Серебро и валокордин

Мария Китар

Серебро и валокордин

Повышение квалификации

Незримо

Лидия Владимировна приложила карту к терминалу и прошла вглубь автобуса. Она специально пропустила два предыдущих – они шли из спального района. Лидия Владимировна была уже не в том возрасте, чтобы не испытывать дискомфорта от поездки стоя до самого центра, но ещё не в том, чтобы молодёжь беспрекословно вскакивала, уступая место.

Лидия Владимировна наконец-то села, шумно выдохнув. Варикоз и давний перелом давали о себе знать. Девочка напротив равнодушно глянула на Лидию Владимировну и снова закрыла глаза. Лидия Владимировна даже позавидовала, многое бы отдала, чтобы также дремать, привалившись к окну. А сейчас то шея затечёт, то мигрень разыграется. Эх, молодость.

Автобус добрался до следующей остановки, и в дверь впорхнула ещё одна девчушка. Села рядом с первой, вытащила из сумки книгу. Мелькнула обложка. «Сумерки». Лидия Владимировна поджала губы.

«Понапишут всякого, молодёжи голову дурят небывальщиной», – сказала бы она, если бы кто-то спросил её мнение о такой литературе. Но её никто не спрашивал, поэтому Лидия Владимировна снова шумно выдохнула и отвернулась к окну. Сощурилась. Солнце слепило после бессонной ночи. За окном мелькнул памятник – скоро выходить.

Лидия Владимировна встала, осторожно подтянула съехавшую перевязь с колышками под вязанным жакетом. Поплотнее запахнула сам жакет, прикрывая бурые разводы на блузке. Рядом фыркнул парнишка – да-да, вот старая, не смущается лифчик поправлять посреди автобуса, Лидия Владимировна знала, как это выглядит, и уже лет двадцать ей было плевать. Когда тебе за сорок и у тебя химия на голове, ты открываешь в себе редкий дар пропадать из памяти окружающих, как только они отвели от тебя свой взгляд.

Напоследок Лидия Владимировна мельком глянула на читающую девушку. Подумала, может и ладно, может и хорошо, что молодёжь читает всякие глупости. Значит, не зря, наверное, Лидия Владимировна не спит ночами.

Повышение квалификации

Татьяна придвинула к себе бланк, мельком взглянула на него и посмотрела на мужчину по ту сторону окошка. Она надеялась, что её взгляд выглядел строго, но отдавала себе отчёт, что получилось скорее устало.

– Вы неправильно заполнили документы. Вот, смотрите, пункт два: заполнять печатными буквами, – Татьяна ткнула в сторону бумажки, приклеенной рядом с окошком. – Перепишите и подходите.

Татьяна подвинула бумаги обратно, но мужчина не торопился забрать их.

– Да чего вы надо мной издеваетесь!? – завёлся посетитель и толкнул документы обратно. – Какая разница, вы же всё равно все данные сейчас в компьютер вобьёте, вот и вбивайте! И нечего людям голову морочить.

– Заполните документы правильно. Не задерживайте очередь, – в свою очередь огрызнулась Татьяна. Она уже решила, что не примет этого мужчину без очереди, как хотела предложить ещё пару секунд назад, а заставит взять новый номерок.

В глубине души Татьяна, конечно, всё понимала. Ей тоже было совершенно наплевать, как именно будут заполнены бумажки, она всё равно возьмёт паспорт и перебьёт данные из него. Эти бумаги в целом-то были не особо нужны. Цифровизация докатилась и до её окошка. Запрос, на самом деле, отправлялся в электронном виде, а заполненный бланк нужен был как дубликат на экстренный случай – если просителю понадобится доказательство отправленного запроса или если мир погрузится в глобальный катаклизм.

Но у начальства было совершенно иное мнение. Начальство требовало, чтобы бумажки, которые никто и никогда не прочтёт, были заполнены строго печатными буквами. И если это будет не так, на Татьяну снова будут орать. На Татьяну в любом случае будет кто-то орать. Но в отличие от мужчины по ту сторону окошка, начальник мог ещё и срезать премию.

Татьяна нажала на кнопку, и над окошком сменилось число. Прозвучал сигнал. Пыхтящего мужчину тут же ловко оттеснила от окошка энергичная девушка. Татьяна смотрела на неё, и думала, что они, наверное, сверстницы. Девушка пододвинула бумаги и сказала, что не помнит свой ИНН. Татьяна заметила, что на указательном ногте у девушки нарисованы цветы. Вот ведь странно: Татьяна никогда не любила маникюр, не считала чем-то особо красивым, но именно в этот момент её так захотелось, чтобы и у неё был цветок на ногте. Цветок на ногте значил бы, что у Татьяны есть лишние пара тысяч и пара часов на этот цветок. Есть что-то своё и для себя.

Татьяна обстоятельно рассказала девушке, как найти свой ИНН в личном кабинете, и отправила дописывать заветные цифры. Сигнал, над окошком сменилось число. До обеда – всего полчаса.

После обеда всегда становится чуть проще. Где-то первый час. Потом можно считать время до конца рабочего дня. Когда Татьяна первый раз глянула на часы, чтобы начать свой отсчёт, пришла рассылка, что премия в конце месяца будет вдвое меньше обычной. Куда-то не пришли и что-то не сделали. А может, кто нажаловался. А может, кому-то нужна была новая машина. Татьяна уже давно не пыталась в этом разобраться. Когда-то она возникала, задавала неудобные вопросы, даже чего-то требовала. Тогда начальник ей крайне прозрачно намекнул, что без проблем сможет выдавить её с работы. Да, уволить Татьяну будет непросто, но вот штрафовать и изводить легче лёгкого. Если всерьёз взяться, то за пару месяцев сбежит.

И кому она нужна? С постоянными дочкиными больничными, с необходимостью уходить с работы ровно в пять, чтобы успеть в детский сад, с обязательно летним отпуском, вымотанная, не пробивная и не эффектная.

«Кому ты нужна?»

Татьяна с садомазохистским удовольствием прокручивала эти слова в голове. Никому. Нигде. Она так и останется прослойкой между орущим посетителем и орущим начальником. Вот и всё.

Татьяна резко встала. Сама даже не поняла сначала, зачем. Рабочий день ещё не закончился. С ближайшего диванчика на неё с любопытством посмотрел старичок, что-то прокряхтел себе под нос и снова вернулся к своим бумагам. Татьяна аккуратно выключила компьютер, отодвинула стул, взяла сумку и вышла со своего рабочего места. Шаг, ещё шаг. Дверь. Коридор. Шаг.

Татьяна шла по коридору, по которому тысячи раз ходила в столовую. Но теперь всё казалось абсолютно новым и будто бы ненастоящим. Шаги звучали слишком звонко. Стены были слишком яркими. Разбавленный горчично-жёлтый будто резал глаза. Шаг. Дошла до лестницы, замялась, но всё же начала спускаться. Татьяна знала, где она точно нужна. Первый этаж, северное крыло. Комитет с совершенно незапоминающимся и запутанным названием. По отслеживанию и перенаправлению объектов, обозначенных требующими надзора и противодействия. А может, по надзору за обозначенными личностями, требующими содействия и наставления. А может, комиссия. Но им постоянно нужны были служащие. Настолько, что гарантировали неплохой оклад, множество бонусов и даже могли перевести одним днём, взять на себя все проблемы с документацией. Раз – и всё.

Возможно, там не будет печатных букв в бланках. Или это хотя бы будут другие бланки. Хотя бы маленький глоток свежего воздуха, пока всё снова не сольётся в серую хмарь.

Татьяна спускалась по лестнице. С каждым шагом становилось всё страшнее. О комитете-комиссии в дальнем коридоре первого этажа северного крыла ходили слухи. Тревожные. Слишком часто там кто-то умирал. Нелепо, но от этого не менее страшно. Как вообще можно погибнуть, если твоя работа, по сути, – перекладывать и переписывать бумажки, изредка куда-то ездить, что-то оценивать или кого-то опрашивать?

В том самом комитете на людей падали архивные шкафы, кому-то неисправным степплером пробивало артерию, а кто-то насмерть давился латте из автомата или получал летальную аллергическую реакцию на залетевшую в окно пчелу. Конечно, вокруг тоже не дураки работали, поэтому к услугам Татьяны были две вполне проработанные коллективным разумом версии, что же происходит в северном крыле на самом деле. Контрразведка или проклятие. Проклятие или контрразведка.

Татьяна холодела изнутри с каждым шагом. Умирать не хотелось. Хотелось, чтобы денег хватало дочке на зимний комбинезон. И на подарок к Новому году. И не приходилось выбирать: подарок или комбинезон. В голову забралась мысль, что если Татьяна всё же умрёт, то матери должны будут выплачивать компенсацию, а уж на эти деньги мама точно вытянет внучку.

Табличка, испещрённая мелкими буквами, расплывалась перед глазами. Татьяна постучала. С той стороны пошуршали, и дверь открылась. За дверью оказались вполне привычный стол с дежурной женщиной и коридор с закрытыми дверями. Никаких мрачных знаков и тяжёлой ауры. Точно контрразведка.

– Я хочу у вас работать, – выпалила Татьяна, забыв про вежливость, и сунула женщине свой пропуск. Сейчас точно развернут. Или зададут каверзные вопросы, а потом развернут.

– Вы сможете выходить в ночные смены? – спокойно поинтересовалась женщина за столом. Татьяна вытаращилась на неё, совсем как парнишка с утра, которому сама же Татьяна пыталась объяснить, почему нельзя подавать бумаги «за друга». Воспоминание заставило чуть улыбнуться, внезапно стало легче. Ночные смены даже, будто, выглядели привлекательно. Можно будет забрать дочь из сада, дождаться пока мама закончит свою смену, оставить их вдвоём и со спокойной душой прийти на работу, утром покормить всех завтраком, отвести дочь в сад, – и спокойно выспаться в тишине. В тишине. Татьяна мечтательно разулыбалась.

– Видимо, сможете, – отметила женщина и что-то чиркнула на листе бумаги. – Давайте паспорт, будем оформлять.

Это уже было не похоже на контрразведку. Где же долгие проверки службой безопасности? С другой стороны, а что Татьяна вообще знала о контрразведке? А может, всё же проклятие? Ночь звучит как что-то подходящее для чёрной магии. Что вообще можно делать в комитете ночью?

– А что мне нужно будет делать? – всё же нашла в себе силы проблеять Татьяна, тем не менее доставая паспорт из сумки. Женщина скептически глянула в ответ и достала из стола лист с распечатанным текстом. Соглашение о неразглашении. После того, как Татьяна вписала свои данные и поставила чуть дрожащую закорючку, женщина доверительно и как будто нежно спросила:

– Вы верите в вампиров?

Хотя бы не проклятие. И не бланки с печатными буквами. Татьяна расхохоталась. Не потому что верила или нет. Потому что вдруг стало так легко и хорошо. Жизнь взбрыкнула и резко обрела краски. Это было упоительно. Смех, слишком живой и беспечный, звучал чуждо в коридоре, так и кричавшем, что он часть госучреждения. Татьяна торопливо закрыла себе рот, не хватало ещё, чтобы та женщина подумала, что встретила сумасшедшую. Но женщина только легко улыбнулась и потянулась за лежащим на столе паспортом.

– Меня зовут Лидия Владимировна, – представилась женщина, не отвлекаясь от заполнения документов. – Первое время вы будете работать со мной в паре. И вам придётся слушаться меня беспрекословно, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас «укусила пчела» или «придавило шкафом».

Татьяна только кивнула. На самом деле, она всё же не верила в вампиров.

– Завтра в девять вечера ваш первый рабочий день. Не опаздывайте.

Татьяна механически забрала паспорт и пропуск. Снова кивнула. Стало спокойно. Всё уже решено. Она выдавила какое-то скомканное прощание и повернулась к двери.

– На своё предыдущее место работы можете не возвращаться. Я отправлю запрос, – добавила женщина в спину.

Маленькая радость напоследок. Татьяна точно не хотела бы возвращаться туда. Сумка у неё с собой. И ей точно нужно домой. Нужно лечь и подумать. Всё стало странно. Но как же хорошо, что не нужно будет ничего объяснять. Не нужно будет возвращаться.

Вернуться всё же пришлось. Почти. Через пару лет понадобилась справка.

С другой стороны окошка всё ощущалось совсем по-другому. Татьяна почувствовала, что наконец-то что-то завершила. Закрыла дверь, из которой неприятно дуло. Почувствовала, как сильно изменилась. Удобная одежда, плавные движения, серебряные украшения. Татьяна так и не нарисовала цветок на ногте. В конце концов, она не любила маникюр, а теперь ей не нужен был цветок, чтобы что-то себе доказать.

Дом, милый дом

Лидия Владимировна лежала в гробу. Владелец гроба кучкой праха лежал у нее в ногах. Какая-то пара сантиметров полированного дерева отделяла Лидию Владимировну от беснующихся «детей» внезапно почившего хозяина гроба. Крышка содрогалась от ударов, но держалась.

Вампир не может попасть в чужой дом без приглашения. Либо это правило въедалось тебе в подкорку и становилось частью тебя, либо рано или поздно твоя охотничья карьера заканчивалась глупой смертью в шаге от спасительной двери.

Что может считаться домом – философский вопрос. И, возможно, юридический. У Лидии Владимировны не было времени задуматься об этом. Прах ещё осыпался на бархатную обивку, когда дверной проём заполонили проснувшийся молодняк, привлечённый шумом. Слишком слабые, но слишком много. Лидия Владимировна среагировала машинально, с размаху перевалившись в опустевший гроб и в последнюю секунду натянув сверху крышку. По крышке тут же мерзко скрежетали когти, а ушибленное бедро не менее мерзко разнылось.

У древнего проклятия было чуть больше времени, чтобы разобраться с философскими вопросами. Древнее проклятие решило, что старый гроб мёртвого вампира – вполне полноценный дом.

Лидия Владимировна лежала в гробу уже час, и с каждой минутой её настроение становилось всё более философским. Она уже успела подумать о том, что это вполне логично – считать гроб жильём. Именно свои гробы вампиры таскали с собой сотнями лет, переезжая из роскошных замков в заброшенные склепы, а оттуда в неприметные квартиры и обратно в замки. Что это, если не настоящий дом? Вампиры по ту сторону крышки не переставали периодически дежурно бить по крышке, и тогда Лидия Владимировна пришла к мысли, что, возможно, именно этот эффект проклятья не даёт вампирским семьям и родам перебить друг друга.

Затем Лидия Владимировна с горечью признала, что в сложившейся ситуации целиком и полностью виновата сама. Она наконец-то выследила древнего вампира, которого искала уже седьмой месяц. Пробралась на закате, дождавшись, когда разойдутся охранники-люди, скованные сберегающим вампирскую тайну трудовым договором. И просчиталась, опьянённая такой близкой победой. Не проверила «семейное положение». А ведь Лидия Владимировна уже далеко не в том возрасте, когда прилично было бросаться в вампирское гнездо нахрапом, только со смелостью и наглостью наперевес. Правда, те, у кого была такая привычка, обычно не доживали до возраста Лидии Владимировны.

В гробу было даже уютно. Но тесно и душно. И с каждой минутой проблема духоты становилась всё серьёзнее. Лидия Владимировна никогда не любила духоту, и с годами этот только усугубилось. Однажды почувствовав, что перед глазами пляшут алые пятна, а воздух стремительно заканчивается, Лидия Владимировна даже записалась к врачу.

– А что вы хотели? Возраст, – сказал врач, и Лидия Владимировна к нему больше не ходила.

К исходу второго часа духота стала невыносимой. Лидия Владимировна открыла рот, но легче не стало. Думать становилось всё тяжелее, накатывал страх – Лидия Владимировна цеплялась за мысль о том, что даже закопанные в землю люди не задыхаются так быстро, но мысль постепенно ускользала. И тогда Лидия Владимировна решилась. Она пнула крышку гроба. В конце концов, от когтей и кулаков нежити защищала вовсе не подгнившая крышка, а условия вампирского проклятия. Вампирскому проклятию, сколько себя помнила Лидия Владимировна, было глубоко фиолетово на наличие у дома двери.

Молодые вампиры испуганно отпрыгнули от громыхнувшей по полу крышки. Несколько пар глаз удивлённо уставились на гроб – и вампиры радостно ринулись к нему. Чтобы обдать Лидию Владимировну разочарованно-злым шипением – невидимый барьер не давал даже на сантиметр пересечь кромку борта.

Лидия Владимировна вдохнула полной грудью. И закрыла глаза. Её поясница, конечно, не скажет спасибо, но как же давно не было спокойных ночей. Лидия Владимировна точно заслужила отдых. А если к утру вампиры не уберутся, это будут уже их проблемы.