Между двух морей

– Присаживайтесь, – она указала на стул напротив. – Вы говорили по телефону, что ищете информацию о своих предках?

Джэ Мин кивнул, доставая из портфеля фотографии. Разложил их на столе веером. Александра наклонилась ближе, и он почувствовал аромат её волос – что-то цветочное с нотками кедра.

– Это мой прадедушка, Сон Дэ Хо, – он указал на фотографию молодого корейца в белой рубашке. – Приехал сюда в начале двадцатых годов. А это… – его палец коснулся изображения девушки, – это та, которую он любил. Анастасия. Больше я о ней ничего не знаю.

Александра взяла фотографию в руки, и её лицо побледнело.

– Боже мой… – прошептала она. – Это же моя прабабушка. Анастасия Югай.

Тишина повисла между ними, тяжёлая и звенящая. За окном прокричала чайка, где-то в здании скрипнула дверь. Джэ Мин смотрел на Александру, не в силах поверить в услышанное.

– Вы уверены? – наконец спросил он.

– Абсолютно. У меня дома висит точно такая же фотография. Мама рассказывала… – Александра замолчала, рассматривая снимок. – Рассказывала, что у её бабушки был корейский жених. Дэ Хо. Но их разлучили во время депортации тридцать седьмого года.

«Это невозможно, – думал Джэ Мин, глядя в её зелёные глаза. Статистически невозможно. Среди миллионов людей найти потомка той самой Анастасии…»

– А вы… – он запнулся, не зная, как спросить. – Вы на неё похожи. Очень похожи.

Александра улыбнулась, и эта улыбка была точь-в-точь как на старой фотографии – немного грустная, но тёплая.

– Говорят, что я копия прабабушки. Даже глаза такие же необычные. – Она коснулась века. – В нашей семье только у меня и у неё такие зелёные глаза. Генетическая случайность.

«Случайность?» – подумал Джэ Мин. Он не верил в случайности. Особенно после того, как начал видеть те странные сны.

– Расскажите мне о ней, – попросил он. – О вашей прабабушке.

Александра отложила фотографию и откинулась в кресле. В её позе было что-то царственное, как у Анастасии на снимке.

– Анастасия Сергеевна Югай родилась в 1905 году. Отец – русский казак, мать – хакаска из первой волны переселенцев. Жили они в Посьете, небольшом приграничном городке. – Её голос стал мечтательным. – Она была учительницей, знала четыре языка. Русский, корейский, китайский и даже немного японского.

– А как она встретила моего прадедушку?

– По рассказам мамы, Дэ Хо приехал в Посьет в 1922 году. Бежал из Кореи после подавления восстания. Анастасия помогала корейским беженцам адаптироваться, переводила документы. Они познакомились в библиотеке. – Александра улыбнулась. – Представляете? Он читал Пушкина на ломаном русском, а она – корейскую поэзию.

Джэ Мин закрыл глаза, представляя эту сцену. Молодой Дэ Хо, склонившийся над книгой. Анастасия, поправляющая его произношение. Первый робкий разговор о литературе…

– Они провели простую свадебную церемонию на берегу моря и стали жить вместе, – продолжала Александра, и её голос стал грустнее. – Но в сентябре 1937 началась депортация. Корейцев грузили в товарные вагоны и отправляли в Казахстан и Узбекистан. Анастасию, как жену корейца, тоже должны были депортировать, но она была беременна и серьёзно больна. Её оставили в больнице Владивостока.

– А мой прадед?

– Его увезли. Больше они не виделись. – Александра взяла другую фотографию – групповой снимок у здания вокзала. – Анастасия прожила ещё сорок лет, но так и не оправилась от этого. Говорила, что сердце может любить только раз.

«Как она могла его помнить всю жизнь? – удивился про себя Джэ Мин. – Молодая, красивая, наверняка у неё было много поклонников».

– Может, покажете мне документы? Письма, дневники… – попросил он.

Александра кивнула и встала. Когда она шла между стеллажами, Джэ Мин невольно проследил взглядом за её фигурой. Походка грациозная, каждое движение продуманное. Как у балерины или актрисы.

«Что со мной? – одёрнул он себя. Я же не подросток. Зачем я пристально смотрю на незнакомую женщину?»

Но было что-то в Александре, что не давало ему покоя. Не только внешнее сходство с Анастасией. Что-то в её жестах, в интонациях…

– Вот, – она вернулась с большой папкой. – Здесь всё, что я собрала о русско-корейских семьях. В том числе и о моей прабабушке.

Она раскрыла папку, и Джэ Мин увидел пожелтевшие письма, справки, вырезки из газет. Александра осторожно взяла одно из писем.

– Это написал ваш дедушка. Из Казахстана, 1938 год.

Джэ Мин взял письмо дрожащими руками. Знакомый почерк дедушки, только более молодой, аккуратный.

"Моя дорогая Настя, не знаю, дойдёт ли до тебя это письмо. Каждый день думаю о тебе, каждую ночь вижу твои зелёные глаза. Здесь холодно, но не так холодно, как в моём сердце без тебя…"

– Он писал ей? – Джэ Мин поднял глаза на Александру.

– Пятнадцать лет. До 1953 года. Но ни одно письмо не дошло. Цензура. – Александра достала другую стопку бумаг. – А это письма Анастасии к нему. Она писала, но не отправляла. Мама нашла их после её смерти в старом чемодане.

Джэ Мин взял одно из писем Анастасии. Тонкий женский почерк, написанный чернилами:

"Дорогой Дэ Хо, сегодня видела во сне наш с тобой дом у моря. Ты сажал яблони в саду, а я готовила твоё любимое кимчи. Проснулась и плакала. Неужели мы никогда не будем вместе?"

«Это как в моих снах, – поразился Джэ Мин. – Тот же дом, тот же сад…»

– Вы сказали, что занимаетесь исследованием русско-корейских семей? – спросил он, пытаясь сосредоточиться на разговоре.

– Да, это моя диссертация. – Александра села рядом с ним, и он почувствовал тепло её тела. – "Межкультурные браки в Приморье в первой половине XX века". Уже третий год собираю материал.

– А что вас подтолкнуло к этой теме?

Александра замолчала, глядя в окно. За стеклом начинался дождь, капли стекали по стеклу, размывая очертания города.

– Странные сны, – наконец призналась она. – С детства вижу одни и те же… Молодая русская девушка стоит на берегу моря и ждёт корабль. А рядом с ней мужчина в корейском ханбоке. Они держатся за руки и плачут.

Джэ Мин резко повернулся к ней:

– Вы видите сны о других людях?

– А вы? – в её голосе была надежда и одновременно страх.

– Да, – шёпотом признался он. – Каждую ночь. Тот же мужчина, та же женщина. Они говорят на русском и корейском, но я их понимаю, хотя, вроде, и не должен всё понимать…

Они смотрели друг на друга, и между ними словно протянулась невидимая нить. За окном гремел гром, а в архиве было тихо, только тикали старинные часы на стене.

– Это невозможно, – прошептала Александра. – Люди не могут видеть одинаковые сны о прошлом.

– Но мы видим, – сказал Джэ Мин. – Расскажите мне свой сон. До мельчайших деталей.

Александра закрыла глаза, сосредотачиваясь:

– Она стоит на пристани в Посьете. На ней белый наряд с красной вышивкой. Волосы заплетены в косу, в которую вплетены жемчужины. Плачет, но беззвучно. А он… он в тёмном ханбоке, в руках держит чемодан и букет белых хризантем. Говорит: "Я вернусь, Настя. Обещаю, я вернусь."

Джэ Мин побледнел. Это был точно его сон. До каждого слова, до каждой детали.

– А потом, – продолжала Александра, – появляются солдаты. Грузят людей в вагоны. Он оборачивается и кричит ей что-то, но слов не слышно из-за шума поезда…

– "Жди меня! Сколько бы ни прошло лет – жди!"– закончил Джэ Мин.

Александра открыла глаза и уставилась на него:

– Откуда вы знаете эти слова?

– Потому что это мой сон тоже. – Он потянулся к ней, но остановился, не коснувшись. – Александра… как вы думаете, что это значит?

Она встала и подошла к окну. Дождь усиливался, город тонул в серой мгле. Её отражение в стекле было призрачным, нереальным.

– Не знаю, – честно призналась она. – Но знаете что? Когда вы вошли в архив, я сразу поняла… поняла, что мы встречались раньше. Не в этой жизни. В какой-то другой.

– Вы верите в реинкарнацию?

– А вы?

Джэ Мин задумался. Ещё неделю назад он бы рассмеялся над подобным вопросом. Профессор истории, рациональный человек. Но сейчас, глядя на Александру в отражении окна, он чувствовал что-то необъяснимое.

– Не знаю, во что верить, – сказал он. – Но факт остаётся фактом: мы видим одинаковые сны о людях, которые жили почти век назад. И вы поразительно похожи на свою прабабушку, а я…

– А вы похожи на прадеда. – Александра повернулась к нему. – Я это поняла, как только увидела вас. Те же глаза, тот же разрез лица…

Она вернулась к столу и села напротив него. Между ними лежали старые письма и фотографии – свидетели несостоявшейся любви.

– Что нам делать с этим? – спросила она.

– Исследовать, – решительно сказал Джэ Мин. – Найти всё, что можно, о Дэ Хо и Анастасии. Может быть, тогда мы поймём, почему нам снятся эти сны.

– Согласна, – кивнула Александра. – У меня есть ещё документы дома. И в музее есть архив депортированных корейцев. Мы можем поработать вместе.

«Вместе», – повторил про себя Джэ Мин. Почему-то от этого слова у него потеплело на сердце.

– Тогда до встречи завтра? – спросил он, собирая фотографии.

– До встречи, – улыбнулась Александра.

Когда он уже дошёл до двери, она окликнула его:

– Джэ Мин!

Он обернулся. Она стояла у стола, в руках держала письмо Анастасии.

– В этом письме она пишет, что чувствует: их души найдут друг друга в другой жизни. Что любовь сильнее времени и смерти.

Джэ Мин кивнул, не в силах произнести ни слова. Он вышел из архива с чувством, что его жизнь только что перевернулась с ног на голову.

«Неужели это возможно? – думал он, спускаясь по лестнице. Неужели души действительно могут встретиться вновь?»

А в архиве Александра стояла у окна и смотрела, как дождь смывает пыль с улиц Владивостока. В её зелёных глазах отражались огни города, и она шептала слова из письма прабабушки:

– «Я верю, что мы найдём друг друга. В этой жизни или в следующей. Любовь не умирает вместе с телом…»

Тайны архивов

Автобус до Посьета дребезжал на каждой выбоине, и Джэ Мин невольно придвигался ближе к Александре. Запах её волос – что-то между морской солью и сибирскими травами – действовал на него успокаивающе. За окном мелькали бескрайние поля и редкие деревушки, а он думал о том, как странно переплетаются судьбы. Ещё неделю назад он не знал о существовании этой женщины, а теперь не мог представить поездку без неё.

– Смотри, – Александра ткнула пальцем в окно, где показалась вывеска "Посьет – 5 км". – Скоро приедем. Готов встретиться с призраками прошлого?

Её голос дрожал едва заметно. Джэ Мин заметил, как она теребит уголок старой фотографии, которую они нашли в архиве – Сон Дэ Хо и Анастасия Югай, его прадедушка и её прабабушка, стоят на фоне деревянного дома с резными наличниками.

– А ты? – спросил он, накрывая её руку своей. – Не боишься узнать правду?

– Боюсь, – честно призналась Александра. – В нашей семье об Анастасии всегда говорили шёпотом. Мама только раз обмолвилась, что прабабушка "любила не того, кого надо было".

Посьет встретил их пронзительным ветром с моря и криками чаек. Маленький приграничный посёлок казался застывшим во времени – те же деревянные дома, что на фотографии 1920-х годов, только потемневшие от времени и соли.

Залив Посьет раскинулся в южной оконечности Приморского края, словно природная чаша, наполненная теплой водой Японского моря. Здесь, где материковая суша встречается с морской стихией, создается уникальный микроклимат – самый мягкий и теплый на всем Дальнем Востоке.

Берега залива обрамлены невысокими сопками, покрытыми кедрово-широколиственными лесами. Дубы, липы и клены перемежаются с корейскими соснами, создавая неповторимую дальневосточную тайгу. Прибрежные луга утопают в разнотравье – здесь растут лилии, ирисы и даже дикий виноград, который осенью окрашивает склоны в пурпурные тона.

Морская вода в заливе прогревается до 22-24 градусов уже в июле, а в сентябре еще держится комфортная для купания температура в 18-20 градусов. Песчаные и галечные пляжи защищены от северных ветров, что позволяет морю долго сохранять летнее тепло.

Хозяйка дома, куда их поселили на ночь, оказалась пожилой кореянкой Ким Хён Сук. Она изучающе посмотрела на документы из архива и покачала головой:

– Ох, молодые люди, зачем вы ворошите старое? Эти истории лучше спят в земле.

– Хальмони, – обратился к ней Джэ Мин на корейском, – это наши прадеды. Мы имеем право знать.

Старушка вздохнула и провела их в небольшую комнатку с одной кроватью и старым комодом.

– Других мест нет. Будете как брат с сестрой, – строго сказала она. – А утром пойдёте к архивариусу Петровичу. Он всё про ваших дедов знает.

Когда дверь закрылась, Александра и Джэ Мин застыли посреди комнаты. Запах нафталина и морской влаги заполнял пространство. Где-то скрипели половицы, за окном шумело море.

– Я могу спать на полу, – быстро сказал Джэ Мин, чувствуя, как краснеют уши.

– Не глупи, – отмахнулась Александра, но щёки её тоже порозовели. – Мы взрослые люди. Справимся.

Она принялась разбирать документы на маленьком столике у окна. Джэ Мин наблюдал, как дрожат её пальцы, перелистывая пожелтевшие страницы. Лунный свет делал её профиль похожим на камею.

– Вот, – прошептала она. – "1922 год. В деревню Посьет прибыл кореец Сон Дэ Хо, 27 лет, холост. Поселён в доме казака Югая Афанасия Петровича. Дочь хозяина Анастасия, 19 лет, обучает приезжего русскому языку…"

Джэ Мин подсел ближе, чтобы рассмотреть документ. Их плечи соприкоснулись, и он почувствовал, как участилось сердцебиение.

– Читай дальше, – попросил он.

– "Сон Дэ Хо работает в рыболовецкой артели. Показал себя трудолюбивым и честным человеком. Хорошо ладит с местными жителями. Особенно близко сошёлся с семьёй Югай…"– Александра запнулась. – А вот это интересно: "Дочь Югая Анастасия часто видна в компании корейца. Соседи сплетничают…"

– Они влюбились, – тихо сказал Джэ Мин. – А мы…

Слова сорвались сами по себе. Александра подняла глаза, и в них отразился лунный свет.

– Джэ Мин…

– Знаю, я не должен говорить такое, – он взял её руку. – Но я чувствую… словно я тебя всю жизнь ждал. Словно мы должны были встретиться.

– И я чувствую то же самое, – прошептала она. – Когда я увидела тебя в архиве, сердце ёкнуло. Как будто я узнала тебя.

Она наклонилась к документам, пряча смущение:

– Слушай, что ещё написано: "1924 год, март. Сон Дэ Хо просил у Афанасия Петровича руки его дочери. Получил согласие. Свадьбу назначили на лето…"

– И что произошло дальше? – Джэ Мин чувствовал нарастающую тревогу.

Александра замолчала, листая следующие страницы.

– "Июнь 1924. Сон Дэ Хо уехал в Корею, чтобы привезти подарки невесте. Анастасия Югай каждый день ходит на берег, ждёт жениха. Отец запрещает ей выходить из дома…"

– "Август 1924. До Посьета дошли слухи о Японско-китайской войне. Анастасия Югай тяжело заболела от горя. Врач говорит – сердечная тоска…"

Джэ Мин почувствовал, как перехватило горло.

– Дэ Хо вернулся?

– Подожди, – Александра лихорадочно перелистывала страницы. – Вот! "Октябрь 1924. Свадьба Сон Дай Хо и Анастасии Югай."

– Они поженились, – прошептала Александра. – И в августе 1925 года у них родилась дочь, Мария, Ма Ри.

Они посмотрели друг на друга, и в воздухе повисла тишина, наполненная морским шумом и тиканьем старых часов.

– Мы… мы родственники? – неуверенно спросил Джэ Мин.

Александра рассмеялась сквозь слёзы:

– Получается, да. Твой прадедушка был корейцем, моя прабабушка – русской. А их дочь, моя бабушка, вышла замуж за русского. Так что мы с тобой… как две ветви одного дерева, выросшие в разные стороны.

Джэ Мин обнял её, чувствуя, как она дрожит.

– Теперь понятно, почему нас так тянет друг к другу, – сказал он. – Мы родственники по крови и по душе.

За окном ухнула сова, и морской ветер зашевелил занавески. Александра прижалась к нему крепче.

– Но как же так? – прошептала она. – Спустя столько лет я обрела старшего брата, но я совсем не чувствую себя твоей сестрой.

– Мы только вчера узнали о существовании друг друга, – твёрдо сказал Джэ Мин, целуя её в макушку. – И я как старший брат, орабони, обещаю взять на себя все твои заботы и узнать всё о наших предках.

– А я как младшая сестра, ё-дон-сэн, – прошептала Александра, едва не плача и чувствуя что-то, что никак не было родственным. – Обещаю любить и уважать тебя, и помогать тебе в поисках.

Они заснули, обнявшись, а документы так и остались лежать на столе. Лунный свет освещал пожелтевшие страницы, где было записано: "Анастасия Югай до самой смерти хранила письма от Сон Дэ Хо. В письме от 1924 года он писал: 'Мой корабль идёт к родным берегам, но душа моя навсегда останется в Посьете, с тобой… Я вернусь, я обещал и ничто не помешает мне сдержать своё обещание…'"

Утром их разбудил стук дождя по крыше и запах морских водорослей. Александра проснулась в объятиях Джэ Мина, и в первый момент испугалась его близости, но потом улыбнулась. Это был посланный ей судьбой старший брат и он спал так мирно, словно наконец нашёл то, что искал всю жизнь. Она невольно засмотрелась на его красивое лицо, скулы и прямой нос. От него приятно пахло мускусом с сосновыми нотками. Он был так близко, что это опьяняло её. Ей так хотелось коснуться его губ и она почти дотронулась до них пальцем…

– Доброе утро, – прошептал он, открывая глаза.

– Доброе утро, – ответила она, смутившись, но не отводя взгляд. В её голосе звучала новая нежность. – Готов узнать остальную часть истории?

– С тобой – готов узнать всё, – сказал Джэ Мин, и они оба знали, что это правда.

Один сон на двоих

Посьет, настоящее время

Старый дом на окраине Посьета скрипел под порывами морского ветра, доносившего запах водорослей и соли. Джэ Мин стоял на крыльце, вдыхая этот странно знакомый аромат, смешанный с горьковатым духом полыни и дымом из печных труб соседних домов.

– Здесь жили наши прадедушка с прабабушкой? – Александра поправила шерстяной платок, защищаясь от пронизывающего ветра с залива Посьет.

– По документам – да. С 1923 по 1937 год. – Джэ Мин провёл рукой по выцветшей краске оконных рам. – Странно… как будто я уже видел этот дом.

Хозяйка, пожилая кореянка Мария Ивановна Югай, с трудом поднялась с лавочки во дворе:

– Ой, молодые, проходите в дом! На улице холодно. Я же говорила по телефону – дом вашего прадеда сохранился. Мы его берегли всю жизнь, знали, что потомки приедут когда-нибудь.

Внутри пахло древесиной, старыми книгами и чем-то ещё – едва уловимым ароматом сандала и корейских специй, будто время здесь остановилось столетие назад. Низкие потолки, маленькие окна с видом на залив, где качались силуэты рыбацких лодок.

– Дэ Хо делал мебель своими руками, – рассказывала Мария Ивановна, гладя потёртую столешницу. – А Настенька… ой, Анастасия Петровна… она тут цветы разводила. Везде цветы были. И пела она красиво, голос такой… как колокольчик.

Александра невольно коснулась горла. В её глазах мелькнуло что-то – удивление, смешанное со странным узнаванием.

– А что с ними случилось? – спросил Джэ Мин, устанавливая на стол привезённую аппаратуру для оцифровки документов.

– Страшное время было… 1937 год. Всех корейцев выселяли. Дэ Хо увезли первым, в августе. А Настенька… она ждала, ждала. Говорила – он вернётся, обязательно вернётся. Каждый день на берег ходила, в сторону Кореи смотрела.

Мария Ивановна достала из буфета пожелтевшую фотографию:

– Вот они. Последняя фотография, перед разлукой.

Джэ Мин взял карточку и почувствовал, как у него кружится голова. Молодой кореец в простой рубашке обнимал девушку с длинными чёрными волосами и поразительно знакомыми зелёными глазами. Она была очень похожа на Александру – та же форма губ, тот же взгляд.

– Боже мой… – прошептала Александра, заглядывая через плечо. – Это… это невозможно.

К вечеру они остались одни. Мария Ивановна ушла к соседям, оставив им дом и коробку старых вещей – письма, документы, несколько предметов быта.

Александра развела огонь в старой русской печи, а Джэ Мин занялся керосиновой лампой – электричество в доме работало плохо.

– Как думаешь, они были счастливы? – спросила она, помешивая в чугунке простую похлёбку из картофеля и консервированной рыбы.

– Судя по письмам… да. – Джэ Мин перелистывал дневник дедушки, написанный корейскими иероглифами вперемешку с русскими словами. – Здесь он пишет: "Настенька научила меня русскому борщу. Говорит, что корейский суп хорош, но зимой нужно есть что-то погуще. Смеётся, когда я путаю слова. Её смех – как звон льда на реке весной."

– А что она писала о нём?

– Тут на русском… – Джэ Мин взял потёртую тетрадь. – Помоги мне прочитать!

"Дэ Хо сегодня принёс мне цветы из тайги. Не знаю, как они называются по-русски, но он сказал по-корейски – "сон-хва", цветы сосны. Странные цветы для девушки, но от него они кажутся прекраснее роз. Учу его русским песням, а он учит меня корейским. Мы создаём новый язык – язык нашей любви."

Александра поставила миски на стол. В мерцающем свете керосиновой лампы её лицо казалось точной копией портрета с фотографии.

– Джэ Мин… мне кажется, или здесь действительно что-то странное происходит?

– Что ты имеешь в виду?

– Я чувствую этот дом. Знаю, где что лежит. Знаю, что в том углу Анастасия держала швейную машинку, а возле окна Дэ Хо мастерил табуретки… Как будто я здесь жила.

Джэ Мин кивнул:

– И я чувствую то же самое. Когда зашёл во двор, сразу посмотрел направо – там должен быть сарай, где он держал инструменты. И он там был.

Они ели молча, слушая, как за окном шумит море и стучат ставни. Воздух в доме становился всё более плотным, насыщенным какими-то невидимыми воспоминаниями.

Джэ Мин заснул на старой кровати в горнице, укрывшись дедовым одеялом, которое до сих пор хранило слабый запах корейских благовоний.

… Он шёл по грязной улице корейского поселения, но это был не Посьет – это была ярмарка в Никольске-Уссурийском, 1919 год. Он чувствовал себя Дэ Хо – молодым, полным надежд, с мозолями на руках от топора и рубанка.

Вокруг кричали торговцы, смешивались русская, корейская, китайская речь. Пахло жареной рыбой, кимчи, русскими блинами и конским потом. Дэ Хо искал на ярмарке гвозди для новой мебели – у него был заказ от русского купца Петрова.

И тут он увидел её.

Анастасия стояла у лавки с тканями, перебирая ситец. На ней был простой сарафан цвета хвои, а чёрные волосы заплетены в косу с красной лентой. Когда она подняла глаза, Дэ Хо почувствовал, что земля уходит из-под ног.

Зелёные глаза, как байкальская вода в солнечный день.

– Вы не подскажете, – сказала она по-русски, – где здесь можно купить хорошие иголки? Мне сказали, у корейцев самые лучшие.

Дэ Хо растерялся. Его русский был ещё очень плохим.

– Я… я знать. Покажи… покажу вам.

Она улыбнулась:

– Вы кореец? А я думала, все корейцы маленькие и худенькие. А вы высокий.

– Я из провинции Кёнгги. Там люди высокие, – он гордо выпрямился.

Они шли между рядами, и Дэ Хо показывал ей лавку своего знакомого Пак Сын Хо, который торговал швейными принадлежностями. Анастасия покупала иголки, а Дэ Хо переводил. Продавец подмигивал ему и что-то говорил по-корейски, от чего Дэ Хо краснел.

– Что он сказал? – спросила Анастасия.

– Он сказал… что у вас глаза красивые.

– А что сказали в ответ вы?

– Что я… что я согласен с ним.

Она засмеялась – тот самый смех, "как звон льда на реке весной".

– А как вас зовут?

– Сон Дэ Хо. А вас?

– Анастасия Петровна Югай. Но все зовут просто Настя.

– Настя… – он пробовал это имя на вкус. – Красивое имя. Как… как корейское слово "нашта"– бабочка.

– Значит, я ваша бабочка? – она снова засмеялась.

И в этот момент мир стал другим. Ярмарочный шум отдалился, краски стали ярче, а воздух – слаще. Дэ Хо понял, что встретил свою судьбу…

Джэ Мин проснулся с бешено бьющимся сердцем. Во рту был привкус корейского чая, а в ноздрях – запах ярмарочной еды. Он чувствовал себя так, будто действительно прожил тот день в 1919 году.

Из кухни доносился шум – кто-то возился с посудой.

– Александра? – позвал он.

– Иду, – отвечала она, но голос звучал странно – взволнованно и одновременно испуганно.

Она вошла в горницу с двумя чашками чая, но руки у неё дрожали.

– Джэ Мин… я видела сон.

– О чём?

– О ярмарке. В Никольске-Уссурийском. Я была… я была Анастасией. И встретила корейского парня, который искал гвозди.

Они смотрели друг на друга в молчании, пока чай остывал.

– Это невозможно, – прошептала Александра.

– Но это случилось, – сказал Джэ Мин. – Мы видели один и тот же сон. Я помню, как ты смеялась, когда я сказал про бабочку.