьму, нарушаемую лишь редкими вспышками молний за высокими окнами и трепещущим светом свечей, которые Виктория молча раздала всем перед тем, как исчезнуть.

Элинор взяла свой подсвечник и двинулась по знакомому с детства маршруту – в восточное крыло, где располагались гостевые комнаты. Скрип старых половиц под ногами звучал громче обычного в тишине. Тени от свечи плясали на стенах, превращая портреты предков в гримасничающих демонов.

Она почти дошла до своей комнаты, когда услышала их. Шепоты. Сдавленные, яростные. Из ниши за тяжелой портьерой у окна.

– Блефует? А письмо от Кости? Ты думаешь, он не дал им адрес? Мы в ловушке, мальчик! В этой проклятой дыре! И завтра… – Майлз замолчал, услышав шаги Элинор. Оба мужчины замерли в нише, слившись с тенями.– …должен был предупредить! – Это был голос Майлза Харрингтона, лишенный всякой добродушности, хриплый от злобы. – Он знает всё! И про Джулиана, и про контракты! Он сожрет нас всех! – Успокойся, Майлз! – ответил ему шепот Джулиана, сдавленный, испуганный. – Он блефует! Он всегда блефует! Чтобы держать в страхе!

Элинор прошла мимо, не замедляя шага, делая вид, что ничего не слышала. Кость. Кличка? Имя ростовщика? Джулиан в сговоре с Майлзом? Или Майлз просто знает о его долгах?

Дальше по коридору, у двери в маленькую гостиную, она увидела силуэт Изабеллы. Женщина стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу окна, ее плечи содрогались от беззвучных рыданий. В руке она сжимала скомканный платок и… маленький флакон с какими-то таблетками? Лекарство? Успокоительное? Или что-то более опасное?

Элинор не стала беспокоить ее. Она повернула за угол и чуть не наткнулась на доктора Локвуда. Он стоял посреди коридора, освещенный вспышкой молнии, с пустым, отсутствующим взглядом. В руке он держал старомодный портсигар, но не открывал его. Казалось, он забыл, где находится.

– Кто… кто там? Ах, миссис Вандербильт… Да, да… Все… все хорошо. Просто… заблудился. Этот дом… такой большой… и темный. – Он нагнулся, чтобы поднять портсигар, но его руки дрожали так, что он не мог его схватить. Элинор подняла его и вручила ему. – Спасибо… спасибо. – Он судорожно сжал металлическую коробочку. – Он… он не должен был говорить этого за столом… Не должен был… – прошептал он, глядя куда-то в пустоту. – Никто не должен знать… – И, не прощаясь, он засеменил прочь, в темноту, бормоча что-то невнятное про "диагнозы" и "ошибки".– Доктор? – тихо позвала Элинор. – Все в порядке? Он вздрогнул, уронив портсигар. Его глаза метались, полные паники.

Элинор добралась до своей комнаты. Комната была холодной, как склеп. Она поставила свечу на каминную полку и подошла к окну. Буря бушевала, раскачивая верхушки древних вязов, как тростинки. Внезапная вспышка молнии осветила сад. И там… у края террасы… Элинор показалось, что она видит фигуру. Высокую, худую. Викторию? Что она делала в саду в такую погоду? Или это игра света и тени?

Она отвернулась от окна, и ее взгляд упал на камин. На мраморной полке, среди пыльных безделушек, лежал старинный бронзовый подсвечник. И в нем… ничего. Гнездо для свечи было пустым. Но Элинор отчетливо помнила – днем, когда она осматривала комнату, здесь стояла толстая восковая свеча. Сейчас ее не было.

Куда она делась? Кто-то взял ее? Зачем?

Ночь тянулась мучительно долго. Ветер выл в трубах, завывая разными голосами. Половицы скрипели и стонали под невидимыми шагами. Где-то далеко, в глубине дома, раздался глухой удар, как будто упала тяжелая дверь. Потом – приглушенный, быстро оборванный крик? Или это был лишь вой ветра?

Элинор не спала. Она сидела в кресле, завернувшись в плед, и слушала. Наблюдай. Слушай. Анализируй. Шаги в коридоре – торопливые, крадущиеся. Шепот за стеной – женский, истеричный. Тихий плач – откуда-то сверху? Кабинет Себастьяна был прямо над ее комнатой. Она вслушивалась в потолок. Тишина. Гнетущая, неестественная тишина.

Буря начала стихать под утро. Свинцовый рассвет едва пробивался сквозь грязь на окнах. Элинор задремала, сидя в кресле, когда ее разбудил стук в дверь. Торопливый, нервный.

– Миссис Вандербильт! Миссис Вандербильт, проснитесь! Пожалуйста!

Голос Виктории. И в нем – чистейший, леденящий душу ужас.

Элинор вскочила, накинула халат и открыла дверь. Виктория стояла на пороге, смертельно бледная, с расширенными от паники глазами. Она дрожала всем телом. В руках она сжимала… пустой серебряный поднос, предназначенный для утреннего кофе Себастьяна.

– Он… он не отвечает, – прошептала она, задыхаясь. – Я стучу, стучу… Дверь заперта изнутри. Ключ… ключ должен быть у него… Но он не отвечает! И запах… – Виктория затрясла головой, сдерживая рыдание. – Из-под двери… такой странный запах… Медный… Сладковатый…