Евгений Беляев
Лирика смерти
Все исчезло, прошло, много раз изменилось.
В череде чужих лиц и безвкусных имен
Буду образ искать той, что сном растворилась,
И безумным рассудком мой провал исключен.
Медленно, никуда не торопясь, проходил прохладный вечер середины августа. Все вокруг непринужденно и в то же время как-то застенчиво начинало прощаться с летом. Мне всегда нравилась эта пора года, когда, прогуливаясь поздним вечером по улице, можно почувствовать вкус прохладного, насыщенного влагой воздуха, вдохнуть его полной грудью и, глядя в звездное небо, задуматься о чем-то важном, ценном, незаменимом и абсолютно прекрасном. Именно этим я сейчас и занимался, медленно шагая по узким улочкам городка, чьим узником по нелепой случайности мне пришлось стать. Наверное, впору было бы переживать о том, что из-за поломки моего автомобиля, который пока что безуспешно пытается починить один местный хваленый умелец, могу опоздать на день рождения любимой сестренки, но я чувствовал себя на удивление спокойно, даже можно сказать, что я был счастлив. Поскольку до того, как моей «крошке» стукнет 30, оставалось еще несколько дней, я спокойно наслаждался незатейливыми и местами милыми пейзажами здешних мест.
Я поселился на самой окраине города. Поэтому жилье обошлось недорого, да и сама атмосфера уединения небольшого, но в то же время просторного двухэтажного строения с видом на живописную реку пришлась мне по душе. Хозяйка дома с радостью предложила расположиться на первом этаже. Ее мягкий голос и спокойные, плавные движения рук, которыми она грациозно показывала место, где я могу расположиться, не оставили мне шанса на отказ. Это была уже немолодая, но не утратившая своего шарма женщина. Ее зрелость и ухоженность были просто восхитительны. Неброский макияж, слегка подкрашенные губы и длинные светло-русые кудри, игриво спадавшие на хрупкие плечи, – все это выглядело очень элегантно, даже завораживающе. Именно она и посоветовала мне, куда обратиться с поломкой моей машины.
Судя по тучам, постепенно затягивающим небо, скоро должен был пойти дождь. Надо было возвращаться в свое новое, столь любезно предоставленное Мариной Николаевной (так назвалась элегантная хозяйка) жилье. Но вдруг я задумчиво остановился посреди улицы.
Нет, совсем не хочу одинокой свободы,
Не считаю секунды, и минут мне не жаль.
Я вижу, что просто прошли уже годы,
А во мне лишь растет вековая печаль.
Эти строки совсем неожиданно родились буквально из ниоткуда и заставили, может быть, даже как-то странно, как мне самому показалось в то мгновение, печально улыбнуться. Ведь уже довольно давно однообразие и неудовлетворенность происходящим вокруг заглушили желание писать что бы то ни было, и лишь изредка во мне просыпалось то, что, как оказалось, невозможно было уничтожить. Мой рассудок рождал что-то лиричное, порой дерзкое, а иногда светлое и ранимое. В эти минуты я был самим собой, и это было так прекрасно: испытывать то, что, наверное, можно сравнить с чудесным перерождением души.
Но эти строки пришли ко мне совсем не так, как приходили раньше, что потрясло и удивило меня. Где-то там, в глубине моего рассудка, их произнес до боли знакомый, нежный и несказанно насыщенный женским теплом голос. Я буквально влюбился в этот голос и уже, без сомнения, понимал: место, в котором очутился, мне очень по душе.
Первые капли дождя, робко упавшие где-то рядом, прервали мой недолгий, но такой значительный для меня порыв долгожданного вдохновения. Неподалеку, буквально через пару небольших, судя по всему, покинутых своими хозяевами ветхих домов, которые как будто с усталостью смотрели на меня прогнившими от старости оконными рамами, я увидел дерево, к которому незамедлительно поспешил. Я был так занят мыслями о прелестном голосе, который прошептал в моей голове прекрасные лирические строки, что даже не заметил огромную, склонившуюся к земле многолетнюю иву. Своими длинными ветвями она бережно укрыла меня от все усиливающегося дождя. Теперь я мог в спокойствии обдумать и записать пришедшее откуда-то извне четверостишие. Но вдруг метрах в ста от меня появился силуэт высокого мужчины, который приближался к моему убежищу. Он шел быстро и уверенно, широко расставив плечи, буквально разрезая потоки ветра, несущие с собой капли холодного дождя. Его походка была похожа на солдатский марш, помешать которому не могла даже разыгравшаяся стихия. Прошло всего несколько мгновений – и его силуэт уже находился рядом со мною. Почти не замедляя шаг, он подошел прямо к дереву, резко развернулся и, прислонившись широченными плечами к массивному стволу ивы, сделал глубокий вдох.
Ливень все не стихал, а, как мне показалось, только усилился. Человек, волею случая оказавшийся в той же ситуации, что и я, несмотря на бодрую походку, выглядел довольно-таки неважно. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Две большие залысины на коротко стриженной с проблесками седины голове делали облик мужчины, можно сказать, даже угрожающим. Бледное лицо, глубокие морщины на лбу и печальные карие глаза, смотрящие с какой-то безудержной тоской, наводили на мысль, что у него произошло что-то ужасное. Мужчина то и дело поправлял воротник своей куртки. Я обратил внимание на то, как сильно дрожали его руки, и наконец любопытство взяло верх надо мной.
– Извините, у вас что-то случилось? – спросил я, немного приблизившись.
В ответ – тишина, если, конечно, не считать раската грома, который как будто прогремел мне в ответ. Мужчина медленно присел на корточки и достал из кармана куртки старенький портсигар. Казалось, он вот-вот развалится в его дрожащих руках, но этого не произошло. Портсигар бережно, в целости и сохранности, был возвращен туда же, где и находился ранее, а воздух наполнился едким табачным дымом. Мне на мгновение показалось, что это прелюдия к длинному и печальному рассказу, который я в данный момент с удовольствием выслушал бы, но я ошибался. Все та же, уже ставшая привычной тишина не давала мне покоя.
– Я не из здешних мест, но дом, где остановился, находится неподалеку. Может быть, я могу чем-то помочь вам?
Вопрос как будто утонул в тишине, и вдруг мне пришла мысль. Чем я могу помочь этому странному человеку, да и с чего, вообще, я взял, что он нуждается в моей помощи? Одни вопросы звучали в моей голове, но не было ни одного ответа. Ответа в очередной раз не дождался я и от того, кому так неожиданно и искренне предложил свою помощь.
Капли дождя все реже тревожили своим присутствием, он постепенно прекращался. Прошло минут пятнадцать, и единственным ответом, которого я дождался, был кашель закоренелого курильщика. Мужчина поднялся, и вдруг совершенно неожиданно для меня, словно гром, прогремел его хриплый бас.
– Ну наконец… – затем последовала незначительная пауза. – Закончился.
– Нам повезло, что вовремя нашли, где укрыться, – произнес я, обрадовавшись диалогу, которого уже не ожидал. Но радость длилась недолго. Мужчина повернулся в мою сторону, его мрачный взгляд упал на промокшую после дождя дорогу. Он смотрел чуть левее меня, при этом казалось, что я был им совсем не замечен. Я еле успел увернуться от его плеча, когда он все так же резко и стремительно продолжил свой марш.
Пока я добрался до дома, где остановился, мои ноги сильно промокли. Вода, казалось, была повсюду, и я уже без разбора, как в детстве, шагал по лужам, в которых серебристым сиянием отражалась луна. Но мои мысли были совсем о другом. Странная встреча не оставляла мой рассудок в покое. Произошедшее было для меня скорее странным, чем оскорбительным. Тусклый свет на втором этаже ненадолго отвлек от рассуждений о произошедшем. Дверь была не заперта. Разувшись в прихожей, я поспешил в отведенную мне комнату, где при свете старенькой настольной лампы, с серебристым, причудливо преломляющим свет абажуром наконец-таки записал свое четверостишье в блокнот, который не открывал уже очень давно.
Прошедший день довольно сильно утомил меня, и я, устало развалившись на кровати, уставился в потолок. Иногда мне казалось, что я живу не в этом мире, а в мире, который рисует бесконечный поток моих мыслей. Порою рассудок превращал их в нереально правдоподобные картины, оставляющие отпечаток в одинокой душе и уводящие в глубины подсознания. Своим размышлениям я посвящал много времени. Мыслей в голове было великое множество. Иногда казалось, что их вереницы буквально кружат надо мной в каком-то бешеном танце, и в этом хаосе возникают несвязные и странные картины, созданные их беспорядочным передвижением. а я наблюдаю за сотворенным собственным сознанием детищем. Оно затягивает все глубже и глубже. В этот мир я никогда не пускал гостей.
Вдруг свет лампы, начинавший казаться все тусклей и тусклей в уставших после долгого трудного дня глазах, которые уже почти закрылись, просто вспыхнул.
И я увидел окруженный его лучами изящный женский силуэт. С непринужденной легкостью таинственная женщина открыла дверь, ведущую в этот печальный храм, как будто говоря о том, что не хочет быть в нем гостем, хочет быть кем-то больше. Окруженная тем самым долгожданным светом, которого я не видел так давно, она направилась ко мне. Стук каблуков отдавался эхом в каждом закоулке, принадлежащем этому месту, хозяин которого давно потерял надежду на эту встречу. И вот она стояла прямо напротив. Каждое движение ее тела было настолько плавным, настолько изящным и полным грации, что казалось, будто она танцует какой-то эйфорический танец, который будет продолжаться вечность, самую прекрасную вечность. Красота, женственность и нежность слились воедино, создав идеал, способный превратить мрак в чистый согревающий свет. Этот свет наполнил собою буквально все и, когда ему стало тесно внутри, вырвался наружу, осветив окутанные утренним туманом улицы.
Свет на самом деле был очень ярким, да вот только исходил он от солнца, которое, проникнув в окно, беспощадно положило конец моему прекрасному видению. Я проснулся, а так хотелось побыть еще хоть чуть-чуть рядом с этой загадочной незнакомкой. Хотя почему незнакомкой? Я поймал себя на мысли, что было в этой девушке что-то до боли знакомое, даже, можно сказать, родное. Как будто я просто ее забыл. Хотя забыть ее я вряд ли бы смог. Прекрасный чарующий сон, солнце, с неистовой силой рвущееся внутрь моей комнаты, – все это побудило меня выйти на просторное крыльцо, буквально залитое солнечными лучами, и улыбнуться всему, что находится вокруг.
Как мне понять этот сон?
Я в нем родился и жил.
Чем одарил меня он,
Что так его полюбил?
Он подарил мне покой,
Какого в жизни не ждут,
Но мысли, кто я такой,
С ним вместе вряд ли уйдут.
Это место определенно начинало мне нравиться. Никогда еще я не испытывал такого творческого подъема. Все вокруг буквально кричало о том, что я обязательно напишу здесь что-нибудь стоящее. А ведь я так давно об этом мечтал. Я поспешно отправился в свою комнату, чтобы записать новое, пришедшее мне на ум творение, с мыслями о том, что все-таки когда-нибудь все эти маленькие кусочки, приходящие ко мне как будто из другой вселенной, сложатся в одну огромную прекрасную картину, автором которой я стану. Воодушевленный этими мыслями, я поспешно собрался и уже буквально несколько минут спустя закрывал дверь в свою комнату, обдумывая, куда бы лучше отправиться в поисках очередного вдохновения, как вдруг увидел хозяйку дома Марину Николаевну. Чернее ночи стояла она в углу возле дверей, ведущих на крыльцо дома. На мгновение мне показалось, что она даже как-то испуганно вздрогнула, увидев меня.
– Доброе утро.
– И вам доброе. Собрались прогуляться по здешним местам? – уставшим голосом спросила женщина.
– Да, сегодня ночью мне приснился прекрасный сон, а сейчас хочу увидеть прекрасный пейзаж вашего городка в утреннем свете, – улыбнулся я Марине Николаевне, ожидая, что она улыбнется в ответ. Но улыбки не последовало.
– Желаю вам удачи, – сухо проронила она и направилась в сторону небольшой кухни, что ютилась в углу дома.
Я лишь мельком успел рассмотреть, что в руках она сжимала какую-то совсем маленькую икону, которую изо всех сил старалась оставить вне поля моего зрения. Ну да ладно, подумал я. Каждый имеет право хранить свои секреты, а меня ждут мои дела, которые ничто ни в коем случае не должно омрачить. С этой мыслью я и покинул дом.
Естественно, живописная река, утопающая в зелени, не могла оставить меня равнодушным, и в моих планах, несомненно, было как-нибудь посидеть в одной из прибрежных беседок. Вода – это прекрасная и завораживающая стихия. Глядя на нее, душа окунается в атмосферу умиротворения и спокойствия. Но ни того, ни другого сегодня мне абсолютно не хотелось. Меня переполняли чувства. Нежный женский голос, которым кто-то загадочно прошептал мне стихи, так ласково и тихо, словно боясь, что их услышит кто-нибудь еще, и этот невообразимо прекрасный сон – все это не случайно. Было такое ощущение, что кто-то свыше пытается навести меня на мысль о чем-то очень важном, о чем-то забытом, но живущем внутри меня. О том, что может уничтожить только смерть, а может быть, даже ей не под силу сделать это.
Мне просто безудержно хотелось описать состояние, в котором я сейчас пребывал, но мысли сплетались в кучу, и я сам не мог понять, с чего хочу начать, одно мне было ясно наверняка. Я должен снова начать писать, как когда-то давно, но только с новыми силами, с более взрослым отношением к жизни, с большим опытом, полученным за прошедшие годы. Не исключено, что в этом и кроется мое истинное предназначение в жизни, и я должен описать то, что творится внутри меня, и то, что мне шепчет сверху что-то чистое и светлое, неизведанное, загадочное, но в то же время открытое и искреннее. Все эти размышления еще больше воодушевили меня. Я все быстрее и быстрее шагал вперед.
Пейзаж очень изменился. Все чаще встречались заброшенные, покосившиеся от старости дома. Один из них настолько привлек мое внимание, что я решил повременить с полетом мыслей о чем-то вечном и высоком и, спустившись на землю, внимательно рассматривал каждый неровный его контур, каждую прогнившую балку буквально умирающего дома. Одна стена наполовину обвалилась, и сквозь заросли травы и густо покрытые листвой деревья, окружающие дом, были видны некоторые элементы быта людей, живших некогда в нем. Деревянный стол, покрытая ржавчиной раковина, настолько беспощадно уничтоженная временем, что это было видно даже оттуда, где я остановился, чтобы посмотреть на угасающее строение, черпак, одиноко висящий на стене, который уже никто и никогда не будет бережно вымывать после того, как закончился борщ в кастрюле, что стоит рядом на не менее ржавой плите. Вся эта картина была просто пропитана тоской. Она была невыносимо печальна и в то же время как-то по-своему прекрасна.
Металлический громкий лай, разнесшийся эхом по всей округе, заставил меня вздрогнуть. Я медленно попятился назад. За трухлявым, кое-где поросшим мхом забором, что ограждал умирающий дом, прямо напротив меня стояла огромная собака. Всем своим видом она давала понять, что далеко не рада моему присутствию. Ее глаза были буквально налиты кровью. Мгновение спустя последовал прыжок. Забор хрустнул и накренился еще больше. Я в ужасе отпрянул назад. Вовсе некстати под ногами оказался камень. Приземление было быстрым. Только на земле, весь в дорожной пыли, я понял, что споткнулся. Лай все не прекращался. Забор, к счастью, оказался куда более прочным, чем можно было подумать, вот только и дальше проверять его у меня не было ни малейшего желания. Внезапно лай стих. За забором послышались шаги. Я поспешно поднялся и увидел мальчика. Он присел рядом с собакой и что-то шептал ей на ухо, бережно поглаживая по огромной голове с широченными челюстями. На вид ребенку было не больше десяти. То, как он с легкостью успокоил такую озлобленную тварь, поразило меня до глубины души. Я прислушался, и мое удивление стало еще больше.
– Не бойся, иди к себе. Я скоро снова приду к тебе в гости. Иди же. Иди, – шептал мальчик еще несколькими секундами назад разъяренному, готовому буквально разорвать меня на куски зверю.
Прошло еще немного времени, и собака неторопливо побрела куда-то вглубь сплошь заросшего травой участка. Мальчик подошел к забору.
– Не надо пугать его. Ему это вредно, – прозвучал детский голос, в котором соединились обида, испуг и боль.
Я постарался сделать (насколько это было возможно после только что случившегося) приветливый вид и спокойно ответил:
– Прости. Я немного засмотрелся на этот дом, а так мне совсем не хотелось причинять беспокойство твоему другу.
– Ему это вредно, – вновь повторил мальчик, глядя мне прямо в глаза. На этот раз в его голосе можно было прочесть ничем не скрытые и по-детски искренние нотки ненависти.
– С твоей собакой что-то не так? – спросил я, попытавшись вложить в вопрос как можно больше сострадания и заинтересованности.
– Это не моя собака, а не так что-то с тобой, – буквально прокричал мне в ответ ребенок.
Я никак не ожидал услышать такую дерзость в ответ. Странный какой-то этот малец. Найти к нему подход было явно непросто. Да и к чему мне это? Я решил не забивать себе голову и не омрачать этим разговором такой чудесный день, что был словно написан неизвестным творцом в ярких и в то же самое время мягких, теплых тонах. И вот я уже дальше наслаждался вырисовывающимися вокруг меня пейзажами, как будто листал журнал с живописными картинами, оставив страницу со старым больным псом и ребенком где-то далеко позади.
Тем временем на моем пути все меньше и меньше становилось явных следов жизнедеятельности человека. Крохотный городок плавно перетекал в лес. Вот я уже шагал по узкой, кое-где и вовсе заросшей густой высокой травой тропинке. Вдруг почувствовал: что-то внутри меня резко изменилось, хотя для этого на первый взгляд совсем не было причины. Солнце стало светить как-то по-другому. Я был так увлечен прогулкой, что даже не заметил, как раннее, несущее поток юных надежд и желаний утро переросло в зрелый день. Смогу ли я найти то вдохновение, которого так яростно, можно даже сказать, неистово жаждет все внутри меня? То, что я начал задаваться этим вопросом, говорило об одном: этот скромный городок буквально открыл мне портал вглубь меня же самого, и ответ на него, если ничего не изменится, только один. Конечно же, да. Да, смогу, и это будет лучшее, что я когда-либо искал. Я был просто влюблен в этот день. Во мне не было ни капли усталости. Ноги сами несли меня вперед. Мне так хотелось жить – и я жил, мне так хотелось дышать – и я дышал, мне так хотелось ощущать все вокруг – и я ощущал.
К тебе безумен путь,
Моя ты в жизни слабость,
Всей грудью бы вдохнуть
Воспоминаний сладость.
О том прекрасном сне,
Где ты, собой чаруя,
Дарила счастье мне,
В том мире, где, ликуя,
Мне так хотелось жить,
И я готов до края
Дойти, чтобы продлить
Тот сон, что лучше рая.
Строки родились сами собой. Моей радости не было предела. Я сразу же записал их, так как мог забыть в любую секунду. Забыть и уже никогда не вспомнить, так бывало раньше не раз. В то время, когда я записывал творение, пришедшее ко мне с очередным приливом вдохновения, я на мгновение вспомнил прекрасный силуэт, явившийся во сне, и понял, что адресованы эти строки именно ей, прекрасной девушке, несущей в себе свет. Я внезапно поймал себя на мысли, что уже скучаю по ней. Было такое чувство, как будто она существует на самом деле. Ее просто надо найти, так же как я сегодня нашел вдохновение, чтобы написать о ней. Вот только вдохновение я нашел внутри самого себя. А где искать ее? Во сне? Так она может мне никогда не присниться. В реальной жизни? Нет в настоящей жизни ничего такого чистого и нереально ангельски светлого. Ключевым было слово «нереально». Я вдруг задумался, что начинаю разговаривать с самим собой, причем частично даже проговаривая свои мысли вслух. Надо было присесть где-нибудь передохнуть и возвращаться обратно. А вдруг я вернусь и увижу, что она ждет меня? Ждет и тоже скучает. Так, все – решил я для себя. Надо прекращать полет в заоблачные дали и возвращаться на землю. На сегодня довольно.
Я вышел на небольшую поляну, посередине которой красовалось несколько пней. Один из них был просто огромен. Он буквально впивался своими мощными корнями в землю, словно пытаясь ухватиться ими за жизнь. Но было уже поздно. Вот и они, следы присутствия человека. Где-то они несут созидательный характер, а где-то, как здесь, только разрушения. Хотя, если подумать глубже, вероятнее всего, не будь разрушения, сложно было бы понять, что есть созидание. И все-таки как бы хотелось посмотреть на то, каким был этот колосс при жизни. Вероятнее всего, своими размашистыми, густыми ветвями он дарил тень всему, что окружало его. Спасая жизни других растений, находящихся рядом, не давая им засохнуть в жару. Теперь же повсюду росла лишь трава, в которой можно рассмотреть куски толстенной коры, некогда покрывавшей несомненно величественное дерево. На пне отчетливо красовались следы топора. Когда-то это место стало буквально полем боя человека с природой. В этой схватке человек победил.
Странный мальчик, старый пес, поверженный гигант – все это найдет свое место в моей книге. В том, что я обязательно ее напишу, уже не было ни малейшего сомнения. Но все эти эпизоды и персонажи будут ничем, они померкнут, буквально растворившись в прекрасном, несравненном свете, что несет в себе она. Та, кому я безоговорочно посвящу творение всей своей жизни. И она сама нашепчет мне, как лучше создать то, что мне предначертано. Утопая в столь необычных мыслях, я даже не заметил, как вернулся обратно в свое скромное, уютное жилье. Все сегодня представало предо мною в позитивном ракурсе, словно поворачиваясь ко мне так, чтобы я мог уловить в даже самом неприметном нечто изысканно красивое. Я словно попал в прекрасную картину, художником, сотворившим которую, было мое вдохновение.
В этот день я получил все желаемое. И вот, сидя со своей рукописью за небольшим столом, что приютился в углу комнаты, я с печалью наблюдал, как за окном угасают последние лучи солнца. Но ведь скоро настанет новый день, а главное, что до него будет еще целая долгая ночь. Я выключил лампу и вдруг понял, что, как бы ни был прекрасен прошедший день, все это время, которое восхищался им, я на самом деле ждал именно момента наступления темноты. Это томящее ожидание и сделало его таким чарующим. Ожидание ночи и того, что она может принести мне. Ожидание новой встречи.
Глаза закрывались от усталости. Как бы ни был хорош прошедший день, но прошел я совсем немало и порядком устал. Это, конечно, была приятная усталость, но от этого спать мне хотелось никак не меньше. Однако мысли, блуждающие в моей голове, никак не могли успокоиться. Я не стал утруждать себя тем, чтобы вновь включить лампу, и начал писать, практически на ощупь, ведь неважно, насколько аккуратен почерк, важны только смысл и каждая минута времени, ведь главное было не забыть то, что вновь шепчет прелестный голос. Он шепчет, а я пишу в полумраке, разбавленном светом луны.
Даже радость бывает печальна…
Я вдруг отвлекся и посмотрел в окно, в котором мне заманчиво улыбалась полная, просто огромная красавица луна, что кокетливо обнажилась из-за облаков. В ее свете я и продолжил писать дальше, уже ровно и аккуратно, ведь с ее появлением все стало видно, как днем.
Даже радость бывает печальна,
В мягком свете горящей свечи
Я ловлю те фрагменты отчайно,
Где мы вместе в безлюдной ночи.
Дописав четверостишье, я вновь посмотрел на небесную красавицу. Моя усталость улетучилась, как будто растаяв в ее свете. И вдруг почувствовал: мне мало смотреть на это чудесное создание Вселенной отсюда. Я поспешно покинул дом и пошел по дороге, усыпанной еще совсем недавно живыми, висевшими высоко надо мною, где-то на ветвях деревьев, что окружили своими силуэтами аллею, листьями. Теперь они лежали у меня под ногами: одни пожелтевшие, другие словно улыбающиеся мне в свете луны своим красным румянцем. Когда прохладный порывистый ветер обрушивался на них потоками холодного воздуха, создавалось ощущение, что они бьются в предсмертной конвульсии и как будто просят меня о помощи, а я бездушно отшвыриваю их ногами. Да и чем я могу помочь? Я продолжаю идти дальше, ведь для них все кончено, а мне нужно к ней. Гуляя среди кружащихся на земле в каком-то роковом, лелеющем мое воображение танце листьев, я немного задержался, но она ждет. Мне всего лишь нужно ее найти. Это совершенно несложно. Ведь только у нее в столь позднее время будет гореть свет. Свет, который никогда не гаснет. Свет в ее душе. И я уже буквально лечу, взмывая над листьями, ведь у меня в отличие от них еще все впереди. И кажется, что ничто в мире не в силах не то что остановить меня, а даже попытаться прервать это величайшее стремление, стремление самой души, которая невообразимо хочет вырваться наружу, но у нее это не получается, и она тянет мое тело вперед, заставляя идти все быстрее и быстрее на встречу с той, что вдохнула в меня то, что невозможно описать словами. Но вдруг, как выстрел, прогремел в воздухе раскатистый хриплый кашель. Он эхом прокатился по аллее и словно застрял в моих ушах.
