Цвета свободы

Алекс А.

Цвета свободы

Глава 1

В тихом пригороде, где шум городской жизни постепенно утихал, а зелёные деревья обрамляли узкие улочки, располагалась художественная студия. Она занимала светлую и просторную комнату в одном из частных домов, расположенных здесь. Сквозь приоткрытое окно внутрь проникало лёгкое дуновение ветерка, наполняя помещение свежестью и тихим шелестом листвы.

Солнечные лучи мягко касались стен, освещая идеальный порядок. Каждая кисть была вымыта и аккуратно расставлена, а холсты выстроены вдоль стен, как молчаливые свидетели творческого процесса.

Здесь не было хаоса – ни капель краски на полу, ни разбросанных материалов. Все было на своих местах, словно художница стремилась создать идеальный мир вокруг себя. Но в этом безупречном пространстве ощущалась странная пустота.

Место творца – отражение его внутреннего мира, его натуры. У каждого она своя: яркая, может быть чрезмерно сумбурная, но неизменно индивидуальная. Кто-то в процессе работы пачкал яркими мазками не только пальцы, но и лицо. Кто-то предпочитал придерживаться относительного порядка и своеобразной системы, а после долго не мог найти необходимую баночку.

Но это место напоминало собой картинку из глянцевого журнала. Студия казалась холодной и безжизненной. Здесь не было души владельца.

Даже сама девушка выглядела в ней чужеродно. С идеально прямой спиной и расправленными плечами она сидела напротив мольберта и внимательным взглядом скользила по полотну. В задумчивости девушка покусывала деревянный кончик кисточки – давняя привычка, которую она сама уже даже не замечала.

Художница завораживала своей красотой. Русые гладкие волосы были собраны в тугой пучок, открывая длинную шею и подчёркивая выразительные черты лица. Светлая гладкая кожа без единого изъяна, и широко раскрытые голубые глаза. Глаза на дне которых словно глыбы векового льда застыли затаённая тоска и бесконечная усталость.

Сегодня она работала над портретом, который заказал один из влиятельных знакомых их семьи на день рождения своей жены. Та была давней поклонницей художницы и её индивидуального стиля.

Девушка заправила за ухо выбившуюся прядь и вновь перевела взгляд на фотографию женщины. На её лице отразилась тень сомнения. Что-то выходило не так.

Ей не нравился ни процесс, ни получаемый результат. На фото женщина хоть и казалась надменной, но выглядела живой, в её глазах горел яркий огонь. А с картины на художницу был обращён тусклый взгляд карих глаз. В котором не было даже искры.

Она всё испортила. Опять....

С тяжёлым вздохом девушка поднялась со своего места, откладывая кисть с палитрой на столик ровно так, чтобы ничего не испачкать, и отступила на шаг.

Она стояла перед холстом, внимая каждому мазку краски. Портрет был практически закончен и времени переделать что-то практически не оставалась.

Собравшись с мыслями, девушка потрясла руками, словно хотела размять запястья, и решительно приблизилась к картине. Несколькими пальцами в быстром движении она провела по глазам, смазывая свежую краску.

Маслянистая текстура краски, шершавая поверхность холста. Художница прикрыла глаза, так и не отняв руку от полотна. Она чувствовала тепло под подушечками пальцев и тот невероятный аромат свежей живописи. Глаза на портрете вновь обрели свою глубину и выразительность, как будто художница зажгла в них потерянный ранее огонь.

Избегать неидеального стало её авторским стилем. Ни одна из нарисованных в этой студии картин не была закончена полностью. Многие видели в этом великую силу искусства – возможность изменить, дополнить и начать заново. Но лично для неё каждый такой взмах руки становился безмолвным подтверждением собственной неуверенности и беспомощности. Ей никогда не приблизиться к идеалу, как сильно бы она не стремилась.

На деле же студия не была отражением идеального глянца. Она была похожа на заброшенное полотно, где каждый уголок хранил следы неуверенности своей хозяйки. Незаконченные картины пылились, как забытые мечты. Девушка с идеальной осанкой смотрела на них, словно на отражение собственной жизни – все они были обременены страхами и ожиданиями.

Каждый взмах кисти, мазок краски оживляли холст, создавали неповторимое сочетание цветов и теней, но с очередной написанной картиной, создавалось ощущение, что она теряла в них себя. Растворялась и блёкла как акварель, на которую попало слишком много воды. Строгие правила живописи! Отточенное мастерство! Они становились для неё неподъемными оковами. Художница чувствовала, как из раза в раз в груди всё сжимало болезненным спазмом, но прекратить не могла.

Она стирала краску с пальцев до покрасневшей кожи и смотрела на портрет. Взгляд карих глаз на картине был отражением её собственного. Такого же тусклого и лишённого прежнего огня. Художница пыталась запечатлеть жизнь на полотне, но очередная незавершённая картина лишь углубляла пропасть, в которую с каждым днём становилось всё сложнее не сорваться.

Собравшись с силами, девушка сделала шаг назад и посмотрела на холст с расстояния. В этом идеально неидеальном месте порядок становился обманчивым, он лишь скрывал её внутренний хаос. Столкновение красоты и величия искусства с горечью несбывшихся надежд.

« Когда это началось? Почему так меня тяготит?» – спрашивала она с тоской у самой себя каждый раз, когда оказывалась напротив чистого полотна.

Уже в моменты первой разметки что-то тёмное сгущалось вокруг неё, оно не имело форму, но имело собственный голос.

«Ты должна быть лучше!»

«Ты должна больше стараться!»

«Ты должна добиться идеала!»

«Ты должна!»

«Должна!»

Эти мысли кружили в голове как тени – они заполняли пространство между мазками краски и звуками творческого процесса. Они были частью её внутреннего диалога с самой собой: борьба между желанием творить и липким всепоглощающим страхом не оправдать ожидания.

Но всегда ли этот страх был частью жизни художницы? Когда он появился? После первой статьи именитого критика? После первой проданной на аукционе картиры? После окончания художественной академии? Когда?!

Раньше творчество было для неё всем. Это было не просто увлечение – это была жизнь, полная ярких красок и бесконечных возможностей. Наедине с многочисленными альбомами, она могла часами не отрываться от кропотливого занятия, создавая волшебные миры простым даже простым карандашом. Каждый штрих был как дыхание, каждое движение руки – как танец, который подхватывал в ритмы разнообразия.

Вдохновение практически не покидало её. Даже в самой обычной и неприглядной серой луже она могла заметить нечто прекрасное. Поймать отражение солнца и спешащих мимо прохожих. И каждый раз рисовала. Запечатлела то, что видели не глаза, а душа. Она горела этим! Она болела этим! Искусство наполняло смыслом её жизнь.

Но со временем всё изменилось. Изменилось настолько, что стало серой рутиной. То, что когда-то приносило ей счастье, превратилось в тяжёлую ношу. Страх не удержаться на пьедестале, который ей возвели, стал её постоянным спутником.

Она начала бояться не только критики, но и собственных амбиций.

Каждый новый холст стал напоминать ей о том давлении, которое она сама на себя накладывала. Вместо того чтобы быть источником вдохновения, искусство стало обязательством – чем-то, что нужно было делать ради других, а не ради себя. Она больше не чувствовала прежней лёгкости.

Теперь каждый мазок кисти казался ей тяжёлым бременем. Каждая картина – ещё одной попыткой соответствовать идеалу, который она сама же создала. В этом новом мире творчество утратило свою магию. Оно больше не было волшебством – это стало лишь работой. А её «авторский» стиль способом маленькой внутренней девочки уберечь себя.

Работа на сегодня была закончена. Финальные штрихи девушка нанесёт уже завтра. Погруженная в свои мысли, художница принялась за уборку в своей студии. Вымыла дочиста кисти и вернула на своё место, сложила использованные палитры. Каждое движение было выверено и размеренно, словно она стремилась восстановить порядок не только в пространстве, но и в своей душе. На своё место были убраны всё материалы. В этом не было особого смысла, ведь завтра многое изо придётся доставать вновь. Но так диктовала система. И она не в силах была ей не подчиниться.

В очередной раз вытирая руки и уже собираясь снять фартук, девушка замерла у открытого окна, позволяя свежему воздуху окутать её, проникнуть в мысли и сердце. На долгое мгновение мир вокруг замер, само время словно позволяло художнице выдохнуть и замедлиться, насладиться моментом. В воздухе витал аромат распустившейся весны. Девушка вдыхала его полной грудью, устремив свой взгляд глаз в бескрайнее и ясное голубое небо, оно отражалась в её глазах. И на секунду могло показаться, что в них зажглись прежние искры.

В этот момент все тревоги и сомнения отступили на второй план. Солнечные лучи скользили по гладкой молочной коже, и девушка протянула им навстречу ладони, щурясь от яркого тёплого света. Она наслаждалась, чувствовала себя частью этого прекрасного безграничного мира, и даже позволила себе робкую улыбку. Но вскоре реальность напомнила о себе со звук паркующегося автомобиля. Она вернулась к уборке, не смея даже мечтать о том, что однажды она вновь сможет создать что-то по-настоящему волшебное.

По коридору эхом раздавался громкий стук приближающихся каблуков. Художнице не нужно было даже оборачиваться, чтобы узнать, кто именно войдёт.

Без стука распахнув дверь, на пороге оказалось властная и уверенная в себе женщина. Одним своим присутствием она словно заполняла собой всё пространство. Мастерская с ей появлением наполнялась особой энергией. Она была одета в брючный костюм иссиня чёрного цвета, состоящий из элегантных штанов и жилетки, которые идеально подчёркивали стройный силуэт. Образ дополняла белая лёгкая блуза с летящими рукавами и смелым вырезом. На шее сверкало изящное золотое ожерелье с мелкими жемчужинами, а на запястье – тонкий браслет с изысканными камнями, которые переливались при каждом движении. Тёмные волосы были распущены и ниспадали на плечи продуманно уложенными локонами. Изысканность и роскошь, окутанная строгостью и деловым стилем.

Она вошла в мастерскую с грацией хищника, оглядывая пространство так, словно всё, что находилось здесь – от холстов до самой художницы – принадлежало ей. От громкого стука её каблуков девушка поморщилась. Звук отражался гулом в тишине студии, нарушая спокойствие и создавая ощущение напряжённого ожидания.

– Таисия, ты уже закончила на сегодня, – не вопросом, а утверждением, женщина даже не обратила взгляда на художницу.

Она подошла к холсту на мольберте, внимательно вглядываясь в портрет.

– Ты ей польстила. Определённо польстила.

В этот момент художница почувствовала себя особенно уязвимо. Каждая деталь её работы подвергалась оценке строгого критика. Её собственной матери. Её агента.

В воздухе витала напряжённая атмосфера, которую женщина не спешила нарушить. Она отдалилась от картины и подошла вновь, кивая своим внутренним выводам.

То, что ранее звучало практически похвалой, в любой момент могло перерасти в едкую критику. Девушка замерла в напряжённом ожидании.

– Хорошо, но ты могла бы и лучше. Штрих с глазами вписался отлично, – за все время нахождения здесь женщина впервые обратилась напрямую к дочери, её голос звучал все так же отчужденно. – Тебе нужно работать усерднее.

– Да, мама, – на грани слышимого, спорить не было смысла, да и сил у девушки на это не было.

Мать всегда говорила о успехе, как о строгих правилах живописи, которые нельзя нарушать. Каждый её «упрёк», «совет», «замечание» были как резкий мазок кисти по уже испорченному полотну. В своё время та и сама закончила академию, но художницей так и не стала. Её талант был заурядным, а нужными связями и знакомствами на тот момент бывшая студентка ещё не обзавелось. И сейчас она видела в дочери отражение своих собственных амбиций и стремлений.

Словно прочитав мысли дочери, женщина подошла к ней, в обманчиво нежном и ласковом жесте возвращая вновь выбившуюся прядку на место:

– Милая, я знаю тебя лучше всех. Ты способна на большее. Прости, что постоянно давлю на тебя, но я желаю тебе только самого лучшего. Я же твоя мама. И я люблю тебя. Ты это знаешь.

– Знаю, мама. И я тебя… Тоже.

Эти слова повисли в воздухе между ними как невидимая нить – тонкая связь между надеждой и давлением ожиданий матери. Внутри неё завязалась настоящая борьба. С одной, стороны она хотела соответствовать ожиданиям матери, но ей также отчаянно хотелось найти свой собственный путь. Найти саму себя.

– Я просто хочу создать что-то своё,– тихо произнесла она, сжимая кулаки от напряжения.

Женщина лишь покачала головой:

– Ты должна понимать: в мире нет места для слабости и сомнений. Особенно в мире искусства.

Произнесла она, отводя взгляд в сторону, словно не желая видеть реакцию дочери, а после вышла из мастерской так же уверенно, как вошла – оставив после себя звенящую пустоту напряжения. Художница осталась одна со своими мыслями. Слова матери эхом звучали в её голове, полностью перекрывая собой то ясное мимолётное мгновение у окна.

В мире действительно нет места для слабости.