7 Домов: Из Пепла

Any Lúna

7 Домов: Из Пепла

Глава 1. Воспоминания: новый мир на пепле старого

Начало.

Когда-то всё было иначе. Были флаги. Были президенты. Были страны, карты, границы. Были выборы, в которые верили. Были крики на площадях, слёзы в новостях, надежды в урнах для голосования. Мир казался шумным, живым, даже если порой несправедливым. А потом оказалось, что власть – это не голос, а ресурс. Не речь, а ракета. Не обещание, а кнопка. Государства не нашли общего языка. Или, может, не захотели.

Они ведь когда-то были просто людьми. Семья, дом, чашка кофе утром. Что должно было случиться в их головах, чтобы однажды отдать такой приказ? Чтобы решить, что смерть миллионов – это ответ? Мы не знаем.

С тех пор прошло больше полувека. Те немногие, кто всё ещё помнит тот день, теперь седовласые, с затуманенным взглядом. Они потеряли всех и всё. И если мы знаем хоть что-то о том времени – это лишь благодаря их памяти.

После взрывов началась вторая волна. Природа – будто в гневе – взбесилась. Земля растрескалась, почва стала бесплодной, леса исчезли, материки расползлись. Вода ушла. Ветер сжигал, дождь разъедал. Будто сама планета решила добить тех, кто остался. Очиститься от нас.

Но человек – живучее существо. Мы цепляемся. Адаптируемся. Нас осталось мало, но мы находили друг друга. В пещерах, в полуразрушенных станциях, в тоннелях. Не друзья, не семья – но иного выбора не было. Чтобы выжить, приходилось становиться ближе.

Мы остались без связи, без знаний, без света. Всё, что строили веками, рухнуло. Просто исчезло. Мы откатились на столетия назад. И начали с нуля – на костях и пепле прошлого мира. Шли годы. Люди кочевали, ища место, где ещё можно жить. И нашли его.

Поле, что не стало пустыней. Трава, что ещё росла. Речка, что не высохла. Здесь было тихо. И живо. Сначала пришли одни – с детьми, с историями. Потом другие – с мечтами о стенах, за которыми будет тишина. Так появился Люменгард. Наш новый дом.

Но стоило собраться большему числу людей – началось. Споры, борьба за влияние, попытки возглавить. Люди боялись власти – но ещё больше они боялись её отсутствия. Никто не хотел брать на себя ответственность за всех, но каждый хотел знать, кто отвечает за него. Так и появилась идея – не выбирать одного лидера, а разделить власть. Семь Домов. Семь направлений. Каждый взял на себя часть ответственности: за порядок, за знания, за безопасность, за ресурсы… Нам казалось, так было справедливее. Надёжнее.

Но жители не сразу это приняли. Память о президентах, о чёткой вертикали, ещё жила в них. Им нужно было лицо. Образ. Тот, за кем можно укрыться, когда станет страшно. Тогда Дома предложили компромисс: они выберут одного – не властелина, а представителя. Того, кто будет говорить от их имени. Выступать перед народом. Но все решения – принимать вместе. Не на площадях, не под давлением толпы – а за закрытыми дверями, где нет места страху и панике. Люди успокоились. Им дали иллюзию старого порядка. А значит – надежду. Поколения сменялись. Люменгард рос вверх и вширь. Мы научились восстанавливать то, что потеряли: появились простые устройства, радио, даже внутренние телефоны. Орудия – холодные и примитивные – снова вошли в обиход. А потом стали разрабатывать огнестрельное оружие. Потому что не все приняли наш город. Мы должны были защищаться.

И в этом мире – родилась я. Девочка, не знавшая ни о Домах, ни о сражениях. Родители оберегали меня, как могли. Я видела в их глазах тревогу, но тогда не понимала причину. Как бы я хотела остаться в том сладком неведении. Но от судьбы не убежать.

Воспоминания: День, когда все изменилось

С самого утра солнце висело над крышами, как раскалённая монета, расплавляя воздух над асфальтом. Всё вокруг будто замедлилось. Деревья вдоль дороги опустили листья, спасаясь в собственных тенях, и даже птицы, казалось, затаились, лишь изредка подавая голос – лениво и устало. За окном царила редкая для лета тишина. Люди предпочли остаться дома: шторы были плотно задернуты, а окна открыты настежь. Только к вечеру, когда зной начал отступать, улицы постепенно ожили. Где-то вдалеке закричал малыш – заливисто, весело; кто-то плескался у фонтана, хохоча и разбрасывая капли в воздух; чуть ближе, за углом, слышался ритмичный стук мяча и голоса мальчишек, спорящих – то громко, то вполголоса.

Делия тоже хотела бы выйти на улицу, покачаться на своих любимых качелях, что стояли во дворе под старой яблоней. Ей казалось, что там, под кроной, даже воздух другой – прохладнее, живее. Ей хотелось босиком пройтись по тёплой траве, раскачаться так высоко, чтобы почти касаться ногами неба… но ей было запрещено. Как и всегда, когда происходило что-то, что Делия не должна была видеть или слышать. Иногда это были странные звонки. Иногда – внезапные разговоры на кухне, полушёпотом, когда они с папой думали, что она спит. Иногда – быстрые сборы и хлопающие двери.

Сегодняшнее утро как раз было таким. Мама испекла блинчики – тонкие, румяные, с хрустящими краями. Аккуратно выложила их на большую фарфоровую тарелку, полила малиновым сиропом и поставила рядом стеклянный кувшин с апельсиновым соком. В кухне пахло ванилью и жареным тестом. Папа, как всегда, сидел у окна с газетой в руках, разглядывая свежие заголовки. Мама включила радио: из динамика раздавалась спокойная джазовая мелодия. Делия сосредоточенно ковырялась в своей тарелке, ловя блинчики вилкой так, чтобы не капнуть сиропом на белое платье. Она любила эти тихие семейные утра – когда всё знакомо до мелочей: скрип стула под папой, шуршание страниц, как мама постукивает пальцем по столу в такт музыке.

И вдруг – телефон. Звон был слишком громким для этой кухни, слишком резким. Он как будто вспугнул всё – и тишину, и музыку, и даже птицу, которая только что пролетела за окном. Папа сложил газету аккуратно, как всегда, но его лицо стало как будто… пустым. Словно он подумал о чём-то далёком. Он встал и пошёл к телефону в коридоре, и в этот момент Делия, не зная почему, затаила дыхание.

Он снял трубку.

– Да, – сказал он.

А потом замолчал.

Он молчал долго. Слишком долго, как показалось Делии. Она наблюдала за ним из дверного проёма: спина отца напряглась, пальцы сжались на трубке. Это было странно – папа редко выглядел испуганным. Он же всегда всё знал, всегда был уверенным, весёлым, сильным. А сейчас он просто стоял, сжав губы, и слушал.

– Айлин..– негромко позвал маму отец.

Мама обернулась и посмотрела на него так, как умеют только взрослые, которые знают друг друга очень давно. И сразу пошла к нему. Он не обернулся, только передал ей трубку. Мама слушала, папа стоял рядом, сцепив пальцы. Они были очень-очень тихими. А Делия… Делия вдруг почувствовала, как у неё на коже выступают мурашки, несмотря на жару. Словно всё изменилось – за одну минуту. Ей не нравилось, когда взрослые не объясняют. Ей не нравились шёпоты. Она крепко сжала край скатерти в кулаке и медленно сдвинулась со стула, как будто приготовилась бежать – но не знала куда. Когда мама положила трубку, на лице у неё уже не было ни музыки, ни улыбки. Они уехали очень быстро, пообещав не задерживаться. Вот только время ужина прошло, а родителей все нет дома.

Делия сидела у старого рояля и рассеянно болтала ногой, еле касаясь пяткой деревянного пола. Было скучно и душно, пальцы соскальзывали с клавиш, а мысли ускользали куда-то далеко. Каждый день она упражнялась в игре – мама настаивала, но Делии и самой этого хотелось. Только вот… получалось совсем не так. Она часто вспоминала, как играет мама. Пальцы – тонкие, с длинными ногтями, будто созданы именно для этих клавиш. Они скользили по ним легко, изящно, почти не касаясь – как бабочка по воде. Иногда казалось, что мама не играет, а разговаривает с роялем на каком-то своём языке. Музыка вытекала из-под её рук, как будто рождалась сама собой – и становилась тёплой, живой, будто дышала.

У неё получалось играть так, будто это не стоило никаких усилий. Как будто клавиши сами знали, куда ей нужно нажимать.У мамы был утончённый профиль, чёткий изгиб бровей и взгляд, который всегда был чуть рассеянным – как будто она одновременно здесь и где-то очень-очень далеко. Она слушала каждую ноту, но казалась окутанной чем-то большим, чем просто музыка. Делия же… чувствовала себя неуклюжей. Каждая попытка выучить красивую фразу превращалась в цепочку кривых звуков, которые спотыкались и обрывались.

Задумавшись, Делия не заметила, как к ней стал подкрадываться сон – тихо, как тень, скользя по полу и забираясь на плечи. Глаза начали тяжелеть, веки медленно опускались, а музыка в голове сменилась гулкой тишиной. Чтобы не уснуть, она решительно спрыгнула со скамейки у рояля и направилась в ванную. Проходя по дому, Делия оглядывалась на комнаты, как будто видела их заново. Этот дом… он всё ещё казался ей слишком большим. Они с мамой и папой переехали сюда около года назад – и это был уже третий переезд за её десять лет. Она старалась не привязываться к вещам, местам, улицам. Слишком часто приходилось всё это снова оставлять. Но этот дом… был каким-то другим. Он был светлым, с высокими потолками и окнами, в которые по утрам стекал золотой свет. В нём пахло пылью, старым деревом и чем-то пряным – может быть, старыми книгами прошлых хозяев. Он скрипел под ногами и дышал глубже, чем предыдущие дома. Будто в нём жила память. Делия любила тайны. Папа говорил, что любопытство – опасная черта. Мама кивала, но потом подмигивала.

У Делии тоже был секрет. Самый настоящий. В первую ночь после переезда она долго не могла уснуть. Постель была новой, но прохладной. Комната – на верхнем этаже, почти под самой крышей. Она долго ворочалась, но сон не шел. Тогда девочка встала, надела носки и тихо пошла вдоль стены. В комнате был скос потолка, обшитый деревянными панелями, и под ним – маленькое окно. Почти неприметное. Она подошла ближе. Рама чуть-чуть поскрипывала, когда Делия легонько надавила – и окно поддалось с лёгким щелчком. Навстречу ей хлынул свежий воздух. Такой, каким не пахнет ни в одной комнате. С прохладой, с запахом ночной травы, с далёкими, неуловимыми ароматами улицы. Делия поставила стул ряядом с окном, встала на него, аккуратно подтянулась на руках и, цепляясь пальцами за край, вылезла наружу.

Крыша была тёплой от дневного солнца. Плитка шершаво хрустела под ногами. Она двигалась медленно, почти на цыпочках, пока не добралась до ровной части крыши – как раз под старой трубой. Там было уютно, скрыто от глаз. С этого места открывался вид на город: неровные крыши, далёкий свет окон, редкие машины на вечерних улицах и звезды. Делия влюбилась в это место сразу. Это было её пристанище. Её тихий остров, где никто не мог её достать. Она сидела там, обняв колени, и чувствовала, как в ней растворяются все тревоги и желания. Родителям она никогда не рассказывала про это место. Они бы точно заколотили окно, уж слишком берегли единственную дочку. Возможно, они снова переедут. Возможно, этот дом не навсегда. Но пока они здесь – она не хочет упустить ни одной ночи.

В ванной Делия включила кран и подставила руки под тонкую струю прохладной воды. Она умывалась медленно, смывая остатки дремоты и тревогу за родителей. Опустив взгляд, она заметила пятно на воротнике – всё-таки джем оставил след. Делия тихо зашипела, намочила край полотенца и попробовала оттереть сироп, но ткань только потемнела. Бросив попытки, она распустила косу, осторожно провела пальцами по волосам, приглаживая непослушные пряди. И посмотрела на себя в отражение. Большие серые глаза смотрели в ответ. Тонкий нос, густые ресницы. Она была копией мамы, но глаза… глаза были папины. В них, казалось, всегда отражалась какая-то мысль, которую сама Делия ещё не могла сформулировать. Она немного наклонила голову, то вправо, то влево. Рассматривала себя как будто впервые – чужую, но знакомую.

Резкий хлопок двери вывел её из этого разглядывания. Делия вздрогнула. Кто-то вернулся.Она отбросила влажное полотенце, прислушалась. Дом, как всегда, сначала замер, а потом начал наполняться звуками – быстрыми шагами, голосами, суетой. Делия бросилась вниз по лестнице. Спрыгнув с последней ступени, она увидела, как между родители стоит незнакомый мальчик. Его рюкзак висел на одном плече, лицо было усталым. Но главное – глаза. Серые, такие же, как у неё.

– Всё хорошо? Никто не звонил? – спросила мама, снимая обувь.

– Всё спокойно. Никого не было, – ответила Делия, не сводя глаз с мальчика.

Тот мялся, будто мечтая исчезнуть.

– Делия, это Лукас, – начал папа. – Лукас, это Делия.

– Привет, – пробормотал мальчик.

– Он будет жить с нами, – добавил отец. – Лукас… он твой брат.

– Брат?.. – выдохнула Делия, переводя взгляд обратно на незнакомца.

Мальчик выглядел постарше, на вид лет тринадцать. Светловолосый, с растрёпанными прядями, выше Делии на головы полторы точно. Он перекинул рюкзак за спину, неловко передвинулся с ноги на ногу и потупил взгляд. Но на мгновение их глаза встретились.На несколько секунд в прихожей повисла тишина. Отец стоял, положив руку на плечо незнакомого мальчика, и смотрел на Делию. Мама – рядом, с тревожным выражением, как будто боялась, что девочка испугается. Или не поймёт.

Мама первой нарушила неловкость:

– Ты, должно быть, устал, Лукас. Пойдём, я покажу тебе комнату, а потом поужинаем, хорошо?

Он только кивнул. И когда они повернулись к лестнице, Делия краем глаза увидела, что на щеке у мальчика тянулась свежая ссадина, губа была слегка распухшей. Он заметил её взгляд, а просто отвёл лицо в сторону, будто надеялся стать незаметным. Папа задержался. Он повернулся к Делии и кивнул в сторону кухни:

– Пойдём, поможешь мне накрыть стол?

Они молча доставали тарелки и приборы. Радио на кухне всё ещё играло – та же джазовая мелодия, которая играла утром. Но теперь она казалась слишком весёлой. Невпопад.

– Прости, что мы не рассказали раньше, – начал отец, не глядя прямо на неё. – У меня… есть брат. Был. Мы давно не общались. Сильно поссорились – и каждый пошёл своей дорогой. Я знал, что у него родился сын, но… не держал связи.

Делия села рядом. В груди всё ещё гудело от недавнего волнения.

– А теперь?.. – спросила она осторожно.

– Пожар, – тихо сказал папа. – Их дом сгорел. Оба… они не выбрались. Лукас выжил. Он был один. Я узнал от старого знакомого. И понял, что не могу оставить его. Что бы там между нами ни было.

– Я не знаю, как у нас получится. Может, ему будет тяжело. Но я очень прошу тебя, Делия… поможем ему, хорошо?

Она кивнула. Не сразу, не автоматически – а осознанно. Да, ей страшно. Да, она ничего не понимает. Но этот мальчик… он один. А Делия знала, каково это – когда страшно, даже если рядом родители. А если бы их не было?..

– Хорошо, – тихо сказала она. – Я постараюсь.

Ужин прошёл в тишине. Родители постоянно переглядывались, но не заводили разговор. Лукас первым доел, поблагодарил и ушёл в комнату. Делия, не дождавшись, пока её отправят спать, поднялась по лестнице. Интерес не давал покоя. Где его поселили? Дом был большой, комнат хватало, но почему-то она сразу поняла – в гостевой. Осторожно ступая по тёплым половицам, она подошла к нужной двери. Та была приоткрыта – небрежно, как будто Лукас не успел её прикрыть как следует. Сквозь узкую щель пробивался тусклый свет ночника. Она замерла, не решаясь войти, но не удержалась – наклонилась ближе.

Он стоял у зеркала, боком к двери, и поднимал футболку. Свет выхватывал пятна на коже: синяки – тёмные, плотные, болезненно-красные с фиолетом. Один тянулся по рёбрам, другой – внизу живота, ближе к боку, там, где кожа особенно уязвима. Лукас провёл пальцами по одному из них и едва заметно поморщился. Сжал челюсть. Веки дрогнули.

Делия непроизвольно вздохнула. Он услышал. Обернулся.

– Ты чего? – тихо, но резко.

Она отпрянула, но не успела сделать и шага – дверь открылась. Он оказался прямо перед ней. Бледный, глаза настороженные, губа треснула, на щеке – ссадина.

– Подглядываешь? – голос глухой, уставший.

Она хотела что-то сказать, оправдаться, но слов не нашлось.

– Прости… Я… просто увидела свет, – выдохнула наконец, не глядя на него.

Он не ответил. Только отвернулся и, не закрывая дверь, снова вошёл в комнату. Футболка уже была опущена. Он сел на кровать, уставившись в пол.

Делия стояла у порога. Казалось, если она сейчас скажет хоть слово не так – он исчезнет, как призрак.

– Я не хотела подглядывать… правда, – выдохнула она.

Лукас чуть повернул голову. В его взгляде не было ни злости, ни обиды. Только усталость. И что-то совсем другое – как будто он сам не знал, как правильно отреагировать.

Еще один секрет в стенах этого дома.

– Не бойся, – сказал он спокойно. – Я не сержусь. Просто… не рассказывай об этом, ладно?

Еще один секрет в стенах этого дома.

– Хорошо, но кто это сделал?

– Тренировки, – тихо ответил он.

– Ты дерёшься?

– Иногда.

– А с кем?

Он чуть усмехнулся, качнул головой:

– Неважно. Просто… не всегда получается быть сильным. И всё.

Не найдя повод остаться, но и не желая уходить, Делия принялась медленно осматривать комнату. Она не жила здесь – её комната была на чердаке, особенная, уединённая. Но именно здесь она часто проводила время за книгами, забираясь на широкий подоконник с подушкой и пряча ноги под себя. В этой комнате всегда было особенно светло, и по вечерам солнце заливало стены мягким янтарным светом. Комната была самая обычная – гостевая. Но почему-то Делия её очень любила. В первые месяцы после переезда она проводила тут почти каждый день, пока родители разбирали коробки, развешивали шторы и ссорились из-за перестановки мебели в других комнатах. Здесь особенно сильно пахло старой бумагой и полированной древесиной. На полу лежал ковёр с выцветшими узорами. В углу стояла большая раскладная кровать с высоким изголовьем, словно слишком нарядная для временного жилья. Рядом – шкаф-купе с зеркальными дверцами, которые удваивали свет. Стеллаж с книгами заполнял всю стену у окна, и оттого комната казалась мудрой, как библиотека. Письменный стол из тёмного дуба стоял под прямым солнечным лучом.

Делия обвела всё это взглядом и, наконец, повернулась к Лукасу.

– Тебе нравится комната?

Он огляделся и кивнул:

– Она больше, чем моя прошлая.

– А моя на чердаке, – сказала она после небольшой паузы, присаживаясь на край кровати. – Когда мы переехали, я сама выбрала. Там немного пыльно, но мне нравится. Особенно окно с круглым стеклом, как в замке. Иногда кажется, будто я – в башне.

Он посмотрел на неё с лёгкой улыбкой, будто представлял это.

– Так ты принцесса?

– Может быть, – фыркнула Делия, – В моей комнате мало места, но зато она выше всех. Там тихо. Я слышу, как по крыше бегают коты. И как скрипят деревья. Иногда кажется, будто дом дышит.

Лукас кивнул. Он слушал внимательно, будто боялся упустить хоть слово.

– А ещё, – продолжила она, немного колеблясь, – там есть окно. Оно странное, старое, с тугой защёлкой. В первую ночь я его случайно открыла, а там вход на крышу. Я вылезла. Испугалась сначала, что меня кто-нибудь увидит, но никто не видел.

– Покажешь? – спросил он тихо, с тоской осматривая комнату, – Не люблю долго находиться в закрытом пространстве.

Делия задумалась. Несколько секунд смотрела на него, будто взвешивая. Потом кивнула, но очень серьёзно:

– Только если пообещаешь, что никому.

Он снова кивнул.

– Обещаю.

Она протянула мизинец.

Он посмотрел на неё вопросительно.

– Что это?

– Клятва, – с важным видом ответила она. – Так делают в книгах. Или… ну, вроде так.

Он всё ещё смотрел, не понимая. Тогда она взяла его мизинец и аккуратно переплела со своим.

– Вот. Теперь это навсегда, – шепнула.

Он слабо улыбнулся. Её пальцы были тёплыми. Его – немного прохладными.

– Ничего не бывает навсегда, Делия. Но твой секрет я сохраню.

– А я твой.

Спустя пару часов после ужина, когда последний шум в доме затих, а свет в спальне родителей наконец погас, Делия выскользнула из своей комнаты. Лестницу с чердака она спустила аккуратно, стараясь не задеть края стен – знала, где может скрипнуть. Она почти не дышала. Каждый скрипучий пол внизу был выучен ею наизусть.

Комната Лукаса находилась сразу у лестничного пролёта. Делия подошла вплотную и тихо, почти невесомо, легонько постучала по двери. Через несколько секунд она открылась. Лукас возвышался над ней, растрёпанные волосы торчали в разные стороны. В тусклом лунном свете серые глаза мальчика блестели, как маленькие фонарики. Делия на секунду задумалась: а у неё тоже такие?

Она шикнула с заговорщическим видом, и Лукас, сдержав смешок, медленно кивнул. Он не знал, почему напросился на крышу и зачем ему эта девчонка, но делать все равно было нечего. Он знал, что стоит ему закрыть глаза, как вернутся кошмары.

Когда они оказались в её комнате, Делия почувствовала, как в животе скрутился тугой клубок. Не тревога – нет. Что-то вроде щекочущего предвкушения, будто перед тем, как открыть самый дорогой подарок. Всё тело знало, что сейчас произойдёт нечто важное. Она не привыкла делиться своим. Не с кем было, да вот час настал.

– Жди. Я пойду первая, – бросила она через плечо и поставила в центре комнаты старый деревянный стул.

Окошко на чердаке было крохотным, почти незаметным со стороны. Делия подтянулась, уперлась ладонями в косяк и со скрипом отодвинула задвижку. Она подтянулась вверх, цепко, уверенно, несмотря на хрупкие руки. Крыша встретила прохладой. Темная черепица под ногами, слегка шершавая, была тёплой после дневного зноя. Делия двинулась вперёд, прижимаясь к скату, перебирая руками и ногами, словно паучок. Она добралась до своего места – ровный участок у края, где было лучше всего видно небо.

Затем показался Лукас. Он подтянулся, не сразу, чуть задел локтем край окна, но, зацепившись, всё же вылез. Несколько секунд стоял, балансируя, затем осмотрелся.

– Сюда, – прошептала Делия и махнула рукой.

Они устроились рядом. Звёзды были невероятно яркие – их будто было больше, чем обычно.

– Здесь всегда тихо, – сказала она, шепча. – И когда смотришь вверх, кажется, что всё остальное исчезает. Даже страх.

– Чего ты боишься? – спросил он, не скрывая насмешки.

Он посмотрел на неё – на маленькую девочку в тонкой хлопковой пижаме, босыми ногами, с чуть растрепанной косой. Ту, которую всю жизнь, как он догадывался, прятали от всего. У которой, казалось бы, не может быть причин бояться. И всё же…

– Сама не знаю, – она опустила глаза и тихонько вздохнула. – Иногда кажется, что родители что-то скрывают. Мы всё время переезжаем. Я не знаю, нормально ли это. А однажды, во время одного из переездов… я увидела среди коробок оружие. Настоящее. – Она прижала ладони к коленям. – Зачем нам оружие? У нас ведь нет врагов… правда?

Лукас замер. Посмотрел на нее с другим взглядом. Словно увидел не просто ребёнка, а человека, который начинает просыпаться от сказки к реальности. Любопытство, которое может стать опасным и разум, не по годам острый. Такие – редкость. И чаще всего – несчастные. Лучше бы она играла в куклы. Лучше бы верила в добро и вечные блинчики с малиновым сиропом.

– Значит, это место тебя успокаивает, – произнёс он, уклоняясь от ответа. – Пусть так и будет. Мне оно тоже нравится.

– А ты боишься? – спросила она.

– Нет. – Он чуть улыбнулся. – Отец всегда говорил, что страх сковывает. Его не нужно игнорировать. С ним нужно сражаться. Я занимаюсь этим всю жизнь.

Она задумчиво посмотрела на него. Его профиль в темноте казался твердым, как гранит. В этот момент Делия вдруг почувствовала: рядом с ним тихо и спокойно. Как будто весь ее тревожный мир стал чуть более устойчивым.

– Так ты останешься с нами? – спросила она едва слышно.

Он ответил не сразу. Это не его дом, он не может остаться. Он вспоминал отца: прямого, сурового, готовящего его к жизни без соплей. Огонь, который унёс родителей, не был неожиданностью. Он всегда знал, что останется один. Это было написано в глазах отца с самого начала. Но никто не учил его, что делать с этим одиночеством. Если он останется, то предаст всё, чему учил отец? Значит он струсил? Решил спрятаться? Он смотрел на ночной город, крепко задумавшись. На мерцающие окна и редкие фары машин. Иногда, чтобы выжить, не нужно бежать. Нужно остановиться. Переждать. Осмотреться. Собрать себя заново и снова в бой.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Я останусь.

Делия улыбнулась. Такая чистая, благодарная улыбка, что внутри у него что-то сдвинулось.

– Спасибо, – шепнула она. – Я рада, правда.

Она ещё не знала, как это важно. Он ещё не знал, что однажды, в самый тёмный час, он будет вспоминать именно этот момент. Это решение станет началом всего. Поворотной точкой в судьбах многих людей.