Хроники Валариона. Леннаир

Тиана Кютт

Хроники Валариона. Леннаир

Глава 1. Неугасающее пламя.

Я не сразу понял, где нахожусь. Помещение было окутано вечерним полумраком. Местами на стенах виднелись трещины, в нос ударил запах сгнившей древесины. Шаги гулко отражались от холодных камней пола, но даже они не нарушали покой, который окутал этот дом.

От вида комнаты сердце болезненно сжалось. Я озирался по сторонам, не понимая, как здесь очутился. Родная гостиная, когда-то согревавшая уютом, теперь была лишь мрачным воспоминанием, что застряло во времени, а её обветшалая мебель – лишь тени прошлого. Полотно тусклого света падало с бронзовой люстры, уже давно лишённой своего былого великолепия. Причудливые узоры ковра, утёртые временем, вели меня к окну, из которого открывался вид на любимый сад моей матери. Теперь же от окна, как и от всего дома, веяло унынием.

Моя рука сама потянулась к спинке старого дивана – того самого, что помнил вечера, наполненные рассказами о древних легендах и загадках, тихими историями отца и веселым смехом матери. Обветшалые подушки чуть прогибались под моими пальцами, но всё, что я ощущал – это холод. Холод, который проник во весь этот дом, в его стены. Я сделал ещё шаг к окну и остановился, словно невидимые нити держали меня на месте.

Тени передо мной начали оживать, становясь всё более реальными, словно черный дым. Из них возникла женская фигура, окутанная призрачной черной мантией. Лицо её полностью скрывал капюшон, и я не мог разглядеть черты. Струи дыма, клубившиеся вокруг неё, постепенно превращались в языки пламени.

Из темноты капюшона раздался её голос, он словно раскалённый меч, пронзил тишину, обжигая разум и врезаясь в сознание:

– Ты не сможешь контролировать огонь, – слова вошли в мой мозг вместе с языками пламени, в голосе звучали знакомые нотки, но они ускользали из памяти. – Он поглотит тебя, Орин Ярр. Подчинись ему.

Они были не просто словами – они стали частью меня. Их жар проник в кровь, в каждую клеточку тела, в самое сердце. Чувствовалось, как огонь внутри меня разгорается всё сильнее, как боль и невыносимый жар, который пробирается во все уголки души. Всё вокруг начало гореть – всё пылало и трещало от этого пламени.

Живот свело от страха, но я всё ещё не мог двинуться. Даже крикнуть не получалось. В ужасе я смотрел, как ковры на стенах обугливаются и осыпаются на пол. Взгляд бегал по комнате: папино кресло, стол с его книгами – всё пожирал огонь. Люстра, которая раньше так красиво светила, теперь плавилась, и её раскалённые капли падали мне на ноги. Мне слышались крики, детский плач… Я только и думал: "Пусть я сгорю, но лишь бы дом уцелел".

Она стояла в пяти шагах от меня – незваный призрак, холодная и неподвижная, как сама смерть. Огонь, плясавший вокруг неё, будто издевался надо мной. Из-под тёмного капюшона сверкнули глаза… знакомые? Нет, не может быть. Но её взгляд прожигал меня насквозь.

И вдруг – огонь погас. Резко, будто его и не было. Стихли крики, исчез шум – осталась только гнетущая тишина. Как будто вся эта адская сила рухнула в пустоту, унося с собой разрушения.

А потом раздался тот голос. Твёрдый, властный, не терпящий возражений:

– Найди Пятую Стихию. Верни к Истоку. Восстанови баланс.

Каждое слово отпечатывалось в моём сознании, оставалось незаживающим шрамом в душе. Я не понимал, что означают эти обрывистые фразы, но чувствовал потребность исполнить приказ.

Комната вокруг начала темнеть и расплываться вместе с загадочной гостьей. Я в последний раз поймал взгляд огненных глаз.

– Верни Стихию Истоку… – её слова эхом разлились в пустоте и угасли.

***

Я проснулся с громким, судорожным вдохом, резко сев в кровати. В комнате стояла мёртвая тишина – только дождь барабанил по крыше, да ветер шелестел в траве за окном. Ни птиц, ни лягушек… Казалось, будто сама ночь высосала из болота все звуки. Сон словно тянул обратно, но засыпать совсем не хотелось.

Моё дыхание стало глубже, но оно не могло унять жжение в груди. Я закрыл глаза, опёрся рукой о резное изголовье кровати, пытаясь сосредоточиться и успокоиться. Но как только пальцы коснулись холодного дерева, запах горящей древесины буквально врезался в нос. Резко соскочив с кровати, я почувствовал, как внутри вспыхнуло пламя. Оно рвалось наружу, дикое, неукротимое – точь-в-точь как в тот проклятый день. Всё, чему я учился, все эти годы контроля – к чёрту. Магия бушевала во мне, готовая сжечь всё дотла.

Голова раскалывалась, будто кто-то бил молотом по вискам. Мысли расплывались, дыхание сбивалось – воздух рвался из легких короткими, неровными рывками. Я уставился на свои дрожащие ладони. Между пальцев извивалось пламя, живое, почти разумное. Оно смеялось надо мной, дразнилось, игнорируя все мои попытки его усмирить.

Я сжал кулаки до хруста костяшек – бесполезно. Огонь был частью меня. Сколько бы я ни боролся, он всегда напоминал: ты не хозяин здесь, а всего лишь сосуд.

Глубокий вдох. Резкий выдох. Еще один… Постепенно жар начал стихать. Я рухнул на кровать, обессиленный, мокрый от пота.

Этот клятый огонь снова выходил из-под контроля. Не впервой. Он всегда был со мной – под кожей, в каждой клетке, в каждом вздохе. И с каждым годом становился все строптивее.

Одно неверное движение, одно лишнее слово, секундная слабость – и вокруг уже пепелище.

В Крепости Гармонии, где я вырос, все твердили, что я силён. Не просто способный – чертовски одарённый. Лучшие учителя, годы тренировок, железная дисциплина… Казалось бы, я должен был стать отличным магом. Но нет. Контроль срывался, и никакая подготовка не помогала. Снова и снова. А самое страшное? Никто не знал, насколько мощной на самом деле была моя стихия. Даже я.

Магический дар проявлялся лишь у немногих людей, первый слабый выплеск обычно происходил в возрасте шести-семи лет и постепенно сила возрастала, доходя до своего пика годам к двадцати. После проявления магии, ребёнка отправляли в академию, где он учился контролировать вспышки своей Стихии, ежедневно тренируя волю и готовясь к главному испытанию. Те, кто не справлялся, быстро теряли себя. «Поглощённые» – мы с содроганием шептали это слово в академии. Они становились пустыми оболочками, рабами Истока Стихий, и навсегда исчезали в крепостных подземельях. Я каждый день ждал, что и меня настигнет эта участь. Мучительная неуверенность, невозможность доверять себе почти сводили с ума. Почти. Тело содрогнулось, когда я вспомнил слова, которые снова вернулись ко мне в ночной тиши:

«Он поглотит тебя, Орин Ярр. Подчинись ему…»

Сердце пропустило удар, и я дёрнулся, ожидая, что огонь снова охватит меня, но стихия дремала. Сдавленный стон вырвался из груди, и я в отчаянии зарылся пальцами в волосы, стараясь выбросить эти слова из головы. Неужели это оно, долгожданное безумие, наконец-то настигло меня? Но это совсем не похоже на помешательство Подчинённых.

Я бросил взгляд на измятую постель, понимая, что сон окончательно покинул меня. В комнате вспыхнул призрачный свет – я зажег "вечный факел", причудливое творение человеческих алхимиков, сплав магии и силы мысли. На самом деле, "вечным" его можно назвать лишь с большой натяжкой, но светил он исправно долгие годы. Такие артефакты именовали Стихийными, ведь в их основе лежала природная магия. Факел, по правде говоря, был самым простым из них: в прозрачной сфере томилась крохотная искорка огненной стихии, готовая вспыхнуть по малейшему щелчку рычажка. Удобно и практично. Я освоил эту технику ещё мальчишкой, штудируя пыльные свитки в библиотеке Крепости. Для меня это было больше, чем урок – когда стихия начинала бурлить, создание таких факелов помогало сбросить давление.

Я щёлкнул пальцами – в печи вспыхнуло пламя. Поставил на огонь чайник, щедро насыпав в воду алакре – терпкий порошок из сушёных ягод бодрости. Глядя на огонь, подумал: надо бы снова попробовать сделать Стихийную печь. Это куда более кропотливая работа, чем сотворение факела. Правда, без помощи огненных элементалей тут не обойтись. Эти своенравные духи знают толк в огне, но и цену за услугу запрашивают несусветную. Конечно, опытный и могущественный маг справился бы и сам, но я, хоть и сведущ в теории, на практике потерпел фиаско дважды. После второго раза, когда печь разнесло в щепки, решил: хватит. Не по карману мне такие эксперименты.

Пока вода закипала, я побрел в купальню, надеясь смыть липкие остатки ночного кошмара. Мутное зеркало отразило жалкое подобие прежнего меня: тёмно-рыжие пряди, некогда искрящиеся золотом, потускнели. Они беспорядочно лепились к влажному от ночного кошмара лбу, обрамляя осунувшееся, измученное лицо. Глаза, в которых раньше плясали огоньки, казались сейчас двумя потухшими углями. Ни искры силы, лишь пепел былой уверенности. Взгляд, ранее пронзительный и уверенный, угас, стал потерянным и тусклым, в нем отражался ночной кошмар, все еще цепко державший меня в своих ледяных объятиях. Под тонкой тканью рубашки угадывались очертания тренированных мышц – даже в этой глуши я не пренебрегал физической и ментальной дисциплиной, сказывались годы строгой академической подготовки. И все же, мускулы, словно скованные невидимыми цепями, не излучали былой мощи. Испещренное шрамами тело казалось изнуренным, словно выжатый лимон. Я хмуро посмотрел на правую руку. Метка огня – моё клеймо, моя печать – пылала на коже, как всегда. Сейчас она была спокойна, но под поверхностью кожи чувствовалось глухое биение. Стихия не спала. Она ждала.

В Крепости Гармонии, обители магов, где я провел большую часть жизни, существовали Стихийные купальни, где магия вытягивала воду из любого ближайшего источника и обрушивала её небольшим водопадом. Здесь, подобное чудо было недоступно, поэтому я наскоро обмылся, из бочки с ледяной водой. Черпая ладонями, я мысленно добавил в список дел "наполнить бочку" – магии вокруг было мало, а быт никто не отменял.

После купания, я почувствовал себя значительно лучше. По дому уже растекался волшебный бодрящий аромат алакре. Наполнив чашку горячим, багряно-фиолетовым напитком, я достал из погреба простую пшеничную лепёшку и кусок вяленой крольчатины. Вышел на крыльцо, где меня уже поджидал рассвет. Старое кресло скрипнуло подо мной, будто приветствуя. Горизонт пылал алым пламенем, напоминая о ночном видении. Я машинально сжал и разжал ладони, подсознательно оценивая границы моей власти над магией.

Перед моими глазами расстилалась унылая, заболоченная низина, тянущаяся к самому горизонту. Здесь, на самой окраине Леннаира, людского континента, у мрачных пустошей Ноксутерры, древней прародины Огненных элементалей, я мог не бояться, что в очередной приступ потеряю контроль и спалю все вокруг. Одиночество было платой за безопасность других.

– Пятая стихия… бред какой-то, – пробормотал я, отгоняя эту идею, словно назойливую муху. Сама мысль об этой мифической «стихии» казалась бредом воспаленного разума. Издревле известно – стихий четыре, как и рас элементалей, что с ними связаны: Воздух, Огонь, Земля, Вода. И уж совсем кощунственной представлялась идея о приближении к Истоку Стихий – сердцу водной обители, сокровенному и неприступному. Доступ к нему заказан всем, а уж смертным магам огня, чья сила порой вырывается из-под контроля, – тем более. И всё же…

В ближайшей деревушке, куда я наведывался на ярмарку, шептались о странностях, что творились со стихиями. Мир вокруг будто сошел с ума: реки, словно взбесившись, меняли русла, скалы стонали под гнетом трещин, леса угасали за одно лето, и даже болота, вечные хранители влаги, иссыхали. Стихии пребывали в смятении. Но что мог предпринять я, не способный до конца совладать даже со своим собственным пламенем?

Покончив с нехитрым завтраком, я решил, что сегодня – самый подходящий день для посещения деревенского базара. Продам пару-тройку факелов, да шкуры, что выделал на этой неделе. И, быть может, до меня долетят отголоски новостей, касающихся тех безумных перемен, что происходят в мире.

Путь до деревни пролегал через извилистую тропу, петляющую между обугленных скал и чахлых деревьев. Даже здесь, вдали от крупных поселений, чувствовалось дыхание надвигающейся катастрофы. Воздух был сухим и пыльным, словно сама природа умоляла о глотке влаги.

На ярмарке царила гнетущая атмосфера. Торговцы, обычно говорливые и оживленные, переговаривались вполголоса, лица их были бледны и испуганы. Слова о странных переменах витали в воздухе, как предвестники бури. Кто-то говорил о проклятии, кто-то винил богов, но никто не мог объяснить, что происходит на самом деле. Факелы, к моему удивлению, расхватали мгновенно. Видимо, из-за участившихся пожаров и перебоев с поставками масла спрос на них вырос. Шкуры продались не так быстро, но я все же выручил за них неплохие деньги.

Первым делом направился к продовольственным рядам. Нужно было пополнить запасы: сухофрукты, мука, хороший сыр. Торговец-старик сидел на кривом ящике, безучастно наблюдая за своим скудным товаром. Его морщинистое лицо напоминало высохшую грушу, а глаза смотрели куда-то сквозь происходящее.

– Что стряслось, отец? – присел рядом, разламывая сыр, чтобы попробовать на вкус.

Торговец вздохнул и посмотрел на меня усталыми глазами.

– Беда, сынок. Земля-матушка больше не рожает. Зерно гниёт в почве, скот дохнет как мухи. Народ разбегается кто куда, – он махнул рукой в сторону пустой дороги. – Да куда теперь бежать-то? Конца краю этой напасти не видно.

Его слова отозвались во мне тяжелым предчувствием. Я знал, что слухи о засухе и неурожае ходили давно, но не думал, что все настолько серьезно.

Я перекатил во рту кусок сыра, размышляя над его словами.

– Может, кто из местных магов земли знает причину?

Старик хрипло рассмеялся, будто я сказал что-то глупое.

– Маги? Да был у нас в деревне один, он первым сбежал, как крыса с тонущего корабля. Говорят, в лесу видели… – он резко оборвал себя, судорожно перекрестился.

– Что видели? – я наклонился ближе, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

Торговец понизил голос до шёпота:

– Тени стали двигаться. Не так, как положено – против ветра, против солнца. А в полночь… – он облизнул пересохшие губы, – в полночь они вытягиваются из земли, как дым из пепелища.

Я непроизвольно сжал правую руку, чувствуя пульсацию огненной метки. Это было не просто неурожаем.

– Когда это началось?

– После последнего новолуния, пять дней назад. В ту же ночь твой маг и сбежал, поджав хвост.

Я вышел с рынка, тяжелая котомка с провизией оттягивала плечо, но куда больше давило предчувствие беды. Решил заглянуть к кузнецу – обычно его мастерская гремела на всю округу, но сегодня стояла зловещая тишина.

– Что, кузнец, и твоя кузня примолкла? – попробовал я разрядить обстановку, переступая порог.

– Руда нынче гнилая пошла, одно название, – прохрипел он, не отрывая глаз от остывающих углей. – Раньше копали на два локтя, теперь на четыре. А металл… – со злостью швырнул он искорёженную подкову в стену, – трескается, как сухая глина!

Я присвистнул, подбирая обломки подковы. Металл крошился в пальцах, оставляя на коже сероватый налет.

– И мечи теперь так же?

–Ты как думаешь? – кузнец горько усмехнулся, доставая из-под наковальни сломанный клинок. —Вчера у караульного сам собой переломился. А пламя в горне ведёт себя как ненормальное – то не разгорится, то пляшет, как бешеное. Ты же огненный маг, не скажешь, что творится?

Я невольно напрягся. Магов у нас не жаловали, особенно таких, как я. Нас боялись, обходили стороной.

– Да расслабься, – хмыкнул кузнец, – мне твоя порода нравится, да и факелы твои – вещь дельная. Думал, никто не знает, кто их делает?

– Честно? Не знаю, что происходит с природой. И помочь не могу – со своим огнём не всегда справляюсь.

– Ну а за мечом-то пришёл? Тогда плохие новости, – сменил тему кузнец.

– А стрелы? Тоже разваливаются?

– Стрелы пока из старых запасов есть.

Набив колчан, я задумался. Каждая стрела теперь казалась на вес золота. Мысли вертелись вокруг ночного кошмара. Пятая Стихия… Если это не вымысел, ведь природный баланс действительно нарушен… Я окинул взглядом ярмарку. Люди торговались, смеялись, но в их глазах читался страх. Они цеплялись за привычную жизнь, как утопающий за соломинку.

Домой я решил возвращаться дальней лесной дорогой, надеясь подстрелить хоть какую-то дичь к ужину. Но лес встретил меня угрюмым молчанием. Листья на деревьях пожухли задолго до положенного срока, под ногами трава хрустела сухой соломой. Птичьи трели смолкли, словно оборванные струны, звери попрятались в норы. Казалось, сама природа затаила дыхание, предчувствуя неминуемое. Надо признать, за последнюю неделю мир словно надломился. И все же, после нескольких часов бесплодных скитаний, удача улыбнулась мне в виде небольшой стайки куропаток, и домой я возвращался не с пустыми руками.

Но радость от удачи длилась недолго. Когда моя хижина показалась впереди, я сразу понял – что-то не так. Дверь была распахнута настежь, а в проёме, небрежно привалившись к косяку и скрестив руки на груди, стоял незваный гость. Молодой, лет двадцати, но в его позе читалась вековая самоуверенность. Элементаль.

Словно сама стихия решила принять человеческий облик – загорелый, гибкий, с такой непринужденной грацией, будто законы земного притяжения для него просто досадная формальность. Его льняные волосы колыхались в такт несуществующему ветру, а глаза… Черт возьми, эти глаза! Будто кто-то заключил в них кусочек летнего неба и озорной бриз.

Какого дьявола понадобилось Воздушному в этой глуши? Я замер шагах в тридцати от порога, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Между нами затанцевали язычки пламени – моя стихия рвалась в бой. Но элементаль лишь рассмеялся, и в его смехе зазвенел горный ручей.

– Очаровательно, – он щелкнул пальцами, и вокруг нас завертелись золотистые вихри, – но твои пиротехнические шоу лучше оставить для более подходящего момента. Ищейки Инквизиции уже у мельницы, а ты стоишь, как столбняком пораженный.

Неожиданный шквал ветра вырвал из моих рук тушку куропатки. Он же донёс издали конский топот – мерный, организованный. Не крестьянская телега, точно.

– Выбор прост, – элементаль уже стоял рядом, держа мой походный мешок, его льняные волосы взметнулись в тревожном танце, – или мы исчезаем прямо сейчас, или тебе предстоит очень… жаркое объяснение с джентльменами в мундирах.

Он игриво подмигнул, но в его морских глазах читалась стальная решимость.

Я бросил последний взгляд на хижину – на книги, свитки, годы исследований. Все это можно было потерять в одно мгновение.

– Черт возьми! – выдохнул я, чувствуя, как пламя внутри сжимается в плотный шар. – Куда бежим?

Ответом стал порыв ветра, подхвативший нас обоих.

– Бежим? Нет, друг мой, – засмеялся он, и мир вокруг поплыл, как дымка на ветру. – Мы летим.

***

Тишина кабинета нарушалась лишь скрипом пера и ритмичным постукиванием пальцев по древней древесине письменного стола. В полумраке пылали свечи – тонкие, чёрные, из воска, пропитанного благовониями. На стенах – штандарты Инквизиции, на которых змеились золотые узоры в форме пылающего солнца и мечей, направленных ввысь.

Эресса Скатар сидела прямо, как всегда. Спина её не знала усталости, тело – слабости. Серебристый, почти призрачный взгляд был устремлён в окно, за которым медленно угасал день. С заходом солнца над Леннором опускалась ночь, тяжёлая, как клятва, которую она дала, вступив в Орден.

В пальцах она держала медальон. Он казался незначительным украшением, если не знать его историю. Лёгкое постукивание металла о ноготь будто отсчёт. Каждое движение как удар сердца.

Дверь отворилась без стука – и всё же с опаской. Два инквизитора в простых, но безупречно чистых чёрно-красных мундирах вошли и почтительно склонились.

– Верховная Эресса, – начал один, молодой, с ожогом на шее, едва скрытым воротником. – Мы… Мы потеряли цель.

Она не обернулась. На её лице не отразилось ни тени эмоции.

– Говорите.

– Маг сбежал. Когда мы прибыли, убежище было пусто. Он был там, но покинул его незадолго до нас. Следов не обнаружено.

Тишина повисла в кабинете, густая и давящая.

– Вас было шестеро. Лучших ищеек.

– Да, госпожа.

– И вы не смогли выследить одного мага.

Ответом было лишь виноватое молчание.

Эресса встала. Движение было подобно взмаху клинка. Она подошла к высокому шкафу, отперла его ключом, висящим на цепочке у сердца, и извлекла оттуда длинный посох из тёмного дерева, инкрустированный символами огня и перьев феникса. Пламя свечей дрогнуло, будто приветствуя его.

– Оставьте это. Я займусь им лично, – произнесла она спокойно.

– Но… Верховная…

– Вы уже дали ему фору. Не добавляйте к вине ещё и дерзость.

Ищейки склонили головы, не посмев перечить.

Когда дверь закрылась за ней, в воздухе остался едва уловимый запах гари и ладана.

Её каблуки отчётливо стучали по каменным плитам, эхом отражаясь в пустых коридорах. Инквизиторы, встречавшиеся на пути, мгновенно прижимались к стенам, давая дорогу. Её холод был не просто чертой характера – он был бронёй, выкованной годами охоты, допросов и свершения правосудия. Её мир был прост: магия должна быть под контролем, неконтролируемая магия опасна и подлежит истреблению. Но где-то внутри, под слоями идеологии и железной воли, медальон на её шее отзывался другим тщательно скрываемым чувством.