Мне дар бесценный – юность…

Аланка Уртати

Мне дар бесценный – юность…

© Аланка Уртати, 2025

Предисловие к сборнику

Рад представить читателям замечательного автора прозаических и поэтических произведений Аланку Уртати. Этот сборник составлен из её ранних стихотворений. Для более глубокого осмысления литературного дарования писательницы в целом книжка дополнена её прозой – балладой, новеллой и сказкой.

В «Балладе о Лермонте-стихотворце» ярко проявлен самобытный талант Аланки Уртати. Литературный критик Лара Бор о творчестве писательницы вообще и о «Балладе», в частности, пишет: «… она ищет собственные художественные приёмы и пути их реализации… Автор абсолютно вольготно существует внутри избранного стиля, нащупывает свою неповторимую стезю, свою собственную гармонию, где манера, сюжет, характеры, идея и контекст логически и мотивировано увязаны друг с другом… Жанровые особенности повествования приближают произведение к традиционным шотландским легендам и преданиям… По сути, это близкое к эпосу, тонко и филигранно стилизованное исследование – сказ…».

От себя хочу добавить, что творчество Аланки Уртати заслуживает внимания глубиной мысли, красотой метафор и сочностью языка.

Влад Санье,

Франция, Страсбург, 2025 г.

Реки Кавказа

Так сотворись же, белых барсов бой,Дай зрелище скучающим ущельям!И барсы эти, злобно меж собойСцепившись раз, готовятся ко мщенью.Их рёв сгоняет дрёму с берегов,Сраженья миг – иной им путь заказан!Волна с волной, извечный бой враговНа гребнях белопенных рек Кавказа.Рождённых в поднебесных ледниках,Бросает их в кипящую свободуИ держит в русле крепкая рука —И в этих реках не бывает броду!Лишь изодравшись клочьями в борьбе,Смешавшись с илом, разучившись спорить,Направят барсы свой усталый бег,Чтоб умереть, едва достигнув моря.

«Скажи, зачем в Колхиду мы идём…»

Скажи, зачем в Колхиду мы идём,Кто нас послал на звёздные дороги?В ночи холодной мы уже продрогли,Конец пути с рассветом лишь найдём.Граница здесь, ты открываешь двери —Прохладой дышит спящая Иверия,Куда идти, путей-дорог так много,Исколоты о звёзды наши ноги!Мы бродим, целомудренны, как дети,Но кто раскинул из тумана сети —Неведомые звуки пронизали,Забыли всё, куда идём, не знаем.Как удается шелестеть так листьям,Что вновь без сна ты бродишь по Тбилиси?Тоскливо шепчешь – выпусти, Иверия,Чтоб вновь я устыдился недоверия!

Весть

Ты друг мой! – несла я тебе эту вестьИ в долгом пути не посмела присесть.Шёл ослик, плеская у самых обочинВ полдневное марево браги из бочек.Прохлада платана ласкала так нежно,Что сон подарила она безмятежный.Проснувшись, продолжила путь,                                                  но, похоже,Что весть подменил мне                                    какой-то прохожий!Ты – враг мой! – сказала,                                     открыв твои двери,И горько заплакала, в это поверив.

Свадьба

Казнят костры на свадьбе пышной —Пал молодой и сильный бык,К нему подкрался нож неслышноИ в сердце самое проник.Отары жертвенных барановПод пиво чёрное в котлах —Пусть будет поздно, будет рано,Спаси стада от этих плах!И от кровавых рун овечьихИзбавь дух праздника святой,И от жующих ртов извечныхУкрой глаза невесты той!Лишь поздней ночью стихнут крики,Погаснут уголья в кострахИ на усталых лицах блики.Уснёт со мной в сарае страх.Найдут меня, поднимут нежно,В дом чьи-то руки понесут.Во сне я снова безмятежноБарашка моего пасу…

«Скала окаменевшим спрутом…»

Скала окаменевшим спрутомВдруг на пути.Что ж, ветер, друг ты мой беспутный,Мне не пройти.Каньон, как лезвием кинжала,Отрезал путь.Там узко в берега зажалоВолну по грудь.Кто я, застывшая песчинкаНа мысе том?!А позади старинный, чинныйОстался дом.Назад – и попросить прощенья,Но в чём вина?Из гор высоких, из расщелинПлывёт луна.Луна – старинная монета,Что решкой вниз,Плывёт и наблюдает э т о,Как мой каприз.Я мотылёк, дрожу под ветром,Мой хрупок вид,Но дух упрям, он диким вепремМне путь кроит!

«Уже листва пощады просит…»

Уже листва пощады просит,И неосознанно слитыЗной, астры августа и осень,И я, и, как ни странно, ты…Лишь водопаду в диком гулеДоверю тайну, не тая.Бегу – отчаянная лгуньяИ соучастница твоя!

«В тени платана я танцевала…»

В тени платана я танцевала,Узор причуды плела ногами,Но чей-то голос – мне танца мало —Вдруг различила я в птичьем гаме.И я запела, и всё внимало,И кто-то тайный стихи слагал мне.Но чей-то голос – мне песни мало —Вновь различила я в птичьем гаме!Я тень платана взметнула к птицам,Я им в угоду плясать не рада!Со смехом громким мелькали лицаВ саду соседнем за виноградом…

Осень

Азалий цвет багряный, цвет осеннийОбманет нас пожаром на ветру!Жгут осень, жгут костры по всей ОсетииИ праздновать нам в гаревом пиру.А мальчики настраивают струныНа осень, праздник грусти и вина!Откуда грусть у них, у этих юных,Да и во мне, я, как они, юна.Вдыхаю горечь от сожжённых листьев,Иду смиренно сквозь осенний гам,Отчаянно вдруг лист навстречу взвился,Обжёг мне губы и упал к ногам.И этот поцелуй зажёг мне душу,Я поняла, что вновь обреченаЛюбить тебя и ждать тебя послушно,Ах, осень, праздник грустного вина!

Шестистишия

Я – надпись на скале.Холодными ночамиСлезами росы звёздные блестят.А в полуночной мглеО вековой печалиИ тайном смысле листья шелестят…

«Тонким серпом луны…»

Тонким серпом луныНочь косила траву,И бесшумные падали росы.Слёз и дрожи полны,Травы утро зовут,К ним прильнут медуницы и осы…

«Над горным озером…»

Над горным озеромЗастыла тишина —Ничто не всколыхнёт зеркальной глади вод.Вдруг всплеском розовымПробудится волна —Игривая форель в ней водит хоровод.

«Любила ли тебя…»

Любила ли тебя,Тогда ещё не знала,Но вечер виноградник волновал.Сидела, теребя лозу,Боль пронизала —Печально плыл из туч любви моей овал.

«Не созрело вино…»

Не созрело вино,В тонких лозах оно,И во мне оно тихо струится,Я – лоза, я – сосуд,И его понесутК тебе, чтоб однажды разбиться!

«Мы собрались, наш пир была весел…»

Мы собрались, наш пир была весел,Был чётким замысел любви,И бог любви всё это взвесилИ нас лозой одной обвил.Обвил, обвёл, но как вкруг пальца —И круг неверный вмиг распался!

«Осенний трюк…»

Осенний трюк —Весёлых яблок хруст,И виночерпий всем готовит радость!А я смотрюНа опустевший куст,Впервые постигаю невозвратность…

В Дарьяле

(фрагменты)

Дремлет в полуночи Башня Деда —Великанша с пустыми глазницамиКаменно дышит, не ведаяБега времён колесницами.Обнажила невинно плечи,Вечность свою от сует оградив,Ночь, как дитя, своим телом млечнымЖмётся к бесплодной её груди.Полуразрушена, стены без кровли,И только я – миг бушующей кровиТех, кто укрыт землею и небомТех, кто был здесь и кто не был,Бью в лунный гонг, гонг, которыйВечно безмолвен, как скала,Не пробудить никого, мне вторятГорных снегов колокола!

«Он шёл, знакомый с поступью богов…»

Он шёл, знакомый с поступью богов,Окон простёрли створки без печалиК нему все женщины. Под звук его шаговОни своих детей качали…И, встрепенувшись, мать моя узналаЕго шаги – Сослана из Нузала,Но я, к окну приблизившись чуть-чуть,С волненьем, это сын его, шепчу…

Водопад

Гнал меня, глухой в азарте,                                    он мольбам не внял,Гнал меня, и хмель ущелья в беге опьянял!Он, охотник,              той погоней наслаждался всласть,И жестокая улыбка обнажала страсть!Я бежала             под прикрытье водопадных струй,Водопад, спаси, молила, младшую сестру!Добрый, стал из струй свирепых                                       он одежду прясть,Чтоб не мог ко мне охотник                              жадным ртом припасть!

«Я ухожу с ночного небосклона…»

Я ухожу с ночного небосклона,Я ухожу. Бесстрастно холоднаПрирода звёзд, космического лона,И нет в том мире ни вершин, ни дна.Не надо вслед звенящих струн ОрфеяИ ропота созвездий старых дев —Мне в травы повилики и шалфеяУпасть, скатиться, души их задев!Пусть сменит боль утраченную вечность,Смешается с росой моя слеза,И новый путь мне нарисует млечныйСвоею кистью утренней Сезанн!

В ночи

Запутавшись в дюнах горячих простынь,Дорогу к рассвету не в силах найтиОн, словно без памяти, шепчет – прости,Уходит, уходит, не может уйти.Песочное тело, песчаная простынь,В ночи, как в пустыне,                                 бессонный мужчина.И птица ночная, печально и простоВоркуя, силки для потерянных чинит.Собравшись в ночи                          невозможной и странной,Треножили полночь мужчины бессонно.И долго в другие, вечерние страныПрогнать не могли этот сумрак без ссоры!

Городок мёртвых

В Даргавсе

I

Здесь нет глазГлаз здесь нетВ долине меркнущих звездВ полой долинеВ черепе наших утраченныхцарств«Полые люди» Томас Стерн ЭлиотЧто за безмолвный город,Город – могильные камни!Ветер полощет горе,Выветривая веками.В этом высокогорьеВижу земное лоно —Белый загробный городВдруг проступил на склоне.Словно дворцы у дожей,Белые эти склепыС потусторонним схожи,Взгляд мой зелёный слепнет —Белое это селеньеТайну былого прячет,Кости в мёртвом томленьиПустыми глазницами зрячи.Плоть, открытая настежь,Померкла воспоминаньем,По стенам охотничьи снастиРазвешаны поминальные…Скорбь, исходящая истиной,Над могильником нощно и денно.Ветер пастью воинственнойГложет ночные тени…

II

Так утром, когдаМы замираем, взыскуяНежности,В том другом царстве смертиГубы, данные намДля поцелуя, шепчут молитвыбитым камням.«Полые люди» Томас Стерн ЭлиотСтон, сотканный из тишины и мрака,В оркестре молчаливом одинок.Не кажется тебе, что слишком раноМы стали грудой черепов у ног?!Как женщиною снова быть хотела —Одно лишь чувство мёртвого томленья!Как обрести потерянное тело,И я хочу припасть к твоим коленям —И крови звон в артериях и венахУслышать, неба, звездных чёток звон!О юная, ты светишься, как Вега,Вот только взгляд твой – в ужас загнан он!Уж лучше бы в земле лежать нам слепо,Подняться чтоб травою каждый мог.Пришёл народ мой, расселился в склепах —О это братство черепов и ног!

III

В пустых глазницах нет ни слёз, ни взгляда,Какой же цвет у глаз любимых был?Возлюбленный, со мной лежащий рядомНа ложе вековом – он всё забыл!Не протянуть руки, его коснувшись,Не ощутить волненья лёгких ног,Что было бы, когда любой, проснувшись,Увидеть этот мёртвый город мог?!Не оживить меня воспоминаньемНе возвратить мне взгляд зелёных глаз!Увы, не обменяться именамиИ жребиями никому из нас.Ты, юная, испуганно умчишься,Я возвращусь, поверженная, в склеп.О жизни миг, ты солнцем облучишься!И снова этот мёртвый город слеп…

IV

Истлеет плоть, когда сойду в могилу,Но Истины – не плоть, а Я – мерило,И это Я нельзя предать земле…«Скелет» Рабиндранат ТагорЯ был! Я сын веков, я человек,Мне был отпущен мой недолгий век.Хотел продлить потомкам в назиданьеСвой век под солнцем —                                    радость и страданье.Ты слышишь поступь твёрдую шагов —Я воин, я ушёл во глубь веков,Но кровь свою оставил я в потомкахИ душу, не блуждавшую в потёмках!Я бросил на съедение ветрамЛишь тело. В этот смерти храм.

Мы ясы

Мы – юг, и древняя фиестаВдруг в наших душах ожила!Одним она еще невеста,Другим она уже жена.Фиеста, праздник сил и страсти —Мы вывели своих коней.И если даже день ненастен —Сто тысяч солнц зажжётся в ней!По выжженной степи к трибунамТолпой, лелеющею страсть,Всё в ритме движется табунном,И ты держись, чтоб не упасть.Сто тысяч ног над степью взбилиЕё в сухой колючий клок.В степи следы автомобилейИ след босых цыганских ног.Мы рвёмся – лидер многоликий,Порыв наш первозданно груб,И крик могучий, древний, дикийЕдиную взрывает грудь!Гнедой арабской кобылицейЯ мчусь – мной финиш будет взят!Слились в восторге ваши лицаВ один-единый жадный взгляд!О как же я тогда бежала,Без седока, без седока,Чтоб чья-то плеть, как взмах кинжала,Не отсекала мне бока!Мы – ясы, асы, осы, оси,Мы – племя радостей и бед,Мы все в глубоких недрах носимВосторг былых своих побед!

Кавказ – наш дом

Жасмином вымытое телоВ купальне бабочек и звёзд.Ты мне насвистывал, я пела,Мы были птицами без гнёзд.Мы шли долиной Генал-донаВ наш старый дом – Большой Кавказ.Мы, наконец-то, были дома,И всё благословляло нас.Здесь тишь нарушат только волны,Глубоким сном уснул вулкан,Когда ж пробудится для воли,Уже не будет слышен нам.Уйдём, как и пришли, неслышноСкользя по осыпи камней,Как будто лист осенний, лишний,Снесёт нас ветер. А над ней,Над нашею землёй родною,Куда пришли мы погостить,Прожить свой миг судьбой одною,Смеяться вместе и грустить,Взойдёт луна и сменит солнце,И дождь пойдёт, и грянет гром,И снова кто-то засмеётся,И примет их наш отчий дом!

Моим друзьям

Происхожденьем истинно южанке,Мне близок разум северных столиц.Холодным утром или полднем жаркимЯ вглядываюсь в очертанья лиц.Высоким стилем замкнуто пространство —Дома, дворцы, огней вечерний гон.Полночный град моих                               полночных странствийМне цепи гор напоминает он.Ни там, ни здесь покоя нет – мятежна,Как бег рождённых степью лошадей!С ущельем рвусь соединить безбрежностьПроспектов величавых, площадей.Моих друзей законченные лица,Я ваш огонь, в моей душе он весь!По-разному к вам надо относиться:Там – терпеливей, сдержаннее – здесь.Отъезды, встречи – круг мой испытаний,И в суете перронов я ловлюРодных мне глаз доверенные тайны —И там, и здесь, друзья, я вас люблю!

«Не говори со мной…»

Не говори со мнойНа языке твоих воспоминанийМне незнаком тот мир,                      я иностранка в нём,Я слишком молода, ты спутал сроки.На сквозняке твоих воспоминанийПродрогла я. Теперь согрей меняИ сердца стук уйми: ты передал тревогуНет, подарил мне боль,                      как путнику дорогу!Прости, я, кажется, всё поняла…Так расскажи мне, милый, что случилось,Когда на свете не было меня…

«Открой ту дверь, что в Грузию ведёт…»

Открой ту дверь, что в Грузию ведёт,Пусть сон мой будет тихим и прозрачным,В волшебный сон войду, и пусть незрячей —Меня там встреча радостная ждёт.Но только ты рассеешь, а не сныГустой туман сомнений и предчувствий!Остановись в Гвелети ты пред чудом,Струю от водопада принеси!Ты поспеши, уже созрел тот плод,Что в мире полнолуньем называют,И лозы виноградные взывают,Таят вино, облёкшееся в плоть.Плоть этих лоз доверчиво нежна,И не страшит их вечный путь к сосудам.Никто не объясняет и не судит,А жалость им и вовсе не нужна.Твой жест нежданно резок был и груб,Но, спохватившись, нежным поцелуемИсправил всё ты, нежным поцелуем,Не изменившим очертанья губ.

В зеркалах

Какой художник нас нарисовалОдним движеньем и мазком единым?Как много заключил в один овал —И мою юность, и твои седины.Он, этот миг, внезапно засверкал,И как его назвать, какое имяТому, что здесь, на сквозняке зеркал,Ты поняла, что любишь и любима?!Как много нам сказали зеркала,Как много лиц стирали эти блики.Мы здесь, ты что-то шепотом сказал,Отходим – исчезают все улики.Сто тысяч лет до нас и после нас —Страшна портрета в зеркалах поспешность.О сохрани хотя бы в этот разУлыбку и искрящуюся нежность!

«В объятьях рыжего ты провела всю ночь…»

В объятьях рыжего ты провела всю ночьИ прослывёшь отчаянной блудницей!Как ты посмотришь в завтрашние лица —Сурового отца единственная дочь?!Так пусть же рыжий отведёт всю грязь,Найдёт автомобиль с рыдающим клаксоном.И пусть отец твой выбежит в кальсонахИ встретит пыль лицом – страдая и ярясь!Так двадцать лет назад увёл он чью-то дочьПод трубный глас отцовского проклятья!Ушла она, лицом белее платья,В его объятьях проведя всю ночь.

Рыбак

Ты раскинул сети в море —Для меня ты мира ось,Ну, а я в морском простореПросто юная лосось.Знаю, что не по пути нам —Тянешь сеть свою, рыбак,И в великий час путиныЛовишь нас, бросаешь в бак.Тот валун, что сдвинут в море,Стал спасительный мне грот,Но в сияющем простореДел моих невпроворот.То взлетаю лёгкой рыбкой,Раз сверкнуть – и в глубину,То ловлю твою улыбкуИ, смеясь, иду ко дну.Миг с тобою – на века мне.Знаю, нет любви без мук.И сижу под этим камнем,Сердца сдерживаю стук!Невод, невод, враг постылый,Всё-то в жизни не сошлось!И плыву к тебе, мой милый,Я, Прекрасная Лосось.

Как грустно мне

Как грустно мне – рыбак уходит в море.Я в хижине его всегда одна.Он любит море, с этим я не спорю,Но в доме нет ни одного окна!Я жду его и зажигаю свечи,Его приход я праздную всегда,А где-то мной оставлен лунный вечер,И брошенная мной горит звезда!

Нежданный гость

Шёл мужчина, был он страненТем, что шёл с ним ураган.Взгляд печален, кем-то ранен,Ветви падали к ногам.Он вошёл, вода стекала,Словно море он принёс.У дверей петля икалаИ ворчал сердито пёс.Ветры выли, будто ныли —За душой тяжёлый груз.Ну и что, и что, не мы лиС ним разделим эту грусть?!Здравствуй, странник! Я хозяйка,Постелю тебе постель.Если ночью будет зябко,Приоткроешь эту дверь…Не взорвёшь моё пространство,Всё переживу одна —Не отменишь постоянствоУ камина и окна.Что ж, одна – и чашка кофе,Горький привкус на устах.Дом мой, как закрытый кофр,И внутри неведом страх.Утром солнце, как награда,Золотится виноград.Скоро он уйдет, так надо.Каждый будет только рад…Шаг тяжёлый, словно в латах —Пусть идёт туда, где ждут!Сердце протянул в уплату —За мой взорванный редут!

Экспромты

Тоскующие псы

В тоскующих псах просыпаются волки,Их вой нестерпим, как в застенках неволи!Всю ночь они звери, в них злобы не меньше,А утром в них                 преданность любящих женщин!

Двое

И зла, и доброты лихая примесь,Ах, дьявол, только шею не курочь!Мустангер, он не ослабляет привязь,А ты, мустанг, не убегаешь прочь! Мне дар бесценный – юность и любовь, И диких лоз в сияньи полнолунном, Был дан, чтобы и я воспела вновь Всё, что из века в век даётся юным!

Баллада о Лермонте-стихотворце

I

Юный корнет стоял на берегу подмосковной реки Клязьмы, смотрел, как на склоне неба догорала багряная заря, и думал о том, что в его жизни что-то остаётся для него непознаваемым и, быть может, останется таким навсегда.

Очень часто он ощущал себя не в той местности, где находился в данный момент, о чём как-то написал: «Я здесь был рождён, но нездешний душой…».

Тем временем на смену вечерней заре выплыл яркий месяц, и корнет наблюдал его купание в серебряных водах.

Наконец он услышал стук копыт коня и долго ждал, но никто не появился. И так всякий раз – слышится стук копыт, он ждёт, но никто не появляется.

Вместо этого промелькнуло и исчезло странное видение. Не в первый раз с ним происходило такое, и он отчего-то знал, что видение это из его прошлого, которое находилось за пределами нынешней жизни.

Вот и в этот раз видение пронеслось, оставив в сердце странное волнение, и он прошептал:

Я видел юношу, он был верхомНа серой борзой лошади – и мчалсяВдоль берега крутого Клязьмы.Вечер погас уж на багряном небосклоне…

Образ его видения показался ему столь же глубоко несчастным, сколь глубоко несчастным был он сам от чувства неразделённой любви к девушке, портрет которой писал по памяти, изображая то светской дамой в низком декольте, то испанкой в глубоком тёмном капюшоне.

Но было и нечто иное, странным образом, ему казалось, что он и есть тот юноша. Поражённый, он пытался разглядеть его, но не мог.

Обладай юный корнет волшебным даром ясновидения, он увидел бы, как ровно семь веков назад этот самый юноша подходит к подножью Эрсилдунских холмов и там исчезает…

II

…Жил он в Шотландии, в деревне Эрсилдун, окружённой со всех сторон лесами. Там он играл на свирели – для себя, для птиц и дикого зверья.

Он часто пел, слова слагались сами собой, и это была удивительная игра – складывая слова, он чередовал рифму и получал звонкий и мелодичный стих, поражающий, как алмаз, чистотой граней.

Это не имело ничего общего с занятием, приносившим доход человеку, нуждавшемуся в еде, новой одежде, но именно такая свобода давала ощущение подлинного счастья.

Если бы его окружал кровавый воюющий мир, он мог быть вооружённым до зубов воином или бандитом, в зависимости от того, какую идею вложил ему в душу и кто – Бог или дьявол.

Но когда человека окружает такая красота, он и сам бывает прекрасен. Томас обладал совершенной мужской красотой, он был высок и строен, огромные чёрные глаза излучали свет, идущий из глубины души.

Он очень дорожил своим чаще всего безлюдным окружением – звёзды, небо, деревья, травы, птицы да сверчки.