Квантовый Левиафан

Дионисий Шервуд

Квантовый Левиафан

Глава 1

.

Обреченная Точка

Холодный, безвоздушный мрак за иллюминатором орбитальной станции "Нептун-7" был абсолютным. Здесь, на задворках Солнечной системы, за орбитой ледяного гиганта, Солнце выглядело лишь яркой звездой, а Земля – невидимой пылинкой в бездне. Но на сенсорном дисплее перед доктором Элайей Торном она горела тревожным оранжево-красным пятном. Сводка данных непрерывно лилась по краю экрана: "Атм. комп.: CH4↑ 18%, H2S↑ 7%, O2↓ 14%… Биомасса океан. ↓92.7%… Темп. ср. глоб. +8.2°C… Зона Затопления N-Boston: статус CRITICAL".

Элайя стоял неподвижно, его худое, аскетичное лицо отражалось в темном стекле иллюминатора, сливаясь с мраком космоса. В руке он сжимал холодный металлический медальон – единственную личную вещь в его строгой, функциональной каюте. На потертой поверхности угадывались черты: улыбка Лиры, серьезные глаза маленькой Миры. Жена и дочка погибли три года назад в Нью-Бостонской Зоне Затопления, когда внезапный подъем уровня океана и ураган шестой категории смели их убежище с лица земли. Он должен был быть там. Он мог их спасти, если бы не задержался в лаборатории, гоняясь за очередным коэффициентом эффективности для "Проекта Левиафан". С тех пор вина была его постоянным спутником, холодным и тяжелым, как свинец в желудке. Она же была и топливом.

– Последняя надежда, – прошептал он хрипло в тишине каюты. Надежда не для него, а для тех, кто еще цеплялся за жизнь в герметичных бункерах и куполах внизу, на Земле. Для Каи. Для человечества, которое медленно, мучительно задыхалось. "Левиафан" и был этой надеждой. Квантовый двигатель мгновенного перемещения. Не червоточины, не искривление пространства – чистый, мгновенный скачок за счет управляемой декогеренции квантовых состояний на макроуровне. Теоретически – путь к звездам, к новым мирам, пока Земля окончательно не стала братской могилой. Практически – горстка безумных формул, титановый корпус в доке станции и море нерешенных проблем. И их последний шанс был здесь, в ледяной пустоте у Нептуна, вдали от политики гибнущей Земли.

Резкий стук в дверь вырвал его из мрачных раздумий. Элайя сунул медальон в карман комбинезона, стер с лица следы момента душевной слабости.

– Войдите.

Дверь отъехала, пропуская Кайю Варгас. Ее темные волосы были стянуты в плотный хвост на затылке, подчеркивая резкие, умные черты лица. В глазах – усталость, но не сломленность. Генетик, кибернетик, лучший – и, пожалуй, единственный – друг Элайи на этой заброшенной орбите. В руках она держала планшет, экран которого светился тревожными графиками.

– Элайя. Совещание через пять минут. И… ты должен увидеть это сейчас.

Голос Каи был ровным, профессиональным, но Элайя уловил подспудную ноту напряжения.

Он взял планшет. На экране – трехмерная модель квантовой матрицы двигателя "Левиафан". Сотни силовых линий, обычно упорядоченных в сложную гармонию, сейчас пульсировали хаотично, образуя опасные узлы нестабильности. Красные предупреждения мигали по краям: "Критическая флуктуация в секторе Тета-7", "Риск каскадного коллапса при инициации".

– Седьмая серия тестов на симуляторе, – пояснила Кая, указывая на особенно яркий узел нестабильности. – Матрица не выдерживает пиковых нагрузок при моделировании прыжка к Тау Кита. Дистанция двенадцать световых лет – это на порядок выше расчетной стабильности матрицы! Вероятность критического сбоя – восемьдесят семь процентов. Элайя, это не просто риск. Это гарантированный разрыв когерентности на макроуровне. Последствия… мы даже не можем их полностью смоделировать. В лучшем случае – локальный коллапс пространства вокруг станции. В худшем…

– В худшем – мы получим сингулярность размером с астероид? – закончил за нее Элайя, его голос звучал удивительно спокойно. Он отдал планшет. – Я знаю риски, Кая. Мы знали о них с самого начала.

– Но не такие цифры! – в голосе Каи прорвалось отчаяние. – Раньше это были теоретические тридцать-сорок процентов. Мы думали, сможем её стабилизировать! Седьмая серия… Элайя, матрица фундаментально нестабильна. Нам нужны месяцы, может быть, годы, чтобы пересчитать базовые алгоритмы, перенастроить…

– У нас нет месяцев, Кая! – резко перебил он. Его спокойствие исчезло, сменившись хорошо знакомой ей одержимостью. Он ткнул пальцем в сводку данных на своем дисплее. Земля горела в окружении алых значков. – Посмотри! Океаны – кислый бульон. Атмосфера – коктейль из метана и сероводорода. Биомасса сократилась на девяносто два процента! Каждый день уносит тысячи жизней. Каждый час! Что ты предлагаешь? Ждать, пока последний человек задохнется в своем бункере, пока мы тут, в глубоком тылу, играемся с симуляциями?

Кая сжала губы, ее глаза заблестели.

– Я предлагаю не совершать самоубийство в отчаянии! Этот тест… если ты пойдешь на него с такими показателями… это не прыжок, Элайя. Это самоубийственная авантюра. Ты не спасёшь человечество, ты ускоришь его конец! И свою собственную гибель!

Они замерли, напряженное молчание висело между ними, густое, как вакуум за иллюминатором. Элайя видел в ее глазах не только страх за проект, но и страх за него. Это было больнее упреков. Он отвернулся, снова глядя на мрачную пустоту, где где-то в невообразимой дали медленно умирал его мир.

– Я не могу ждать, – прошептал он, практически самому себе. – Каждый день промедления – это предательство. Их… и всех, кто еще дышит.

В этот момент замигал коммуникатор на стене. Пришел входящий вызов с Земли от Высшего Совета по Выживанию. Элайя обменялся с Каей тяжелым взглядом и принял вызов.

На экране появилось лицо Советника Векслера. Когда-то полное и властное, теперь оно было изможденным, кожа туго натянута на скулах. Глаза – два уголька усталости в глубоких впадинах. Задержка сигнала составляла почти четыре часа – жестокое напоминание об невероятном расстоянии.

"Доктор Торн, доктор Варгас, – голос Векслера был лишен всяких интонаций и искажен задержкой. – Мы получили ваш последний отчет о состоянии "Проекта Левиафан". Графики нестабильности… впечатляют. В худшем смысле."

– Советник, мы работаем над… – начала Кая, но Векслер резко поднял руку и напомнил ей знаком руки о том, что это всего лишь запись.

"Мы прочитали ваши отчеты и просим больше не присылать ваши технические оправдания, доктор Варгас. У нас нет на них времени. Ситуация на Земле достигла критической точки. Зона Убежищ Семь-Гамма пала сегодня утром. Система фильтрации не справилась с новой мутацией аэротоксинов. Погибли сто двадцать тысяч человек." – Он сделал паузу, давая цифрам осесть в сознании. Сто двадцать тысяч. За один день. – "Ресурсы исчерпаны. Политическая воля… испарилась. Совет принял решение."

Элайя почувствовал, как ледяная волна прокатывается по его спине.

– Решение? – его собственный голос показался ему чужим.

"Финансирование "Проекта Левиафан" прекращается. Через сорок восемь часов все неэссенциальные системы на "Нептун-7" будут отключены. Персонал – эвакуирован на ближайшие марсианские аванпосты. Если там еще осталось место и топливо для кораблей снабжения."

Векслер посмотрел прямо в камеру, его взгляд был пустым.

"Проект закрыт. Примите наши… сожаления. Векслер, конец сообщения."

Экран погас. Тишина в каюте стала гулкой, давящей. Сорок восемь часов. Конец всему, ради чего он жил эти годы. Ради чего умерли Лира и Мира. Стало ли это бессмысленным?

– Элайя… – голос Каи дрогнул. Она видела, как тень отчаяния скользнула по его лицу, сменившись чем-то более страшным – холодной, неумолимой решимостью.

Он медленно повернулся к ней. В его глазах горел знакомый ей огонь одержимости, но теперь он был смешан с отчаянием загнанного зверя.

– Нет, – сказал он тихо, но так, что слово прозвучало как удар молота по наковальне. – Они не закроют его. Не отнимут последний шанс.

– Но… Совет… ресурсы… задержка связи… – попыталась возразить Кая, понимая безумие его намерения. Эвакуация сама по себе была сложнейшей задачей.

– У нас есть сорок восемь часов. И есть готовый корабль в доке. Пусть матрица нестабильна. Пусть риски зашкаливают. Это единственный шанс. Не для Совета. Не для Марса. Для Земли. Для них. – Он сжал медальон в кармане так, что костяшки пальцев побелели. – Я проведу решающий тест. Сегодня. Сейчас.

– Ты с ума сошел! – вырвалось у Каи. – Ты видел симуляции! Восемьдесят семь процентов! Это самоубийство! И ты потянешь за собой станцию! Нас!

– Пилотом буду я сам, – отрезал Элайя, его голос стал стальным. – Один. В капсуле. Остальные системы будут на минимальном обеспечении. Ты будешь контролировать с удаленного терминала в аварийном модуле "Скат". Команда уйдет в шаттле на другую торону орбиты. Максимальное удаление от дока. Если что-то пойдет не так…

– Когда что-то пойдет не так! – почти крикнула Кая. Она схватила его за рукав. – Элайя, послушай себя! Это безумие! Ты не можешь…

Он мягко, но твердо освободил свою руку. Его взгляд был неумолим.

– Я должен. Это мой долг. Перед ними. Перед всеми. Либо "Левиафан" откроет нам путь к звездам сегодня… либо человечество умрет здесь, на этой обреченной точке времени. Третьего не дано. Поможешь мне?

Он смотрел на нее, и Кая увидела в его глазах не только безумную решимость, но и мольбу. Мольбу не оставить его одного перед лицом невообразимого. Она знала, что не переубедит его. Никогда ей не удавалось ничего подобного. И она так же знала, что шансов почти нет. Нет, шанс есть, но лишь один из миллиарда. И если есть хоть тень надежды…

Она закрыла глаза на мгновение, сглотнув ком в горле. Когда открыла, в них читалась горькая покорность и остатки профессиональной собранности.

– Я… я подготовлю удаленный терминал в "Скате". Дам тебе пятнадцать минут на предполетную проверку. Но, Элайя… – она посмотрела ему прямо в глаза, – если показатели матрицы выйдут за красную черту в любой момент эксперимента – я отменю тест. Авторитетно это тебе заявляю. По протоколу безопасности. Я не позволю тебе уничтожить станцию и себя просто так. Понял?

Он кивнул, коротко и несколько резко.

– Понял. Пятнадцать минут. Встретимся в доке.

Он уже направлялся к двери, его фигура казалась внезапно подтянутой, заряженной адреналином и фатальной решимостью.

Кая смотрела ему вслед, сердце сжималось от предчувствия беды. Она взяла планшет, ее пальцы бегло пролистывали последние данные симуляции. Графики пульсировали тревожным красным. 87%. Она молилась, чтобы Элайя хоть что-то понял. Но она знала – он уже там, мысленно в капсуле, на краю неизвестности, гонимый призраками прошлого и призрачной надеждой на будущее.

***

Док-модуль "Альфа" был огромным, холодным пространством, освещенным яркими белыми прожекторами. В центре, как гигантская стальная капсула, закрепленная в паутине поддерживающих ферм и кабелей, возвышался "Левиафан". Его корпус, отполированный до зеркального блеска, отражал суету последних приготовлений. Инженеры в скафандрах сновали по лесам, проверяя швы и соединения. Воздух гудел от работы систем охлаждения и генераторов. Запах озона и холодного металла висел в стерильно очищенной атмосфере модуля.

Элайя, уже облаченный в плотный, серый летный комбинезон с нашивкой "Пилот-Испытатель", поднимался по трапу к открытому шлюзу капсулы. Кая шла рядом, ее планшет был подключен к центральному терминалу на платформе. Она монотонно зачитывала последние показатели, стараясь не смотреть ему в глаза.

– …контуры магнитного удержания на номинале. Система охлаждения активна, температура матрицы минус двести семьдесят один и три десятых по Цельсию. Квантовые резонаторы калиброваны. Энергосистема – на девяносто восьми процентах от требуемой для тестового импульса. – Она сделала паузу. – Элайя, матрица… она нестабильна. Фоновая флуктуация на семь десятых процента выше допустимой до инициации. Это…

– Это в пределах погрешности для тестового режима, – отрезал он, не останавливаясь. Он достиг шлюза, обернулся. Его лицо под шлемом было бледным, но спокойным. – Я готов. Ты – на позицию?

Кая кивнула, с трудом выдавив улыбку.

– "Скат" будет загерметизирован, системы удаленного контроля активны. Я буду на связи. Протокол "Голубой Феникс" активирован. – "Голубой Феникс" – кодовое слово для экстренной отмены теста по инициативе контроля. – Просто… будь осторожен. Пожалуйста.

Он ничего не ответил. Его взгляд скользнул мимо нее, в сторону темного иллюминатора дока, за которым лежала бездна. В его глазах мелькнуло что-то мимолетное – тоска? Прощание? – и погасло, сменившись ледяной концентрацией. Он повернулся и шагнул в зев шлюза. Тяжелая дверь начала медленно закрываться за его спиной с глухим шипением гидравлики.

Кая отступила на платформу, ее сердце бешено колотилось. Она дала команду на эвакуацию персонала из дока. Инженеры поспешно покидали леса, направляясь к аварийным шлюзам. Скоро в огромном модуле остались только она, гудящий "Левиафан" и мониторы ее планшета, показывающие жизненные показатели Элайи в капсуле – ровные, слишком ровные линии человека, сосредоточенного на точке невозврата.

Она поднялась на командный мостик "Ската" – небольшого, бронированного челнока, пристыкованного к дальнему шлюзу дока. Ее пальцы дрожали, когда она активировала системы удаленного контроля. На главном экране перед ней развернулась панель управления тестом "Левиафан". Десятки индикаторов, графиков, кнопок. Центральный экран показывал вид из кабины "Левиафана" – Элайя в кресле пилота, его руки на джойстиках, лицо скрыто шлемом. Линия связи была открыта.

– Пульт контроля, это пилот. Системы корабля в норме. Жизнеобеспечение – зеленый свет. Готов к инициации предстартовой последовательности.

Голос Элайи звучал в динамиках четко, без тени волнения.

– Пилот, контроль подтверждает, – ответила Кая, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул. – Начинайте предстартовую. Синхронизация через три… два… один… Пуск!

На экранах ожили графики. Системы "Левиафана" гудели, набирая мощность. Магнитные поля сжимали плазму в недрах реактора. Охлаждающие контуры работали на пределе, пытаясь удержать сверхнизкую температуру квантовой матрицы. Кая неотрывно следила за главным индикатором – К-стабильность матрицы. Столбик колебался в желтой зоне, близко к красной черте. Слишком близко.

– Предстартовая последовательность на маркере пять, – доложил Элайя. – Магнитные контуры – устойчивы. Матрица… испытывает нагрузку, но в пределах расчетной. – Он сделал паузу. – Инициирую зарядку квантовых резонаторов до тестового уровня. Тридцать секунд до импульса.

Кая сглотнула. Тридцать секунд. Ее взгляд прикован к К-стабильности. Столбик дернулся, поднялся еще на деление. Край желтой зоны. Держись…

– Пятнадцать секунд, – голос Элайи был ровным, как будто он вел обычный тренировочный полет, а не балансировал на краю неведомого. – Зарядка – девяносто пять процентов. Системы – зеленые индикаторы.

Зеленые? – мысленно усомнилась Кая, глядя на желтеющий индикатор матрицы. На других экранах тоже начали мигать предупреждения – локальные перегрузки в системе энергоснабжения, скачки напряжения.

– Десять секунд. Готовность к прыжку.

Элайя взялся за рычаги управления крепче.

Кая вцепилась пальцами в край консоли. Ее взгляд метнулся от индикатору К-стабильности (все еще желтый, но на грани) к графику общего энергопотребления (пиковая кривая) и обратно. Что-то было не так. Совсем не так. Системы работали на пределе, но это был не плавный гул готовности, а надрывный, хриплый рев.

– Пять секунд! – прозвучало в динамиках. – Стабилизация вектора прыжка!

Внезапно, за две секунды до запланированного импульса, главный экран на пульте Каи взорвался ослепительным, неестественным синим светом. Это был не свет приборов. Это был свет самой матрицы, прорвавшийся сквозь корпус "Левиафана" и камеры наблюдения. Одновременно на индикаторе К-стабильности красная черта была не просто пересечена – столбик взметнулся вверх, зашкаливая далеко за пределы шкалы. Сирена "Критический Сбой Матрицы" взревела, заглушая все остальные звуки.

– Что?! – крик Элайи, полный шока и внезапной паники, прорезался в динамиках. – Контроль! Показатели… все за…!

Его голос оборвался. На экране с видом из кабины изображение Элайи исказилось, поплыло, как в расплавленном стекле. Сам "Левиафан" в доке начал вибрировать с низкочастотным гулом, от которого задрожали фермы и платформы. А синий свет из его недр становился все ярче, превращая холодный металл док-модуля в сюрреалистичную картину теней и слепящего сияния.

"АНОМАЛИЯ КВАНТОВОГО ПОЛЯ! УРОВЕНЬ КАТАСТРОФИЧЕСКИЙ!" – завыл синтезированный голос аварийной системы "Ската". – "АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ "ГОЛУБОЙ ФЕНИКС"! ОТМЕНА ТЕСТА! СИСТЕМА ОТКЛЮЧ…"

Но голос системы тоже оборвался, заглушенный нарастающим, всепоглощающим гулом, который исходил уже не от двигателя, а от самого искажающегося пространства вокруг "Левиафана". Кая, ослепленная синим светом и оглушенная гулом, в ужасе отпрянула от консоли. Она успела увидеть, как на экране жизненных показателей Элайи все линии превратились в хаотичные пики… а затем погасли. Одна за другой. Статус: "НЕ ОПРЕДЕЛЕН".

Последнее, что она осознала перед тем, как сработала автоматическая система аварийной герметизации "Ската", отсекая ее от безумия в доке – это то, что тест еще даже не начался. А катастрофа уже пришла.

Глава 2

.

Разлом

Гул. Он стоял повсюду. Не механический рев двигателя, не вибрация корпуса – это был гул самого пространства. Низкочастотный, всепроникающий, он входил в плоть Каи Варгас, заполнял бронированную кабину "Ската", вытесняя воздух и мысль. За иллюминатором челнока док-модуль "Альфа" превратился в кошмарный театр теней и сияния.

"Левиафан", гигантская капсула в центре дока, был скрыт за ослепительным шаром сине-фиолетового света. Он пульсировал, как чудовищное сердце, выбрасывая волны искажения. Металлические фермы, поддерживавшие корабль, изгибались, как пластилин, под невидимым давлением. Платформы трескались, обломки не падали, а плыли в странном замедлении, словно в густой жидкости. Воздух в доке, видимый лишь по пляшущим пылинкам в лучах прожекторов (еще не погасших), клубился и рвался вихрями, создаваемыми не ветром, а деформацией самого пространства-времени.

– Элайя! – крикнула Кая в микрофон, ее голос сорвался от ужаса. Ответа не было – только шипение помех в наушниках. На главном экране пульта "Ската", где секунду назад был вид из кабины "Левиафана", теперь бушевало белое шумовое месиво. Индикаторы жизнеобеспечения Элайи светились зловещим красным: "НЕ ОПРЕДЕЛЕН". Температура, пульс, нейроактивность – все линии на графиках превратились в хаотичные пики, а затем в прямые, мертвые черты.

"КРИТИЧЕСКИЙ КАСКАДНЫЙ КОЛЛАПС КВАНТОВОЙ МАТРИЦЫ", – бесстрастно вещал синтезированный голос аварийной системы "Ската", заглушаемый гулом.

"ПОЛЕВАЯ АНОМАЛИЯ УРОВНЯ ОМЕГА. УГРОЗА ЦЕЛОСТНОСТИ КОНСТРУКЦИИ СТАНЦИИ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ НЕМЕДЛЕННАЯ ЭВАКУАЦИЯ НА МАКСИМАЛЬНОЕ РАССТОЯНИЕ".

– Отменить! Отменить тест! Протокол "Голубой Феникс"! – закричала Кая, а ее пальцы бешено забивали команды на сенсорной панели. Но система не отвечала. Связь с центральным процессором станции была потеряна. "Скат" был островком в море безумия, отрезанным от всего мира.

На экране тактической карты дока мелькнул сигнал – жизнеобеспечение скафандра. Кто-то был там! Взгляд Каи метнулся к камерам. На одной из дальних платформ, прижатый к рухнувшей ферме, бился в конвульсиях человек в инженерном скафандре. Бэнкс. Он не успел эвакуироваться!

– Нет… – прошептала Кая. Она увидела, как шлем Бэнкса начал… деформироваться. Не трескаться под ударом, а течь, как разогретый воск, сжимаясь и растягиваясь в такт пульсациям синего шара. Крик, искаженный помехами и нечеловеческой болью, прорезался в динамиках на долю секунды – и оборвался. Сигнал жизнеобеспечения погас. Тело инженера не упало – оно расплылось в странную, многослойную тень, прежде чем исчезнуть в клубящемся хаосе деформированного пространства. Макроквантовый коллапс. Материя, лишенная стабильных квантовых состояний, перестала существовать в привычной форме.

Каю затошнило. Она откинулась в кресло, задыхаясь, стирая с губ кислую горечь. Ужас парализовал её. Это было ещё хуже, чем самый худший сценарий симуляции. "Левиафан" не просто взорвался – он разорвал ткань реальности вокруг себя.

Внезапно гул достиг апогея. Синий шар вокруг "Левиафана" схлопнулся внутрь себя с резким, беззвучным всплеском света. На мгновение в доке воцарилась почти нормальная картина – искаженные, но целые конструкции, плывущий мусор. Кая вздохнула, надеясь, что худшее позади.

Но это было лишь затишье перед бурей. Из точки, где был центр шара, ринулась наружу сфера абсолютной тьмы. Она не поглощала свет – она стирала его. Прожекторы тухли, как погашенные свечи, при приближении этой сферы. Тьма пожирала пространство, двигаясь с ужасающей скоростью. Кая поняла – это фронт управляемой декогеренции, вышедший из-под контроля. Пространство внутри сферы переставало подчиняться классическим законам физики, превращаясь в суп из неопределенных квантовых состояний.

"Скат" завибрировал. Сфера тьмы приближалась к его шлюзу. Системы челнока завыли тревогой.

"УГРОЗА ЦЕЛОСТНОСТИ КОРПУСА. АКТИВАЦИЯ АВАРИЙНОГО ОТДЕЛЕНИЯ ОТ СТАНЦИИ".

Кая не успела среагировать. Мощный гидравлический удар потряс "Скат". Челнок рвануло прочь от док-модуля, как камень из пращи. Инерционные компенсаторы не справились – Каю швырнуло на панель приборов. Боль пронзила плечо. На экранах мелькали предупреждения о повреждениях корпуса. За иллюминатором гигантская станция "Нептун-7" стремительно уменьшалась, а Док "Альфа"… Док "Альфа" был поглощен растущей сферой абсолютной тьмы. Металл, свет, обломки – все исчезало в ней без следа, без взрыва, без звука. Лишь пульсирующий гул, передававшийся через корпус "Ската", напоминал о происходящем кошмаре.

Кая оттолкнулась от панели, игнорируя боль. Ее глаза искали на экранах хоть что-то о "Левиафане". О Элайе. Но сканеры слепила энергия аномалии. Связи не было. Лишь тактическая карта показывала жуткую картину: сфера тьмы, пожирающая док, медленно, но неуклонно расширялась, деформируя соседние модули станции. "Нептун-7" была обречена.

– Элайя… – прошептала она, глядя на эпицентр аномалии, где должен был быть корабль. Где он был совсем недавно. Никакой надежды. Только холодный, вселенский ужас и чувство вины. Она не смогла его остановить. Она не смогла… Вдруг ее взгляд упал на панель связи. Индикатор узкополосного передатчика слабо мигал – он уцелел. Отчаянная идея родилась мгновенно. Может быть… может быть что-то еще там? Не Элайя-человек, но… след? Эхо?

Она сбросила все фильтры, открыла все частоты, выжала из передатчика последние джоули мощности и послала в эпицентр аномалии не данные, не команды, а сырой, сжатый пакет человеческой эмоции: весь свой ужас, всю горечь потери, всю яростную, отчаянную надежду, которую она испытывала к нему. И последний образ – его лицо на фото с женой и дочкой, который она видела в его каюте. Любовь. Боль. Надежда. Все в одном импульсе.

– Услышь… – прошептала она, нажимая кнопку отправки. Импульс ушел в пульсирующую тьму.

***

Не было взрыва. Не было боли. Был… разрыв.

Элайя Торн ощутил, как сознание – не тело, а именно его "я" – резко, болезненно растягивается. Как резиновая нить, вытягиваемая в бесконечность. Зрение превратилось в калейдоскоп бессмысленных вспышек: синий свет матрицы, искаженное лицо в треснувшем визоре шлема (его собственное?), панель приборов, плавящаяся, как сыр. Звуки слились в пронзительный, нарастающий визг, проникающий прямо в мозг.