Ты – моё проклятие

Потом на протяжении получаса я рассказываю подруге о том, как познакомилась с Вячеславом, как переспала с ним на первом свидании, как стремительно развиваются наши отношения и, какой счастливой и влюбленной ощущаю себя в последние дни. Подруга внимательно слушает, не перебивает, а я заканчиваю свой рассказ и почему-то жду осуждения по поводу нашей первой ночи, но вместо этого Рони мечтательно поднимает глаза к потолку и заявляет:

– Кажется, ты влюбилась. – Возвращает взгляд к моему лицу и, чуть поддавшись вперед, заговорщически шепчет. – А знаешь, у меня тоже был секс на первом свидании. И это было феерически. – Выпрямляется и уже более громче добавляет. – Правда те отношения на том и закончились, не успевши начаться, а за тебя я очень рада.

– Думаешь у таких отношений есть будущее? – спрашиваю неуверенно, желая услышать мнение подруги на это счет. Вероника кивает.

– Да, конечно. Закрепощенные люди никогда бы не начали свое знакомство с интима, но вы же со Славой не такие? А значит вас ждет бурное будущее. Даже не сомневайся в этом. Отбрось все стереотипы и не думай о плохом. – Рони умеет поддержать. И если до ее прихода мне было грустно, то сейчас, попустило, и даже стало как-то легче дышать. – А я собственно, что приходила, – спохватывается подруга, кидая взгляд на часы, – Сегодня в пять у меня стоматолог. Я бы могла попросить Вальку или эту кикимору Люську раздать моих детей, но ты же знаешь наш женский коллектив. Хуже змеиного логова. Сможешь к половине пятого подойти со своей малышней на нашу сторону, чтобы раздать и своих, и моих?

– Да, без проблем. Подойду, конечно. – Соглашаюсь, допивая уже остывший чай.

Вечером, как и обещала, отпускаю подругу по делам, а сама остаюсь со своими трехлетками и ее будущими выпускниками.

– Куда это наша Вероника Ибрагимова убежала? – Вздрогнув, оборачиваюсь, и вижу «кикимору» Люську. Рони ненавидит ее за лицемерные ухмылки и вечные доносы начальству на всех, кто с ней работает.

– Если захочет, сама расскажет, – нехотя пожимаю плечами.

Не повезло подруге. С одной стороны участка противня Люсине Арутюновна, с другой вечно ворчащая Валентина Павловна. В силу своих лет обе любят посплетничать и пообсуждать мамочек и папочек, приходящих за детьми.

– Да неужто не догадалась, Люська. Влюбилась наша Верунька. – В разговор вмешивается подошедшая Валентина Павловна. – Вон какая возбужденная побежала, поди любовник у калитки ждет.

– Да, хватит вам. Раскудахтались. Как поговорить больше не о ком. – Заступаюсь за подругу, чувствуя, как внутри закипает злость.

– Да, почему же не о ком. Вон, посмотрите, какой папочка идет. Тоже поди любовницу завел, глазки-то с недавних пор так и горят, так и светятся. Уж я-то знаю этот огонек. Сама когда-то через него прошла и осталась у разбитого корыта.

Без особого интереса поднимаю глаза вверх и замираю. Мгновенная улыбка, озарившая лицо при виде любимого мужчины, за долю секунды сменяется шоком. Впереди идет Вячеслав, а навстречу ему… Нет, этого просто не может быть. Я что-то путаю. Все не так, как кажется. Он просто пришел за племянником. Или за сыном друзей. Или… Миллион мыслей проносится к голове, прежде, чем слышу, радостное:

– Папа, папулечка.

Вячеслав с искренне горящими глазами и с широкой улыбкой на губах, присаживается на корточки и, разводя руки в сторону, заключает в объятия… сына. Чувствую легкое головокружение, пошатываюсь, но меня тут же подхватывают сильные ладони тети Вали, выводя из оцепенения.

– Ты чего это, деточка, в обмороки вздумала падать?

С огромным усилием беру себя в руки и, не сказав ни слова, делаю несколько шагов вперед. Мне просто необходимо услышать, что мой Слава говорит мальчику. Или не мой? Как это вообще понимать? Почему он ничего не рассказывал о сыне? До этого момента я думала, что вся его семья – это болеющая мать. Что он не был женат, и тем более у него нет детей. Тогда, кто этот мужчина, сидящий впереди меня, что как две капли воды похож на Вячеслава.

Сама не замечаю, как подхожу почти вплотную к шестилетнему Егору и его отцу. Стою в паре шагов от них и слышу до боли знакомый голос, адресованный сыну, а не мне:

– Давай, беги, попрощайся с Вероникой Ибрагимовой и поедем домой. К ма…

Этот взгляд. Эти губы. Эти ямочки на щеках.

Боже! Если конец света когда-нибудь случится, то только не для меня. Потому что мой конец света уже наступил. В эту самую секунду, когда родной взгляд ошарашенных глаз пробежал по моему лицу, а любимые губы замерли в неловком молчании.

– Пап, а Вероника Ибрагимова ушла. Сегодня нас раздаёт Валерия Андреевна.

Голос Егора действует на нас, как резкая пощечина. Отрезвляет и приводит в чувства. Передергиваю плечами, горько усмехаюсь, и, сдерживая мучительные слезы, перевожу взгляд на ребенка.

– Я вижу за тобой пришёл папа. До свидания. – Мой голос звучит подавлено и безжизненно.

– До свидания, Валерия Андреевна.

Мальчишка подбегает и обнимает меня за талию. А меня начинает потряхивать. Сжав челюсти, пытаюсь взять себя в руки, но получается плохо. По щеке бежит холодная слеза, а внутри все клокочет от обиды и горького разочарования. Никогда прежде не испытывала такой острой боли, как в тот момент, когда руки любимого мужчины обняли ребенка от другой женщины. Мир будто замер. А потом развалился, как карточный домик. В голове все перемешалось. Слилось в одно общее чувство под названием – отчаяние. И если кто-нибудь когда-нибудь скажет, что у обреченности нет лица. Я возрожу. Потому что буду знать, что это не так. У настоящей обреченности есть не только лицо, но и запах. Запах любимого мужчины.

Сжимаю кулаки, чтобы не расплакаться, а ребенок тем временем возвращается к отцу, берет его за руку и уводит в сторону калитки. Шаг. Второй. Третий. И Вячеслав оборачивается, кидая на меня виноватый взгляд. Отворачиваюсь в сторону, не желая смотреть в лживые глаза, и переключаю внимание на других детей и родителей. Хотя, кому я вру. Все мои мысли далеко отсюда. Там, где отец, усаживает сына в желтую «приору» и увозит его домой. К ма… К женщине, которая, по всей видимости, является не только матерью ребенка, но и женой. Женой Вячеслава.