Утроба Умершего Бога

Гастон Д'Эрелль

Утроба Умершего Бога

Глава 1: Пробуждение в Утробе

Холод. Не ледяной, пронизывающий холод вакуума, а внутренний холод. Холод влажной, неподвижной темноты, просачивающийся сквозь кожу в кости, в мозг. Холод могилы, которая дышит.

Сознание вспыхнуло, как искра на промокшем фитиле. Не имя, не воспоминание – лишь ощущение себя. Существования. Запертого.

Силван (имя пришло позже, обрывком, как щепка после кораблекрушения) открыл глаза. Или ему показалось, что открыл. Тьма была не абсолютной, но густой, как смола, подсвеченной изнутри слабым, пульсирующим багрянцем. Свет исходил не от ламп, а от… стен? Потолка? Пола? Границы были размыты, текучи. Он лежал на чем-то упругом и слегка податливом, как огромная печень, покрытая тонкой, блестящей пленкой. Под пальцами, когда он попытался оттолкнуться, поверхность дрогнула, отозвалась слабой вибрацией, идущей из глубин.

Воздух. Он был густой, тяжелый, пропитанный запахами, от которых сводило желудок. Сладковатая гниль перезревших плодов, резкий металлический привкус озона, что-то затхлое, как в забытом склепе, и под всем этим – острый, животный запах, напоминающий одновременно мед и разложение. Дышать было трудно, каждый вдох обжигал легкие этой коктейлем ужаса.

Силван попытался сесть. Мышцы не слушались, будто атрофировались за века сна. Голова раскалывалась от тупой, пульсирующей боли. Он застонал, и звук его собственного голоса, хриплый и чуждый, замер в липкой атмосфере, не найдя отзвука. Только постоянный, низкочастотный гул, исходивший отовсюду и ниоткуда сразу. Гул живого механизма. Нет, не механизма. Механизмы не дышали.

Он приподнял голову, превозмогая тошноту. Багровое свечение усиливалось и ослабевало ритмично, в такт едва уловимой пульсации под ним. Оно исходило от переплетений толстых, как кабели, жил, оплетающих стены-потолок. Стены… Они были не из металла или камня. Это была плоть. Темная, бугристая, местами покрытая блестящим хитином, местами обнажающая влажные, волокнистые слои мышц или связок. Поверхность дышала – медленно, неуклонно расширяясь и сжимаясь. Из трещин в хитине сочилась вязкая, темная субстанция, медленно стекающая вниз и впитывающаяся в пол. Пол тоже был живым – теплым, слегка липким под ладонями, с едва заметной пульсацией собственных вен.

Где я? Мысль была слабой, бессильной. Корабль? Но это не походило ни на один корабль, виденный им… когда? Память была дырявой тканью. Всплывали обрывки: ослепительный свет, крики, ощущение падения… или взрыва? Лица. Незнакомые, искаженные ужасом. Один образ был четче других: женщина с темными глазами, протягивающая руку… Исчезла в вихре света и боли.

Силван с трудом перевернулся на бок. Пространство вокруг напоминало гигантскую, извилистую кишку или пузырь в легком чудовища. Туннель уходил в обе стороны, теряясь в пульсирующей багровой полутьме. Воздух над полом был чуть чище, и он пополз, волоча непослушное тело по теплой, упругой поверхности. Каждый сантиметр давался усилием воли. Холод внутри сменялся липким жаром паники. Он был внутри чего-то огромного, живого и абсолютно чуждого.

Гул усиливался, переходя в глухой, мощный стук – как гигантское сердце где-то далеко в недрах. Пол под ним вздрогнул, заволновался, как поверхность озера от брошенного камня. Силван прижался к стене, ощущая под пальцами пульсацию жилы. Она была горячей. Живой. Отвращение смешалось с первобытным ужасом. Он зажмурился, пытаясь отогнать нарастающую волну клаустрофобии. Но это была клаустрофобия нового уровня – не страх тесной комнаты, а ужас перед бесконечностью внутри, перед осознанием, что стены этой темницы – это плоть древнего монстра, летящего… куда?

И тогда пришло Оно. Не звук. Не образ. Импульс. Чистый, холодный, как лезвие из космического льда, вонзилось прямо в мозг.

ДВИЖЕНИЕ. ЦЕЛЬ.

Силван вскрикнул, вжавшись в стену. Это было не слово, не голос. Это был приказ, выжженный в самой ткани его существа. Абсолютный, неоспоримый. В нем не было злобы, не было гнева – лишь безразличная, неумолимая воля. Воля чего-то столь древнего и могущественного, что его существование было аксиомой вселенной. И эта воля вела… это. Корабль. Тюрьму. Чудовище.

Импульс ушел так же внезапно, как пришел, оставив после себя леденящую пустоту и жгучую головную боль. Но эхо его – ЦЕЛЬ – застыло в сознании несмываемым шрамом. Он понял с абсолютной ясностью: он здесь не по своей воле. Он – часть этого. Инструмент. Пассажир в желудке левиафана, следующего зову мертвого бога. Мысль была столь чудовищна, что разум попытался отринуть ее, но холодная реальность пульсирующей плоти вокруг не оставляла места сомнениям.

Он пополз дальше, движимый теперь не только страхом, но и слепой, животной потребностью увидеть, понять, найти хоть кого-то еще в этом кошмаре. Туннель расширялся, переходя в нечто вроде зала. Здесь багровый свет был ярче, исходя от массивных, пульсирующих образований на стенах, похожих на гигантские почки или опухоли. Воздух вибрировал от гула, здесь он был громче, насыщенней, как песня спящего титана. В центре зала из пола поднимались странные, костяные структуры, переплетенные жилами и покрытые биопленкой. Возможно, это был пульт управления? Или алтарь?

А потом он увидел Его.

Фигура сидела, скрючившись, у основания одной из костяных структур. Поначалу Силван принял ее за странный нарост, сгусток ткани. Но при ближайшем рассмотрении… это был человек. Или то, что от него осталось.

Тело было худым до костлявости, обтянутое серой, словно пергаментной кожей. Оно было частично сросшимся с полом. Тонкие, похожие на корни волокна тянулись от бедер и спины существа, врастая в живую плоть корабля. Одежда – когда-то, видимо, униформа – истлела, превратившись в лохмотья, слипшиеся с кожей. Голова была лысой, покрытой струпьями и странными, блестящими наростами, похожими на лишайник. Лицо… Лицо было худым маской, с ввалившимися глазницами. Но глаза… Глаза были открыты. Мутные, почти белесые, без зрачков, они смотрели прямо на Силвана. И в них не было ни страха, ни удивления. Лишь пустота и глубокая, вековая усталость.

Силван замер, затаив дыхание. Существо не двигалось. Только слабый подъем и опускание груди выдавали, что оно еще дышит. Или дышит ли оно само? Может, это дышал за него корабль через те самые корни-каналы?

– Эй! – хрипло выдохнул Силван, его голос звучал неестественно громко в гудящем зале. – Ты… Ты меня слышишь?

Мутные глаза медленно, с нечеловеческим усилием, сфокусировались на нем. Губы, потрескавшиеся и бескровные, дрогнули. Из горла вырвался звук – не речь, а хриплый, булькающий выдох, как из протекающего меха. Затем шепот, сухой, как осенние листья под ногами:

– …Проснулся… Новый… Проснулся…

Силван подполз ближе, превозмогая отвращение.

– Где мы? Что это за место? Корабль? – Он с трудом подбирал слова, его разум цеплялся за знакомые понятия.

Существо издало нечто, отдаленно напоминающее хриплый смешок. Или предсмертный хрип.

– Кора…бль? – Оно с трудом повернуло голову, оглядывая пульсирующий зал своими слепыми глазами. – Она… Живая. Плоть. Мы… внутри… – Голос оборвался, существо закашлялось, и из его рта брызнула темная, вязкая жидкость, впитавшаяся в пол. – …внутри Утробы.

Плоть. Слово отозвалось эхом в памяти Силвана. Образы: бескрайний космос, звезды, как холодные алмазы… и что-то огромное, темное, органическое, плывущее сквозь пустоту. Корабль-левиафан. Корабль-животное.

– Утроба? – переспросил Силван, чувствуя, как ледяная дрожь пробегает по спине. – Утроба чего? Куда мы летим?

Слепые глаза снова уставились на него. В них мелькнуло что-то – не понимание, а скорее жалость. Глубокая, беспросветная жалость.

– Летим? – шепот стал еще тише. – Она… движется. Всегда. В Пустоте. По Воле. Воля… Того, Кто Умер… – Существо замолчало, его дыхание стало прерывистым. – Его Воля… ведет… Его Последний Приказ… – Голос оборвался навсегда. Глаза остекленели окончательно. Голова безвольно упала на сросшуюся с полом грудь. Только тонкие волокна, связывающие тело с кораблем, еще слабо пульсировали, вытягивая последние капли жизни.

Силван отпрянул, охваченный ужасом. Тот, Кто Умер. Последний Приказ. Эти слова сливались с холодным импульсом ЦЕЛЬ, все еще жгущим его сознание. Он был на корабле, который был живым существом. Корабле, который двигался по воле умершего бога. И он, Силван, был здесь заперт. Часть этого безумия.

Он огляделся, и его охватила новая волна паники. Там, в тени пульсирующей "почки", шевельнулось что-то еще. Не человек. Нечто низкое, покрытое слизью и хитиновыми пластинами, с множеством суставчатых конечностей. Оно медленно выползало из щели в стене, похожей на рану. Маленькие, лишенные разума глазки сверкнули в багровом свете, уставившись на Силвана. Издало булькающий, щелкающий звук и поползло в его сторону, волоча раздутое, пульсирующее брюшко по теплому полу.

Это был не труп. Это был обитатель. Часть экосистемы Плоти.

Силван вскочил на ноги, адреналин на миг победил слабость. Он отшатнулся, споткнулся о скользкий выступ живой ткани и покатился по наклонному полу в сторону другого туннеля. Щелкающее создание не стало его преследовать, потеряв интерес.

Он лежал в темном боковом ответвлении, дрожа всем телом, прислушиваясь к гудению Плоти и стуку ее невидимого сердца. Запахи, пульсация, холодная воля умершего бога в его голове – все это сливалось в единый кошмар. Он был внутри чудовища, летящего сквозь космическую пустоту к неведомой, ужасной цели. Он был крошечным паразитом в кишечнике божественного инструмента. И пробуждение было лишь началом погружения в бесконечный ужас Утробы.

Внезапно, на его внутренней стороне предплечья, куда он инстинктивно прижал руку от холода, кожа заныла. Он поднял руку, вглядываясь в багровый полумрак. Там, под тонким слоем грязи, проступал странный рисунок. Не татуировка. Это было похоже на… прожилку. Темную, тонкую, как паутинка, вросшую в его собственную кожу. Она пульсировала в такт с гулом корабля.

Силван с ужасом понял: связь уже началась. Он не просто пассажир. Он – часть Плоти. Инструмент в руках давно умершего бога. И пути назад нет.

В глубине туннеля снова что-то зашевелилось. Голодно и неумолимо.

Глава 2: Шрамы на Реальности

Время внутри Плоти было иллюзией, растягиваемой гулом, пульсацией и холодным потоотделением страха. Силван не знал, сколько часов, дней или недель прошло с момента пробуждения в Утробе. Сон был беспокойным, прерывистым, населенным образами падающих звезд и пустых глазниц сросшегося с кораблем хранителя. Его "комнатой" стала ниша в стене туннеля, где поток липкого воздуха был чуть сильнее, отгоняя самых мелких, скребущихся в темноте обитателей. Он научился находить влагу, сочащуюся из трещин в хитине – горькую, с металлическим привкусом, но утоляющую жгучую жажду. Научился отличать безобидные шевеления в стенках от приближения чего-то голодного и хищного. Его связь с кораблем, отмеченная той зловещей прожилкой на предплечье, показывавшейся темнее при усилении гула, была пока лишь призрачным зудом под кожей, навязчивым чувством направления, как стрелка невидимого компаса, встроенного в душу.

Он избегал больших залов, подобных тому, где нашел мертвого хранителя. Там гул был слишком силен, багровый свет слишком ярок, а ощущение присутствия чего-то огромного и древнего – почти осязаемым. Там же чаще появлялись и более крупные обитатели: многоногие твари с щелкающими челюстями, слизнеподобные создания, оставляющие за собой следы едкой слизи, и что-то еще, мелькающее на периферии зрения – тени, слишком быстрые и неправильные, чтобы их разглядеть.

Но сегодня все было иначе. Ритмичный гул Плоти, ее постоянное "дыхание", внезапно изменилось. Глубокий стук – ее сердцебиение – участился. Пульсация стен стала резче, почти судорожной. Воздух наполнился новым запахом – резким, как озон перед грозой, смешанным с чем-то горьким, напоминающим пепел. Силван почувствовал легкое головокружение, как будто пол под ним на миг стал мягче, менее реальным.

И тогда пришел новый Импульс. Не такой всесокрушающий, как первый, но более сложный. Он не нес слова, а передавал состояние: ПЕРЕХОД. СТЫК. БЛИЗКО.

Силван вжался в стену ниши, чувствуя, как по его прожилке пробегает волна ледяного покалывания. Плоть готовилась к чему-то. К выходу? Из чего? Куда?

Резкий, пронзительный визг, похожий на скрежет гигантских костей, прокатился по всем туннелям. Весь корабль содрогнулся, как живое существо от удара током. Багровый свет погас на мгновение, погрузив все в абсолютную, давящую тьму. Силван вскрикнул, ослепший и дезориентированный. Он ощутил жуткое чувство падения, растяжения, как будто его внутренности вытягивались в бесконечную нить. Звуки исказились – гул превратился в вой, скрежет – в рычание неведомого зверя. Запах озона стал невыносимо сильным, обжигающим ноздри.

И так же внезапно, как началось, все прекратилось.

Свет вернулся, но изменился. Багровая люминесценция жил потускнела, стала более холодной, синеватой. Гул Плоти утих до едва слышного бормотания. Сердцебиение замедлилось, став глухим и тяжелым. Но главное – ощущение пространства. Давящая, влажная замкнутость Утробы словно раздвинулась. Воздух стал… другим. Холоднее. Суше. Пустым. И в нем витал новый запах – запах древней пыли, камня и чего-то невыразимо старого, мертвого.

Силван осторожно выбрался из ниши. Его ноги все еще дрожали от пережитого. Он двинулся по туннелю, который теперь вел… куда? Инстинктивно он следовал за слабым потоком воздуха, несущим этот новый, мертвый запах. Туннель расширялся, стены становились менее "органичными", покрытыми толстым слоем засохшей, похожей на смолу субстанции, которую Плоть, видимо, выделяла как защиту. Он вышел на нечто вроде смотровой площадки – вырост хитина и кости, частично прозрачный, как мутное стекло, но больше напоминающий гигантский, застывший глаз.

То, что открылось за этим "окном", вырвало у Силвана стон из груди.

Космос. Но не тот, который он смутно помнил – с бесчисленными искрами звезд, туманностями, полными цвета и жизни. Перед ним лежало кладбище вселенной. Они плыли через руины звездной системы. Звезда в центре была мертва – не белым карликом, не нейтронной звездой, а чем-то более ужасным. Она представляла собой черную, безжизненную сферу, не излучавшую ни света, ни тепла, лишь искажавшую пространство вокруг себя своей чудовищной массой, как черная дыра, лишенная аккреционного диска, абсолютно немая. Черная Звезда. Само название пришло в голову, отмеченное холодом Плоти.

Вокруг нее, застывшие на вечных орбитах, висели останки планет. Не шары из камня и газа, а обломки невообразимых масштабов. Гигантские, разорванные сферы из темного, не отражающего света материала, испещренные трещинами, уходящими вглубь. Остовы конструкций, столь огромных, что они могли быть кольцами вокруг целых миров, теперь переломанные и мертвые. Все было покрыто толстым слоем космической пыли, как пеплом после грандиозного пожара. Никакого света, кроме холодного сияния далеких галактик, отраженного в ледяных глыбах, дрейфующих среди руин. Тишина. Абсолютная, всепоглощающая тишина вакуума, которую не нарушал даже гул Плоти.

– Древние… – прошептал Силван, прилипший лбом к холодной прозрачной поверхности. – Кто они были?

Импульс в ответ был слабым, но ясным: ОНИ БЫЛИ. ОНИ НАРУШИЛИ. ОНИ СТЕРТЫ.

Стерты. По воле Того, Кто Умер? Мысль была леденящей. Силван разглядывал ближайший планетарный обломок. На его темной поверхности угадывались неестественно правильные линии – следы циклопических строений, погребенных под пылью веков. И там, на краю гигантской впадины, похожей на высохший океан, он увидел это.

Структура, торчащая из обломка, как сломанный зуб. Она не была частью разрушенной архитектуры. Она была… иной. Огромная, из материала, который казался одновременно металлом, костью и застывшей тенью. Ее формы были угловатыми, не подчиняющимися законам перспективы. Глаза Силвана скользили по ней, но не могли зацепиться, линии ускользали, углы казались одновременно острыми и тупыми. Она излучала слабое, болезненное сияние – не свет, а скорее отсутствие света, темное пятно на фоне еще большей темноты. Артефакт. Название пришло само, отмеченное тревогой, исходящей от Плоти.

Импульс снова пронзил сознание, на этот раз повелительный и не терпящий возражений: ПРИБЛИЗИТЬСЯ. ИССЛЕДОВАТЬ. ИЗВЛЕЧЬ ЗНАНИЕ.

Силван почувствовал, как его тело откликается помимо его воли. Мышцы напряглись, готовые к движению. Прожилка на предплечье зажглась тусклым багровым светом. Плоть требовала действия. Он был ее глазами, ее руками в этом мертвом мире.

Процесс "приближения" был кошмаром. Силван не управлял кораблем. Он был лишь пассивным наблюдателем, привязанным к нервной системе левиафана. Он чувствовал, как Плоть напрягает невидимые мускулы пространства, как она скользит сквозь искаженную гравитацию Черной Звезды. Огромные щупальца-манипуляторы, скрытые в складках ее "корпуса", вытянулись – органические, покрытые хитином, с капающей кислотой на концах. Они медленно, с чудовищной осторожностью, приблизились к мерцающему артефакту.

По мере приближения Силван ощущал нарастающее давление. Не физическое, а ментальное. От артефакта исходила волна… не то чтобы враждебности, а абсолютного, вселенского равнодушия, смешанного с холодом глубин, несовместимого с самой концепцией жизни. Его глаза начали слезиться, пытаясь сфокусироваться на невозможных формах. В ушах зазвенело.

Один из манипуляторов коснулся поверхности артефакта.

Ничего не произошло. Ни вспышки, ни взрыва. Просто в точке контакта пространство сморщилось. Манипулятор Плоти в этом месте мгновенно почернел, стал хрупким, как обугленное дерево, и рассыпался в мелкую пыль, унесенную невесомостью. Ни боли, ни сопротивления от корабля не последовало. Просто отторжение мертвой материей живого вторжения.

Но Плоть не отступила. Другие манипуляторы устремились вперед, пытаясь обхватить артефакт, найти точку опоры. Каждое прикосновение заканчивалось тем же – мгновенным некрозом ткани, превращением живой плоти в инертный пепел. Силван чувствовал каждую потерю как глухой удар где-то в глубине своего существа, отдававшийся тошнотой. Плоть методично расходовала себя, чтобы добраться до цели.

Наконец, двум манипуляторам удалось зацепиться за выступы, не тронутые немедленным распадом. Они сжались, напряглись. Силван услышал скрежет – не металла, а ломающейся кости или кристалла. Артефакт сдвинулся с места. И под ним открылось… не основание.

Это была фреска. Или скорее барельеф, вырезанный прямо в поверхности мертвой планеты материалом, который поглощал свет. Но по мере того, как артефакт приподнимался, барельеф ожил. Не в физическом смысле. Он начал излучать. Не свет, а тени. Темные, глубокие, как провалы в реальности, тени, которые складывались в изображения.

Силван вглядывался, и его разум начал гнуться под тяжестью увиденного. Там были фигуры. Не люди. Не существа. Абстракции. Геометрия страдания. Контуры, намекающие на падение в бесконечность. Спирали безумия, закрученные вокруг точки абсолютного холода. И в центре… не образ, а ощущение. Ощущение Отсутствия. Грандиозного, всепоглощающего Отсутствия, которое было одновременно источником всего и его концом. ОНО. ТОТ, КТО УМЕР. Его "лик", вернее, воплощение Его сути – Вечного Падения, Ничто, породившего Вселенную как побочный эффект Своего небытия.

Знание вонзилось в мозг Силвана, как ледяной кинжал. Не история, не факты – чистая, нефильтрованная истина о природе того, чьей волей двигалась Плоть. Истина, не предназначенная для человеческого разума. Он закричал. Но крик его был беззвучным в вакууме его сознания. Он увидел… понял… Вечность Падения. Холод, превосходящий самую глубую космическую пустоту. И осознание, что все сущее – звезды, галактики, жизнь, сама Плоть – лишь рябь на поверхности этого бесконечного Ничто, его посмертная агония. ВЕЛИКОЕ ДЕЯНИЕ Бога, намек на которое он видел во фреске, было не созиданием, а разрушением. Непрощаемым грехом против самой ткани бытия, за который ОНО и было низвергнуто в вечное небытие, но чья воля все еще творила через инструменты вроде Плоти.

Боль. Невыносимая боль разрывала его череп изнутри. Он почувствовал, как по его лицу течет что-то теплое – кровь из носа, из ушей. Прожилка на руке пылала багровым огнем, пытаясь удержать его сознание, но оно тонуло в черных водах откровения. Он рухнул на колени перед смотровым "окном", его тело сотрясали конвульсии.

И в этот момент, когда его разум висел на волоске, сработала Система Охраны.

Она не была механической. Она была самой Реальностью, искаженной и оскверненной присутствием артефакта и деянием Того, Кто Умер. Пространство вокруг Плоти и поднятого артефакта сморщилось. Не просто исказилось – оно стало Активным.

Из теней руин, из самой пыли мертвых миров, начали формироваться Стражи. Они не были существами. Они были сгустками чистой энтропии, слепками Отсутствия, которое было сутью их мертвого бога. Тени, поглощающие свет, превращающиеся в трехмерные провалы в реальности. Они не двигались – они сдвигали пространство вокруг себя, мгновенно возникая то здесь, то там. Их "тела" пульсировали холодом, от которого трескался камень и закипала органика даже на расстоянии.

Один из Стражей сдвинулся к щупальцу Плоти, державшему артефакт.

Контакт.

Не было взрыва. Не было вспышки. Было мгновенное Угасание. Органическая ткань манипулятора, мощная, как стальные тросы, в месте прикосновения Стража просто… исчезла. Не сгорела, не распалась – стерлась из реальности, оставив после себя идеально гладкий, обугленный срез. Запах озона и пепла стал удушающим даже внутри корабля. Плоть дернулась всем своим огромным телом – впервые Силван почувствовал от нее волну БОЛИ, жгучей и чужой, пронзившей его через прожилку. Гул превратился в рев раненого зверя.

Атака началась. Стражи, как тени смерти, возникали вокруг Плоти. Каждое прикосновение оставляло на ее "корпусе" идеальный, мертвенно-черный шрам, область мгновенного некроза, где живая ткань превращалась в инертный уголь. Корабль-левиафан затрепетал. Силван, все еще полубезумный от видений, видел сквозь "окно", как огромные участки знакомой бугристой плоти чернеют и отваливаются, открывая пульсирующие внутренности, которые тут же атаковали новые Стражи.

Импульс Плоти был оглушительным: ЗАЩИТА. УНИЧТОЖИТЬ. ЗНАНИЕ – НАШЕ.

Не страх. Ярость. Холодная, бездушная ярость исполнителя, чью миссию пытаются прервать.

Плоть ответила. Не лазерами или ракетами. Она ответила Жизнью против Небытия. Из ран на ее корпусе, из тысяч пор, хлынули потоки едкой, биолюминесцентной слизи – желтой, зеленой, фиолетовой. Эта слизь, соприкасаясь с черными провалами Стражей, не исчезала мгновенно. Она бурлила, вступала в яростную реакцию, испаряясь с шипением, но на миг сдерживая энтропийное поле Стража. Одновременно из складок ее тела вырвались тучи микроскопических спор – не для заражения, а как живая пыль, нацеленная на заполнение, на поглощение даже пустоты. Они роились вокруг Стражей, замедляя их движение, растворяясь, но оставляя на их теневых телах мерцающие точки света, которые, казалось, причиняли им дискомфорт.

Но главное оружие было другим. Сама Воля. Воля Того, Кто Умер, все еще жившая в мандате, запечатленном в Плоти. Когда крупный Страж сдвинулся прямо к смотровому "глазу", за которым стоял Силван, Плоть сконцентрировалась. Силван почувствовал, как огромная энергия – не электромагнитная, а нечто фундаментальное, связанное с самой тканью реальности – собралась в точке перед Стражем.

И пространство… сжалось.

Не вокруг Стража, а внутри него. Теневой провал, бывший Стражем, вдруг схлопнулся сам в себя с хрустом ломающихся измерений. На миг вспыхнула крошечная, невыносимо яркая точка – и погасла. От Стража не осталось ничего. Плоть применила оружие, искажающее саму реальность – осколок силы ее умершего творца.

Цена была высока. Участок "корпуса" Плоти рядом с точкой воздействия покрылся паутиной черных трещин, из которых сочился дым. Гул корабля превратился в стон. Боль, отраженная в Силване, была оглушительной.

Но атака Стражей ослабла. Они отступили, сливаясь с тенями руин. Система Охраны, активированная вторжением, была удовлетворена нанесенным уроном или просто не могла противостоять оружию, созданному той же силой, что породила и ее.

Плоть, истекая слизью и дымом из черных шрамов, медленно отступила от обломка, унося с собой артефакт, зажатый в обугленных остатках манипуляторов. Силван видел, как темная поверхность планеты с фреской вновь скрылась под пылью веков. Знание было добыто. Ценой плоти и боли.

Гул корабля постепенно возвращался к своему привычному ритму, но теперь в нем слышались хрипы. Багровый свет в жилах стал неровным, мерцающим. Воздух наполнился запахом гари и гниющей плоти – ее собственной. Шрамы на ее теле, оставленные Стражами, были идеально черными, безжизненными пятнами на пульсирующей органике. Они не заживали. Они были Шрамами на Реальности, незаживающими ранами, нанесенными самой тканью бытия.