Под знаком Сатурналий

Хельга Цвек

Под знаком Сатурналий

Глава 1

Рана в левом боку сочилась кровью сквозь повязку. Всадник велел коню перейти на рысь. Только бы не думать о боли. Не сейчас. Подумать об этом будет время – когда доберётся до крепости. Тропа. Надо выйти на тропу. Сквозь лес быстро не пробраться. Ветки хлещут по лицу, по шее, цепляют коня. Нужно ехать быстрее. Сосредоточься. Вспомни ветер. Сил почти не осталось. А вдруг всё же удастся?.. Попробуем…

Попутный ветер налетел сзади, точно услышав зов, подгоняя лошадь. Ход ускорился, хоть и ненамного.

– Хорошо… давай, мой верный конь… не подведи.

Сумерки настигали путника. Понимая, что дольше тянуть нельзя, он натянул поводья и остановился. Потрепал коня по гриве:

– Хороший ты… Полпути уж позади. Сейчас отдохнём, а завтра – вперёд.

Конь тихо заржал, словно в знак согласия. Всадник свернул в чащу. Позаботившись о верном друге, отпустил поводья, дал ему передышку, а сам улёгся под раскидистой тилией. Сквозь багряные листья струился свет луны и мягко скользил по лицу. Ночные звуки леса убаюкивали, прохлада надвигающейся ночи приносила желанный покой.

Под утро явился кошмар. Мерзкое костлявое чудище вынырнуло из темноты. Оно шипело, ползло, желая разорвать, сожрать. Попытка уклониться оказалась тщетной. Оно приблизилось и занесло костлявую конечность, усеянную когтями. Удар пришёлся под левое ребро. В боку вспыхнула острая боль. Он проснулся, тяжело дыша. Левый бок горел жаром, словно кто-то вогнал под кожу раскалённый прут.

Он оседлал коня и вновь двинулся в путь. С каждым часом становилось всё тяжелее держаться в седле. Но он должен был добраться. Должен был предупредить: на Континент надвигается беда. Сосредоточившись, он вновь призвал попутный ветер. На миг пришпорил коня.

Тропа превратилась в пёструю полосу, мелькавшую под копытами. Пот застилал взор, тело пылало, словно раскалённая печь, но он не останавливался. Крепость уже близко… и всё же далеко. Конь начал хрипло фыркать, пришлось перейти на шаг. Он достиг ворот с наступлением сумерек, едва держась в сознании.

Дозорный заметил всадника издали и бросился навстречу.

– Проведи меня к Верховному… срочно, – прохрипел он.

Его ввели в зал Совета. Всадник ступил внутрь, опираясь на плечи стражей, поддерживавших его с обеих сторон. Каменные стены были украшены древними символами друидов, а на северной стене висело огромное панно с изображением Краснолиственного леса. В центре зала – длинный прямоугольный стол, а вдоль него – высокие стулья с резными спинками.

Во главе стола восседал Верховный Друид Орэлл. Перед ним стояло блюдо с фруктами, в руке он держал чашу, наполненную вином. Увидев вошедшего, он привстал и воскликнул:

– Краснолиственный дух, в какую беду ты угодил? Что произошло?

– Верховный… Лес в Ротвальде начал зеленеть. Я побывал на Севере. Тамошние чащи… их листва изменяет цвет.

Чаша выскользнула из рук Орэлла. Вино, точно кровь, брызнуло на пол и запятнало белоснежную мантию друида.

***

Ева сидела за небольшим круглым столом в тёмном углу пивной, неторопливо потягивая пряное пиво из глиняной кружки. Откинувшись на спинку стула, она скрестила руки на груди; её взгляд, ленивый и безразличный, скользил по посетителям.

Время от времени она вновь тянулась к кружке, отпивала пару глотков и столь же осторожно ставила её на место, стараясь не прикасаться к липкой столешнице – той, что за долгие годы впитала в себя не один покулум пролитого эля и прочих напитков.

Поодаль, в центре пивной, располагалась кухня, где хозяйничала сама трактирщица. У ближайшего столика слева четверо местных работяг шумно справляли конец трудовой недели. Они заказали самый дешёвый эль, и от одного только его запаха Еву начинало подташнивать. Рядом с ними сидела влюблённая парочка: юнец что-то шептал с улыбкой, а девица смеялась в ответ, то и дело заливаясь румянцем.

Справа от Евы шумел целый табор – человек двадцать, не меньше. Они сдвинули три стола в один и устроили настоящий пир. Видимо, праздновали свадьбу. Во главе длинного стола восседали юные, до смешного растерянные жених с невестой. То и дело по залу прокатывались крики «За Арвена и Лею!», звонко сталкивались кружки, кто-то начинал горланить обрывки старых сэитских песен. Гомон стоял невыносимый.

А Ева… Ева ждала.

Время от времени дверь пивной распахивалась, впуская новых посетителей. Кто-то, не найдя свободного места, опрокидывал кружку эля прямо у порога. Кто-то же покупал напиток на вынос, переливая его в собственный мех.

Наконец вошёл высокий молодой парень. Ева сразу заметила его – не бедняк. Об этом говорила капа: с виду простая одежда, но на спине – тонкая вышивка золотистыми нитями по ткани орехового оттенка. Такой работой в Галладионе славился лишь один мастер, и Ева знала его почерк безошибочно.

Парень выглядел обеспокоенным. Его взгляд быстро скользил по залу, пока не встретился с глазами трактирщицы. Он подошёл, сказал что-то вполголоса и протянул монету. Та кивнула без слов и жестом велела идти за ней, в сторону кухни, где обычно стряпала жаркое и разливала эль – простой да дешёвый. Пиво, что стояло особняком, доставалось тем, кто был щедрее на монету.

Она указала ему на закуток у стены, где пылился стол с перевёрнутыми вверх дном стульями. Юноша снял их, расставил, сел.

Ева, не привлекая внимания, наблюдала за ним из своего угла. Место у неё было выгодное – всё как на ладони. Парень был худощав, немного дёрган в движениях, но в целом приятной наружности: медовые волосы, голубые глаза, кожа – бледная, почти прозрачная. Несколько родинок на правой скуле и щеке. Он выбивался из обстановки пивной – всё в его облике говорило: он не из простого люда. Не из тех, кто ночи коротает за грубым элем, под топот, песни и пары жаркого.

Юноше принесли пиво. Прошла едва ли минута, как в таверну вошёл ещё один человек и направился прямо к закутку у кухни. Он пожал парню руку, уселся рядом, и между ними завязался разговор. Услышать что-либо с места Евы было невозможно – да ей того и не требовалось. Ей хватало взгляда.

После короткой беседы незнакомец вынул из-за пазухи несколько листов – бумаги, судя по всему, немалой важности. Юноша передал ему в обмен мешочек – тот был плотно набит, и характерный звон не оставлял сомнений в его содержимом. Незнакомец покинул таверну, не дождавшись ни пива, ни закуски.

Парень ещё немного посидел, делая редкие глотки, а затем принялся собираться. Когда он покинул пивную, Ева поднялась и бесшумно вышла следом.

Берн шёл к пристани быстрым шагом, с жадностью вдыхая прохладный ночной воздух – живительный и чистый после затхлого, душного пространства трактира. Он улыбался своим мыслям: этой ночью он стал на шаг ближе к мечте. Скоро он покинет ненавистную страну, забудет навязанную судьбу и отправится в земли, где никто, ни единая душа, не сможет найти его и принудить вновь стать Берном, жить его жизнью.

Но вдруг, словно из воздуха, на пути возникла женская фигура.

– Не двигайся, Берн Орвуд. Во имя владыки нашего, Гала Пятнадцатого, ты арестован за измену Галладиону, – произнесла девушка и приставила кинжал к его горлу.

Берн застыл. Лёгкая улыбка сошла с его лица, глаза наполнились ужасом. Его тело напряглось, как у зверя, почувствовавшего капкан. Пальцы сжались в кулаки, но он не шевельнулся: острое лезвие кинжала уже упиралось в его горло. Юноша сосредоточился и попытался проникнуть в разум незнакомки. Но наткнулся на непроницаемый барьер.

Она наклонила голову набок, и в её голосе зазвенела ледяная усмешка:

– Можешь не пытаться применить магию. Я знаю, кто ты. Внушитель, да? Я позаботилась об устойчивости до нашей встречи. Так что, будь добр, руки за спину.

– Как ты меня нашла? В Сэите меня никто не знает, – Берн был так ошарашен, что вопрос сам вырвался наружу.

– Выследила, – коротко ответила девушка, – а теперь, руки за спину!

Берн медленно начал заводить руки, а потом сделал резкий выпад в сторону, но Ева лишь цокнула языком и сильнее прижала клинок к его горлу.

– Не глупи, Берн, – сказала она тихо.

Острие клинка впивалось в нежную кожу на шее. Берн нехотя подчинился. Девушка ловко связала его и вынула из-за пазухи сверток с бумагами, при этом одна ее рука по-прежнему держала клинок у его шеи. Свободной рукой она извлекла бумаги из свертка – те самые, что он только что получил в пивной. Не убирая кинжала, Ева бегло пробежалась взглядом по страницам. При скудном лунном свете ей хватило одного взгляда, чтобы понять: это то, что она искала. Билет до Готланда. Карта острова.

Грудь Берна вздымалась от ярости и страха. Он сглотнул – осторожно, чтобы не порезаться о клинок. Всё, что он строил, рушилось прямо у него на глазах. Мечта. Свобода. Побег. Всё.

– Ты не понимаешь… – прошептал он, – это моя единственная возможность… Я не сделал ничего дурного…

– Тогда пусть об этом судит Галл XV, – спокойно ответила Ева. – У тебя еще будет случай ответить перед Галладионом. Мы отправляемся в путь.

– Куда… куда ты собираешься меня везти?.. – прошептал Берн.

– Ещё не догадался? Назад, в Галладион, разумеется. Я – ищейка. Зовут меня Ева. И одно из моих дел – ловить беглецов, тех, кто решает сбежать от долга. Таких, как ты.

Берн рванулся с места. Связанные руки мешали бежать в полную силу. Но в эту минуту он готов был совершить невозможное, лишь бы вновь обрести свободу. Сначала он решил, что ему удалось оторваться. Но рыжая бестия была быстрее ветра. Еще несколько мгновений – и она догнала его и со всей силы толкнула, сбив с ног. Берн с глухим стоном растянулся на земле. Она уселась на него сверху, прижимая к земле весом тела. Достала еще одну веревку.

– Все бегут, – тихо произнесла она, затягивая новый узел на запястьях юноши. – Все. Каждый надеется, что ускользнёт. Я понимаю. Свобода дорога каждому… Только вот ни у кого ещё не вышло. И у тебя – не выйдет.

Когда руки юноши были надёжно связаны, Ева продолжила обыскивать его карманы.

– Ты… что ты творишь?! – Берн ёрзал на земле, тщетно пытаясь вырваться, но под её весом и с руками, стянутыми за спиной, шансов подняться у него не было.

– Даже если всё это бесполезно – ты всё равно попытаешься сбежать, – спокойно пояснила Ева. – А без денег, документов и оружия сделать это тебе будет куда труднее.

С этими словами она извлекла из внутреннего кармана Берна грамоту, подтверждающую личность, затем отстегнула от пояса его кошель и, наконец, методично провела ладонями по его одежде – проверяя, нет ли где спрятанного клинка. Ничего не обнаружив, хмыкнула.

– Самоуверенно расхаживать по Сэиту без оружия, – заметила она с холодной усмешкой. – Что ж, пойдём. Лошади недалеко.

Она помогла ему подняться, придерживая за плечо, и легонько подтолкнула в нужную сторону. Они миновали пару переулков, и вскоре девушка с кинжалом и связанный юноша подошли к конюшне.

Берн с недоверием и лёгким оцепенением косился на ту, что всего за одну встречу лишила его свободы. Перед ним была довольно молодая, статная девушка со светлой кожей, темными карими глазами и длинными прямыми рыжими волосами, собранными в небрежный узел. Лицо её было усыпано метками Хаоса – веснушками. Одежда ничем не выделялась: свободная туника, подпоясанная кожаным ремнём с серебряной пряжкой, простые штаны, заправленные в крепкие сапоги. Обыкновенная горожанка из Сэита… на первый взгляд.

– Сейчас я развяжу тебе руки, но не полностью, а так, чтобы ты мог сидеть в седле, – спокойно сказала она. – Забирайся. Но без глупостей. Одно неверное движение – и мне придётся перерезать тебе горло.

Она говорила без угрозы, без бравады. Просто как о чём-то обыденном. И Берн вдруг с холодком осознал: она не врёт. Для неё действительно не будет ничего необычного в том, чтобы всадить клинок в его шею.

– Боевая подчиняется только моим командам, – добавила она, кивнув в сторону лошади. – Так что даже не пытайся ею управлять. И если хоть волос упадёт с её гривы…

Ева бросила на него взгляд – не гневный, но предельно ясный.

– Я уже понял, – пробормотал он.

– Вот и славно. Доберёмся до «Дикого Кабана», там заночуем. Утром продолжим путь.

Она помогла ему взобраться на Боевую, после чего сама оседлала гнедую лошадку, имени которой Берн пока не знал, и повела их к выезду из города, по направлению к тракту.

Берн, сжав челюсти, собрал волю и вновь попытался проникнуть в её разум – нащупать ту тонкую ниточку, что позволила бы внушить доверие или, хотя бы, сомнение. Но всё было бесполезно. Он снова почувствовал невидимую преграду – девица не лгала. Эликсир против чар Внушителей плотно укутывал её разум.

***

– Ну? Что за важное известие ты хотела мне поведать? – профессор Вайсштайн подошёл вплотную к столу Сабрины и без церемоний опустился на его край.

– Немедленно слезь со стола, это тебе не скамья в трактире! – бросила она, не поднимая взгляда.

Вайсштайн не сдвинулся с места. Напротив – наклонился ближе и поцеловал её. Сабрина приняла поцелуй с тем же невозмутимым выражением лица, словно он был частью рутинной работы.

– Я скучал… – прошептал он.

– Я тоже, Аби. Но не здесь, – отозвалась она, отстранив его лёгким, но уверенным движением, и поднялась со стула.

Он проводил её взглядом. Сабрина – статная женщина в самом расцвете лет, с горделивой осанкой и плавными линиями фигуры, в которых сочетались сила и женственность. Лицо – волевое и выразительное, с тонкой морщинкой у переносицы – следом вечной придирчивости и привычки прищуриваться. Ее волосы были собраны в высокую причёску, сквозь которую уже пробивалась лёгкая седина – серебряные нити в темном каскаде волос. Женщина, мимо которой невозможно было пройти, не задержав взгляда.

– Так что же ты хотела рассказать? – повторил Вайсштайн.

Сабрина бросила взгляд на пустующий читальный зал. На миг воцарилась тишина, напряжённая и почти торжественная. Она помолчала, прислушиваясь к ней, затем заговорила:

– Недавно Лорифиру вдруг вздумалось привести в порядок сто двенадцатый зал. Там с давних времён лежит целая груда старья: учебники, пергаменты, дневники – всё, что осталось от прежних профессоров и студентов. Так бы оно и гнило себе дальше, если бы не крысы… Даже наши друиды едва успевают очищать здание от этих тварей! – лицо Сабрины перекосилось от отвращения, в котором таилась и доля страха. – В общем, Лорифир решил: всё, что не имеет ценности, отправить в костёр. Но сперва – пересортировать. И угадай, кто этим занялся?

Она протянула Вайсштайну руки, сжатые в кулачки, будто желая показать, через что ей пришлось пройти.

Профессор обхватил её ладони и поднёс к губам. Сабрина улыбнулась чуть теплее и продолжила:

– Не знаю, как так вышло… но один дневник вдруг привлёк моё внимание. Его обложка… была странной, необычной. Не похожей ни на одну из прочих. Я перелистала пару страниц и поняла – тебе стоит прочесть его самому.

Сабрина подошла к письменному столу, сняла с шеи цепочку с маленьким ключом и открыла им один из ящиков стола. Извлекла оттуда ветхую тетрадь в фиолетовой обложке, украшенной выцветшим гербарием, и протянула её Вайсштайну.

– Красивое оформление, – заметил он. – И почерк – писал настоящий каллиграф. Сейчас уже почти не найти таких писцов.

– Мне тоже показалось, будто держу в руках не дневник, а нечто вроде артефакта. Но открой пятую страницу.

Вайсштайн перелистнул несколько страниц, и, по мере чтения, его лицо медленно преображалось – сначала лёгкий интерес, затем сосредоточенность, и, наконец, искра узнавания в глазах.

– Здесь сказано… – он поднял взгляд, – в университете хранилась книга, способная многократно усилить магические способности Философов. С её помощью можно постичь саму Хронику Акаши, прикоснуться к безграничному знанию… Сабрина, ты понимаешь, какая сила кроется в этом? Какая мощь?

– Не знаю, Абелард, – пожала плечами Сабрина. – Я ведь не учёная. Это уж тебе судить.

Он лихорадочно начал перелистывать страницы, глаза жадно выхватывали строчки, пальцы торопливо цеплялись за края бумаги.

– Вот, смотри… автор приводит выписки, расчёты – из самой Книги. Такое не выдумаешь с ходу. Хотя… – он колебался, – всё же… странно. Вот! Совет профессоров… принял решение уничтожить книгу. Пишет, что факультет Философов своими экспериментами поставил под угрозу весь Континент.

Лицо Вайсштайна вытянулось. Он замер, вцепившись пальцами в край страницы.

– Погоди паниковать, – спокойно произнесла Сабрина. – Читай дальше.

Профессор с усилием перелистнул следующую страницу. Глаза его впились в строки, дыхание сбилось.

– Он пишет… он попытается им помешать. Послушай, я процитирую…

– "Уничтожение столь ценного артефакта – тяжкий удар по самому духу знания. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сохранить Юпитерские Сатурналии. Прятать лучше там, где никто не ищет. А значит – у всех на виду."

Вайсштайн бросил на возлюбленную взгляд, в котором полыхал огонь открытий, и принялся торопливо перелистывать страницы дальше.

– Записи обрываются… Хаос! Ни слова о том, удалось ли ему скрыть книгу. Сабрина, если она всё же сохранилась… если эта книга существует… мы изменим всё. Нашу жизнь. Наш подход к магии. Всё!

Он прижал её к себе так, что кости едва не хрустнули. Сабрина зашипела:

– Абелард! Отпусти!

– Прости, прости… – выдохнул он, всё ещё не до конца совладав с нахлынувшим волнением. – Я возьму дневник с собой. Перечитаю спокойно, с пометками. Но даже то, что я уже увидел… Автор знал, о чём пишет. Это не бред, не вымысел. Такая книга, скорее всего, действительно была. Или есть.

Сабрина кивнула, лицо её стало собранным и решительным:

– Тогда завтра и начнём поиски.

А за стеллажом с художественными манускриптами кто-то тихо усмехнулся. Юноша, затаившийся в тени, довольно потёр ладони. Галладион давно жаждал подобных новостей. Осталось лишь отправить одно короткое письмо.

***

К трактиру «Дикий Кабан» они подъехали уже глубокой ночью. Путники спешились, и Ева постучала в массивную, запертую дверь. В ответ тут же залаяла сторожевая собака, но никто не открыл.

Ева постучала снова, на этот раз решительно, носком сапога.

Спустя минуту за дверью раздался хриплый, недовольный голос:

– Кого там в такую тьму несёт?

– Открывай, Шон! Это я, Ева! – прокричала она в ответ.

– Так бы сразу и сказала!

Послышалось звяканье ключей, скрежет замка – и, наконец, дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял заспанный трактирщик. Из всей одежды на нём была лишь длинная льняная ночная рубаха, а в правой руке он держал подсвечник с горящей свечой. Всклокоченные волосы торчали во все стороны, придавая его угрюмому лицу комично-растерянное выражение.

– Шон, как и договаривались, нам нужна комната на ночь и завтрак утром, – произнесла Ева. – Если мой очаровательный спутник вздумает сбежать – ты знаешь, что делать.

– Знаю-знаю, лапушка, всё будет как надо, – проворчал Шон, едва заметно усмехнувшись. – Проходите-ка… во-о-от сюда.

Он повёл их в боковую дверь под лестницей и отворил комнату.

– Тут уже всё готово: две кровати, кувшин с водой, свечи, колокольчик. Что понадобится – звякни, Лина тут же прибежит, всё устроит.

– Спасибо, Шон. Держи, – Ева протянула трактирщику два золотых галльских нума. – Прости, местной монеты почти не осталось, а та, что есть, мне ещё в пути пригодится.

– Да ничего, Евушка, – отмахнулся трактирщик, принимая плату. – Обменяю на монетном дворе, дело нехитрое. Рад служить Галладиону. Ну, пойду отдыхать, да и вы, видно, устали. Доброй ночи!

– Доброй ночи, Шон.

Берн оглядел тесную комнатушку, слабо освещённую дрожащим светом свечи, оставленной трактирщиком. Почти всё пространство занимали две раздельные кровати. В углу прятался невысокий комод с подвесным зеркалом. На нём – таз для умывания и кувшин. Над каждой из кроватей висела по картине: на одной – горностай, на другой – лебедь. Окно было крошечным – через такое не сбежать. Больше в комнате не было ничего.

– Послушай, ты что, и вправду собираешься везти меня обратно в Галладион? – осторожно спросил Берн.

Ева молча кивнула.

– Может… мы как-то договоримся? – он говорил быстро, напряжённо. – У меня с собой немного золота, но я смогу достать больше. Скажи, сколько тебе нужно? Или тебя кто-то нанял? Сколько он заплатил?

Ева взглянула на него и мягко улыбнулась, почти ласково:

– Душа моя, меня не подкупить. Ты вернёшься в Галладион… и ответишь за измену.

Мгновение Берн стоял, ошеломлённый, не веря своим ушам. Слова Евы отзывались в голове гулко, как удары по медному щиту. И только теперь смысл происходящего начал понемногу доходить до его разума. С каждой секундой сердце билось всё сильнее, и, как это часто бывает, за затишьем пришла буря – горячая и неуправляемая, как вспышка магического пламени.

– Да что за Хаос?! – сорвался он. – Кто ты вообще такая? Появилась посреди ночи, встала у меня на пути, приставила кинжал к горлу, отобрала документы и заперла в этой тесной, душной каморке! Как ты вообще смеешь лишать меня свободы?!

Он резко развернулся и ринулся к двери. Разум горел, грудь сжимала обида, и гнев поднимался изнутри, как ядовитый пар. Но Ева опередила его. Она шагнула вперёд, ловко проскользнула между ним и выходом и закрыла дверь, прижавшись к ней спиной.

– Полегче, парень, – сказала она спокойно.

Берн не думал. Он бросился вперёд, намереваясь оттолкнуть её… но, когда оказался совсем близко, резко замер. Её запах – смесь кожи, пыли и чего-то пряного – ударил в голову. Он почувствовал её дыхание, увидел едва заметную искру в глазах. Близость была внезапной, почти ошеломляющей.

И тут же его охватило смущение. Он отступил. Сердце билось где-то в горле.

Ева молча достала кинжал. Металл тускло блеснул в свете свечи.

– Остынь, Берн. Не делай глупостей. Мне не хочется причинять тебе вред… но придётся, если ты начнёшь буянить. А теперь – спокойно. Отойди и сядь на кровать.

Берн, бессильный от захлестнувших его ярости и стыда, отошёл к комоду. Прислонился к нему, встретился взглядом с собственным отражением – и не узнал себя. Лицо в зеркале было искажено: губы сжаты, глаза полны гнева, кожа побледнела от злобы и бессилия.

Внезапно он замахнулся всем телом… и со всей силой ударил в стекло плечом.

Зеркало разлетелось с оглушающим звоном. Мелкие осколки посыпались на пол и по комоду, а кровь из рассечённой руки окропила стены и край кровати.

Ева молча взяла колокольчик со стола и позвонила. На звук почти сразу вбежала заспанная Лина – босая, в длинной ночной рубахе.

– Лина, мой спутник случайно поранился, – спокойно сказала Ева. – Принеси побольше воды и чистые бинты.

Та, не задавая лишних вопросов, кивнула и юркнула прочь.

– А ты всегда такой буйный? – с лёгкой усмешкой спросила Ева.

Берн не ответил. Ева подошла к нему вплотную с кинжалом в руке. Берн застыл, его дыхание остановилось. Девушка подняла кинжал и поднесла к раненому плечу. Берн сделал глубокий вдох и снова замер. Ева приподняла рукав рубашки и резким движением вспорола ткань, оголив раненую часть тела. Она убрала кинжал в ножны, взяла кувшин с водой, и аккуратно полила на израненное плечо, а затем принялась вынимать осколки. Время от времени лицо Берна искажалось гримасой боли, но он не издал ни звука.

Он ненавидел свой дар.

До сих пор перед глазами стоял тот случай из детства. Он играл с Кейлом – соседским мальчишкой. Они бегали по склону, смеялись, соревновались, кто быстрее. И вдруг… Ему просто захотелось победить. Одно желание – и Внушение скользнуло в разум соперника. Порыв – необузданный, неосознанный. Берн внушил страх. Но не рассчитал силу.

После этого Кейл прожил ещё месяц. Все эти дни его терзали видения – кошмары, от которых нельзя было проснуться. Он кричал, бился в истерике, теряя связь с реальностью. Берн пытался отменить Внушение, заменить его другим – безрезультатно. Знахари тоже были бессильны. Кейл не выдержал. Он сбросился с обрыва, лишь бы больше не видеть то, что видел.

С тех пор дар Берна стал его клеймом.

Внушение. Слово, которое хотелось забыть. Сила, от которой он бежал. Он не просил быть магом. Не желал быть чьим-то орудием. Он сбежал – от власти, от долга, от судьбы.

Но теперь… теперь магия могла стать единственным способом вырваться. Только так он сможет сбежать от Евы.

***

– Гм… Да, я узнаю его печать. Несомненно, подлинная. Гм… Видите ли, уважаемый, вы, должно быть, знаете, что кафедра Философов – место особенное. Поступление на любую кафедру – само по себе редкость. Но на эту – и вовсе почти неслыханное дело. Не будет преувеличением сказать, что её ученики стремятся постичь глубинные тайны мироздания. И даже малейшая ошибка там может обернуться бедой. Мы обязаны быть уверены в вашей готовности. Потому, надеюсь, вы с пониманием отнесётесь к нашему решению – прежде чем принять вас, мы назначим вам предварительные испытания.– Прошу, вот моё рекомендательное письмо. Сирил протянул председателю совета гладкий плотный конверт из тонкого светлого пергамента. – Здесь сказано, что вас направляют на кафедру Философов, – председатель нахмурился, поглаживая подбородок. – Это большая редкость. Кто оценивал ваши дарования? – Канцлер Магического Синода Галладиона, Ваша милость.