Полная версия
Продавец надежды. Найти смысл жизни в мире, где тревога – норма, а спокойствие – бунт
Аугусту Кури
Продавец надежды. Найти смысл жизни в мире, где тревога – норма, а спокойствие – бунт
Copyright © Augusto Cury. Translation rights arranged by Authoria Literary Agency & Studio. All Rights Reserved
© Култыгин В. Д., перевод на русский язык, 2025
© Симонова С. В., иллюстрация на обложке, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *Посвящение
Я посвящаю этот роман дорогим читателям из всех стран, в которых выходят мои книги. И особенно тем, которые продают надежды и мечты при помощи своего ума, критического мышления, чувствительности, щедрости, дружественности. На продавцов надежды часто смотрят как на подкидышей в социальном гнезде. Как на ненормальных. Ведь нормально – это захлебнуться в болоте индивидуализма, эгоцентризма, персонализма. Их наследие не забудется.
Предисловие
Это моя четвертая художественная книга и двадцать вторая вообще. Мои романы, например «Будущее человечества» и «Диктатура красоты», не ставят перед собой цель просто развлечь, отвлечь читателя, вызвать в нем эмоции. Все они поднимают психологические, психиатрические, социологические и философские вопросы. Их назначение – спровоцировать дискуссию, помочь начать путешествие по миру идей и преодолеть границы предрассудка.
Я начал писать больше двадцати пяти лет назад, а публиковаться чуть больше восьми. У меня больше трех тысяч неопубликованных страниц. Многие не понимают, почему мои книги так востребованы, ведь я не люблю рекламу и веду отшельнический образ жизни. Может быть, это из-за путешествий по неизведанному миру человеческого разума. По правде говоря, я этого успеха не заслуживаю. Я не очень бойкий автор. Да, я писатель упорный. Меня можно назвать великим упрямцем. Я стремлюсь быть словесных дел мастером. Днями и ночами, как будто я неугомонный скульптор, перечитываю каждый абзац. В этом романе вы увидите различные мысли, которые после множества правок и доработок обрели окончательную форму в кузнице моей души.
Есть книги, созданные умом, и есть книги, порожденные эмоциями. «Продавец надежды» происходит из глубин обоих этих пространств. Я размышлял над ним много лет, и вот настал час написать эту книгу. И пока я ее писал, мне не давали покоя бесчисленные вопросы, но я был рад тому и много думал о наших безумствах – по крайней мере о моих. Этот роман проходит по долинам драмы и сатиры, пересекает трагедию утраты и наивность тех, кто превратил свою жизнь в цирковую арену.
Главный герой – человек беспрецедентной отваги. У него много тайн. Никто и ничто, кроме его собственного сознания, не диктует ему, как поступать и что говорить. Он возвещает, что современное общество живет в огромном сумасшедшем доме, где нормально пребывать в постоянной тревоге и стрессе, а быть здоровым, спокойным и искренним – ненормально. Этот человек будоражит сознание тех, кто ему встречается на улице, в офисе, в торговом центре, в школе. Он работает по сократовскому методу – подрывает привычные суждения бесконечными вопросами.
Я надеюсь, что эту книгу прочитают не только взрослые, но и молодежь, ведь многие молодые люди становятся безвольными слугами общественной системы. Их не интересуют мечты и приключения. За редким исключением они – потребители продуктов и услуг, но не идей. Тем не менее каждый сознательно или неосознанно хочет, чтобы его или ее жизнь была полна волнующих эмоций, начиная с колыбели. Но где найти изобилие этих эмоций? В какой части общества они прячутся? Некоторые люди платят за них безумные деньги, но не находят покоя. Другие отчаянно бросаются в погоню за славой и репутацией – и умирают от скуки. Третьи покоряют неприступные вершины, чтобы получить дозу адреналина, но весь адреналин испаряется под жарким солнцем на следующий же день. Персонажи этого романа идут против убийственного течения общественной рутины. Они каждый день получают большую дозу адреналина. При этом надежды и мечты – дорогой «бизнес». Поэтому им сопутствуют риск и бури.
Глава 1. Встреча
В самый вдохновенный день, пятницу, в пять часов вечера, люди, которые, как всегда, куда-то спешили, вдруг останавливались на центральном перекрестке большого города, где улица Америки встречается с проспектом Европы. Они с тревогой смотрели вверх. Оглушительная сирена пожарной машины пронзала мозг, предупреждая об опасности. Карета «скорой помощи» тщетно пыталась проехать к месту происшествия через автомобильную пробку.
Пожарные приехали быстро и успели огородить территорию, чтобы не подпустить зевак к внушительному зданию Сан-Пабло, которым владела группа компаний «Альфа» – один из крупнейших концернов мира. Граждане обменивались недоуменными взглядами, и все новые прохожие подходили с немым вопросом на лице. Что здесь происходит? Что за оживление? Люди показывали пальцами вверх. На двадцатом этаже, на карнизе великолепного зеркального здания стоял самоубийца.
Еще один человек хотел сократить свое и без того краткое существование. Еще один человек собирался отказаться от жизни. Нынешние времена исполнены печали. Люди чаще умирают по собственному желанию, чем на войне и от рук убийц. Количество желающих поскорее покинуть этот мир приводило в изумление. Удовольствия разлились целым океаном, но он был не глубже мелкого пруда. Многие из тех, кому повезло с деньгами и умом, жили в пустоте и скуке, уйдя в свой тесный мирок. Общественная система угнетала не только нищих, но и состоятельных.
Самоубийцей из здания Сан-Пабло был сорокалетний мужчина с ухоженным лицом, его волевой, почти лишенный морщин лоб украшали пепельные волосы средней длины. Его эрудиция, накопленная многолетними упражнениями, вот-вот обратится в прах. Он владел пятью языками, но ни на одном из них он не мог изъясняться с самим собой; ни один из них не подходил, чтобы понять, о чем говорят внутренние призраки. Его душила депрессия. В его жизни не было смысла. Он ничем не восхищался.
Теперь его манил только последний миг. Это чудовищное явление, которое называют смертью, вызывало такой ужас… но вместе с тем казалось волшебной палочкой, способной облегчить тяготы человеческой жизни. Ничто, казалось, не могло отвратить этого человека от намерения покончить с собственной жизнью. Он посмотрел вверх, как будто хотел освободиться от своего последнего поступка, потом посмотрел вниз и сделал два быстрых шажка, совсем не думая, что может упасть. Толпа внизу в ужасе загудела в уверенности, что он прыгнет.
Некоторые зеваки грызли ногти от напряжения. Другие не моргали, чтобы ничего не упустить. Человек ненавидит боль, но все же она его манит; он боится катастроф, ран и несчастий, и все же они приковывают к себе его взгляд. Исход этого действа вызвал бы у зрителей тревогу и бессонницу, но они и не думали расходиться. В отличие от замерших пешеходов, водители, что стояли в пробке, нетерпеливо жали на клаксоны. Некоторые высовывали голову из автомобилей и вопили:
– Прыгай уже, кончай представление!
Пожарные и начальник полиции поднялись на крышу здания, чтобы отговорить мужчину от самоубийства. Безрезультатно. В срочном порядке вызвали известного психиатра. Ему удалось войти к мужчине в доверие и убедить его подумать о последствиях, но… и это было тщетно. Самоубийца знал, что это только психологические техники, он уже четыре раза лечился у психиатров, всё безуспешно. Он кричал: «Еще один шаг, и я прыгну!» Он был уверен в одном – или просто верил: смерть принесет покой. Он принял решение без оглядки на публику. Его разум зациклился на своей фрустрации, бередил свои раны, подливал масла в огонь тревоги.
Пока на крыше здания разворачивались эти события, сквозь толпу вдруг стал протискиваться мужчина. Должно быть, очередной прохожий. Одет он был неряшливо: синяя расстегнутая рубашка с длинными рукавами и в черных пятнах, на ней – видавший виды черный блейзер. Галстука он не носил. Черные штаны тоже повидали многое и выглядели так, как будто их неделю не стирали. Растрепанные и длинные серые волосы были зачесаны за ухо. Относительно длинная, давно не бритая борода, сухая кожа и морщины вокруг глаз и на остальном лице говорили, что он часто спал под открытым небом. Лет ему было от тридцати до сорока, хотя он казался старше. Он не выглядел представителем политической или духовной элиты, и уж тем более интеллектуальной. Он был похож скорее на бродягу, чем на образец для подражания.
Его непритязательный вид контрастировал с деликатностью движений. Он легко касался плеча человека на своем пути, улыбался и проходил вперед. Люди не могли описать, что чувствовали от его прикосновения, но не могли не дать ему пройти.
Прохожий подошел к заграждению. Здесь его остановили. Но он пристально посмотрел в глаза оттеснявших его пожарных и сказал тоном, не терпящим возражений:
– Я должен войти. Он ждет меня.
Пожарные посмотрели на него сверху вниз и покачали головами. Скорее, это ему самому нужна была помощь, чем он поможет в такой напряженной ситуации.
– Как вас зовут? – спросили у него.
– Это сейчас не важно! – твердо ответил загадочный мужчина.
– Кто вас вызвал? – спросили пожарные.
– Всему свое время! А если будете меня допрашивать, готовьте еще одни похороны, – сказал бродяга, поднимая глаза.
Пожарные отшатнулись. Одного мучили панические атаки, второго – бессонница. Последние слова загадочного человека ошеломили их. Его пропустили. В конце концов, подумали пожарные, может, это чудак-психиатр или родственник самоубийцы.
На крыше здания ему снова преградили путь. Начальник полиции в выражениях не стеснялся:
– Стоять на месте. Вас здесь быть не должно. Спускайтесь сейчас же.
Но загадочный мужчина посмотрел ему в глаза и ответил:
– Как это – не должно, если меня позвали?
Начальник полиции посмотрел на психиатра, психиатр оглянулся на начальника пожарной бригады. Они недоумевали: кто из них его звал? Секундного замешательства хватило, чтобы загадочный неряха покинул безопасное место и приблизился к мужчине, который вот-вот сделает последний шаг.
Теперь ему нельзя было мешать. Одно неосторожное слово, и может случиться непоправимое: самоубийца исполнит свое намерение. И полицейский, психиатр и пожарный в напряжении ждали развития событий.
Загадочному неряхе как будто было все равно, что мужчина может броситься с крыши. Он застал его врасплох, очутившись в трех метрах за ним. Заметив постороннего, бедолага крикнул:
– Уходи! Или я убью себя!
Незваный гость не обратил на угрозу никакого внимания. Как ни в чем не бывало он уселся на карнизе здания, вытащил из кармана блейзера бутерброд и принялся с аппетитом есть. Жуя, он умудрялся насвистывать веселую мелодию.
Самоубийца был ошеломлен. Он почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах.
Он заорал на неряху:
– Хватит свистеть! Я сейчас брошусь!
Странный человек невозмутимо заявил:
– Не мешайте мне есть, пожалуйста!
И он откусил следующий кусок, беспечно болтая ногами. Затем посмотрел на самоубийцу и протянул бутерброд ему, как будто спрашивая: «Хочешь?»
Увидев это, начальник полиции прикусил губу, психиатр закатил глаза, а бригадир пожарных нахмурил лоб в изумлении. Самоубийца замер как вкопанный.
«Ничего себе! Я здесь не самый чокнутый», – успел подумать он.
Глава 2. Знакомство
Мужчина, с нескрываемым удовольствием уплетающий бутерброд на глазах у другого, который вот-вот покончит с жизнью. Картина напомнила сцену из какого-то сюрреалистического фильма. Самоубийца прикрыл глаза, его дыхание участилось, мышцы лица напряглись еще сильнее. Он не знал, что ему делать – броситься вниз, кричать или обругать незнакомца. Он заорал из последних сил:
– Пошел ты! Я прыгну сейчас, – и шагнул ближе к краю крыши.
Казалось, что теперь он точно разобьется. Толпа в ужасе загудела, а начальник полиции закрыл глаза руками, чтобы не видеть ужасной сцены.
Все надеялись, что странный человек немедленно уйдет, чтобы не допустить непоправимого. Он мог повторить слова психиатра и полицейского: «Не делайте этого! Я сейчас уйду». Он мог дать какой-нибудь совет вроде такого: «Жизнь прекрасна. Все проблемы можно решить. У вас вся жизнь впереди». Вместо этого он резво вскочил на ноги и, ко всеобщему изумлению (особенно изумился самоубийца), стал громко, во весь голос декламировать философские стихи. Произнося свою речь, он смотрел в небо, а руками при этом показывал на того, кто стоял рядом с ним, собираясь свести счеты с жизнью:
– Да забудется тот день, когда родился этот человек! Да испарится утром того дня роса, что увлажнила траву! Да не настанет прохладный вечер, отдохновение путников! Да исполнится печали та ночь, когда он был зачат! Пусть пропадут с ночного неба освещавшие его звезды! Пусть сотрутся из его детства все радости и страхи! Пусть исчезнут из его юношества все трудности и приключения! Пусть опустеет его зрелая жизнь, и да не будет в ней мечтаний и кошмаров, ясного ума и безумия!
Произнеся эти слова, странный человек погрустнел и чуть потише произнес: «Один». В толпе изумленно шептались: «Что это, театр под открытым небом?» Полицейский не знал, что делать – вмешаться или просто смотреть, что будет дальше? Бригадир пожарных вопросительно посмотрел на психиатра. Тот неуверенно сказал:
– Не помню такого произведения про отмену жизни и стирание радостей. Я в поэзии не силен… – Да он сам безумен!
Самоубийца был шокирован. Как бы он этому ни противился, слова незнакомца находили отклик в его сознании. Он ответил резко и сердито:
– Вы кто такой, чтобы убивать мое прошлое?! Какое вы право имеете уничтожать мое детство? Кто вам дал это право?
А обругав настырного незнакомца, он вдруг подумал про себя: «А может, я сам со всем покончил?» Но старался не подать виду, что слова странного незнакомца задели его за живое.
Увидев его замешательство, загадочный человек нахально продолжил свои провокации:
– Осторожно! Думать опасно, особенно тому, кто хочет умереть. Если хочешь убить себя – не думай.
Самоубийца был в замешательстве. Незнакомец поймал его на крючок! Он подумал: «Он что, подталкивает меня к смерти? Может, он кровожадный садист?» Потряс головой, пытаясь избавиться от сомнений, но мысли всегда влекут за собой импульсивные желания. Заметив неуверенность самоубийцы, странный человек сказал мягким, но убедительным тоном:
– Не думай! Если будешь думать, поймешь, что тот, кто убивает себя, убивает многих. Сначала он убивает себя, а потом одного за другим тех, что остались. Если будешь думать, поймешь, что проступки, ошибки, разочарования и несчастья – привилегия сознательной жизни. У смерти этих привилегий нет!
Произнеся эти слова, незнакомец принял печальный вид. Он прошептал: «Четыре» – и расстроенно покачал головой.
Самоубийца замер. Он пытался не думать о словах незнакомца, но они были словно вирус, уже проникнувший в его сознание. Зачем он это говорит? В отчаянной попытке сопротивления мыслям несчастный прокричал:
– Да кто вы такой? Почему вы меня просто не оставите? Я же душевнобольной, меня жалеть надо!
Затем, повысив голос, заявил:
– Отцепитесь! Я человек конченый.
Но странный человек не рассердился. Потеряв терпение, он набросился на своего собеседника с такими словами:
– А что, ты слабый человек, бедный, немощный, радостей у тебя нет? Есть тебе нечего? Надежды нет? Или ты умирающий старик, который не в силах пережить потери? По-моему, совсем нет. По-моему, ты просто гордец, который думает только о себе и отказывается видеть чужие страдания.
Самоубийца оперся руками об ограждение и в страхе отошел от края крыши. Отчаянным срывающимся голосом он спросил:
– Да кто вы такой, чтобы называть меня гордецом, думающим только о себе? Кто вы такой, чтобы говорить, что я не вижу чужие страдания?
Как будто его ударили в солнечное сплетение. Незнакомец попал в самую цель. Молнией ударил в самые потаенные уголки психики. Печальный самоубийца подумал об отце, который лишил мальчика детства и причинил ему много боли, – он всегда был эмоционально далек, всегда зациклен на самом себе. Но несчастный никому и никогда об этом не рассказывал, чтобы не бередить старые раны. Нахлынули печальные воспоминания, и он сказал спокойным тоном и со слезами на глазах:
– Замолчите. Не говорите больше ни слова. Дайте мне спокойно умереть.
Странный человек понял, что задел глубокую рану, и тоже сменил тон.
– Я уважаю твою боль, – сказал он. – Не мне о ней рассуждать. Твоя боль уникальна, и только ты можешь ее по-настоящему чувствовать.
Эти слова прояснили туман в голове человека, который уже готов был разрыдаться. Он понял, что никто не вправе судить о чужой боли. Он понял, что уникальной была боль, которую чувствовал его отец, поэтому никто, кроме него самого, не мог ни познать ее, ни понять, насколько она глубока. Он всегда осуждал своего отца, но теперь впервые взглянул на него по-новому. И в этот момент, к его удивлению, странный человек произнес слова, которые могли быть в равной степени и похвалой, и критикой:
– По-моему, ты смелый человек, раз готов разбить свое тело вдребезги, чтобы потом вечно спать под могильной плитой! Но это, конечно, иллюзия, хоть и красивая… – Здесь он умолк, давая самоубийце время представить непредсказуемые последствия его поступка.
И снова несчастный спросил себя, что это за человек пытается расстроить его планы. Кто он такой? А как говорит! Вечный сон под могильной плитой… Нет, этого он не хочет. И все же в упрямой попытке исполнить задуманное бедняга сказал:
– Я не вижу причин продолжать эту гребаную жизнь!
И нахмурился, тяжело выдохнув, когда непрошеные мысли снова охватили его. Тогда незнакомец заговорил, энергично жестикулируя:
– Гребаную жизнь? Какая неблагодарность! В эту самую секунду твое сердце пытается вырваться из груди, чтобы кровавыми слезами оплакивать жизнь, которую ты собираешься уничтожить! – Здесь он, как опытный оратор, сменил тон, изображая сердце самоубийцы: – «Нет! Нет! Пожалей меня! Я миллионы раз неустанно перекачивало твою кровь, делало для тебя все… Я никогда не жаловалось. А теперь ты хочешь заставить меня замолчать, даже не давая права на защиту? А ведь я было самым преданным твоим рабом – и как ты меня отблагодарил? Что я получаю в награду? Нелепую смерть! Ты хочешь остановить мое движение, только чтобы прекратить свои страдания. И кто ты после этого, несчастный эгоист? Вот бы мне уметь перекачивать смелость! Эгоист, научись жить свою жизнь!»
И странный человек попросил самоубийцу прислушаться к своей груди, чтобы услышать отчаяние его сердца.
Человек ощутил вибрацию под своей рубашкой. Он и не замечал до этого, что его сердце вот-вот взорвется. Кажется, оно действительно кричало внутри груди. Самоубийца похолодел, изумившись тому, как слова странного человека действуют на его мысли. Он уже готов был поддаться, но собрал последние остатки решимости.
– Я уже приговорил себя к смерти. Надежды больше нет.
Тогда бродяга нанес последний удар:
– Ты приговорил себя? А ты не думал, что самоубийство – самый несправедливый приговор? Тот, кто убивает себя, казнится смертной казнью, отнимая у самого себя право на защиту. Если есть самообвинение, то где самозащита? Дайте хотя бы себе право допросить своих призраков, признать свои потери и бороться со своими пессимистическими мыслями! Конечно, легче сказать, что нет смысла жить… А это называется – несправедливость к самому себе!
Странный человек, по всей видимости, хорошо знал: люди, которые собираются покончить с жизнью, совершенно не представляют масштаба своих действий. Он знал, что они отступят, дадут себе право на защиту, увидев горе близких и поняв невообразимые последствия самоубийства. Знал, что записки и письма – никакая не защита. Человек, стоявший на крыше высотки Сан-Пабло, пытался объяснить необъяснимое в записке, которую оставил своему единственному сыну.
Он и сам не раз говорил о своих суицидальных мыслях с психиатрами и психологами. Его подвергали анализу, интерпретировали, ставили диагнозы, заваливали предположениями о патологиях церебрального метаболизма, ему предлагали преодолеть конфликты и по-новому посмотреть на свои проблемы. Но достучаться до него так и не смогли. Ни одно из этих объяснений и вмешательств не вызвало в нем отклика.
Этот человек был недоступен. И вот впервые в жизни он был оглушен, огорошен этим странным человеком, который заговорил с ним на крыше высотного здания. Судя по одежде и неопрятному виду, это был бездомный. Однако речь выдавала в нем специалиста по раскалыванию крепких умов. Его слова вызывали беспокойство. Он как будто знал, что без беспокойства нет размышлений, а без размышлений нельзя найти альтернативу, нельзя увидеть все возможности. Самоубийца пришел в такое волнение, что решился задать незнакомцу вопрос. Он очень долго боялся это сделать, опасаясь услышать ответы. Так и произошло.
– Кто вы?
Самоубийца надеялся на короткий и ясный ответ. Но вместо ответа на него посыпались вопросы.
– Кто я? Как ты смеешь спрашивать, кто я, если сам не знаешь, кто ты? Кто ты, человек, который пытается на виду у изумленной публики смертью заглушить жизнь?
Самоубийца дал саркастический ответ, как будто хотел унизить допрашивающего:
– Я? Кто я? Я – человек, которого через несколько секунд не будет. И тогда я уже не буду знать, кем я был и кто я теперь.
– Ну а я не такой. Ты перестал искать себя. Ты стал богом. А я каждый день задаю себе вопрос: кто я? – Тут он лукаво улыбнулся и снова спросил: – И знаешь, какой я нашел ответ?
Самоубийца в замешательстве кивнул. Незнакомец продолжал:
– Я тебе скажу, только ты мне сперва ответь. Из каких философских, религиозных или научных источников ты почерпнул идею о том, что смерть – это конец жизни? Мы живые атомы, которые после распада не могут выстроиться в ту же конструкцию? У нас есть только организованный мозг или еще душа, которая, сосуществуя с мозгом, выходит за его пределы? Разве это знает хоть кто-то? Ты это знаешь? Какой верующий будет защищать свои убеждения, не ссылаясь на веру? Какой нейролог будет защищать свои утверждения, не основываясь на предположении? Какой атеист или агностик будет защищать свои идеи, ни минуты не сомневаясь?
Незнакомец познал и расширил сократовский метод. Он засыпал собеседника вопросами, оглушив его этим взрывом. Он был атеистом, но внезапно открыл, что его атеизм – повод для дискуссий. Как многие «нормальные люди», он рассуждал об этих предметах с непоколебимой уверенностью.
Человек в лохмотьях и с подозрительным лицом задавал эти вопросы и себе. Не дождавшись ответа собеседника, он поставил точку в беседе:
– Мы оба ничего не знаем. Разница лишь в том, что я это признаю.
Глава 3. Эмоциональное землетрясение
Пока на крыше шел спор о высоких материях, часть людей внизу начала расходиться, не дожидаясь развязки. Они не понимали, что происходит, и теряли интерес. Но толпа почти не поредела: людям не терпелось увидеть, чем все закончится.
Вдруг сквозь толпу стал протискиваться пьяница. Его звали Бартоломеу, и свои глубокие душевные раны он привычно заливал алкоголем, после чего терял человеческий облик. Его растрепанные и чуть отросшие черные волосы многие недели не расчесывали и, судя по всему, не мыли. Лет ему было около тридцати. У него была светлая кожа, густые брови, а одутловатость лица свидетельствовала о бурной жизни. Бартоломеу был настолько пьян, что еле волочил ноги. То и дело он спотыкался, а когда ему помогали встать, вместо благодарности ругался, едва ворочая языком.
Одним он говорил:
– Эй, куда прешь! Я совершаю обгон слева!
К другим обращался так:
– Браток, дай пройти, я спешу.
Сделав очередной шаг, Бартоломеу споткнулся о решетку канализации. Чтобы не растянуться на земле, он попытался за что-то уцепиться и в итоге схватился за какую-то старушку, на которую и упал, чуть не сломав ей позвоночник. Та ударила его клюкой по голове и заверещала:
– Пошел вон, а то я тебя!
У Бартоломеу не было сил отойти, поэтому он заорал, перекрикивая женщину:
– На помощь! Убивают! Старая карга взбесилась!
Окружавшие их люди перестали глазеть на небо и обратили внимание на пьяницу со старухой. Они заступились за женщину и прогнали Бартоломеу со словами:
– Вали отсюда, придурок.
Но он не унимался и принялся всех без разбора благодарить:
– Ребята, от всей души спасибо, что под… подто…
Он был так пьян, что три раза пытался произнести слово «подтолкнули». Затем кое-как отряхнул пыль со штанов и чуть не упал снова.
– Спасли вы меня от этой вот… – продолжил было он. Услышав это, старушка немедленно занесла свою клюку, чтобы еще раз ударить его по голове, но он вовремя исправился: – От этой вот милой женщины…
