Победы достоин каждый

Роман Моргунов

Победы достоин каждый

Сделка

Пролог

– Господа, готовы ли вы подписать контракт? – практически пропел Павел Иванович. Он знал, что после этой стандартной фразы существование его на некоторое время прекратится. Он положил на Т-образный стол два тёплых, только что распечатанных экземпляра, после чего откинулся в кресле. Удобное, лоснившееся чёрной кожей, но довольно старое, оно чуть откатилось назад на трёх парных колёсиках, устало скрипнуло. Павел Иванович успел подумать, что этот скрип его посетители слышали гораздо лучше, чем фразу, которую он произнёс и которой сопроводил выдачу документов.

«Эту фразу от меня ждали, а вот то, что заскрипит кресло – нет», – невесело подумал Павел Иванович. Он удивился, что ему в голову приходят такие странные мысли, повернул голову, увидел, что за окном идёт дождь.

«Не люблю дождь. Всегда от него приходит какое-то меланхолическое состояние», – решил Павел Иванович.

Павел Иванович был прав. Посетители его кабинета не смогут вспомнить фразу, которой он предложил им подписать контракт. Чуть больше значения они придадут скрипу кресла. И да, несомненно, Павел Иванович в ту минуту для них прекратил своё существование.

Посетителей было трое.

По левую руку от Павла Ивановича сели отец и сын. Отцу было больше сорока, седина по-королевски тронула его великолепную голову, добавив истинно мужского шарма большим карим глазам, мощным скулам и крупному носу. Этот человек нацепил очки так, что, казалось, они сейчас сползут, но нет, очки оставались на своём месте, зрачки активно бегали, большие пальцы с золотым перстнем на правом мизинце переворачивали страницы. Читающий был доволен, перелистывал дальше, читал, но не улыбался, весь был погружён в смысл слов и цифр, которые помогали ему представлять будущее.

Сыну было около двадцати. Он сидел в синей рубашке с расстёгнутым воротом, смиренно положив руки на колени, не зная куда деть глаза, и ждал, пока отец закончит читать и что-то скажет по поводу того, что прочитал.

Справа сидел кореец. Или китаец. Возможно, японец. Не надо удивляться, если окажется, что он таиландец или вьетнамец. Раскосые глаза, коротко стриженные чёрные волосы, полные губы, оливковая кожа. Он буквально развалился на стуле, совершенно не заботясь о дорогущем чёрном пиджаке, белоснежной рубашке и галстуке-шнурке. Читал он быстро, глаза его не бегали по строчкам, а шли последовательно сверху вниз, словно уничтожая текст.

Ничего удивительного, что именно он дочитал первым.

Сел нормально, оправил пиджак, рубашку и галстук, шумно вздохнул, сверкнул глазами на своего оппонента. Тот не спешил, хотя видел, что его ждут.

Павел Иванович чувствовал, что в кабинете стало так напряжённо, как бывает перед грозой.

«Странное дело, – начало мелькать в мозгу Павла Ивановича. – Сейчас они пожмут друг другу руки и поставят подписи под документами, вроде как соглашение, согласие, но на самом деле всё не так. Вот он сел, прочитал и сидит так, как будто бы там есть какая-то ловушка. Так и другой читает документ специально подольше, наслаждаясь, считая, что другой попал в его ловушку. Таким образом каждый из них считает, что он будет подписывать победу, а другой – поражение».

Под шум дождя два человека встретились взглядами. Тот, что оказался справа, смотрел весело, с хитрецой и улыбался. Слева улыбка была торжествующая, словно фанфары играли марш победителя.

– Господин Юон, – поднялся мужчина слева. Огромной скалой поднялся этот человек, отодвигая стул только ногами, отчего тот с шумом пополз по полу.

– Папа Карло, – не в пример ему поднялся тот, что был справа. Он, аккуратно придерживая стул руками, поднялся в ответ, оказался значительно ниже, и, как казалось, поэтому, добавил:

– Позволите мне так вас назвать?

– Без проблем! – откликнулся протянувший руку мужчина.

Юон и Папа Карло пожали друг другу руки.

– Вот и отлично! – поднялся со своего кресла Павел Иванович. – Осталось только подписать бумаги, господа!

Дождь шумел за окном. Павел Иванович говорил слова, которые привык говорить, которые надо говорить, помогая подписать бумаги. При этом Павел Иванович понимал, что никакая помощь этим людям не нужна. Они точно знали, что и где надо подписывать. Знали, где надо быть особенно внимательными, переворачивали страницы так, как он должен был им подсказывать. Павел Иванович ощущал, что дождь за окном сейчас более значим, чем он в своём кабинете.

«Ну и пусть! – как-то зло подумал он. – Я выполняю свою работу. Почему я злюсь? Какая мне, в сущности, разница от того, как они меня воспринимают?»

И тут он посмотрел на парня, который стоял рядом с Папой Карло и вроде бы не принимал никакого участия.

«Как и я», – пришла в голову мысль. Но сразу после подписания документов Юон ещё раз протянул руку Папе Карло, а потом сразу же и этому парню. Тот радостно её пожал и посмотрел на отца. Отец был доволен, что и младший его сын оказался причастен к этому таинству.

«А меня словно бы и нет», – пришла другая мысль к Павлу Ивановичу.

– Знаете, господа, – заговорил Павел Иванович и вдруг почувствовал, что душа его в этот момент вылетела из тела, стала вот тем самым дождём за окном и оттуда подсматривает. – Знаете, столько раз помогал подписывать боксёрам разные документы, но ни разу так и не довелось своими глазами увидеть…

– Думаю, можем это устроить, – перебил господин Юон. Видимо, ему хотелось поскорее заняться другими делами.

– Пару мест мы вам организуем, – хохотнул Папа Карло. Юон весело кивнул.

– Буду готов вас встретить и составить вам компанию, Павел Иванович! – объявил Юон. Павел Иванович каким-то образом вернул душу в своё тело и лихорадочно сообразил, что для достижения этого соглашения этим его клиентам не потребовалось подписывать каких-либо бумаг и вести долгие переговоры.

«Зачем только мне это надо?» – успел подумать Павел Иванович. Но дело было сделано, Юон встретит его в день боя, посадит рядом с собой и Павлу Ивановичу надо будет узнать, чем заканчиваются подписи под такими соглашениями.

Первая глава

Синий угол

Вдвоём они остались ещё в коридоре, странный китаец к лифту не пошёл, свернул куда-то. Это к лучшему. Костик не знал, как себя с ним вести. Но и в коридоре этого огромного офисного здания отец вёл себя сдержанно.

«Боится, что за нами могут наблюдать», – решил Костик. Наблюдать, стоит сказать, было некому. Да, повсюду смотрели стеклянные глаза камер, но доступ к ним был только у службы охраны, за эти глаза можно было не опасаться. Но отец придерживался правила, что и у стен есть уши. Костик его понимал.

Отец нажал на кнопку, засунул руки в карманы, опустил голову вниз и стал раскачиваться, перекатывая тело с пятки на носок, как будто разминался перед серьёзными физическими нагрузками. За стальными дверями слышались поползновения лифта.

Костик понимал, что случилось что-то большое, но сам только догадывался о чувствах отца, сам он ничего такого не чувствовал.

–

Папа Карло не всегда был Папой Карло.

Много лет тому назад он был восторженным юношей, влюблённым в бокс, жаждущим добиться большого успеха на этом поприще. Ещё школьником он стал ходить в боксёрскую секцию. Времена в стране были не самые лучшие, секция быстро закрылась, но это не охладило желание мальчика. Он (сам и без интернета, которого тогда просто не существовало) нашёл другую, куда надо было ездить на автобусе. Это было очень неудобно, но он ездил. Хуже было другое: в этой секции он узнал, что предыдущий тренер его не научил даже самым основным моментам. Оказывается, у боксёров есть классическая стойка, что левый прямой называется коротким и хлёстким словом «джеб», а для того, чтобы этот джеб пробить, вытянуть кулак и уткнуться в соперника никак недостаточно. Над ударами нескладного, длинного и наивного паренька потешались. Это тоже не остановило будущего Папу Карло.

За следующий год ненасытный боксёр получил перелом носа, вывих лодыжки, дважды ломал пальцы (разные, но оба на правой руке), а синяки и ссадины не поддавались никаким подсчётам. Всё это избиение остановилось только летом, когда секция, как и учебный год, закончились. Мальчика отправили к бабушке в деревню, где он стал драться со всеми подряд, поскольку решил, что ему недостаёт храбрости и наплевательского отношения к травмам после получения удара. По мнению бабушки, дедушки, всех родных, немногочисленных друзей и многочисленных соседей, он являлся просто пришибленным отморозком, но самого мальчика это не заботило.

Когда он вернулся в Москву, отец объявил ему, что с деньгами в семье совсем плохо, поэтому секцию по боксу придётся оставить. Мальчик выслушал, кивнул и необъяснимо обнаружил на другом конце города бесплатную секцию бокса. Ей занимались какие бандиты, но это его не волновало.

Удивительнее всего был факт его поступления в педагогический университет. Как он умудрился это сделать, никто объяснить не мог, но все были очень рады. Там он тоже продолжил заниматься боксом, ломать свой нос, потом ребро, ногу (логичнее было бы руку, но он сломал ногу, против истории не попрёшь), а ещё он влюбился и женился.

Никаких титулов он не выигрывал. Выходил, боксировал, но ничего существенного добиться не мог. Тем удивительнее была его преданность этому жестокому виду спорта. С маниакальной убеждённостью он приходил на тренировки, ездил на соревнования, поднимался на залитый белым светом ринг после нокдаунов, нокаутов и прочих поражений.

Росло количество боёв, переломов и поражений. Победы, конечно, тоже случались. Окрыляли они его невероятно. И удивительно, что поражения воспринимались практически безболезненно.

Своего старшего сына он начал готовить к боксёрской жизни практически с пелёнок. Жена не возражала. Не то, чтобы она желала боксёрской судьбы своему ребёнку, просто понимала, что с таким мужем боксёрская жизнь была уготована её сыну даже в том случае, если бы он родился дочерью. Дочери у них не случилось. Когда первенец пошёл в школу, появился второй сын. Разумеется, и его будущий Папа Карло стал готовить к жизни боксёра. Участь младшего – Костика – тоже была предрешена.

Увы, боксёрских генов у них не образовалось. Никто из них в юношеском возрасте не смог добиться чего-то значимого. Переломы, синяки, поражения – всё, как и у их отца. Больно ударила по их семье ужасная трагедия: в автокатастрофе погибли жена и старший сын Папы Карло. Он сам переживал это безмерно: у него отнялись ноги. Через полгода ощущение к ногам вернулось, он стал учиться ходить заново, но о том, чтобы вернуться в ринг не могло быть и речи. Тогда он снял школьный зал и набрал в свою секцию мальчишек.

Сделал он это от полной безысходности. Никаких других вариантов остаться в мире бокса у него не было, но тут стали происходить самые невероятные события.

Для существования боксёрского кружка требовались и деньги, и связи, и дети, и тренеры и много ещё чего, что раньше никак не занимало его мысли. Это всё должно было прихлопнуть его как муху, но удивительным образом жизнь стала ему благоволить. Ещё хромая, он приходил к людям, которые пропитывались к нему симпатией, давали деньги, позволяли использовать помещения, предлагали места в детских тренировочных лагерях. Родители доверяли ему своих детей, хотя выигрывать с ними не особо получалось, но детей становилось больше, стало необходимо брать себе помощников и вот тут случилось то, что сделало его тем, кем он являлся теперь.

Его подопечные начали выигрывать.

Нет, он и как тренер ничего добиться не мог, но вот те, кому он доверил ребят, принесли сначала какие-то маленькие кубки, потом кто-то выиграл золото первенства Москвы, через год уже и России, потом что-то международное, а в один невероятно солнечный день средний сын с победным именем Александр стал победителем чемпионата Москвы по боксу среди юношей. Вот тогда кто-то с намерением оскорбить назвал его этим ужасным словосочетанием из сказки. А он был так счастлив, что не обиделся.

Так его и стали называть.

Дальше его Саша выиграл чемпионат Москвы и на следующий год, потом чемпионат России, а в последний год юношества проиграл в финале юношеского чемпионата Европы натурализованному кубинцу, который каким-то образом оказался итальянцем. Кстати, проиграл по очкам и, по мнению самого Папы Карло, при не очень-то справедливом судействе. Но такая мелочь, как вы понимаете, не могла остановить энтузиазм Папы Карло.

Саша тем временем женился и стал профессионалом. Женился он очень хорошо (сразу же стал отцом замечательного ушастого мальчика), а вот с профессиональной частью возникли сложности. Начал он с трёх поражений. Последнее – тяжёлым нокаутом во втором раунде – заставило его на полгода прекратить тренировки и заняться здоровьем. Красавица-жена Маша стала уговаривать мужа бросить бокс и заняться чем-нибудь другим. Она бы уговорила, особенно после того, как подарила пухленьких и радостных дочек-близняшек, но рядом был Папа Карло. Папа Карло не пожалел денег на восстановление и тренировки сына. Нашёл ему английского тренера Джеймса, собрал целую команду разных людей, которые лечили, тренировали, повышали мастерство Саши. После восстановления Папа Карло выстроил для Саши иную стратегию развития. Прежде чем снова выйти на ринг, Саша стал спарринг-партнёром действительно серьёзного боксёра, который пару раз выходил на бой за звание чемпиона мира. Это принесло свои результаты. Саша выиграл два следующих поединка и заинтересовал серьёзных промоутеров. Это было как раз то, чего Папа Карло и добивался.

С таким рекордом, как у Саши, крайне тяжело было оказаться участником серьёзных боксёрских турниров, но Папа Карло сумел устроить ему выступления перед многотысячной аудиторией за пределами России. Это само по себе было успехом, а тут прибавились ещё и боксёрские успехи, Саша выиграл два этих поединка, хотя такого от него не ожидали.

Папа Карло лучше всех понимал, что вдалеке, можно сказать на горизонте, замаячил бой за пояс чемпиона мира по одной из трёх самых престижных боксёрских ассоциаций. Не хватало только какой-нибудь громкой победы. Нужен был не какой-нибудь, а особый, медийный соперник, находящийся на сходе своих боксёрских возможностей, но ещё интересный публике.

Папа Карло никогда это не говорил Костику, но всегда держал Костика рядом, всегда показывал младшему сыну свою работу даже изнутри, поэтому Костик уже нутром и без слов понимал замыслы отца.

Боксёр, которого называли ёмким словом «Рок», идеально подходил под этот план.

Тридцать пять лет, невысокий, утративший свои главные козыри в виде скорости и нокаутирующего удара, надевавший когда-то чемпионский пояс, возвращавший его в бое-реванше, скандаливший с прессой, с проблемами в личной жизни, а сейчас вообще обвиняемый (правда, исключительно прессой) в связи с несовершеннолетней, он явно нуждался в «лебединой песне», но многим казалось (в том числе и Папе Карло), что ничего у этого Рока не случится. Тем не менее наблюдать за попыткой эту песнь пропеть будет точно интересно. На этот бой точно соберётся публика.

Против Рока играло время. Если он затянет, то его совсем забудут. Ему нужен был бой сейчас. При этом – это уже были рассуждения самого Костика – Року нужен был не вообще любой противник, а боец на подъёме, но не слишком опасный, не тот, кто размажет его по рингу и пойдёт шагать по следующим ступенькам вверх. Этому Року был нужен такой боец, в успех которого верят очень осторожно. Саша под это амплуа подходил идеально.

Камнем преткновения, как это часто оказывалось, были деньги. Никто из этих бойцов не готов был выходить на ринг за «спасибо», каждому было что терять. Переговоры Папы Карло и этого модно одетого китайца проходили долго, тягуче. Но вот они договорились.

Костик ещё не вник во все нюансы контракта, но не сомневался, что отец подписал что-то очень хорошее.

–

Только когда стальные двери скоростного лифта закрылись, Папа Карло шумно выдохнул и улыбнулся.

– Джеймсу наберу в дороге, а Саше скажу лично, – радостно и устало сказал он.

– Не поздно ли ехать к Саше? – засомневался Костик.

Папа Карло помедлил с ответом, повернулся к нему и радостно и тихо сказал:

– Такие новости надо сообщать не по телефону.

Костик улыбнулся, и весь путь до подземного гаража они провели молча. При выходе из лифта Папа Карло тут же достал телефон и набрал тренера Саши – Джеймса. Костик удивился, что почти сразу же Папа Карло стал за что-то Джеймса благодарить, но уже у самой машины понял, что благодарность была за поздравления. Жестом отец показал ему идти на место водителя и подкинул перед его носом ключи. В другой раз это бы обидело Костика, но он видел, что отец счастлив, весь погружён в предстоящий бой и обидеть его точно не хотел.

Уже в машине Папа Карло не обратил на него никакого внимания. Костик вывел машину из гаража и повёл по московским дорогам к дому брата. Папа Карло улыбался, смешивая английский и русский языки, чтобы говорить с Джеймсом. Костик превратился в дух машины, который нужен только для того, чтобы доставить Папу Карло в нужное место.

Костик ожидал, что отец расскажет ему что-то об этих документах, или об организации предстоящего боя, или подготовки к нему. Сам он ничего не понял. Да, ходил рядом, слушал, как отец разговаривает с этим китайцем, корейцем или кто он там, но всё было как обычно, а ведь бой необычный, самый значимый из всех, что было до сих пор. Там же куча подводных камней! Костик жаждал узнать о них.

Папа Карло улыбался, поглядывал прямо или в своё окно, но, понятно, что ничего вокруг себя не видел. Так бывает, что человек вроде бы здесь, но на самом деле он где-то, в каком-то мистическом пространстве и времени, и отсюда, с планеты Земля до него не достучаться и не докричаться. Он там, далеко. Надо ждать, пока очарование первого момента пройдёт, человек сюда вернётся и уже тогда что-то случится, и он, может быть, расскажет, что происходит.

Они почти приехали, машина завернула во двор, когда отец прекратил вести разговор. Костик въехал во двор, посмотрел на отца, потом на пространство вокруг в поисках свободного места. Удивительно, свободных мест было несколько. Костик почти что ждал, пока отец покажет на одно из них и скажет парковаться именно туда, но отец ничего не говорил. Костик подумал, выбрал и сдал назад, чтобы припарковать машину удобнее для выезда.

– Наконец-то! – сказал Папа Карло и почти что выбежал из машины.

На улице шёл дождь. Нет, не поливал как из ведра, но все прохожие, которых видел Костик во время поездки, несли над собой зонт. Костик бы и папе предложил, зонт лежал у него в кармане двери машины, но отец ничего не просил, бодро мок под дождём и быстрее его достиг подъезда. Костик подошёл уже тогда, когда Маша по домофону открыла им дверь.

В доме Саши лифт был старый, дребезжащий, под стать дому. Отец сиял.

Саша уже открыл дверь, ждал их. За его спиной Маша держала на руках одну из близняшек. Саша и Папа Карло кинулись друг другу в объятия, кажется, что Саша взвыл от восторга, а потом, уже точно он, втащил их в квартиру. Старый советский коридор вроде бы был узким, но каким-то невероятным образом Саша притянул брата, сжал того на радостях до хруста костей и передал Маше. Маша почти плакала от радости и тоже стала его обнимать. Потом его зачем-то обнял восторженный Папа Карло, тут же повис на его шее лопоухий толстенький Мирослав, которого все и всегда называли Миро (с ударением на последний слог), а из комнаты слева заголосили близняшки.

Костик ожидал совершенно иного. Казалось, к предстоящему бою будут готовиться, обсуждать планы. Вот сейчас всё закончится, все зайдут в большой зал, Саша со своей семьёй сядет на диван, они с отцом на стулья, все склонятся над столом, что будет стоять посередине, появятся какие-то бумаги и ручки, Папа Карло начнёт что-нибудь объяснять и при этом будет писать и чертить, раздавать написанное Саше с Машей и ему…

Но ничего такого не происходило. Больше было похоже на Новый Год. Все друг друга с чем-то поздравляли, радовались. Потом снова поздравляли и радовались. Маша начала предлагать всех накормить или хотя бы выпить чаю. Есть все отказались, но согласились на чай. Шумно все отправились на кухню. Дети ползали по всем, как Маугли по лианам, но на это никто не обращал внимания. Из-за этого было очень тяжело разместиться на кухне, но все теснились, искали какие-то стулья и табуретки. Маша сначала включила электрический чайник, потом решила, что там воды недостаточно, набрала воды в чайник со свистком и включила плиту. Всё это шумело. Папа Карло крикливо восхищался ловкостью и силой Миро, Маша смеялась, Саша рассказывал какую-то небылицу, обе близняшки облюбовали Костика как обезьяны дерево. Из-за этого всё становилось всё непонятнее и непонятнее. Вроде бы заварили чай, когда начал пиликать домофон. Саша пошёл узнавать в чём дело, и оказалось, что приехал Джеймс.

Маша сказала, что теперь уж точно надо накрывать на стол, избавила Костика от близняшек и со скатертью отправила его в зал, попутно дав задание расставить вокруг стола и стулья.

Пришёл Джеймс, и все снова стали обнимать и поздравлять друг друга. Костика поздравил не только Джеймс, но и все по второму (или третьему?) кругу. Близняшки тут же вновь забрались на него. Было очень шумно и непонятно. Джеймс со всеми общался, смешивая английские и русские слова, а случалось и так, что складывал щепоткой пальцы по-итальянски и с восторгом кричал:

– Ну как это будет по-русски?!

Ему никто не подсказывал, но все бросались смеяться и обнимать.

На стол, накрытый скатертью Костиком, Маша принесла огромную кастрюлю борща, хлеб, лук и соль. Борщ кипел, насыщал характерным плотным запахом всю комнату. Миро принёс круглую сметану из холодильника, чем вызвал всеобщий восторг.

Сначала Костик думал, что борщ – это лишнее, но когда сел и попробовал первую ложку густого варева, то живот скрутило, и он понял, что невероятно голоден. Ему подсунули почти что рубленый кусок хлеба (откуда они его взяли? В магазинах уже давно продают аккуратненько нарезанный и красиво упакованный), лук и соль.

Костик подумал, что лук тут неуместен, людей много, сейчас наедимся и от нам всех такой амбре пойдёт… Но все макали зелёные перья лука в круглую деревянную солонку и со смаком ели, а в воздухе по-прежнему господствовал дух наваристого борща.

– Люблю русский борщ! – кричал Джеймс, а у самого по подбородку и на рубашку текло варево.

– А вы часто его едите? – спросила Маша.

– Первый раз! – радостно кричал Джеймс. Все стали хохотать, Джеймс ничего не понял и тоже стал хохотать вместе со всеми.

Красный угол

Когда они все вышли из кабинета, Юон понял, что если последует дальше, то вместе с ними придётся ехать в лифте, а потом, не дай Бог, ещё и по подземной парковке идти. Этого он никак не хотел. Пожал всем руки, вытягивая губами улыбку, и повернул в туалет. Не то, чтобы совсем не хотел, но это был отличный предлог, чтобы разойтись в разные стороны.

Туалет был холоден и пуст. Юону почему-то пришло сравнение с моргом, но он тут же отбросил эти мысли куда-то далеко, занял место возле писсуара, расстегнул ширинку и набрал Рока. Тот взял сразу же, ещё не успел кончится первый гудок.

– Да?

– Они согласились.

– Отлично! Когда будут деньги?

– Сегодня после шести.

Юону показалось, что Рок тоже сейчас стоит в таком же холодном и стальном туалете. Эту мысль Юон тоже сразу же выбросил, но тупым гвоздём засело наблюдение, что Рок говорит без каких-либо помех, без шума улицы или разговора кого-либо рядом.

– Рок?

– Да?

– После поражения в этом бою такой контракт ты уже больше не получишь.

Юон произнёс эти слова и почувствовал отвращение к самому себе. Зачем такое нужно было говорить?

– Тебе виднее, – услышал он.

Как будто бы и не Рок. Рок должен был с наездом спросить: «И чё?» Или: «А тебе-то чего?» Или попроще: «Пошёл на х…!»

– Ладно. Бывай!

Юон заправился, помыл руки, высушил их под шумной и тёплой струёй воздуха и направился к лифту. Вокруг никого не было.

«Не удивлюсь, если Рок стоял прямо за дверью туалета», – подумал Юон. Эта мысль тоже была ему неприятна. Он смахнул её как и другие неприятные мысли и забыл о событиях сегодняшнего дня.