Серебро и валокордин

Мария Китар

Серебро и валокордин

Повышение квалификации

Незримо

Лидия Владимировна приложила карту к терминалу и прошла вглубь автобуса. Она специально пропустила два предыдущих – они шли из спального района. Лидия Владимировна была уже не в том возрасте, чтобы не испытывать дискомфорта от поездки стоя до самого центра, но ещё не в том, чтобы молодёжь беспрекословно вскакивала, уступая место.

Лидия Владимировна наконец-то села, шумно выдохнув. Варикоз и давний перелом давали о себе знать. Девочка напротив равнодушно глянула на Лидию Владимировну и снова закрыла глаза. Лидия Владимировна даже позавидовала, многое бы отдала, чтобы также дремать, привалившись к окну. А сейчас то шея затечёт, то мигрень разыграется. Эх, молодость.

Автобус добрался до следующей остановки, и в дверь впорхнула ещё одна девчушка. Села рядом с первой, вытащила из сумки книгу. Мелькнула обложка. «Сумерки». Лидия Владимировна поджала губы.

«Понапишут всякого, молодёжи голову дурят небывальщиной», – сказала бы она, если бы кто-то спросил её мнение о такой литературе. Но её никто не спрашивал, поэтому Лидия Владимировна снова шумно выдохнула и отвернулась к окну. Сощурилась. Солнце слепило после бессонной ночи. За окном мелькнул памятник – скоро выходить.

Лидия Владимировна встала, осторожно подтянула съехавшую перевязь с колышками под вязанным жакетом. Поплотнее запахнула сам жакет, прикрывая бурые разводы на блузке. Рядом фыркнул парнишка – да-да, вот старая, не смущается лифчик поправлять посреди автобуса, Лидия Владимировна знала, как это выглядит, и уже лет двадцать ей было плевать. Когда тебе за сорок и у тебя химия на голове, ты открываешь в себе редкий дар пропадать из памяти окружающих, как только они отвели от тебя свой взгляд.

Напоследок Лидия Владимировна мельком глянула на читающую девушку. Подумала, может и ладно, может и хорошо, что молодёжь читает всякие глупости. Значит, не зря, наверное, Лидия Владимировна не спит ночами.

Повышение квалификации

Татьяна придвинула к себе бланк, мельком взглянула на него и посмотрела на мужчину по ту сторону окошка. Она надеялась, что её взгляд выглядел строго, но отдавала себе отчёт, что получилось скорее устало.

– Вы неправильно заполнили документы. Вот, смотрите, пункт два: заполнять печатными буквами, – Татьяна ткнула в сторону бумажки, приклеенной рядом с окошком. – Перепишите и подходите.

Татьяна подвинула бумаги обратно, но мужчина не торопился забрать их.

– Да чего вы надо мной издеваетесь!? – завёлся посетитель и толкнул документы обратно. – Какая разница, вы же всё равно все данные сейчас в компьютер вобьёте, вот и вбивайте! И нечего людям голову морочить.

– Заполните документы правильно. Не задерживайте очередь, – в свою очередь огрызнулась Татьяна. Она уже решила, что не примет этого мужчину без очереди, как хотела предложить ещё пару секунд назад, а заставит взять новый номерок.

В глубине души Татьяна, конечно, всё понимала. Ей тоже было совершенно наплевать, как именно будут заполнены бумажки, она всё равно возьмёт паспорт и перебьёт данные из него. Эти бумаги в целом-то были не особо нужны. Цифровизация докатилась и до её окошка. Запрос, на самом деле, отправлялся в электронном виде, а заполненный бланк нужен был как дубликат на экстренный случай – если просителю понадобится доказательство отправленного запроса или если мир погрузится в глобальный катаклизм.

Но у начальства было совершенно иное мнение. Начальство требовало, чтобы бумажки, которые никто и никогда не прочтёт, были заполнены строго печатными буквами. И если это будет не так, на Татьяну снова будут орать. На Татьяну в любом случае будет кто-то орать. Но в отличие от мужчины по ту сторону окошка, начальник мог ещё и срезать премию.

Татьяна нажала на кнопку, и над окошком сменилось число. Прозвучал сигнал. Пыхтящего мужчину тут же ловко оттеснила от окошка энергичная девушка. Татьяна смотрела на неё, и думала, что они, наверное, сверстницы. Девушка пододвинула бумаги и сказала, что не помнит свой ИНН. Татьяна заметила, что на указательном ногте у девушки нарисованы цветы. Вот ведь странно: Татьяна никогда не любила маникюр, не считала чем-то особо красивым, но именно в этот момент её так захотелось, чтобы и у неё был цветок на ногте. Цветок на ногте значил бы, что у Татьяны есть лишние пара тысяч и пара часов на этот цветок. Есть что-то своё и для себя.

Татьяна обстоятельно рассказала девушке, как найти свой ИНН в личном кабинете, и отправила дописывать заветные цифры. Сигнал, над окошком сменилось число. До обеда – всего полчаса.

После обеда всегда становится чуть проще. Где-то первый час. Потом можно считать время до конца рабочего дня. Когда Татьяна первый раз глянула на часы, чтобы начать свой отсчёт, пришла рассылка, что премия в конце месяца будет вдвое меньше обычной. Куда-то не пришли и что-то не сделали. А может, кто нажаловался. А может, кому-то нужна была новая машина. Татьяна уже давно не пыталась в этом разобраться. Когда-то она возникала, задавала неудобные вопросы, даже чего-то требовала. Тогда начальник ей крайне прозрачно намекнул, что без проблем сможет выдавить её с работы. Да, уволить Татьяну будет непросто, но вот штрафовать и изводить легче лёгкого. Если всерьёз взяться, то за пару месяцев сбежит.

И кому она нужна? С постоянными дочкиными больничными, с необходимостью уходить с работы ровно в пять, чтобы успеть в детский сад, с обязательно летним отпуском, вымотанная, не пробивная и не эффектная.

«Кому ты нужна?»

Татьяна с садомазохистским удовольствием прокручивала эти слова в голове. Никому. Нигде. Она так и останется прослойкой между орущим посетителем и орущим начальником. Вот и всё.

Татьяна резко встала. Сама даже не поняла сначала, зачем. Рабочий день ещё не закончился. С ближайшего диванчика на неё с любопытством посмотрел старичок, что-то прокряхтел себе под нос и снова вернулся к своим бумагам. Татьяна аккуратно выключила компьютер, отодвинула стул, взяла сумку и вышла со своего рабочего места. Шаг, ещё шаг. Дверь. Коридор. Шаг.

Татьяна шла по коридору, по которому тысячи раз ходила в столовую. Но теперь всё казалось абсолютно новым и будто бы ненастоящим. Шаги звучали слишком звонко. Стены были слишком яркими. Разбавленный горчично-жёлтый будто резал глаза. Шаг. Дошла до лестницы, замялась, но всё же начала спускаться. Татьяна знала, где она точно нужна. Первый этаж, северное крыло. Комитет с совершенно незапоминающимся и запутанным названием. По отслеживанию и перенаправлению объектов, обозначенных требующими надзора и противодействия. А может, по надзору за обозначенными личностями, требующими содействия и наставления. А может, комиссия. Но им постоянно нужны были служащие. Настолько, что гарантировали неплохой оклад, множество бонусов и даже могли перевести одним днём, взять на себя все проблемы с документацией. Раз – и всё.

Возможно, там не будет печатных букв в бланках. Или это хотя бы будут другие бланки. Хотя бы маленький глоток свежего воздуха, пока всё снова не сольётся в серую хмарь.

Татьяна спускалась по лестнице. С каждым шагом становилось всё страшнее. О комитете-комиссии в дальнем коридоре первого этажа северного крыла ходили слухи. Тревожные. Слишком часто там кто-то умирал. Нелепо, но от этого не менее страшно. Как вообще можно погибнуть, если твоя работа, по сути, – перекладывать и переписывать бумажки, изредка куда-то ездить, что-то оценивать или кого-то опрашивать?

В том самом комитете на людей падали архивные шкафы, кому-то неисправным степплером пробивало артерию, а кто-то насмерть давился латте из автомата или получал летальную аллергическую реакцию на залетевшую в окно пчелу. Конечно, вокруг тоже не дураки работали, поэтому к услугам Татьяны были две вполне проработанные коллективным разумом версии, что же происходит в северном крыле на самом деле. Контрразведка или проклятие. Проклятие или контрразведка.

Татьяна холодела изнутри с каждым шагом. Умирать не хотелось. Хотелось, чтобы денег хватало дочке на зимний комбинезон. И на подарок к Новому году. И не приходилось выбирать: подарок или комбинезон. В голову забралась мысль, что если Татьяна всё же умрёт, то матери должны будут выплачивать компенсацию, а уж на эти деньги мама точно вытянет внучку.

Табличка, испещрённая мелкими буквами, расплывалась перед глазами. Татьяна постучала. С той стороны пошуршали, и дверь открылась. За дверью оказались вполне привычный стол с дежурной женщиной и коридор с закрытыми дверями. Никаких мрачных знаков и тяжёлой ауры. Точно контрразведка.

– Я хочу у вас работать, – выпалила Татьяна, забыв про вежливость, и сунула женщине свой пропуск. Сейчас точно развернут. Или зададут каверзные вопросы, а потом развернут.

– Вы сможете выходить в ночные смены? – спокойно поинтересовалась женщина за столом. Татьяна вытаращилась на неё, совсем как парнишка с утра, которому сама же Татьяна пыталась объяснить, почему нельзя подавать бумаги «за друга». Воспоминание заставило чуть улыбнуться, внезапно стало легче. Ночные смены даже, будто, выглядели привлекательно. Можно будет забрать дочь из сада, дождаться пока мама закончит свою смену, оставить их вдвоём и со спокойной душой прийти на работу, утром покормить всех завтраком, отвести дочь в сад, – и спокойно выспаться в тишине. В тишине. Татьяна мечтательно разулыбалась.

– Видимо, сможете, – отметила женщина и что-то чиркнула на листе бумаги. – Давайте паспорт, будем оформлять.

Это уже было не похоже на контрразведку. Где же долгие проверки службой безопасности? С другой стороны, а что Татьяна вообще знала о контрразведке? А может, всё же проклятие? Ночь звучит как что-то подходящее для чёрной магии. Что вообще можно делать в комитете ночью?

– А что мне нужно будет делать? – всё же нашла в себе силы проблеять Татьяна, тем не менее доставая паспорт из сумки. Женщина скептически глянула в ответ и достала из стола лист с распечатанным текстом. Соглашение о неразглашении. После того, как Татьяна вписала свои данные и поставила чуть дрожащую закорючку, женщина доверительно и как будто нежно спросила:

– Вы верите в вампиров?

Хотя бы не проклятие. И не бланки с печатными буквами. Татьяна расхохоталась. Не потому что верила или нет. Потому что вдруг стало так легко и хорошо. Жизнь взбрыкнула и резко обрела краски. Это было упоительно. Смех, слишком живой и беспечный, звучал чуждо в коридоре, так и кричавшем, что он часть госучреждения. Татьяна торопливо закрыла себе рот, не хватало ещё, чтобы та женщина подумала, что встретила сумасшедшую. Но женщина только легко улыбнулась и потянулась за лежащим на столе паспортом.

– Меня зовут Лидия Владимировна, – представилась женщина, не отвлекаясь от заполнения документов. – Первое время вы будете работать со мной в паре. И вам придётся слушаться меня беспрекословно, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас «укусила пчела» или «придавило шкафом».

Татьяна только кивнула. На самом деле, она всё же не верила в вампиров.

– Завтра в девять вечера ваш первый рабочий день. Не опаздывайте.

Татьяна механически забрала паспорт и пропуск. Снова кивнула. Стало спокойно. Всё уже решено. Она выдавила какое-то скомканное прощание и повернулась к двери.

– На своё предыдущее место работы можете не возвращаться. Я отправлю запрос, – добавила женщина в спину.

Маленькая радость напоследок. Татьяна точно не хотела бы возвращаться туда. Сумка у неё с собой. И ей точно нужно домой. Нужно лечь и подумать. Всё стало странно. Но как же хорошо, что не нужно будет ничего объяснять. Не нужно будет возвращаться.

Вернуться всё же пришлось. Почти. Через пару лет понадобилась справка.

С другой стороны окошка всё ощущалось совсем по-другому. Татьяна почувствовала, что наконец-то что-то завершила. Закрыла дверь, из которой неприятно дуло. Почувствовала, как сильно изменилась. Удобная одежда, плавные движения, серебряные украшения. Татьяна так и не нарисовала цветок на ногте. В конце концов, она не любила маникюр, а теперь ей не нужен был цветок, чтобы что-то себе доказать.

Объявление

Уважаемые коллеги!

С глубоким прискорбием сообщаем о трагической утрате нашего дорогого коллеги, Семёнова Игоря Андреевича, который ушел из жизни в результате несчастного случая при приёме-передаче скрепок. Его уход оставил незаживающую рану в наших сердцах, и мы будем помнить его как замечательного человека и профессионала.

В связи с этим, мы приглашаем вас на прощание, которое состоится 17-го февраля в 16:00 в актовом зале. Это будет возможность отдать дань уважения и почтить память нашего друга и коллеги, который всегда был рядом, готов прийти на помощь и поддержать.

Мы приглашаем всех, кто знал Игоря Андреевича, прийти и поделиться своими воспоминаниями, а также поддержать друг друга в этот трудный момент.

Вход с оружием (в том числе холодным) на прощание строго воспрещён.

Цветы

Татьяна неслась по проулку, чудом не спотыкаясь в темноте. Лёгкие жгло огнём, дыхания не хватало. Безумно хотелось остановиться. Но у того, что летело за ней, не было необходимости в дыхании. Дистанция неумолимо сокращалась. Татьяна старалась не паниковать, но первое полевое задание всё сильнее обещало стать последним.

Она провалилась. Она должна была тихо выследить молодого вампира, а вместо этого заблудилась, наследила и чуть сама не влетела в озлобленную стаю.

– Налево, – спокойно сказала в наушник Лидия Владимировна.

И Татьяна беспрекословно подчинилась, свернула налево, вылетая на улицу покрупнее. Тёплый свет фонарей моментально подарил ощущение безопасности. Татьяне помнило это чувство по старой работе, когда ей просто, как и всем, приходилось возвращаться затемно и выбирать, пройтись ли дольше, но по свету или срезать тёмными дворами.

Теперь же Татьяна точно знала, что чувства её обманывают. Она точно не была в безопасности. Татьяна бежала, из глаз потекли слёзы. На проклятых тренировках тоже текли слёзы. Потому что больно и нет воздуха, потому что Татьяна никогда не была спортсменкой, потому что холодный голос инструктора звучал и звучал через плывущее сознание. Как теперь. Нужно только продолжать. Не думать. Не останавливаться.

– Заходи! – рявкнула в ухо Лидия Владимировна.

И Татьяна остановилась на месте, спотыкаясь. Врезалась в светящееся стекло, рванула на себя дверь. На автомате развернулась, захлопывая дверь за собой – и рухнула, на колени, потом на бок. Зашлась кашлем. Горло заболело хлеще лёгких. Но в глазах прояснилось.

Вокруг были цветы.

Неужели она всё же умерла?

Татьяна с трудом села на пол. Из-за прилавка на неё внимательно смотрела девушка. На прилавке стояли букеты и плюшевый букет. И цветы. Цветы везде. Холодильник с цветами за спиной девушки. Готовые букеты на полках на стене. Маленькие букеты на стеклянной витрине. Гирлянда, мелкие игрушки и открытки.

Цветочный магазин. Стеклянная коробчонка на десяток квадратных метров.

Цветы на полу. Смятые лепестки под пальцами. Забежав сюда, Татьяна сбила роскошный букет, и теперь изломанные цветы разлетелись по полу.

Удушливо пахло лилиями.

От удара об пол телефон сбросил звонок, и в наушнике зудела тишина. Даже когда Лидия Владимировна молчала, Татьяна слышала шипение помех и щелчки клавиш. Теперь же она была совсем одна.

Татьяна смотрела на девушку и старалась подавить хрипы, дышать спокойно, неподозрительно. В стеклянную дверь что-то врезалось. Татьяна знала, что это что-то. Только не паниковать. Каких-то полчаса назад Татьяна была в логове вампиров, она могла умереть в любую секунду, но тогда с ней был спокойный голос Лидии Владимировны. И свето-шумовая граната, которую этот спокойный голос приказал бросить – только этому Татьяна получила достаточно времени, чтобы добежать до хоть какого-то убежища. По-честному соревноваться в скорости с нежитью было бы самоубийством.

Теперь, в безопасности, когда против Татьяны только продавщица цветов, без клыков и когтей, стало до жути страшно. Она одна. Что она должна сказать? Что сделать, чтобы девушка не вытолкала её в кишащую кровососами темноту? Что Татьяне делать, если та вызовет полицию? А если полицейских разорвут вампиры?

Все инструкции и протоколы исчезли из памяти. Татьяна закашлялась.

Удар, шелест, шелест. Казалось, будто летучие мыши облепили несчастный стеклянный домик. Шелест, шелест, шелест. А может, у неё просто шумело в ушах.

Теперь Татьяна так хорошо понимала, почему новичкам первые пять полевых выходов строго-настрого запрещалось действовать в одиночку.

– Ты постоянно должна быть на связи, – строго сказала тогда Лидия Владимировна, сама вызвавшаяся курировать первый полевой выход Татьяны. А Татьяна её подвела. Чёрт с ними, с вампирами, но звонок. Что такого сложного? Просто не класть трубку. Просто не трогать чёртов телефон.

Ещё три мягких удара в дверь. И шелест крыльев. Вежливый стук.

Девушка встала из-за прилавка, и Татьяна в ужасе подавилась воздухом. Сейчас продавщица откроет дверь, и тогда они умрут. Татьяна бросилась ей наперерез. Пусть та сочтёт Татьяну сумасшедшей, пусть сдаст полиции, пусть выгонит, но девчонке-то лет двадцать, ей нельзя умирать, если в своей провальной миссии Татьяна хотя бы не даст ей умереть, то, наверное, всё не так уж и плохо?

Татьяна схватила продавщицу за плечи, останавливая, ожидала, что девушка начнёт сопротивляться, ругаться или хотя бы спрашивать, что происходит. Но та только аккуратно отцепила от себя руки и чётко проговорила:

– Я не буду открывать дверь.

Татьяна медленно кивнула.

– Вот.

Только теперь Татьяна заметила стакан воды в руках девушки. Когда Татьяна её схватила, часть воды расплескалась, облив продавщице рукав кофты. Но осталось ещё полстакана воды! Холодной! Татьяна с жадностью схватила стакан. А девушка вновь отошла за стойку.

Девушка казалась странной. Она должна была ругаться по поводу букета, должна была расспрашивать о том, что происходит на улице. Должна была хоть как-то реагировать. Но она лишь устало смотрела. Так, будто это была её обычная рабочая смена.

Подруга рассказывала Татьяне, как работала в мелком продуктовом в ночную смену, и алкоголик из соседнего двора приходил продавать сворованные из супермаркета через дорогу колготки и зубные щётки, а потом разбил витрину, узнав, что водку ночью не продают. Возможно, кашляющая женщина – далеко не самое странное, что происходит с ночными работниками. Татьяне же лучше. Она глянула на продавщицу, та кому-то звонила.

– Вас к телефону, – меланхолично сообщила девушка, поймав взгляд.

Татьяна осторожно взяла смартфон из рук продавщицы. После пробежки и холодной воды появилось чувство эйфории, думать о странностях не хотелось.

– Вы не должны были отключать звонок, – всё так же спокойно-строго сказала Лилия Владимировна. – Оставайтесь на месте.

Татьяна медленно закрыла глаза. Она надеялась, что ей не показалось, что в спокойном голосе не было ни осуждения, ни разочарования. Звонок прервался, и Татьяна вернула телефон.

– Не переживайте так, – внезапно сказала девушка. – Вы далеко не самая худшая из новичков. Вы живы, в конце концов. Вы не убили меня или кого-то из гражданских. Думаю, вы уже где-то в десятке лучших.

Татьяна кивнула. И наконец-то позволила себе попросить ещё воды.

– Получается, вы тоже из? – Татьяна не готова была придумывать точные формулировки. Но девушка всё поняла. Она кивнула. А потом внезапно мелко и хитро улыбнулась:

– А зачем ещё, по-вашему, цветочные магазины работают по ночам?

Типаж

К концу второй недели Татьяна наконец-то набралась смелости.

– Ну, говори, чего маячишь? – устало-строго посмотрела на неё Лидия Владимировна, когда Татьяна остановилась у стола старшей коллеги. Татьяна замялась. Словно школьница, забывшая выучить уроки. Разве что в школе, где училась Татьяна у учительниц не было привычки чистить на рабочем месте серебряный меч. Татьяна вздохнула.

– А почему здесь так… – она попыталась сформулировать помягче, не покащать детского разочарования, и наконец-то выпалила: – похоже на бухгалтерию?

За исключением, конечно, меча.

Но в остальном окружение было настолько обычным, что Татьяне временами казалось, что никакой драматичной перемены в её жизни и не было.

Как будто она всё так же принимает бужмажки и иногда заходит в бухгалтерию за ведомостью. А там три тётушки и шуплый мужичок пьют чай, тоже перебирают бумажки, обсуждают, кто опять грел рыбу в микроволновку и какие кружки лучше для дете дошкольного возраста. У одной из тётушек вязанная кофта, а другая привезла с дачи кабачки. И вокруг столы, заваленные бумагами, пустые стены и шкаф со стеклянной дверцей, два цветка в горшках на окне. Только за окном уже вечер.

На закате дежурные соберутся в патруль. Раз в два дня Татьяна ходит с кем-нибудь в паре. Со слов того самого щуплого Аркадия – стажируется. На самом же деле, это скорее похоже на прогулку. Татьяна даже завела себе фитнес-трекер и с удовольствием наблюдала, как раз за разом выполняет норму.

В целом, её всё устраивало: чай, прогулки в приятной компании, кабачки бесплатные, опять же. Но это всё было не то! Она всю ночь не могла уснуть после того, как согласилась здесь работать. Нервно вздрагивала при мысли о собственной смелости. И жмурилась в предвкушении.

– А ты чего ожидала? – просто спросила Лидия Владимировна, отвлекаясь от своего занятия. Татьяна снова растерялась, но заметила, что та легко улыбается. – Что тут будет волшебный спецназ? Бравые парни, накачанные, в шрамах и в кожаных плащах?

Татьяна кивнула, чего-то такого она и ожидала.

– Бывают и такие, узнают откуда-то, напрашиваются. На полгода хватает.

– А дальше? – Татьяна напряглась.

– Примерно треть складывается на второй самостоятельной вылазке. Ниже их достоинство советы от какой-то бабки слушать.

– Но остальные?

– Да просто уходят, – Лидия Владимировна пожала плечами и снова вернулась к мечу. – Тут у нас ни славы, ни карьерного роста, ни денег. Только ответственность и сбитый режим. Даже спасибо никто не скажет, а помрёшь, родственникам сообщат, что ты уборщицей подрабатывала и шкаф на себя уронила. Вот зачем оно им, молодым да бравым? Кто-то на вольные хлеба подаётся, кто-то в полицейские уходит, хорошо продвигаются, кстати, а кто-то понимает, что жизнь – не приключенческий фильм, находят обычную работу, крутятся, жизнь устраивают, семьи заводят, всё как у всех. А тут остаются только те, кому там точно лучше не будет.

Татьяна только кивнула.

– У нас тут свой типаж, – смерив её взглядом, сообщила Лидия Владимировна. И Татьяна так и не поняла, считать ли это оскорблением или комплиментом.

Дом, милый дом

Лидия Владимировна лежала в гробу. Владелец гроба кучкой праха лежал у нее в ногах. Какая-то пара сантиметров полированного дерева отделяла Лидию Владимировну от беснующихся «детей» внезапно почившего хозяина гроба. Крышка содрогалась от ударов, но держалась.

Вампир не может попасть в чужой дом без приглашения. Либо это правило въедалось тебе в подкорку и становилось частью тебя, либо рано или поздно твоя охотничья карьера заканчивалась глупой смертью в шаге от спасительной двери.

Что может считаться домом – философский вопрос. И, возможно, юридический. У Лидии Владимировны не было времени задуматься об этом. Прах ещё осыпался на бархатную обивку, когда дверной проём заполонили проснувшийся молодняк, привлечённый шумом. Слишком слабые, но слишком много. Лидия Владимировна среагировала машинально, с размаху перевалившись в опустевший гроб и в последнюю секунду натянув сверху крышку. По крышке тут же мерзко скрежетали когти, а ушибленное бедро не менее мерзко разнылось.

У древнего проклятия было чуть больше времени, чтобы разобраться с философскими вопросами. Древнее проклятие решило, что старый гроб мёртвого вампира – вполне полноценный дом.

Лидия Владимировна лежала в гробу уже час, и с каждой минутой её настроение становилось всё более философским. Она уже успела подумать о том, что это вполне логично – считать гроб жильём. Именно свои гробы вампиры таскали с собой сотнями лет, переезжая из роскошных замков в заброшенные склепы, а оттуда в неприметные квартиры и обратно в замки. Что это, если не настоящий дом? Вампиры по ту сторону крышки не переставали периодически дежурно бить по крышке, и тогда Лидия Владимировна пришла к мысли, что, возможно, именно этот эффект проклятья не даёт вампирским семьям и родам перебить друг друга.

Затем Лидия Владимировна с горечью признала, что в сложившейся ситуации целиком и полностью виновата сама. Она наконец-то выследила древнего вампира, которого искала уже седьмой месяц. Пробралась на закате, дождавшись, когда разойдутся охранники-люди, скованные сберегающим вампирскую тайну трудовым договором. И просчиталась, опьянённая такой близкой победой. Не проверила «семейное положение». А ведь Лидия Владимировна уже далеко не в том возрасте, когда прилично было бросаться в вампирское гнездо нахрапом, только со смелостью и наглостью наперевес. Правда, те, у кого была такая привычка, обычно не доживали до возраста Лидии Владимировны.