Малинур. Часть 3

Пир, формально посвящённый празднику бога Диониса, действительно устроили грандиозный, и совсем непохожий на виданные стратегом прежде. Но на самом деле причина празднества была иная: неделю назад скифы привезли голову Спитамента, у которых он решил спрятаться. Почти сразу интенсивность боевых действий пошла на убыль и на сторону македонцев массово начали переходить мятежные войска. Также на конец месяца наметили выход армии в сторону Окса, дабы успеть до зимы преодолеть Гиндукуш и достичь Александрии Кавказкой, откуда уже весной двинуть вдоль реки Кабул к Хинду.

– Ты уверен, Александр, что уже целесообразно выдвигать армию за Окс? – издалека начал Птолемей, удивлённо наблюдая за пёстрыми одеждами местных вельмож и почти не видя серых хитонов македонских стратегов и командиров.

Обильно подогретые вином, присутствующие то и дело произносили в честь Александра хвалебные тосты, каждый из которых отзывался возгласами дружного одобрения гостей. Царь в ответ еле кивал, лишь одним ухом слушая сидящего рядом стратега.

– Конечно. Согдиана почти усмирена, – лениво вымолвил правитель. – Взгляни на всех этих князьков, вельмож и чинуш местных сатрапий. Они готовы ползать предо мной на коленях, а ещё недавно пытались напыщенно изображать свою значимость. Я оставлю здесь гарнизон, а на пути к Оксу мы раздавим последнее осиное гнездо в крепости Узундара. Там укрылись самые непримиримые, во главе с Аримазом – это новый лидер бунтарей.

Дождавшись, когда очередной выступающий, из числа сопровождающих армию греческих поэтов-историков-летописцев, закончил свою подобострастную речь, и в центр вышли танцовщицы, стратег повернулся к собеседнику:

– Узундара, непростая крепость, – вымолвил он.

Александр серьёзно посмотрел ему в глаза:

– Я знаю. Но, скажи мне… как ты узнал, что Валтасар спасся и находится именно там? Твоя весть оказалась как нельзя кстати.

Птолемей сослался на рассказ наместника княжества Вайхун, естественно, не упоминая о Мельхиоре. И чтобы стразу отвлечь царя от опасной темы, тут же продолжил:

– Я не это имел в виду. Она не простая с точки зрения штурма. Крепость находится на отвесной скале высотой с десяток стадий. Там укрывается не менее десяти тысяч воинов, у которых имеется запас провианта почти на два года осады. Штурмом взять её крайне сложно, а если начать блокаду, то потребуется вся наша армия. Но делать это зимой и в горах – самоубийство. У вражеского гарнизона будет вдоволь воды, а нам придётся жить на холоде среди голых камней. Не лучше ли покончить с ней весной? Кроме того, со дня на день начнутся осенние дожди, Окс опять вздуется, и переправа, как и позапрошлой весной, станет проблематичной. Да и само передвижение в обводнённых горах будет опасным. Поверь мне, камнепады и сели могут сорвать любые планы.

Александр осоловело улыбался, наблюдая, как юные смуглянки томно дышат, двигаясь перед ним в страстном танце.

– Оракулы говорят, нам благоволит осень для этого дела… – ответил царь и резко повернулся к стратегу: – Ты почему такой красный, Птолемей? Не заболел-ли? Или страх перед врагом тебя обуял? Или…

Стратег поставил свой кубок на стол и спокойно посмотрел в глаза царю и другу. Затем молча продемонстрировал ладонь, воспалённая кровавая рана на которой, сама собой отвечала на вопрос. Царь мельком взглянул и тут же уставился на соратника вновь. Напряжённая пауза длилась словно вечность.

– Что происходит с тобой, Александр? – нарушил её Птолемей. – Советуя стать персом, я имел в виду уважать их культуру, обычаи и религию. Разве ты не видишь, что не персы тебя своим не считают: они чувствуют фальшь, не свои…

– Что, свои? – жёсткий взгляд Александра вот-вот готов был пронзить собеседника насквозь.

– А ты посмотри вокруг. Где они? Почему рядом с тобой юноши и прекрасноликие девы? Да, здесь Гефесстион, я рядом, вон Кратер и Пердика, вон сидит Клит Чёрный, вон Лисмах. А где гипархи, где славные илархи бесстрашных гетайр, где остальные командиры? Они вон там, за толпой в этих цветастых тюрбанах и шитых золотом халатах, они на задворках. Ты думаешь, все эти бородатые лизоблюды пойдут за тебя умирать? Ты мой царь, мой друг и брат. За любого, кто обладает хоть одним из этих качеств, я готов отдать жизнь. А ты объединил их все! Вон Пердика – твой молочный брат. Его сестра вскормила тебя в детстве своим молоком. А Клит? Не он ли дрался с тобой рядом, защищая спину, свою грудь подставляя под удары и стрелы, что предназначались тебе? А Гефесстион? Он любит тебя больше, чем друга, больше своей жизни.

Александр, не моргая смотрел на соратника, постепенно покрываясь красными пятнами.

– Никто и никогда не мог упрекнуть меня в трусости, – не сдерживая отчаяния прохрипел Птолемей, – и слышать это от тебя, невыносимо. Мы все готовы идти за тобой хоть на край света, а ты помни: мы эллины, мы рождены таковыми, и это неизменная данность. Мы не можем стать персами, как и они, греками. Родина у нас – одна, как мать и отец. Изменить это, невозможно! И ты эллин, и родина твоя, там – в Македонии. А здесь, завоёванные нами земли. Если хочешь их всех удержать в своей власти, ты должен для них стать своим. Но своим эллином. Понимаешь? Великим, просвещённым и мудрым эллинском царём. Меняя одежды и потворствуя восточному лицемерию, ничего не добьёшься. Их не сделаешь так преданными. Они видят и чувствуют бутафорию, поэтому будут тебе льстиво падать в ноги, но всегда держать в рукаве кинжал. Потому что они боятся твоей силы… но чтоб стать истинным правителем народа – этого недостаточно. Нужно уважение, а оно заслуживается мудростью.

Постепенно краска сошла с лица Александра. Он молча повернулся в зал, где в самом центре какой-то придворный поэт читал стих о победах Александра, возвышая их в сравнении с завоеваниями его отца – Филиппа.

– Прости меня, Птолемей, – успокоившись произнёс царь, – я не сомневаюсь в твоей храбрости и преданности. И доводы про крепость и погоду мне известны. Однако с вражеским гнездом сопротивленья необходимо покончить немедля, пока все ценности оттуда не перевезли ещё куда-нибудь. Авеста, её второй экземпляр хранится там. Великие мудрецы пророчат успех в Индии и полную победу над всей Азией, если только мы сможем уничтожить священную Книгу персов. Ты знал, что есть второй экземпляр?

Оба смотрели друг на друга, не слыша вокруг происходящего. А в зале тем временем началось что-то странное: разгневанный Клит Чёрный направлялся к царскому столу, при этом Гефесстион и Лисмах, пытались удержать его.

– Ты почему молчишь, Александр?! – как гром, раздался басовитый выкрик Клита, всё же вырвавшегося из рук соратников. – Или считаешь тоже, что твой отец годится сыну лишь в подмётки?

Царь вновь покрылся пятнами и встал из-за стола. Куда-то сразу делись танцовщицы и прежний оратор. Музыка стихла. Гости из числа персов, как чуткие собаки, тут же уловили смену настроения хозяина и в ужасе потянулись вдоль стен на выход.

– Что ты такое говоришь, Клит? – гневно прошипел царь. – Перебрал с вином? Так иди, проспись!

– Ах да, – не унимался военачальник, действительно не очень уверенно стоя на ногах, – царь Филипп же не твой отец. Ты же сын бога… тебя зачал какой-то египетский Амон-Ра!

Всеми узнаваемый гогот заполнил помещение. Товарищи бросились успокаивать сподвижника, но он вырвался вновь:

– Как ты смеешь очернять память о своём отце, нашем прежнем царе?! Почему ты не остановил чтецов, когда они во всеуслышание приписывают тебе победы других?

– Что ты несёшь?! – заорал обезумевший от гнева Александр и кинул в друга яблоком. – Уведите его, пока я не заткнул ему глотку ударом меча!

Птолемей перепрыгнул через стол и встал перед Клитом. Тот, не оттолкнул товарища, но глядя через его плечо, крикнул в ответ:

– И это в благодарность за то, что при Гранике, я, почти умирая, спас тебя от неминуемой гибели? Твой друг стал отцом…

Стратег резко обхватил Клита за грудь и развернул в сторону выхода.

– …а ты час уже слушаешь эту мерзкую ложь и до сих пор не произнёс тост за его…

Птолемей, уже не стесняясь применять силу, всем телом напёр на товарища и вывел его из зала. Там передал командира под контроль подоспевшего Лисмаха, а сам быстро вернулся. Он только подошёл к столу, где взволнованный Гефестион и Пердика пытались успокоить взбесившегося царя. Тот, вроде уже сел, но сжатые в кулак руки тряслись и лицо было по-прежнему багровым.

– Как ложен суд толпы! Когда трофей у эллинов победный ставит войско, – внезапно все услышали опять знакомый бас, читающий стих Еврипида: Клит вернулся в зал, войдя туда через другую дверь.

– Между врагов лежащих, то не те прославлены, которые трудились, а вождь один себе хвалу берёт…

Царь подскочил с места, выхватил у стражника сарису и метнул её в друга.

Клит умер сразу. Пир закончился. Царь, обезумив от случившегося, чуть не перерезал себе горло тем же орудием: Птолемей успел отнять копьё. Так, согласно авестийскому летоисчислению, закончился 11582-й день осеннего равноденствия, и его стратегу удалось пережить: по гибели своего друга, царь объявил траур, впал в депрессию, ну а потом, начались дожди и двигаться на Окс, стало действительно уже очень поздно. Осаду крепости Узундара перенесли на следующую весну.

Глава 2

1983 год.

Всего через пятнадцать минут после взлёта вертолёт уже поднимал пыль на посадочной площадке тринадцатой заставы. Ещё до вылета все трое участников встречи с душманским полевым командиром обговорили общую версию случившегося, чтобы в ходе служебного разбирательства (которое неминуемо назначат в связи с произошедшим ЧП), давать одинаковые объяснения по факту гибели афганца и получении двум разведчиками осколочных ранений. Единодушно договорились исключить упоминание о способе убийства Наби, признав, что применение офицером холодного оружия, тем более какого-то древнего кинжала, будет выглядеть весьма экзотичным, да и породит массу дополнительных вопросов: почему капитан Мухробов оказался на сопредельной территории, и тем более – почему невооружённым; как он такой больной, вообще умудрился справиться с бандитом в рукопашной схватке; почему не была организована охрана и гадёныша не успели нейтрализовать более приемлемыми и традиционными средствами. Немного обсудив варианты, Миша выстрелил в ногу труппа из кузнецовского ТТ-шника, так сказать, чтобы эмпирически запечатлеть «как всё и было». В остальном придумывать нечего не стали – оставили, как и есть: Кузнецов спросил душмана о двух без вести пропавших советских женщинах, тот, внезапно занервничал и бросил гранату, невесть откуда у него оказавшуюся. Договорной главарь всегда приходил безоружным, а тут, у шайтана оказалась РГД-ха. Он же не был агентом. За так называемую гуманитарную помощь, он просто соблюдал на своей территории нейтралитет. Поэтому Наби не позволял себя обыскивать: гордый пуштун, с самомнением вершителя человеческих судеб и наместника Аллаха в отдельно взятом горном ущелье, считал, что это он оказывает шурави неоценимую услугу, хотя и боялся их до дрожи. Разведка оберегла его самолюбие, ограничиваясь обещанием главаря не иметь при себе оружия, и, фактическим взятием в заложники его семьи на время встреч. А на это раз… ну, как говорится, «накладочка вышла».

Уже в полёте, когда шум двигателей обеспечивал возможность безопасно переговорить тет-а-тет, Сергей наклонился к уху Миши и ответил на его вопрос, заданный перед самым взлётом:

– Ссылайся на мой приказ, основанный на следующем: твой сменщик на ишкашимской комендатуре нарыл информацию, что в Зонге, оказывается, ещё два месяца назад, пропали без вести две женщины, о чём ни в милицию, ни пограничникам, родственники не сообщили. Твой косяк. Ты не знал ничего, а он уже смог всю обстановку вскрыть. В кишлаке, за три дня, в каждом доме чай-пай и что покрепче умудрился попить и позавчера действительно доложил мне об этом факте. Молодец! – Кузнецов посмотрел на бледного капитана и, вспомнив, что проводить с ним воспитательную работу уже нет смысла, продолжил без морализаторства: – Так вот, вчера ночью, стало известно о причастности к исчезновению советских граждан, нашего объекта – суки этой, Наби Фаруха. Учитывая, что в ходе расследования дела о незаконном пересечении границы братом пропавших женщин, их семью детально изучал именно ты, я и приказал тебя привлечь к предстоящей работе с козлиной. Ну а дальше, ты всё знаешь.

– Ну а..? – Мухробов закатил глаза, взглядом указав на серый вертолётный потолок.

Полковник тоже взглянул вверх. Задумчиво сморщился:

– То, что Наби, конечно, узнал тебя, и решив, вероятно, что твоё появление на встрече и заданный ему вопрос – это не случайность… что именно совокупность данных факторов сподвигла его к решению грохнуть всех нас скопом… – в этот момент двигатели сбросили газ, шум ослаб и вертолёт пошёл на посадку. Кузнецов понизил голос и, почти касаясь уха собеседника губами, закончил: – Ему скажешь, что я точно ничего такого заметить не успел. И вообще – ничего не понял. Ну а ты, сообразив, что в любой момент тайная связь с Наби может вскрыться, сразу же завалил его, как только он дёрнулся. Правда, тот перепугался ещё больше, и в попытке взорвать нас – тебя опередил, – капитан посмотрел на начальника, тот утвердительно кивнул: – Да. Так и говори. И сам останешься пока в безопасности, и он будет заинтересован формально провести разбирательство, чтобы самому на себя не выйти, – Кузнецов улыбнулся: – Да не ссы ты, Миша. Поздно ляжки греть, всё уже случилось. Сейчас главное, полночь пережить, а там… будем действовать по обстоятельствам. Придерживайся определённой линии поведения, а я свои обещания сдержу. Не переживай.

Как нельзя кстати, Макс Колесников находился на заставе. Вместо определённых ему трёх дней, он задержался в Зонге на пять: за пару суток с бойцами поправили баню Карима, а за оставшееся время, в ожидании обратного транспорта, вместе с соседями помог сёстрам подготовить дом к зиме. Услышав гул идущего из-за речки вертолёта, он мигом попрощался с Аишей и Гульнарой, и, прыгнув в уазик, радостно помчался на заставу, надеясь улететь в Хорог с нечаянной оказией. Когда из чрева вертолёта выпрыгнул солдат, и как девушке, подал руку полковнику Кузнецову, который, отключив зад, еле-еле спустился с траппа, капитан обрадовался ещё больше: старший на борту его начальник, значит, шансы улететь взлетают до максимальных. Но буквально первый же взгляд полковника в его сторону и прорвавшиеся через шум мотора: «Макс, как хорошо, что ты ещё не убыл!», сразу зародили в душе молодого офицера сомнение в скором возвращении в отряд. И предчувствие его не обмануло.

– Бери манатки, давай на заставу – есть дело. И расскажешь всё, – с этой второй фразой полковник сунул капитану свой вещмешок с автоматом, и кратко проинструктировав Рашида, поковылял в сопровождении начальника заставы в сторону расположения подразделения.

Вертолёт натужно взвыл двигателями и, подняв тучу пыли, повёз раненных в санчасть, окончательно разрушая Максимовы надежды.

Для помощи в работе с Богачом, который предстоящей ночью должен прибыть на встречу, Кузнецов планировал использовать бывалого капитана. Однако парень выбыл из строя, и Сергей уже подумывал привлечь для этого Рашида. Но последний не являлся посвящённым в «археологическую тайну» руин крепости Каахка и расширять круг осведомлённых лиц, он не хотел. Поэтому увидев ещё в иллюминатор второго «археолога-любителя» капитана Колесникова, начальник разведки так обрадовался нечаянному решению возникшей проблемы.

Кроме того, в связи со смертью Наби Фаруха сама собой отпала и необходимость выдумывать что-то для обоснования своей задержки на участке, а также оставления ещё на сутки открытыми походов к границе со стороны Афгана. Ведь теперь следовало убедиться, что тело главаря нашли его подручные, а для этого, в районе не должно быть советских подразделений. Более того, найти погибшего им нужно очень быстро, дабы животные не успели растаскать трупп и уничтожить сфальсифицированные улики кровной мести: допустить даже намёк на возможную причастность шурави к гибели полевого командира – являлось недопустимым.

Доложив начальнику отряда результаты «провальной» встречи, Кузнецов задумчиво уставился в окно заставкой канцелярии, за которым вдалеке виднелась часть крепостной горы. На этот раз он уже не испытывал ощущений какой-то предопределённости происходящего. То, что обстоятельства словно ждали устранения душманского главаря, чтобы потом столь удачно сложиться для приёма Богача – Сергей воспринял теперь как закономерность. Он достал акинак, прикоснулся лезвием к раненой ладони. Саркастически хмыкнул:

– Самое интересное, что и моё предстоящее нахождение сегодня ночью на крепостной горе – теперь не моя инициатива, а приказ генерала Абдусаламова. С неё, как оказывается, единственно, откуда с нашей территории просматривается в оптику мост через афганскую речку Казидех, у которого бросили трупп Наби, – он повертел кинжал в руке, и заметив на клинке тёмные разводы от запёкшейся крови, достал кусок бинта: – Так прям и сказал Славину: «Кузнецову немедленно и лично организовать офицерское наблюдение на вершине, и убедиться, что басмачи нашли тело своего баши», – Сергей тщательно протёр лезвие, бросил тряпку в урну и подняв блестящей акинак на уровень глаз, злорадно улыбнулся: – Ну…ты рад? Всё идёт по твоему плану?

Вместо ответа послышался стук в дверь. В канцелярию вошёл начальник заставы. Полковник разъяснил ему, что в связи с выставлением на крепостной горе наблюдения за сопредельной территорией силами разведотдела, пограничные наряды, прикрывающие границу на подступах к ней, с этого вечера следует убрать. Начальник принял к исполнению и дополнительно сообщил, что по приказу полковника Славина, завтра с утра, он, как офицер связи пограничного комиссара на местном участке границы (комиссар – официальный представитель СССР, уполномоченный для взаимодействия с приграничными властями. Дипломатическая должность, также исполняемая начальником отряда), убудет на встречу со старейшинами афганского кишлака Лангар. Накануне, там на нашей мине опять подорвалась корова. Ещё год назад пограничники минировали подход к одной из своих позиций. Летом пост убрали и мины сняли. Но, вероятно, часть их, с талыми водами стащило со склона на пастбище, и теперь уже погибло второе животное. Нужно выслушать афганцев и замять ситуацию, как и в прошлый раз, компенсировав ущерб керосином и продуктами. Встреча будет проходить на афганском берегу Пянджа, куда начальник заставы с охранением переправится на БТРе. Кузнецов проинструктировал офицера по мерам безопасности, особенно касаемо подготовки машины к форсированию водной преграды и организации надёжного огневого контроля района встречи.

Ещё до заката Кузнецов с капитаном Колесниковым заняли уже знакомую им позицию в руинах. Рядом поставили небольшую палатку. На западном склоне горы разместили усиленный наряд, официально – с задачей вести наблюдение за прилегающей местностью, на самом деле – чтобы иметь рядом хоть какую-то подмогу на случай… на всякий случай, одним словом. Первым делом, пока не стемнело, Сергей направил подчинённого проверить тропу, ведущую к Пянджу, а сам прильнул к окуляру длиннофокусной оптической трубы. По бликам от закатного солнца почти сразу нашёл кусок блестящей ленточки Казидеха, видневшийся через просвет в зарослях зелёного кустарника. Проследил взором правее и в полукилометре заметил жёлтую полоску дороги, идущую перпендикулярно реке. Примерно рассчитал место их пересечения, где сразу увидел белый прямоугольник пикапа. Вероятно, машина стояла как раз у моста, который скрывали деревья. Такой автомобиль в округе́ был только у Наби, что свидетельствовало само за себя: его тело нашли, и на пикапе приехал кто-то из родственников или окружения.

Спустя некоторое время вернулся Колесников:

– Чисто. Сигналка одна старая валяется, но без растяжки, так что проход безопасный.

– Ну и славно. Взгляни-ка, по-моему, это белый пикап стоит, – полковник уступил место капитану возле трубы.

Тот прильнул к окуляру:

– Да. Похоже на Тойоту. Далековато правда… сумерки и марево ещё от земли… да, точно, пикап. Вроде подошёл кто-то… Ага, как минимум трое. Стоят у машины. А не, сели что ли. Во, всё, поехали.

Кузнецов посмотрел сам, но разглядеть что-то уже было невозможно. Отодвинулся от прибора и откинулся на глиняную стену:

– Что и следовало ожидать. Будем надеться, в смерти от штыка кровника, сомнений у них не возникнет. Расскажи теперь, как А… как девушки? Справляются одни? – скрывая волнение и не называя имени Аиши, поинтересовался Сергей.

– Девчонки – нормально. Да и без нас там помощников хватает. Соседи хорошие. Пока баню шаманили, к Аише постоянно люди приходили, приносили то кизяк, то в огороде что-то помогали, то глину месили для ремонта. Справятся. Хотя Аиша, конечно, странная девушка. На нас косо смотрели местные: мы же мужики, причём чужие иноверцы, и работаем в доме, где одни бабы мусульманские. Так она в первый же день халифа пригласила, и тот не задумываясь, нас благословил на ремонт в доме. Правда, только до заката, и то, во дворе неотлучно соседские тётки тёрлись, – Макс засмеялся: – Аиша сказала, в смысле написала: «Не переживайте, это что-то наподобие партийного контроля, чтобы потом на кишлачном парткоме мне на вид не поставили нарушение партийной дисциплины». Вот она, приколистка! Вообще… странная, конечно.

Кузнецов заулыбался, но капитан этого не видел – сумерки стремительно поглощали горы, и ночная темень наползала неумолимо. Откуда-то из-за реки послышался одинокий вой, затем ещё один, протяжный, и с тройным завыванием.

– Да. Оригинальная мадам, это уж точно, – по интонации Максим понял, что начальник произнёс фразу абсолютно серьёзно, без тени иронии. – Это его сигнал. – Сергей трижды моргнул фонарём в сторону границы. – Давай на позицию. Действуем, как обговорили. От реки их должно прийти трое. Сиди за бугром и не отсвечивай, чтобы ни звука! Наблюдай в ночник за подходом с границы. Если что пойдёт не так, с ними я справлюсь сам. Ну а ты будь на подхвате.

– Как же вы справитесь, с такой ушибленной ногой и рукой?

– Справлюсь, – как отрезал Кузнецов. – Да и не должен он импровизировать, нет резона вроде. Лишь бы на свой сигнал настоящих волков не привлёк, а то уж очень натурально подражает.

В этот момент из соседнего ущелья раздался действительно ответный вой, причём сразу из нескольких глоток. И как по команде, из-за хребта призывно для серых хищников взошла полная луна. Волшебный свет и леденящий душу вой залили всё вокруг.

Макс поёжился и рефлекторно положил палец на спусковой крючок автомата:

– Жуть какая. Настоящая волчья ночь. Я бы точно один сейчас никуда не попёрся.

В прибор ночного видения хорошо было видно, как через обмелевший по осени Пяндж на советский берег переправились две лодки. Осмотревшись и вытащив из воды переправочные средства, трое человек пошли в гору, а ещё трое, отошли по берегу метров сто по направлению к кишлаку, и спрятались там за камнями. «Только бы действительно волчары не затеяли охоту. Такого форс-мажора я не учитывал» – подумал Кузнецов, поддавшись испугу подчинённого и осматривая окрестности. Но кроме фигуры трёх человек, в молочной дымке окуляра ночника иных подвижных объектов не наблюдалось. То, что впереди шёл Богач, Сергей не сомневался: прихрамывание, хоть уже и не столь заметное, всё же выдавало недавнее ранение. Двое его сопровождающих значительно отставали, они тащили на плечах какой-то груз. Когда первой фигуре до вершины оставалось метров двадцать, Кузнецов направил в землю луч красного фонарика, обозначая своё место. В принципе, на такой дистанции в столь лунную ночь, его фигуру видно было уже и без подсветки, но, понимая, насколько неуютно себя чувствует сейчас пакистанец, Сергей решил так добавить ему уверенности, чтобы не ровён час, гость не вздумал позвать его, и тем более – по имени.

– Салом, Джабраил, – полушёпотом первым поздоровался разведчик, когда фигура гостя приблизилась на пару метров и стали различимы элементы одежды, – те двое, пусть остановятся и подождут на тропе. Только тихо.

– Здравствуй, Сергей. Да. Они знают. Пока не дам сигнал – не приблизятся.

– Иди за мной, – прошептал Кузнецов и направился в палатку.

Внутри, опустив полог, Сергей зажёг керосиновую лампу. Стало светло, и мужчины сев на землю несколько мгновений пристально смотрели друг на друга. Расстояние между ними оказалось очень небольшим (палатка была совсем маленькая) и, как всегда бывает с малознакомыми людьми, каждому требовалось время, чтобы свыкнуться с вынужденным нарушением границ личного пространства.

– Как нога? – прервал паузу и дружелюбно улыбнулся разведчик. – Добрался без приключений? Можешь говорить нормально: подбой у палатки войлочный, хорошо скрадывает речь.

– Почти. Небольшая заминка с проводником случилась. Какие-то разборки между местными племенами начались. Что-то не поделили, и мой человек пропал сегодня со связи. Не слышал, что произошло?