Прощай, Физтех!

Владимир Колганов

Прощай, Физтех!

Часть первая. Физтехи

У всякого ученика средней школы рано или поздно возникает вопрос: куда направить свои стопы, чтобы потом о содеянном не пожалеть? Для меня и двух моих одноклассников решающим аргументом в пользу физики стало то, что эта наука максимально далека от всяческой идеологии – так было, есть и будет, поскольку любой власти наплевать на то, какие мысли в голове учёного, лишь бы дело, от которого зависит благосостояние страны, было сделано, ну а физика – это и атомные бомбы, и ракеты, и лазеры, и энергетика и бог знает что ещё. В то время Московский физико-технический институт котировался наравне с Калифорнийским технологическим институтом – в отличие от выпускников физфака МГУ. Вот именно в Физтехом мы и связали свою жизнь на какое-то время – кто на шесть, кто на девять лет, если учесть время учёбы в аспирантуре, а были и те, кто работал в Физтехе, читал лекции, но это уже гораздо позже.

Каким был Физтех в 60-е годы? Могу лишь отметить, что не всякому по силам выдержать то, что выпало на нашу долю. На первом курсе занятия с половины девятого до восьми вечера с перерывом на обед – лекции, семинары, лабораторные занятия, английский язык, физкультура, история КПСС… Так уж случилось, что я был зачислен в привилегированную группу № 22. В 50-е годы в ней учились известные ныне физики-теоретики, а привилегия заключалась в том, что уже со второго курса, а не с третьего, как другие, один день в неделю мы проводили в базовом институте, поближе к реальной науке, где приобщались к экспериментальным исследованиям и слушали лекции авторитетных физиков-теоретиков. Это был Институт физических проблем, о котором у меня остались самые тёплые воспоминания. Но речь тут не о нём, а о физтехах.

Третье моё плечо

С Алексом заочно познакомились ещё в те годы, когда его бабушка и моя мама выгуливали нас на аллеях у Патриаршего пруда. Оба возлежали в колясках, так что, увы, не имели возможности пожать друг другу руки. Позже учились в одной школе, а затем поступили на Физтех. Но тут судьба нас развела – меня зачислили на радиофизический факультет, а вот Алекс, вопреки его желанию, попал на физико-химический. Причины этой огорчительной разлуки так и остались неизвестны – то ли декан РФФ был антисемитом, то ли он следовал указаниям свыше, гласившим: евреев не пущать на факультет, который в те времена считался наиболее престижным! Как бы то ни было, в город Долгопрудный, где до сих пор располагается Физтех, мы добирались вместе, да и свободное от учёбы время проводили как правило в одной компании, но не с однокурсниками или одноклассниками, а в обществе весьма привлекательных девиц, с которыми познакомились в Крыму.

После окончания Физтеха мы разошлись, но не следует принимать это утверждение буквально – всего лишь работали на разных предприятиях, да и территориально отдалились, поскольку родители купили ему квартиру в Тёплом Стане, а я так и жил на Патриарших. Но через несколько лет я вступил в ЖСК, который собирался строить дом в Новых Черёмушках, среди яблоневых садов, у нынешнего Воронцовского парка. Когда Алекс узнал об этом, к тому времени успев жениться, он предпринял титанические усилия, чтобы вступить в этот ЖСК – место уж очень привлекательное, поближе к центру Москвы, да и я, что называется, под боком. Впрочем, в Тёплом Стане я его частенько навещал в те годы, когда оба ещё были закоренелыми холостяками.

И вот на собрании членов-пайщиков разыгрывают, кто на каком этаже займёт квартиру. И выясняется, что мы вытянули один и тот же этаж, хотя и в разных подъездах. Судьба? Алекс тут же предложил мне сменяться со своими соседями, что называется, махнуть не глядя – это можно было сделать без труда, поскольку моя «однушка» была лакомым кусочком, с окнами на парк. Но я решил, что это уже слишком – не хватало ещё, чтобы Алекс подглядывал за тем, как я вожу к себе девиц, а ведь среди них могли оказаться общие знакомые. Интуиция меня не подвела – эту квартиру вскоре обчистили, к счастью, до заселения жильцов, но кое-какие вещи всё-таки пропали.

К чему бы все эти подробности? Да всё к тому, что общие интересы, физтеховское образование и приятные воспоминания об отдыхе в Крыму могут стать залогом прочной дружбы, даже несмотря на то, что кое в чём мы с Алексом не совпадаем.

Майкл и Тариэл

С Майклом я познакомился на физико-математической олимпиаде. Отправились туда вместе с Алексом, он достаточно тверёзый, а я после изрядного подпития – встреча одноклассников пошла мне явно не на пользу. Как ни странно, на следующий тур я прошёл, но не в этом дело. Впереди были более серьёзные испытания – приёмные экзамены в Физтех.

Помимо нас троих, поступил в МФТИ и Тариэл, вместе с братом-близнецом – они окончили ту же школу, что и я, но учились в классе, где сделан был упор на химию, поэтому и оказались на физико-химическом факультете. Туда же зачислили Алекса и Майкла – как я уже писал, причиной могло стать их семитское происхождение, впрочем Майкл был евреем лишь по отцу. Ну а мне больше повезло благодаря тому, что мои предки из Владимирской губернии.

С тех пор Майкл и Алекс долгое время двигались по научным тропам как слаженный тандем. Кандидатские диссертации готовили под присмотром одного научного руководителя, распределение получили в какой-то задрипанный НИИ в Капотне, а затем не без моей помощи перебрались в Институт космических исследований, где работал мой бывший горе-научный руководитель.

Позже их пути разошлись и образовался новый тандем – Майкл стал сотрудником лаборатории ФИАНа и долгое время работал под крылом успешно продвигавшегося по карьерной лестнице Тариэла. Как я предполагаю, этому способствовала его женитьба на дочери авторитетного физика-теоретика, соавтора одного из томов курса теоретической физики Ландау и Лифшица.

Но вот настали новые времена, и лабораторию Тариэла перевели в НИЦ «Курчатовский институт», причём с сокращением штата и понижением зарплат сотрудников якобы по причине неактуальности исследований, которыми они занимались. Тариэл такого унижения не стерпел, ну а Майкл был вынужден смириться, утратив опору на то самое «третье плечо», без которого даже в теорфизике трудно рассчитывать на удачу, будь ты хоть семи пядей во лбу и выпускником Физтеха.

Без вины виноватый

По моему разумению, Серж был самым талантливым в нашей физтеховской группе – быстрый ум, на всё у него был готов ответ, брался за решение задач, которые другим оказались не по силам. Помнится, на шестом курсе, когда нужно было готовиться к защите диплома, он надумал доказать какую-то теорему из высшей математики. Работал буквально день и ночь, но через неделю получил нужный результат. К несчастью, это отразилось на его здоровье, поскольку «жизненный тонус» он иногда поддерживал с помощью дозы алкоголя. Сказалось и то, что Серж долгое время жил вдали от семьи – отец, армейский генерал, служил в провинции и ограничился лишь тем, что купил сыну квартиру, ну а приятелей Серж сам себе подбирал.

Однако до поры до времени ничто не предвещало беды. Серж сдал теорминимум Ландау, поступил в аспирантуру, а его научным руководителем стал один из ведущих физиков-теоретиков страны, лауреат Ленинской премии. Вполне логично было ожидать, что Серж внесёт значительный вклад в теоретическую физику, не посрамит Физтех и своих учителей.

Кандидатскую диссертацию он защитил и не сбавляя темпа стал работать над докторской. Наверняка мог бы осилить и этот рубеж, но вмешались некие потусторонние силы в лице конкурентов того самого лауреата, который по-прежнему Сержа опекал. Эх, если бы всё ограничилось опекой! Сведущие люди рассказывали, что лауреат использовал Сержа как таран, пытаясь с его помощью если не сокрушить некоего соперника, то хотя бы нанести удар по авторитету, поставив под сомнение разработанную им теорию. После публикации одной из статей Сержа разразился скандал и шансы на успешную защиту и получение учёной степени доктора физматнаук растаяли, как утренний туман.

Это стало страшным ударом для Сержа – испорченная репутация не позволяла рассчитывать на благосклонность научного сообщества. Так было или нет, но вскоре он перешёл на преподавательскую работу в Физтех, однако и это недолго продолжалось – Серж снова запил. Лауреату случившееся тоже вышло боком – долгое время он не публиковал научных статей, даже сменил тематику исследований, а когда появилась возможность, уехал работать заграницу. Вот и надейся после этого, на тех, кто властвует в науке! Так уж устроен этот мир – паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

Всё выше и выше!

У Мина было по-другому – сдал теорминимум, защитил диссертацию и пошёл вперёд семимильными шагами. Что называется, большому кораблю большое плавание! Это его стезя, к этому стремился, не то, что я – в физики пошёл, поскольку это была, пожалуй, единственная возможность заниматься творчеством, не обращая внимания на решения последнего съезда партии. От нас нужен был только результат, идеологического обоснования никто не требовал.

Однако, на мой взгляд, была ещё одна причина неудержимого стремления Мина реализовать свои способности, заняв высокий пост в научной иерархии. Отец работал на Старой площади, составлял аналитические записки для партийных бонз – объектом этой аналитики была Югославия, с которой у нас были непростые отношения. Брат Мина тоже пошёл по стопам отца – учился на физика, защитил кандидатскую диссертацию, но увлёкся журналистикой, а затем переквалифицировался в политолога. Видимо, в этой области было больше возможностей для карьерного роста. Так оно и случилось – с 2006 по 2007 год начальник отдела анализа и планирования департамента региональной работы в Центральном исполнительном комитете партии «Единая Россия», затем ответственный секретарь и член бюро Экспертного совета Комитета по международным делам Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, член научно-экспертного совета при Председателе Совета Федерации Федерального Собрания РФ, член экспертного совета ОАО «АК Транснефть». Что же касается собственно политологии, то брат Мина увлёкся «квантовым подходом к международным отношениям» – видимо, на это повлияли и статус кандидата физматнаук, и пример отца. Вместе с завкафедрой МГИМО он опубликовал серию статей, но разбор инновационного подхода я оставлю для второй части этой книги.

При таком брате и отце грешно просиживать штаны в теоротделе. Вскоре после защиты докторской диссертации Мин занял пост заместителя директора одного из институтов академии наук. Немало потрудился он на этой должности, пытаясь выбить ассигнования для института из оскудевшего российского бюджета, однако в лихие 90-е мало кому это удавалось. Зато Мину удалось другое – сначала читал лекции в одном из французских научных центров, а затем перебрался туда насовсем, и на то есть веские причины. Многие ли российские физики (академиков оставляю за скобками) могли похвастать зарплатой в размере триста тысяч рублей? Лет десять-двадцать назад в некоторых академических институтах научные сотрудники получали на порядок меньше.

Однако не могу избавиться от ощущения, что Мин считает свой талант, свои способности недооценёнными – вот и родной институт РАН, сотрудником которого он по-прежнему числился, не счёл возможным выдвинуть кандидатуру Мина на выборы членов-корреспондентов Академии наук. Ну что поделаешь, если кто-то там, наверху дёргает за невидимые ниточки? Хотя возможно, что за какие-то ниточки Мин дёргал сам себя, точнее, это делало его неутолённое честолюбие…

Всё путём!

Вот кто никогда не ввязывался ни в какие склоки, не участвовал в сомнительных авантюрах, так это Жека. С момента поступления в Физтех он шёл своим путём и, судя по всему, достиг желаемого результата. Тут главное – не переоценивать свои возможности и двигаться к намеченной цели, не размениваясь по мелочам. Этому способствовал и характер – Жека немногословен, предпочитает не участвовать в спорах, но если уж скажет, всё по делу. Так было и на поминках по Сержу, когда у меня возникли разногласия с Мином – я утверждал, что Серж был самым талантливым из нас, а Мин не соглашался. Но тут вмешался Жека и расставил всё по своим местам, за что я ему безмерно благодарен.