Куколка. Новая жизнь

Спустя несколько минут Татьяна почувствовала, как расслабляется тело. Талия начала изгибаться плавнее и подвижнее. Руки и ноги уже ничто не сдерживало. Управлять ими стало легче. Она вошла в кураж, особенно когда музыка сменилась на более динамичную. Закрыв глаза, Татьяна представила себя парящей над городом жар-птицей, за которой все с восхищением наблюдают. Отовсюду раздавались веселые крики, свистки и ритмичные аплодисменты, а когда музыка закончилась, она открыла глаза и увидела, что толпа увеличилась вдвое.

Все зааплодировали. Лада показывала «класс». Татьяна обернулась на сгущенную кучу зрителей за собой. Люди тоже поднимали большие пальцы вверх. На душе расцвело. Было приятно получить положительные отзывы, особенно после неудачного обучения в академии. Арина оказалась права. Такой способ раскрепоститься действительно работал.

Толпа продолжала увеличиваться, пока не устаканилась на определенном количестве. Кто-то ее покидал, другие дополняли. Некоторые снимали их на телефоны. Татьяна впервые в жизни почувствовала себя популярной. Раньше все аплодисменты доставались только Муравьевой, а на Татьяну никто никогда не обращал внимания. Хвалили лишь за то, что получалось повторить за однокурсниками после многочисленных попыток. Только мама ей восхищалась, но ее взгляд никак нельзя было считать объективным. Он сильно замылился родительской любовью.

На удивление Татьяны, даже те, кто проходили мимо, не останавливаясь посмотреть, кидали им монетки и купюры в рюкзак. К концу вечера, после двух часов выступления, они набрали примерно пять тысяч рублей – неимоверно большую для Татьяны сумму теперь. У нее в голове тут же выстроилась цепочка идей, как она сможет продержаться этот месяц, не занимая ни у кого в долг и не прося о помощи.

– Неплохой куш, – воскликнула Лада, когда они вышли из ближайшего фастфуда с разменянными купюрами. – В два раза больше, чем вчера.

В карих глазах отразился отблеск монет. Она переглянулась с таким же довольным Юрой, а потом посмотрела на Татьяну.

– Держи, твоя треть.

В руки упала одна тысячная купюра и несколько сотен.

– А мы пойдем это вместе тратить, – сказала Лада, предупредив ее вопрос. – Мы бы и тебя позвали, но тебе же на работу надо.

Она скосила недовольный взгляд на мать, которая сидела за рулем и подкрашивала губы.

– В следующий раз, – Юра подмигнул пустому месту между Татьяной и Ладой.

– Ладно, спишемся, – девчонка махнула рукой на прощание и увела друга под локоть в толпу.

Такое взаимовыгодное сотрудничество всем было на руку продолжать. Татьяна каждый рубль ценила. Теперь жизнь не казалась ей несправедливой и жестокой, как несколько часов назад. Скорее, сносной. В ней было разное: и плохое, и хорошее. Одно сменялось другим, другое следующим. Это означало, что и проблемы, и эта черная полоса должны пройти. Когда-нибудь. В любом случае глубоко поразмышлять над никчемностью бытия ей не хватило времени. Арина пригласила Татьяну в машину на место дочери.

– А нам точно надо вместе приезжать на работу? – осторожно спросила Татьяна, вспоминая, как недовольны были танцовщики тем, что арт-директор устроила ее самолично.

– А что тебя смущает? – Арина ничуть не возмутилась.

– Ну… просто все говорили про блат и все такое. Слухи будут ползти.

Директор засмеялась и завела мотор.

– Слухи уже поползли. Их не остановить. Так что не парься, – она выехала на дорогу. – Главное, не подведи меня. Я на тебя поставила.

От ее грозного взгляда наискось Татьяна вжалась в сиденье. Лишь бы отвлечься, стала разглядывать деревянную ручку бардачка. Автомобиль не был новым, но за ним хорошо ухаживали. Кожаный салон, торпедо с деревянными вставками, панель управления из приятного на ощупь пластика – все отдавало не столько дороговизной, сколько качеством. Татьяна не заметила ни одной побрякушки, которыми наполняла свой автомобиль ее мама. Только гелевый ароматизатор стоял в углу у окна. Педантичность хозяйки читалась в каждой детали.

Арина сильно дала газу. Машина послушно подалась вперед. Шумоизоляция в автомобиле тоже отличалась качеством. Рев рядом проезжающих моторов совсем не напрягал Татьяне слух. Это позволило ей немного успокоиться после шумного Арбата. Они выехали на проспект в молчании. Тихо, дальним фоном, звучало радио. Шла дурацкая передача наподобие викторины с малополезными призами, в которой люди активно участвовали.

– Молодец, не стушевалась на Арбате, – сказала Арина, не поворачиваясь.

– Спасибо, – Татьяна мельком взглянула на нее.

– У тебя неплохо получается. Что бы тебе ни говорили Света или другие, знай это. А с опытом станет только лучше.

Она улыбнулась, тоже не Татьяне, а лобовому стеклу или городу. Но такие слова поддержки все равно было приятно услышать. Особенно от директора.

– Почаще танцуй на Арбате. Очень хорошо раскрепощает. Даже по Ладе можно судить, – Арина сказала это и замолкла, сконцентрировавшись на небольшой пробке, в которую они встряли сразу за поворотом. Ей пришлось резко тормозить, чтобы пропустить перестраивающийся с аварийной полосы автомобиль. Она выругалась в окно, как шестидесятилетний мужик, всю жизнь проработавший на шахте, и снова дала газу, чтобы не дать проехать следующему.

– Сексуальности тебе, конечно, надо добавить, – продолжила Арина, когда ситуация на дороге нормализовалась. – Мне нужно, чтобы ты танцевала без запинки, без задоринки к концу испытательного срока. А то сейчас создается ощущение, что ты стесняешься собственного тела, почем зря.

– Меня так воспитывали, – оправдалась Татьяна и еще больше застеснялась, отвернувшись к окну.

На улице загорались рекламные вывески и фирменные таблички Дома, серые бездушные глыбы, как будто оживали, излучая свет. В некоторых витринах мигали гирлянды, скрывающие припозднившихся с ужином посетителей. Детские площадки и скамейки пустели. На тротуары и скверы толпами вываливала молодежь. Так день шаг за шагом уступал ночи.

– В сексуальности нет ничего постыдного, – наставнически говорила арт-директор, глядя прямо перед собой, как будто начитывала лекцию на диктофон для будущих поколений. – Без этого в индустрии развлечений никуда. Ты молода, красива и сексуальна. Надо это принимать. Хотеть, чтобы тебя хотели, нормально. Это ведь один из основных животных инстинктов. Мы стремимся завоевать внимание других людей, физически их привлекать, чтобы иметь больше возможностей передать собственные гены. Я, конечно, утрирую, но в этом суть, – она улыбнулась опять никому. – Это наше естественное право. Только закостенелое общество, управляемое лицемерными поборниками морали, взращивает таких, как ты. Я думаю, все из-за собственных комплексов. Нормальному, адекватно оценивающему себя, человеку нечего стесняться и незачем стеснять других.

Татьяна внимательно слушала. С ней впервые кто-то из старших говорил о сексе и сексуальности. Мама всегда избегала этой темы, как табуированной. Только предупреждала о необходимости контрацепции и о том, что заниматься сексом стоит только с надежным человеком. Что она понимала под «надежным», Татьяна так и не догадалась. Вадим в представлении мамы явно таковым не был. «Наверное, надежен тот, кого она бы сама для меня выбрала, – усмехнулась Татьяна. – Кто-нибудь наподобие Прохорова».

– Твоя задача раскрепоститься ровно настолько, чтобы перестать бояться своей привлекательности, даже если у кого-то она вызывает зависть или усмешку, – продолжала Арина. – И при этом не обязательно с кем-то спать. Можно быть и сексуальной девственницей. А можно быть несексуальной недевственницей, как ты.

От взрослости разговора Татьяна хихикнула. На щеки выступил румянец. Она к такому не привыкла, но всему внимала с интересом.

– Есть у меня одна идея, как раскрыть в тебе сексуальность, – задумалась Арина, добавляя газу, чтобы успеть проехать на желтый.

Татьяна навострила внимание, но Арина не закончила мысль.

Вскоре показался «Дэнсхолл». Проехав нестройную очередь, они припарковались за клубом в углу и прошли через служебный вход.

Они шли по длинному, слабоосвещенному коридору, в котором валялось много разного мусора или не мусора – в тусклом свете Татьяна не могла определить. Вдоль стен стояли фигурные картонки, валялись доски, металлические трубы, обрывки ваты и многое другое. Татьяна предположила, что все это был реквизит с прошедших вечеринок или заготовки на будущие. В коридоре царила глухая тишина, как будто они спускались в бункер. Только их шаги гулким эхом отдавались о высокий потолок и бетонные стены, пока Арина не нарушила тишину.

– Если тебе еще не показали, то здесь есть комната отдыха и туалет для сотрудников.

Рукой она махнула на две белые двери в правой стене. Из-за той, что была ближе к выходу, раздавались приглушенные голоса.

– Там есть кофемашина, – хвастливо добавила директор, скривив рот в полуулыбке, словно это было неоспоримое преимущество.

В конце они уперлись в голубую дверь, за которой снова оказался неоновый коридор с картинами. По нему каждая разошлись по своим местам: Арина – в личный кабинет, а Татьяна – в общую гримерку.

Татьяна специально шла медленно, предвкушая неприятную встречу со Светой и остальными танцовщиками. Еще в коридоре она чувствовала их въедливые взгляды и мысленно рисовала кривые усмешки на их лицах. Большинство она не запомнила, потому просто представляла одинаковые ухмылки на бесформенных головах. В воображении выглядело жутко. Так же Татьяна себя ощущала. «Мне нужна эта работа. Мне нужна эта работа», – не уставала она повторять.

Глава 7. Ничего постыдного (2)

Из коридора хорошо был слышен громкий смех, возгласы, перекрикивания. Когда Татьяна коснулась пальцами холодной ручки двери, снова разразился хохот. Быстро выдохнув, она вошла.

Все затихли. Света сидела за столиком у окна. В зеркале Татьяна видела недовольную гримасу рыжей. Остальные смотрели спокойно, но в воздухе царила неловкость. «Мне нужна эта работа!» – в который раз убедила себя Татьяна, заставляя тело двигаться в нужном направлении, а не в обратном.

– Всем привет, – негромко сказала она, не глядя ни на кого конкретно, и проскользнула к своему столику в уголок.

Никто из девяти человек не откликнулся. Света едва слышно хмыкнула. Но в такой тишине был слышен каждый вздох и шорох. Татьяна предположила, что все смеялись над ней, раз так притихли при ее появлении.

Все то время, пока она находилась в гримерке, ребята ее игнорировали. Через минуту они начали между собой потихоньку переговариваться, шутить и смеяться. Вскоре разговоры заглушили Татьянину неловкость и Светину неприязнь. Стало легче, но ненамного. Татьяна чуть-чуть расслабилась и привела себя в порядок: расчесала волосы, подкрасила глаза, обвела помадой губы.

– Твой выход второй, через двадцать минут, – проговорила Света, появившись над Татьяной из ниоткуда. – Танцуешь там же, у туалета.

Татьяна кивнула, глядя на рыжую сквозь зеркало. Та держалась спокойно, но едва скрывала раздраженный тон.

– И начинай уже шить себе костюм. В своем я тебе вечно танцевать не позволю, – добавила она, быстро развернулась и вышла из гримерки.

Через минуту комната опустела втрое. Остались только Татьяна и «кореянки», которые сидели в противоположном углу на круглом пуфе. Обе глядели в телефоны. Сегодня они были не в школьной форме, а в белых шелковых боди с крупными, беспорядочно вышитыми, маками. Татьяна посмотрела на них смущенно и тут же отвернулась. Хотела развязать разговор, чтобы понять, настолько ли все ей здесь не рады. Но не нашла подходящих слов. Выдавив лишь непонятный звук, на который никто не отреагировал, она совсем растерялась и уткнулась в зеркало с досадой. Потом снова взглянула на девушек, бездвижных и спокойных, как куклы. Мысль сформировалась через несколько секунд.

– У вас классный стиль танца, – выдавила Татьяна и поджала губы.

– Спасибо, – не поднимая глаз, отозвалась та, которая сидела ближе и носила прямое каре без челки.

Снова настала тишина. Татьяна разочаровалась и пристыдила себя за нелепую попытку социализироваться. Она зажмурила глаза на секунду и отвернулась к зеркалу, где снова надо было смотреть на собственную глупость. Хотелось сбежать, но было некуда. Вдруг «кореянка» с каре подняла ленивые глаза и спросила:

– Костюмы шить сама умеешь?

– Н-нет.

Сначала Татьяна не поняла, к чему этот вопрос, но потом вспомнила, что Света ей наказала.

– У нас уборщица работает одна, Адлией зовут. Она швея, – «кореянка» заблокировала экран смартфона и выпрямилась.

Сестра ее тоже подняла на Татьяну глаза.

– У нее расценки невысокие, а шьет реально классно, – сказала вторая с длинными волосами.

Татьяне в первый раз показалось, что они были близняшками. По крайней мере, с первого взгляда она их различала только по волосам. Но теперь, внимательнее вглядываясь в девушек, стала подмечать отличия в формах головы, носах, губах, незначительные, но заметные. Однозначно они были сестрами, но не близняшками.

– Спасибо, а как ее найти?

– Она здесь всю ночь убирается то там, то сям. Увидишь. Грушевидная такая, приятная, с густой шевелюрой. Узбечка.

Девушка с каре руками обтекла воздух по форме груши и улыбнулась. Татьяну это тоже заставило улыбнуться.

– Меня Юля зовут, – сказала вторая с длинными волосами и сплющенным носом.

– А меня Оля, – представилась первая с каре и миниатюрными чертами лица. Нос у нее был такой же сплющенный, но покороче.

– Очень приятно, – Татьяна расплылась в широкой, жаждущей дружелюбия улыбке. Маленький теплый огонек осветил одинокую душу.

Снова наступила неловкая пауза, которую надо было чем-то заполнить. Татьяна не нашла ничего лучше, как спросить:

– А вы давно здесь работаете?

– Года два как, – ответила Оля.

Словоохотливыми назвать их было нельзя. Это всегда доставляло Татьяне трудности. При этом девушки смотрели на нее так, будто она обязана теперь развлекать их беседой. Но Татьяна в стрессовой ситуации всегда плохо соображала, потому не могла придумать новые вопросы. Юля это уловила.

– Не думай, здесь не все сучки. Да и Света не сучка. И бесится больше на Арину, чем на тебя, скорее.

Татьяне понравился ее утешительный тон.

– Однако все просто удивлены, как ты сюда попала и почему. Потому что каждый здесь прошел строгий отбор, – Юля подняла черную полоску над глазом – нарисованную бровь. – Арина впервые так кого-то приводит. А с учетом ее…

Она опустила глаза в пол и почесала подбородок, подбирая нужное слово.

– Слабости… или склонности…

– Нимфоманка она, – перебила сестру Оля. – Спит со всеми.

– Я не ее любовница, если вы на это намекаете, – поспешила отречься Татьяна.

Девушки одновременно хмыкнули. На лицах обеих выступили недоверчивые усмешки. Татьяна вспомнила фразу Арины: «Слухи уже поползли. Их не остановить» и цокнула. Та явно гораздо лучше разбиралась в жизни.

Дальше склеивать разговор казалось бессмысленным. «Кореянки» снова уткнулись в телефоны. Через несколько секунд запищал Татьянин. Она просмотрела сообщение. Арт-директор скинула ссылки на канал и паблик Светы в сети. Татьяна выдохнула и прошла по ним.

На половине экрана предстало Светино улыбчивое лицо, которое вживую Татьяне уже не светило увидеть. Она убавила звук, чтобы не раздражать лишний раз «кореянок» и прильнула к телефону поближе. Света объясняла своим подписчикам, как грамотно включать элементы фламенко в гоу-гоу. Пару фишек взяла себе на заметку. Затем пролистала плейлист, но не до конца, потому что в гримерку ворвались запыхавшиеся танцовщики. Пришла пора выходить в зал. Татьяна резко соскочила, остро чувствуя неловкость в большой группе недружелюбно настроенных к ней людей.

Сегодня было легче подниматься на подиум. Толпа вокруг осталась такой же, как вчера. Казалось, даже наряды не поменялись. Татьяна списывала прибавку собственной уверенности на Арбатское раскрепощение. На самом деле, она не столько раскрепостилась, сколько зарядилась позитивной энергией тамошних зрителей, которые после каждой песни аплодировали, выкрикивали подбадривающие возгласы и оценивали лайками ее танцы. Это вселяло чувство удовлетворения собой, придавало всему смысл, воодушевляло, ведь находились люди, и не мало, которые положительно оценивали ее работу. Поэтому сегодня она взошла на подиум твердым шагом и, не глядя на людей вокруг, задвигалась под музыку так, как просила душа, добавляя в танец элементы фламенко, каким учила Света.

В углу танцевалось спокойно и даже уютно. Осуждение ей не угрожало, просто потому что всем было все равно. Изредка она ловила безынтересные взгляды одиночек за барной стойкой, но они быстро убегали от нее, как от яркого света.

Большую часть перерывов Татьяна проводила на улице, хоть и мерзла в тонком танцевальном костюме. Останавливалась на невысоком крыльце служебного выхода и наслаждалась темнотой ночи. В гримерке ее все нарочито игнорировали. И здесь Татьяне предстояло стать незаметным изгоем. Почти таким же, как в академии. Хотя тогда она считала изгоем Муравьеву и только теперь осознала, что, на самом деле, аутсайдером была именно она. Муравьеву все всегда замечали. На ее талант нельзя было не обратить внимания. Ее ненавидели, ей завидовали, ее обсуждали, но она никогда не оставалась незамеченной. А Татьяна всегда находилась где-то на окраине, в углу, в темноте, на задворках толпы. Настоящих друзей, как она совсем недавно поняла, тоже никогда не имела. И если у Муравьевой был талант и балет, то у нее – совсем ничего. Татьяна не имела даже собственной жизни, собственных желаний и собственных мыслей.

И сейчас было не до этого. Более насущные проблемы требовали решения. Нехватка желаний могла подождать, пока беспокоили отсутствие жилья и острый недостаток денег, который она раньше никогда не испытывала. И не могла испытать, потому что было кому об этом позаботиться. Но взрослая жизнь предполагала самостоятельное решение проблем.

В четыре утра танцовщики впопыхах собирались по домам. Только Татьяна никуда не спешила. Она выждала, пока все переоденутся, соберут вещи, обсудят рабочие и личные вопросы и, наконец, освободят гримерку. Татьяна надеялась, что в этой суматохе никто и не заметит, как она здесь осталась.

Она придумала, что выставит в ряд стулья и уляжется на их жесткие сиденья, зато сможет поспать. Хоть немного. В комнату отдыха в перерыве ночью она зашла всего один раз – попила воды из кулера. Там посередине комнаты стоял мягкий диван, более пригодный для сна, чем стулья, но ее режим не вписывался в график работы клуба, который закрывался только в шесть. Это значило, все остальные сотрудники, кроме танцовщиков, могли ее там поймать. Пришлось обходиться гримеркой.

Татьяна быстро расставила стулья, как надо, подложила под голову пакет со спортивным костюмом, который сошел за вполне пригодную подушку, и легла. Как только веки опустились, сознание выключилось.

Глава 8. Подоконник

– Эй, красавица, вставай. Просыпайся.

Татьяну затрясло во сне, который тут же развеялся. Оказалось, ее кто-то теребил за плечо.

Раскрыв глаза, сквозь туман дремы, она разглядела смуглое лицо, встревоженное и хмурое. На шее выступал небольшой второй подбородок с несколькими родинками. Черные волосы гнездом обвивали макушку и держались на металлической заколке. Женщина, лет сорока пяти на вид, носила форменный синий халат. На груди блестел золотым бейдж с именем «Адлия».

«Швея!» – вспомнила Татьяна, о ком говорили Юлия и Оля. Она всю ночь не могла ее найти, в итоге та нашла ее сама и в самый неподходящий момент.

– Я вас искала, – проговорила Татьяна, сев прямо.

– Меня? – опешила Адлия, округлив острые глаза. – Зачем?

Она помотала головой, будто хотела сбросить бред, который с ней происходит, как сон из головы. Татьяна смотрела на нее в онемении. Нутро подсказывало, что нельзя так начинать знакомство. Но ситуация была не из благоприятных для непринужденного общения. Она боялась, что Адлия может выгнать ее отсюда или нажаловаться начальству, или и то, и другое вместе.

– Мне костюм надо сшить, – ответила Татьяна пространным голосом, будто параллельно связывалась с духами, а, на самом деле, пыталась придумать, как выкрутиться из этой ситуации.

– Аа, – протянула Адлия и закивала, но во взгляде читалось чувство настороженности. – Так ты меня здесь ждала, что ли?

Уголки глаз, подведенные жирными стрелками, снова округлились.

– Д-да, – неуверенно ответила Татьяна и судорожно огляделась, выдавая себя с потрохами. Врать она так и не научилась.

Взгляд остановился на часах, висевших над входом. Часовая и минутная стрелки почти сошлись на средней черточке между пятью и шестью. Адлия сощурилась и чуть отдалилась, будто с расстояния на пару сантиметров дальше видела четче. Она едва заметно наклонила голову набок, раскрыла глаза и снова сощурила их. Татьяне стало удушающе неловко.

– Я хотела узнать ваши расценки и как это вообще делается, – начала она от испуга.

– Новенькая? – спросила Адлия.

– Да. Вторую смену только отработала.

Адлия снова замолчала и продолжала зрительно изучать Татьяну, морща лоб. Мясистое на скулах лицо в остальном имело почти идеальные пропорции. Самыми выразительными казались блестящие глаза, небольшие, но подчеркнутые пышными ресницами и по-восточному заостренными концами. Такое лицо хорошо запоминалось и вызывало доверие.

– Делается это так, – сказала Адлия, наконец. – Ты говоришь мне, что хочешь и покупаешь ткани, а я снимаю мерки и шью. Предоплату беру пятьдесят процентов. Расценки зависят от сложности костюма.

– Хорошо, спасибо, – кивнула Татьяна и выдавила улыбку.

– Я в туалете часто бываю. Там убираться надо каждый час. Или в подсобке, напротив вашей комнаты отдыха, – добавила Адлия, все еще глядя с сомнением.

– Спасибо, буду знать.

После неловкого разговора Татьяна осталась сидеть на стуле, как ни в чем не бывало, и смотреть на Адлию, которая повернулась к тележке с ведром. Татьяна наблюдала за ней в ожидании дальнейшего развития событий. Но события развивались медленно. Уборщица прошлась мокрой шваброй по комнате, повторяя одни и те же движения по много раз. Управилась минут за пятнадцать. А Татьяна все ждала, сама не понимая, чего, но в глубине души надеялась, что Адлия просто уйдет и оставит ее здесь в одиночестве. Однако на выходе та развернулась всем корпусом, держа ручку тележки, и спросила:

– Тебе домой не надо?

– Надо, – машинально ответила Татьяна. – Но я еще соберусь и чуть позже выйду.

– Долго? А то мне нужно за тобой закрыть и ключи охраннику отдать.

«Черт!» – Татьяна чуть вслух не выругалась. Требовалось срочно что-то придумать. Опять. В который раз уже за эти несколько дней? Десятый? Сотый? Миллионный? Она устала от этого. И не только от этих стрессовых соображений. В теле все ныло от банального изнеможения. Ночь на каблуках в душном зале, многочасовая физическая нагрузка, постоянное продумывание, как выжить в этом безжалостном мире, утомили Татьяну.

Она закрыла глаза в приступе отчаяния, вдохнула побольше воздуха, впитавшего лимонный аромат моющего средства, и посмотрела на Адлию. Та недоверчиво косилась на нее – уже догадалась, что Татьяна здесь не просто так, и ждала ответа.

– На самом деле, мне некуда идти, – Татьяна не произнесла, а выдохнула слова и мгновенно залилась краской.

Ей больше было стыдно за нелепую попытку наврать Адлии и скрыться, чем за то, что было некуда идти.

– Ты бомж, получается?

Татьяна закивала.

– Как так? – спрашивала Адлия без изумления. Скорее, это был технический вопрос.

– Приехала из другого города, сняла квартиру, но меня обманули, деньги забрали, а из квартиры выставили.

После собственных слов Татьяна усмехнулась над собой вчерашней, наивной и глупой. Адлия внимательно на нее посмотрела. По умному взгляду Татьяна поняла, что эта женщина не из тех, кто задает необдуманные вопросы.

– А в полицию почему не пошла?

– Мне нельзя! – воскликнула Татьяна, а потом тихо добавила, – А во-вторых, это бессмысленно.

Она бы не стала дальше рассказывать, но безмолвный вопрос в проницательных черных глазах заставил ее признаться:

– Я сбежала от матери и боюсь, что она меня найдет. В полиции меня точно поймают и отправят к ней.

Адлия вперила в нее взгляд, будто узнала сакральную правду. В этом взгляде чувствовалось нечто теплое. «Сострадание», – предположила Татьяна.

– Ты хотела здесь жить?

– Хотя бы отоспаться, – она пожала плечами.

Адлия вздохнула, помотала шваброй в руке, посмотрела на тележку. И застыла. Татьяна пыталась сосчитать количество кривых линий на древесном узоре ламинатной доски.

– Подожди меня здесь. Я уберусь, – вдруг сказала Адлия. – И зайду за тобой.

– В смысле?

– Поспишь у меня. Потом решим, – деловито ответила она и вышла из гримерки.