Обратная перемотка

Ибра Арбенс

Обратная перемотка

Глава 1

Глава 1

Я проснулся от звука будильника. Лежа на кровати с закрытыми глазами, подумал: «Странная мелодия, вроде не менял звонок…». Еле открывая глаза, я нащупал тумбочку у своей двуспальной кровати – той самой, в которой вот уже два года спал один после долгого и тяжелого развода. Но вместо iPhone в руках оказался старый кнопочный телефон, Nokia 3310. Окончательно я проснулся от запаха жареной картошки и голоса матери на кухне, напевающей песню тех лет.

– Сережа! Опоздаешь в школу! – крикнула мать. Ее голос. Настоящий. Не запись из мессенджера, которую в последний раз я слушал перед разводом в 2023-м.

Я вскочил, ударившись коленом о железную кровать. В зеркале – 12-летний сопляк в пижаме с Человеком-пауком. Ни морщин, ни шрама от ДТП, ни татуировки «Алиса 09.11.2019». Стены комнаты были обвешены плакатами футболистов, которые я выдергивал из серединной страницы журнала «Мой футбол». Над кроватью висел календарь с Путиным: «Октябрь 2005».

Не успел я осознать, что вернулся на 20 лет назад, как дверь приоткрылась. В комнату зашла мама. Я замер, не веря глазам: она была молода, здорова, в синем вязаном кардигане поверх платья. Я подошел и крепко обнял ее, чувствуя шершавую ткань фартука и запах мыла.

Мама замерла от неожиданности. Ее руки, пахнущие мылом и жареной картошкой, неловко повисли в воздухе. Я чувствовал под пальцами шершавую ткань ее фартука, слышал ее живое, спокойное дыхание – то, что я безуспешно пытался вспомнить в 2025-м, глядя на пожелтевшие фотографии.

– Сереженька? Что случилось? – ее голос прозвучал обеспокоенно. Она прикоснулась ладонью ко лбу, проверяя, не горячий ли я. – Уроки не выучил? Опять двойку боишься получить?

Я отстранился, смахивая предательскую влагу с глаз. В зеркале напротив я видел наше отражение: она – молодая, с густыми темными волосами, собранными в небрежный хвост, в синем вязаном кардигане поверх платья. Я – маленький, круглолицый, с взъерошенными волосами и пижамой, которая казалась мне такой крутой в пятом классе.

– Да нет, мам… – голос сорвался на хрип. – Просто… приснилось, что тебя нет. Страшно было.

Она мягко улыбнулась, тронула меня по носу:

– Дурачок ты мой. Я всегда тут. Быстро умывайся и завтракать. Картошка остывает! И Валерка уже под окном орет.

Она вышла, оставив дверь приоткрытой. Я услышал, как она включила на кухне маленький телевизор – зашипел и застрекотал звук новостей. Знакомые голоса дикторов, говоривших о чем-то в Ираке. «Все как было…»

Я еще стоял, пытаясь осмыслить этот утренний хаос, как дверь снова распахнулась. Вошел отец. В застиранной майке и тренировочных штанах, пахнущий бензином, свежей осенью и легким перегаром. В руке болталась связка ключей от его «шестерки». Его лицо, еще не изборожденное сеткой лопнувших капилляров от будущих загулов, было усталым, но добрым.

– Ну что, гений юридический? – хрипло усмехнулся он, проходя мимо и трепля меня по вихрам. – Опять мутантов своих смотришь? Или к подвигам готовишься? На «сотках» рыжих громить? – Он кивнул на плакат Человека-паука. – Эх, Серега… Я в твои годы уже за «Зарю» в футбол гонял, а не в комиксах ковырялся.

– Олег, не забивай сыну голову! – донеслось с кухни. Пусть лучше уроки повторит! Марья Ивановна вчера звонила, говорит, контрольная по природоведению!

– Да брось ты, Оль, – отец махнул рукой, открывая комод. Пацану дворовая наука важнее. Главное – чтоб, если уж полез, честно дрался. Как я в Афгане.

– Он достал из ящика свой старый армейский ремень со звездой – предмет моих детских кошмаров в прошлой жизни. Сейчас он просто щелкнул пряжкой, затягивая его поверх джинс. А то нынче пацаны – все сопливые. Никакого стержня!

Я сглотнул. Он не знает, что его «стержень» переломится под грузом долгов, водки и моей будущей отстраненности.

– Пап, – начал я осторожно, глядя на его руки в масляных разводах. А ты… не думал работу сменить? Ну, не таксистом… а… диспетчером, например? Или…

Отец нахмурился, закуривая «Приму»: – Чего? Сынок, ты с луны свалился? На такси я семью кормлю! Кто тебе эти диски покупает? А «Денди»? А кроссы эти твои? – Он ткнул пальцем в мои потрепанные кеды у порога. – Надо не фантазировать, а реально думать! Такси – дело честное. Клиент сел – довез – деньги получил. Все ясно. А твои диспетчера… – он фыркнул, выпуская кольцо дыма. – Бумажки перебирать. Не мужицкое это.

– Олег, на кухне не кури! – рявкнула мать. – Иди ешь! Сережа, чего замер? Водички на тебя нет!

Отец притушил окурок о бетонный подоконник (черная метка останется маме на неделю забот).

– Ладно, стратег, – он хлопнул меня по плечу. – Не парься. Вырастешь – будешь в белом воротничке щеголять, а не как твой батя – в мазуте. А пока – учись. И смотри… – он наклонился, понизив голос. – Если этот рыжий приставун опять ко Димке привяжется – дай сдачи. По-серьезному. Чтоб запомнил. Ты ж старший. Защитник. Уяснил?

Я кивнул, чувствуя нелепый прилив гордости. Он верит в меня. Сейчас. Он еще не разочарован.

– Уяснил, пап.

– Вот и славно. А теперь марш умываться. И… – он подмигнул. – Маме про бычок – ни гугу. Договорились?

Я подошел к окну. Отдернул занавеску с выцветшими цветами. Двор был как на открытке из детства. Ржавые качели, на которых кто-то забыл мячик. Гаражи, расписанные надписями «Спартак» и «Зенит – чемпион!» (какая наглая ложь 2005 года!). Пацаны кучковались у стены гаража. На асфальте мелом было расчерчено поле для «соток». Валерка, в джинсовой курте и джинсах-клеш, махал мне руками:

– Серый! Давай выходи! Санька Халка отжал у твоего братюни!

И тут я увидел его. Мой младший брат Димка, щуплый первоклашка в огромном синем рюкзаке, прижался спиной к кирпичной стене. Перед ним, широко расставив ноги в кривых кроссовках, стоял Санька-рыжий. Его кепка «Reebok» была надвинута на самые глаза. В руке он сжимал зеленую фишку с Халком – ту самую, редкую, из чипсов «Лейс».

– Отдай! – пищал Димка, пытаясь вырваться. – Это моя!

– Молчи, сопля! – Санька толкнул его плечом. – Тебе еще рано с мутантами играть! Или хочешь, как твой братан в прошлый раз?

В прошлой жизни я струсил. Спрятался за углом и смотрел, как рыжий забирает у Димки фишку, а потом еще и подзатыльник дает. Димка потом неделю не разговаривал со мной. А через 15 лет, когда я приехал к нему в новую квартиру на юбилей, он вдруг сказал за рюмкой коньяка: «Знаешь, а тот Санька… Я потом всегда боялся отстоять себя. Спасибо тебе за науку, брат».

Адреналин ударил в виски. Знание будущего смешалось с яростью 12-летнего пацана, для которого брат – святое. Я не думал о последствиях, о том, что могу все изменить. Я просто рванул с места.

– Рыжий! Отдай фишку! – мой крик прозвучал хрипло и не по-детски грозно. Я выскочил из подъезда, не застегивая куртку.

Санька обернулся, ухмыльнулся, увидев меня:

– О, адвокат припёрся! Будешь защищать? – Он зажал фишку в кулаке и выставил его вперед. – Попробуй отнять, маменькин сынок!

Я не стал разговаривать. Я помнил его манеру драться – размашистые удары, неустойчивая стойка. Я, 32-летний, знал слабые места. Но тело было 12-летним, неуклюжим. Я рванулся вперед, пытаясь захватить его руку с фишкой. Мы сцепились, спотыкаясь, и с грохотом рухнули в лужу с маслянистой пленкой. Земляной запах, холодная грязь за шиворот. Санька орал что-то невнятное, пытаясь влепить мне по лицу. Я изо всех сил бил его кулаком по ребрам, целясь туда, где знал – больнее всего. Где-то кричал Валерка: «Держи его, Серый!». Димка плакал.

В кармане моих джинсов что-то жёстко впилось в бедро. Золотая фишка «Человек-паук». Моя самая ценная добыча, выменянная у Валерки на три диска с играми. «Если я проиграю ее сегодня Саньке, как в том прошлом… Через 20 лет я куплю такую же на Avito за 15 тысяч, чтобы подарить Алисе. А она скажет: «Пап, это же кусок пластика!» и попросит деньги на Roblox».

Мысль обожгла. Я собрал все силы и перекатился, придавив Саньку. Вырвал из его пальцев зеленую фишку с Халком. Она была липкой от пота.

– На, Димка! – я швырнул фишку брату. – Беги домой! Быстро!

Санька, фыркая от злости и грязи, поднялся:

– Ты… ты мне за это ответишь, Серый! – Он вытер разбитую губу. – Твоего золотого паука себе заберу!

Он плюнул в мою сторону и, бормоча ругательства, поплелся прочь, подгоняемый насмешками Валерки. Я поднялся, отряхиваясь. Колено горело от удара о камень, рукав куртки был порван. Но в груди бушевало странное чувство – смесь стыда за детскую драку и дикой, первобытной радости. Я защитил брата. Сейчас. Я изменил хоть что-то.

Димка смотрел на меня с обожанием, сжимая в кулачке спасенного «Халка».

– Серега… ты… как Бэтмен!

Я хрипло рассмеялся, поправляя рюкзак. Бэтмен. Да. Бэтмен, который знает, что его родители умрут в темном переулке, но все равно пытается спасти город. Или сломать себе шею. Пока неясно.

– Пошли, герой, – я тронул его за плечо. – В школу опоздаем. И… маме про драку – ни слова. Договорились?

Он кивнул, сияя.

Мы уже вышли за калитку, как сзади раздался окрик:

– Эй, вояки! Стоять!

Отец стоял на крыльце, натягивая свою потерто-синюю куртку таксиста. Его взгляд скользнул по моей порванной куртке (я безуспешно пытался прикрыть дыру рукавом), задержался на рассеченной губе, потом перешел на Димку, сжимавшего фишку «Халка» как святыню.

– Объяснение будет? – спросил он ровно, но в интонации чувствовалась сталь.

– Пап, Серега Саньку… – начал было Димка, но я резко дернул его за руку.

– Ничего особого. Споткнулись. Оба.

Отец медленно спустился по ступенькам. Подошел вплотную. Его глаза, обычно с хитринкой, сейчас были серьезными.

– «Споткнулись»? – Он покачал головой. – В лужу лицом, говоришь? И куртка сама порвалась? – Он взял меня за подбородок, аккуратно повернул лицо к свету. – Фингал знатный лепится. Санька рыжий «споткнулся» на твою рожу?

Я молчал, уставившись на свои кроссовки. Димка замер.

– Я же говорил: если уж лезть – то бить первым и бить так, чтоб отпрыгнул, – отец выдохнул струю пара в холодный воздух. – Но раз уж полез… – Он неожиданно ткнул меня кулаком в плечо – не больно, а с одобрением. – …значит, повод был. За брата, говоришь?

– Он кивнул на Димку.

– Да, пап, – выдохнул я.

– Значит, все правильно. Мужик должен семью крыть. – Он потрепал меня по непослушным вихрам. – Только в следующий раз – бей точнее. Чтоб у него фингал был, а не у тебя. А куртку… – он вздохнул, – …маме не показывай. Скажем, зацепился за гвоздь. Договорились?

– Договорились! – облегченно выдохнул я.

– А тебе, Димон, – отец повернулся к брату, – не ябедничай. И фишку эту… береги. Редкая? Молодец, что не струсил. Но в следующий раз – стой с братом рядом, а не реви в кустах. Мужики – плечом к плечу. Ясно?

– Ясно, пап, – кивнул Димка, крепче сжимая «Халка».

– Ладно, соколы, валите. А то в школу опоздаете. – Отец повернулся к своей «шестерке», заляпанной грязью. – И смотрите… чтоб больше сегодня потасовок не было! – крикнул он нам вдогонку. – Одной на день хватит! Вечером расспрошу!

Мы побежали. Я оглянулся. Отец копошился в багажнике, доставая ведро и замызганную тряпку. Он будет мыть машину. Потом весь день колесить по городу. Вечером придет усталый. Выпьет свои сто грамм с соленым огурцом. Посмотрит футбол. И не узнает, что этот день – первый в его новой жизни. Жизни, где сын попытается все изменить.

Я шагал, и каждый камешек под ногами, каждый крик вороны на проводе, каждый запах осеннего Люберецкого утра – выхлоп, опавшие листья, чей-то «Доширак» из открытого окна – казался невероятно ярким, настоящим. Я был здесь. В 2005-м. С разбитой губой, порванной курткой, золотым пауком в кармане и страшным, прекрасным знанием будущего в голове.

Главное теперь – не споткнуться на этом мокром асфальте и не просрать… простите, не упустить шанс. Второй. Или третий? Я уже сбился со счета.