Варадеро не будет

Оставалось мастерить самострел из подручных материалов. На эту мысль Моторина натолкнула опись. В ней указывалось немалое количество цилиндрических ниодимовых магнитов. В сочетании с графеновыми аккумуляторами они могли дать неплохой результат.

Первое, что сделал хронопутешественник, это собрал из цилиндров шток, насадил на него тугую немагнитную пружину и подобрал подходящего диаметра трубку. Потом намотал на трубку сорок витков толстого медного провода и подключил аккумулятор. И тут же получил удар в живот такой силы, что долго не мог продохнуть. Катушка пуляла магниты с приемлемой скоростью. Стрелять, конечно, таким образом было нельзя. Разве что, взводить…

Подходящая дубовая ветка нашлась легко. Два часа работы, и готово ложе, в казённой части которого закреплена катушка. Пружина надета на магнитный шток, конец закрыт сточенными до нужного диаметра двумя десятирублёвыми монетами. Собран простейший спусковой механизм на обычной пружинной защёлке. Батарея подсоединена, нажатие кнопки, шток, преодолевая сопротивление пружины, движется назад, и казённая часть дубового ложа с треском отламывается.

Электромагнит получился очень сильный, но, похоже, дерево для такой конструкции совсем не годится. Пришлось использовать бронзу. Сталь нельзя – магнитная. Бронзы в контейнере не нашлось, но зато были медь и олово. А также набор из десяти разнокалиберных графитовых тиглей. Закоротить на графит пару батареек – дело нескольких минут. Дольше медную проволоку на мелкие кусочки кромсал. Чуть не начал плавку, когда вспомнил, что стоило сначала продумать конструкцию целиком и подготовить модель под отливку. Так что включил ноутбук и уселся за автокад.

На следующий день электромагнитный самострел был готов. Хороший, двадцатизарядный, с полированным закрытым направляющим каналом. Сначала Пашка хотел использовать для болтов магазин от «Ксюхи», но не сложилось. Либо заряды норовили выскочить в направляющий жёлоб все разом, либо застревали, и тогда случалась осечка. Так что пружина пошла модели Калашникова, а вот обойму мастер придумал свою, в один ряд.

Боёк на обратном ходу сдвигал назад тонкую алюминиевую планку, в образовавшуюся щель поднимался один болт, после чего планка, соскочив, становилась на место. Таким образом вопрос с осечками был решён. Единственное, что не устраивало самородного оружейника, это выскакивающий в лицо магнитный шток. Пришлось мастерить какой-никакой приклад.

В результате, самострел получился на десять сантиметров короче «Ксюхи», зато на полкило легче, если без заряда. Боеприпасом к нему служили деревянные десятисантиметровые стрелки с бронзовыми наконечниками. Пашка долго возился с их конструкцией, решал, как приделать оперение, чтобы стабилизировать полёт, но так и не смог преодолеть проблему застревания перьев в обойме. В итоге плюнул, и на токарном станке проделал в стрелках винтовые прорези. Получилось неплохо.

Первую стрелу он потерял сразу же. Выстрелил в дуб с двадцати метров и не смог вынуть полностью ушедший в дерево боеприпас. Пришлось у следующих делать круче угол заточки наконечника. Но это даже к лучшему, больше останавливающее воздействие.

Дальность полёта болта удалось вычислить очень примерно. Больше пятисот метров. Найти заряд так и не получилось. Зато убойная сила оказалась не меньше, чем у пресловутого «Пустынного орла». Первый же выстрел с ветки вниз пробил тушку несчастного животного насквозь. Ну и что, что это был барсук, всё равно болт на полметра ушёл в землю. В результате переточек угла наконечника методом проб и ошибок, следующий снаряд впечатал матёрого кабана рылом в землю. И это при условии, что болт потом пришлось выковыривать из свиного мозга.

А главное – мясо! Теперь Моторин не волновался. Стрелять из пулевого, или в этом случае из «болтового» оружия у него получалось куда точнее, чем из лука. Главное – аккумуляторы заряжать. А то одного хватало всего на полсотни болтов. Но конструктор не унывал. Надо будет – он и водяное колесо в ручей опустит, и генератор к нему приладит. Зато теперь, глядя в зеркало, Павел видел уже не жертву анорексии, а мускулистого молодого человека.

Глава 5. Почём нынче люди?

В таком ритме незаметно прошёл месяц. Моторин по утрам выбегал на тренировки, умудряясь в конце подстрелить что-нибудь на обед. Лес за это время стал ему гораздо роднее. Деревья всё больше напоминали Пашке тренажёры, да и передвигался он чаще всего не по первому этажу, а по второму, среди ветвей, иногда оглашая чащу криком, который сам же считал боевым кличем Тарзана.

Вопрос питания тоже нашёл своё решение. При глубоком обследовании дубы оказались гораздо более населёнными. Кроме оленей, которых, кстати, паслось совсем немного, встречались среди деревьев кабаны, множество сурков и им подобных высококалорийных грызунов, которых очень удобно было расстреливать с нижних веток. Также в рацион хронопутешественника попали различные птицы от банальных уток и до тетеревов.

Напрягало отсутствие хлеба и специй, но сделать пока с этим было ничего нельзя. А ещё деятельная натура снова молодого человека требовала занятия. Даже будучи стариком, Моторин никогда не сидел сложа руки, а уж получив кипучее энергией юное тело, совершенно не собирался просиживать весь год без интересного дела.

Сначала он задумал установить на ручье водяное колесо для зарядки батарей. Даже прикинул расход алюминия, подшипников, проводов и прочих материалов. Но снова решил не вступать в возможный конфликт, поэтому потратил целую неделю на то, чтобы собрать конструкцию из дерева. Уверенность в правильности решения придал тот факт, что дуб совершенно не подвержен разлагающему действию воды, а наоборот, проведя в ней долгое время, становится тёмным и твёрдым. Так что из контейнера пришлось взять только подшипники и провода. Даже шестерни получилось вырезать дубовые.

Батарейки охотно заряжались и ещё через неделю можно было не опасаться остаться без электричества. Что-то нужно было делать дальше. И тогда Моторину пришла в голову гениальная идея.

Если в начале лета ехать в город рано, а осенью поздно, то стоит съездить сейчас. Например, продать самородок, а заодно присмотреться. Пашка открыл карты и радостно отметил, что в двадцать первом веке совсем рядом, всего в паре сотен километров, расположен город Чаттануга. В голове сама собой заиграла знакомая с детства джазовая мелодия, и в Чаттанугу захотелось ещё сильнее. Судя по данным из ноутбука, основан он в середине девятнадцатого века, а сейчас, может, там уже и знаменитый «чу-чу» ходит. Правда, по реке до города придётся добираться сквозь лабиринт притоков и проток, поэтому надо как-то отмечать пройденный путь.

На следующий день были готовы двадцать досок с указателями в виде стрелок. Моторин планировал прибивать их к деревьям там, где русла будут сливаться, чтобы на обратном пути точно знать, в какое из них заворачивать. Ещё день ушёл на изготовление уключины и винта. На надувной лодке был транец, но рассчитанный на обычный подвесной мотор. Которого, по старой русской традиции, в контейнере не оказалось.

Зато нашлась аккумуляторная дрель, переоборудованная под графеновые батарейки. Расчёты показали, что трёх аккумуляторов инструменту хватит на семьсот двадцать часов работы с полной нагрузкой. Целый месяц. А значит, можно вставить в дрель метровый шток, на конец ему приделать винт, а к транцу прикрутить уключину с подшипником. И лодка готова.

Винт был отлит из алюминия. На уключину пошла стальная полоса. Три часа работы и, казалось бы, можно отправляться. Но только если не задумываться о питании. Так что следующий день Моторин посвятил копчёному мясу. Много брать не стал, пяти килограммов должно хватить за глаза. Тем более, хоть оно и копчёное, на жаре долго не хранится.

Лодка была надута в шесть утра, ещё полчаса ушло на сборы, и вот уже Пашка выписывает кренделя вдоль излучины, примеряясь к ходу моторки. Убедившись, что ничего не забыл, включая самородок, термос, аптечку, молоток, и указатели, Моторин запер контейнер на навесной замок и отправился в путь.

О том, что не взял в дорогу сачок, молодой человек пожалел уже через час. Вспугнутая мотором рыба, так и норовила сама запрыгнуть в руки. Одним сачком, без снастей, можно было сразу решить проблему питания. А так вечером осталось довольствоваться двумя голавлями, правда, каждый с локоть длиной. Первый запрыгнул в лодку сам, причём сзади, а второго Пашка ловко сбил на лету кулаком. Впрочем, на вкусе рыбы удар не сказался.

Следующий день был отмечен тремя указателями, прибитыми в местах впадения сначала ручья, потом речушки, а дальше уже более или менее реки. Моторин не посмотрел, как называется эта водная артерия, но был уверен, что напрямую то, что он проплыл за световой день, можно было пройти за пару часов, настолько река петляла. Только ближе к закату, когда в лодке уже лежали целых три голавля, река одумалась, выправила русло и разлилась на пару сотен метров.

Течение угомонилось. Казалось, река, приняв проверку Моторина на управление лодкой в сложных условиях, успокоилась. Теперь она демонстрировала путешественнику всё величие местного неба, обрамлённого кружевом деревьев по берегам. Ни волны, ни звука. Даже рыба бьёт крайне редко, боясь нарушить красоту заходящего солнца в отражении.

И только одинокий человек, стоя на прибрежном утёсе, внимательно всматривается в лодку, приложив для верности ладонь ко лбу козырьком.

Человек? Почти против солнца видно плохо, но сомнения нет. Заметив ответный взгляд, наблюдатель плюхнулся на скалу и, судя по судорожному движению кустов, куда-то отполз.

Моторин тут же свернул к берегу. Подвесить лодку к дереву, вещи в рюкзак, на виду лишь нож на поясе, да самострел за спиной. Пять минут альпинизма, и вот он уже на том самом утёсе.

Место наблюдателя оказалось неплохо оборудовано. Навалена небольшая копна травы, чтобы мягче было сидеть, ветки в двух местах аккуратно подрезаны. Человек здесь стоял явно неслучайно. Тем более, от скалы вглубь берега шла едва заметная тропинка.

Которая вскоре привела путешественника к вырубке. Кто-то очистил от леса довольно большую площадь и поставил на ней… Моторин даже протёр глаза. Точно, классические индейские вигвамы, которые на самом деле называются «типи». Деревянные конусы, обшитые шкурами. Самый большой стоял ближе всех к тропе, следом за ним виднелись ещё два. Ближе к деревьям темнело приземистое деревянное здание с плоской крышей. Пашка остановился на открытом месте и огляделся.

– Есть кто живой? – громко спросил он.

Серый меховой полог, похоже, из волчьей шкуры, откинулся, и к нему, пригнувшись, вышел немолодой мужчина. Длинные чёрные волосы, заплетённые в свободную косу, загорелое обветренное лицо, внимательные карие глаза. И кто сказал, что индейцы краснокожие? Нормальный мужик с обычным цветом лица человека, живущего на природе. На щеках тонкие тёмные морщинки, ни усов, ни бороды, нос прямой и длинный, брови густые. Людей с подобными лицами в России на дюжину двенадцать. Ростом он оказался чуть выше Моторина, да малость пошире в плечах, одет в кожаные штаны швами наружу, меховые тапочки и кожаный жилет. Стоит, смотрит, молчит.

– Hi, – попытался обратиться Пашка на английском. – I’s going by you and saw the man on the rock. I’m just voyager and will not hurt you.

Индеец внимательно вслушивался, но никак не отреагировал на английскую речь. Постоял ещё мгновение и скрылся в вигваме. Тут же появился вновь и приглашающе махнул гостю рукой. Оказалось, с противоположной стороны жилища горел скромный костерок, а рядом, прямо на земле, был расстелен широкий кожаный дастархан.

Правда сперва походный стол пустовал, но стоило мужчинам на него присесть, как невесть откуда появилась молодая девушка в длинном, почти до пят, светлом кожаном платье без рукавов, тоже, кстати, швами наружу. Лицом она настолько походила на хозяина, что в их родстве сомневаться не приходилось. Явно дочь. В руке девушка держала глиняную крынку и стопку лепёшек. Она грациозно присела, не спуская с Моторина смеющихся глаз, поставила продукты перед отцом, и тут же ушла, бросив напоследок на гостя ещё один хитрый взгляд.

В этот момент Пашка пожалел о единственном преимуществе старости. В чём-то ведь даже плохо, когда излишнее возбуждение организма мешает ясности мысли.

Между тем, хозяин взял верхнюю лепёшку, ловко порвал её почти ровно пополам и протянул одну половину гостю. Свою же целиком засунул в рот. Затем снял с кувшина крышку, наполнил её, в два глотка запил лепёшку и передал тару Моторину. Тот с готовностью повторил. Ритуал гостеприимства был, вроде как, выполнен. Но…

Следовало самому проявить добрые намерения, поэтому Пашка отстегнул от рюкзака рыбу. Почистил и выпотрошил её он ещё в лодке, каждую сразу, как поймал. Теперь оставалось только распластать. Достал соль, взял голавлей, быстро полоснул тушки вдоль хребтов, растянул их над костром, посолил, отбросил нож на кожаное покрывало и начал пристраивать рыбу на лежащие рядом щепочки.

Наконец, передвинув пару камней, удалось разложить добычу жариться, и можно было возвращаться к хозяину. Тем более, хотелось пить, а разведённый ягодный сок в кувшине оказался очень хорош. Моторин сделал шаг к индейцу и застыл на месте.

Тот с благоговением водил пальцем по блестящему лезвию ножа и, кажется, что-то про себя бормотал. Почувствовав взгляд стоящего над ним гостя, индеец сказал что-то гортанное и певучее, похожее на грузинский язык, и вопросительно посмотрел Пашке в глаза.

Путешественник не сразу догадался, что хозяину понравился его нож. В общем-то неудивительно, этот клинок Моторин сам выковал когда-то из клапана от судового дизеля, а ручку, тоже сам, вырезал из корня вяза. Нож получился удачный, ему не повредили даже почти двадцать лет эксплуатации.

Индеец помолчал, затем сунул руку за спину и протянул гостю, блеснувший в вечернем солнце тонкими сколами, чёрный каменный клинок без ручки. Пашка чуть не схватил этот раритет из интереса, но вовремя спохватился. Ещё возьмёшь, а старик подумает, что он согласен обменяться. Доказывай потом…

– Нет, уважаемый, – покачал головой Моторин. – На обмен я не согласен. Да и нож у меня всего один. Ты потом приезжай в гости, я тебе ещё лучше смастерю. А этот, извини, мне дорог как память.

Индеец подскочил и теперь, чуть пригнувшись, стоял напротив гостя. Глаза его азартно горели. Он что-то торопливо пропел, рывком скрылся в вигваме и через мгновенье вынырнул обратно, сжимая в руках лук и колчан со стрелами. Оружие было примерно вдвое короче того, что делал когда-то Пашка, туго оплетённое кожаным ремешком, с плечами, покрытыми замысловатой резьбой. Гость снова помотал головой, потом вынул из-подмышки самострел и похлопал по нему рукой, надеясь, что хозяин поймёт без слов.

Тот недовольно кивнул, и вновь скрылся в жилище. Но через минуту вернулся. На этот раз он тащил за руку упирающуюся дочь. Девушка старательно делала вид, что ей неприятно, но то и дело с интересом стреляла на Пашку глазами.

Индеец разразился длинной речью на целую минуту, после чего торжественно взял дочь за плечи и поставил её перед Павлом. Тот вновь помотал головой.

Моторина уже забавляла ситуация. Неужели нож может в этих краях столько стоить, что взрослый, абсолютно трезвый мужчина готов отдать за него первому встречному собственную дочь? Сам Моторин детей не имел, как-то не сложилось, он даже женат никогда не был. Но своего ребёнка точно бы не отдал не то, что за нож, но даже за пулемёт.

Хозяин тем временем нервничал. Он долго в чём-то убеждал гостя, совершенно не заботясь, понимает ли тот его доводы. Потом махнул рукой и грозно прикрикнул на девушку. Та ответил отрицательно, во всяком случае, головой мотала точь-в-точь, как Моторин. Отец настаивал. Девушка извиняющимся взглядом посмотрел на Павла и вдруг, одним грациозным движением, по-змеиному выскользнула из одежды.

Пашку будто сунули головой в печь. Кроме кожаного платья, как оказалось, на девушке больше ничего не было. Она неподвижно стояла, отливая бронзой кожи в свете заходящего солнца, и очень напоминала статую. Некоторое время Моторин пытался отдышаться и привести мысли в порядок. Потом посмотрел на хозяина и медленно покачал головой.

– Ты сдурел что ли, отец, дочь родную на какой-то ножик меняешь? – строго спросил он.

Индеец буркнул что-то в ответ. Девушка недовольно посмотрела на гостя, ещё пару раз сменила позу, вызвав том прилив жара к лицу, и, наконец удовлетворённая произведённым эффектом, оделась. Медленно и томно. Пашке даже пришлось отвернуться, чтобы не взвыть от захлестнувшего желания.

Очень вовремя от костра повеяло жареной рыбой и Моторин воспользовался случаем прекратить бессмысленный торг.

– Рыба сгорит, – заметил он, указывая рукой на костёр.

Когда Павел повернулся, держа в руках по деревянному шампуру с малость подгоревшими голавлями, то встретился взглядами с индейцем. Тот смотрел довольно и уверенно, поглаживая одной рукой нож, а второй что-то объёмное, лежащее на покрывале и прикрытое меховой накидкой. Когда гость подошёл, хозяин встал в торжественную позу и разразился длинной патетической речью. Моторин не понял ни слова, но судя по тону, ему как минимум вручали звезду героя. Наконец, индеец сбросил накидку. На покрывале, поблёскивая в свете заходящего солнца многочисленными гранями, стоял огромный, с два кулака, кристалл соли.

Пашка долго задумчиво смотрел на хозяина. Где-то он слышал, что раньше в далёких от моря местах соль считалась главным богатством. Часто ей расплачивались, как деньгами. Итальянцы назвали свои сольди именно в честь этой приправы. Даже само слово «солдат» означало наёмников, которым платили солью. В русском языке слово «зола» значило «заменитель соли», потому что от средней полосы до морей далеко, и люди посыпали еду золой, чтобы придать ей солёный вкус. До начала промышленной добычи соль ценилась даже дороже золота. Сколько может стоить среди местных подобная громадина, он не знал, но тот факт, что индеец предложил сначала дочь, а только потом кристалл, уже говорил о многом.

– Мужик, не сходи с ума, – постарался урезонить Моторин старика. – Приедешь ко мне, я тебе такой же сделаю. Хочешь, прямо с утра и поедем?

Надеяться на то, что индеец поймёт русскую речь, не приходилось. Он даже не отреагировал на английский, хотя до города чуть больше сотни вёрст. Так что Пашка махнул рукой и полез в рюкзак. Где-то там был блокнот.

– Вот, смотри, – пояснял он через минуту, обозначая карандашом на листе изгибы реки. – Плывёшь до этой развилки. Там ещё знак будет.

Он достал из рюкзака один из указателей и положил перед индейцем. Ткнул в него пальцем и нарисовал в месте впадения реки стрелку.

– Вот такой знак…

Моторин посмотрел на старика и замолчал. Тот, как завороженный, уставился сначала на лист бумаги, потом перевёл взгляд на выкрашенную в белый цвет дощечку с нарисованной жирной чёрной стрелкой…

И в этот момент с противоположного конца вырубки раздался душераздирающий крик.

Глава 6. Семья в наследство

Индеец мгновенно замер. Секунду он прислушивался, очень напоминая охотничьего пса в стойке, затем схватил Моторина за плечо и, убедительно что-то лопоча по-своему, поволок его «за угол» – на ту сторону круглого дома.

У волчьего полога стояла напряжённая девушка, в руке её было короткое, до подбородка, копьецо с каменным наконечником. Она хотела что-то сказать, но отец даже не стал слушать, подхватил её второй рукой и властно закинул обоих в типи.

Внутри было темно, душно, пахло пыльной шерстью и сажей. Пашка некоторое время ничего не видел, и только когда глаза привыкли к темноте, заметил, что свет падает лишь из круглого отверстия в крыше. Видимо, одновременно, окна и дымохода. Пол в жилище оказался застелен толстой мохнатой шкурой, в углу, наваленные в кучу, лежали ещё какие-то меха…

Снаружи шёл бой, это было понятно по немногочисленным ударам и еле слышным вскрикам. Стены вигвама звуков не сдерживали. Девушка пыталась что-то объяснить гостю, но Моторин не стал слушать. Нападающих явно несколько, так что хозяину не помешает помощь. К тому же он был бы плохим гостем…

В трёх метрах от вигвама раздался крик, и Пашка бросился наружу.

Рывок из-под полога, теперь, чтобы не стать мишенью, пригнувшись, помогая себе левой рукой, пробежка в низкой, но хоть что-то скрывающей траве. После темноты индейского жилища вечерний сумрак кажется совсем прозрачным, видно отлично. Одного короткого оборота достаточно, чтобы понять – на вигвам напали шесть человек. Все полуголые, морды размалёваны краской, видимо, для острастки.

Так, впереди валун, высотой чуть выше колена, за него. Залёг. Это не валун, это какая-то каменная чаша. Середина выдолблена почти с ведро глубиной, по краю слегка обтёсано, видимо всё-таки придавали булыжнику нужную форму. Вокруг остатки костра и кое-где недогоревшие дрова. Сзади яма, в полумраке она кажется очень глубокой, да и куча земли рядом навалена немаленькая. Высунулся. Хозяин уже двухсотый – вон он лежит со стрелой в груди, а напротив него один из нападавших. Значит, их семеро было. И из них вон те трое, явно старшие. А самый главный, похоже этот разрисованный здоровяк со стальным топором в руке, в волосах которого торчат три белых пера. Единственный, кстати, как с перьями, так и с металлическим оружием. Вот с тебя, триперного, и начнём. Вскинуть самострел. Взвод происходит при начале нажатия спуска. Короткое «тум!» бойка об ограничитель, и главный… Голова развалилась в куски, брызнув во все стороны, а сам он падает вправо, в кусты. Тут же в рядом стоящего. Этого в грудь. Готов. Третьего не успел. Он поднимает копьё и рывком бросается на Пашку. Трое оставшихся достали из колчанов стрелы и натянули луки.

Синхронно, как эльфы в кино. Так, рывок вперёд из-под залпа, нырок под удар копьём, полоснуть ножом, хорошо получилось, прямо в печень. Всё, упал. Моторин стоит перед тремя лучниками. Они одновременно спускают тетивы… Упасть там, где стоит… Успел, да, пролетели мимо. Из положения «лёжа» первый получил болт в грудь. Второй… ага, отпрыгнул, в ногу попало. Добить. Третий схватил копьё и бросил. Но Моторина там уже нет. Бежит на противоположную сторону. Стрела вслед. Не попал, задел лишь рубашку. А вот спереди…

Стрелу, летящую из ветвей, Пашка заметил уже на подлёте и потому полностью уклониться не успел. Отмахиваясь, мазнул по ней рукой и потому получил попадание в бедро, чуть ниже задницы. Блин, будто раскалённой кочергой ткнули. Нога мгновенно отяжелела. Но деваться некуда, таймаута не дадут.

Рывок, блин, нога не сработала штатно, и вместо прыжка на ветку получилось за неё лишь ухватиться. Так. Теперь подтянуться. Сел. Над коленом торчит половина стрелы, на ней каменный наконечник. Срочно обломать. Страшно подумать, что там сзади. Перья на ноге?

Так ведь и знал, что у нападающих где-то должна быть огневая поддержка. Жаль, отсюда, с ветки, видно только ноги снайпера, зато последний воин внизу как на ладони. Стоит себе с натянутым луком, всматривается в темень листвы. Спуск. Болт ударил ему прямо в лоб. Забыл, опять придётся в мозгах ковыряться, доставать. А в ответ слева прилетела стрела. Но лучнику его видно плохо, поэтому попал он в ветку, на которой устроился Моторин.

Опуститься и лечь на ветку плашмя. Так и нагрузка на раненую ногу меньше, и угол обзора побольше. Вот он, снайпер, почти до груди снизу виден. Прицелиться в живот, выстрел…

Лучник в последний момент присел и тоже спустил тетиву, держа оружие горизонтально. Пашка не видел, куда попал его болт, потому что сам в это время падал с ветки, чтобы самому не угодить под стрелу. Но, судя по крику, он попал. В него, правда, тоже. Правая рука вспыхнула пламенем боли, он приземлился на бок и застонал. Где подстреленный снайпер? Надо проверить.

Подошёл, уже ощутимо хромая. Да, готов. Никто не выживет, если упадёт с трёх метров спиной на камень. Крови под телом уже налило порядочно. Теперь проверить, как там девчонка.

Только идти тяжело. Нога не слушается, рука при каждом шаге взрывается нестерпимой болью, а ведь задели несильно, стрела навылет прошла, чуть бицепс зацепила. Но почему-то дышать тяжело, воздуха не хватает. К счастью, под ногу подвернулось чьё-то копьё. А, это хозяина. Вот и он сам, Пашка чуть не наступил на грудь в темноте. Как же стемнело так быстро, или это у него в глазах? Дышать тоже нечем, будто в пыли идёт. Моторин наклонился, взял копьё, но и сам чуть не упал. Опираясь здоровой левой на оружие, ставшее на время костылём, сделал шаг. Нога отдалась рывком боли, правая рука будто взорвалась. Ещё шаг. Теперь передохнуть. Он и стариком себя так плохо не чувствовал, что же такое?

Путь до вигвама занял времени больше, чем сам бой. И то, добрался лишь потому, что навстречу выскочила девчонка и чуть не на себе затащила его внутрь. Стыдно-то как, здорового лося, малютка, на плечах. Ничего, девочка. Главное, до рюкзака добраться. Как он из него выскочил, когда наружу рванул, сам не помнит. Но до рюкзака…