Тихое место

Ксения Гофман

Тихое место

Была теплая осенняя ночь. Такие ночи на удивление редко встречаются в сибирских краях. Ветер шелестел верхушками берез, сверчки пели песню в густой траве, лягушки соревновались в кваканье в камышах. Пахло свежескошенным сеном, медовым подмаренником и тиной. Лунный луч падал на водную гладь мягким и ровным светом. В такую бы ночь мечтать о прекрасном и верить, что все будет хорошо, глубоко вдыхая ароматный воздух полной грудью.

Но мысли Алисы были заняты другим. Она вспоминала, как оказалась в здешних краях.

Алиса никогда не любила поезда. Еще бы, с ее-то обонянием. Грязные носки, прелые матрасы и раскачивающиеся под столами мусорные пакеты. А уж как ее уши страдали от храпа, скрипа колес и звона ложечки о стеклянный подстаканник. Вспомнит и тут же вздрогнет. Не то что здесь, около озера, лишь звуки природы. Вот так свернешься клубочком, зароешься в лесную подстилку и спишь до утра.

А после поезда предстояло еще два часа добираться на старом пазике с пыльными занавесками на окнах. Но кто ж ей виноват? Сама выбрала такую даль. Омская область. Шестьдесят километров от ближайшего города. Деревня Барсуковка.

Хотя выбора у нее особо не было. Остался от бабушки дом, в нем и предстояло жить. Продать его в такой глуши не удастся, разве что местному. И то за копейки. В городе даже на кладовку не хватит. Да и не любит она город. Пыль, шум и много народу. Там лисой не побегаешь.

Ехало их в пазике всего пять человек. Салон сильно пропах бензином, автобус раскачивался из стороны в сторону, а на кочках непременно подпрыгивал. В начале поездки пара женщин поспорили с водителем. Тот не хотел выдавать билетики. Отчего пассажиры принялись еще громче кричать. Мол, увидит станция, что маршрутом не пользуются, и вовсе отменит. А сейчас хоть и по раздолбанной дороге за два часа, но можно на работу добраться.

Потом пассажиры принялись обсуждать саму дорогу, что обещали заасфальтировать уже с десяток лет, но так ничего и не сделали. Не то чтобы совсем ничего. Телевидение прислали, чтобы выполненные работы сняло. Оно и отсняло, только в соседней деревне, а отчиталось, что в их. Местные только у виска покрутили, да ничего сделать не смогли. И жаловались, и письма писали, а все без толку. Так с виртуальным асфальтом и живут и на работу по два часа добираются. Телевидению-то виднее, есть дорога до деревни или нет, чем ее жителям.

Вот Алиска за два часа этой самой дороги и узнала все проблемы деревни. Еще раз себе напомнив, что она намеренно забралась подальше от цивилизации. Болела у нее голова от всех современных штук. Не дружат такие, как она, с ними.

А вот проблемы знать ей было нужно. Иначе как она поможет? Не с асфальтом, конечно, но с неурожаем или с каким вредителем справится.

Автобус качнулся из стороны в сторону, звучно чихнул и резко остановился, поднимая облако пыли. Деревенские, не оборачиваясь, поспешили в разные стороны. Уставшим после рабочего дня и дороги, им было не до незнакомой девчонки. Автобус неровно загудел и укатил обратно, оставляя Алису на остановке совершенно одну.

Девушка знала, в какой стороне дом, но пока не была готова его увидеть. Она опустилась на железную скамейку под покосившемся козырьком и принялась рассматривать небо в багрово-черных облаках. Из задумчивости ее вывело громкое приветствие.

– Привет, говорю, – добродушно разглядывал ее высокий черноволосый парень. – Автобус только утром приедет.

– Я знаю, – кивнула Алиса.

– А чего тогда здесь сидишь? До утра не скоро. Только стемнело.

Алиса огляделась по сторонам. И правда, солнце уже зашло, а она, погрузившись в свои мысли, не заметила.

– Я только приехала, – объяснила девушка.

– Так вечерний автобус час назад ушел же, – покосился на ее сумку юноша. – Тебя встречать должны?

Алиса помотала головой.

– Ну так давай провожу. У меня дел нет.

– Спасибо, я сама, – смутилась от внимания незнакомого парня Алиса.

– Не глупи. У тебя вон сумка тяжелая, – подхватил вещи юноша. – Куда тебе?

Он так мило улыбался, что Алиса невольно прониклась к нему симпатией.

“Вот так, наверно, и доверяются незнакомцам, а потом их находят в камышах,” – подумала девушка, но все же сообщила адрес.

– Лесная два.

– Так это ж дом теть Нюры.

– Ты знал мою бабушку? – глаза у Алиса заблестели. Она не раз представляла, как будет расспрашивать у местных о ней. Хотелось узнать все, что она сама не успела.

– Агась, верно, – парень шел впереди нее, время от времени останавливаясь, чтобы девушка поспела за его широким шагом. – Знал, но не близко.

– Понятно, – поникла Алиса. Значит, ничего нового он ей не расскажет. – Здесь всегда так темно?

В сгустившихся сумерках плохо проглядывалась улица. Лишь желтый свет за зашторенными окошками давал небольшое представление о расположении домов.

– Летом светлее. А как сейчас осенью или зимой – да. От города мы далеко, а фонарей всего два на всю деревню, – объяснил парень. – Меня, кстати, Митя зовут. А тебя?

– Алиса, – вертела головой по сторонам девушка. – А твой дом который?

– Мой там, – невнятно кивнул в противоположную сторону деревни Митя. – Вот и пришли.

Они остановились у покосившегося деревянного забора с замотанной на проволоку калиткой. Дом был крайним и правой стороной упирался в лес.

– Тебе точно нужно сюда? – разглядывал заросший сухой травой дом парень.

Алиса решительно кивнула и забрала у него сумку.

– Спасибо, Митя, – Алиса попыталась ему улыбнуться, но вышло не вполне естественно. Все-таки вид дома представлял собой печальное зрелище. Он уже пять лет стоял без должного ухода и порядком обветшал. – Дальше я сама.

Не оборачиваясь, Алиса размотала толстую проволоку на калитке. Ключ, как она и надеялась, висел на гвозде за ставней.

Столько лет прошло, а дом пах все так же бабушкой. Аромат из смеси сухих трав, ягод и пчелиного воска перелетал из комнаты в комнату, ударяясь в закрытые окна.

Алиса достала из сумки небольшой плед и кинула на кровать. Не раздеваясь, она легла сверху, решив поспать, а уже завтра осмотреть окрестности.

Утро наступило быстро, и, съев последний пирожок с картошкой, купленный на станции, девушка сполоснула лицо холодной колодезной водой.

Деревня предстала перед Алисой ровно так, как она запомнила в детстве. Дома утопают в березовых колках, поля пестреют желтой рожью и голубым льном. Никакой тебе мошки и комарья, хоть и озера имеются. Небольшие, но зато несколько. Два по краям деревни, а третье – в четырех километрах. Их всего три, но отчего-то последнее называют Десятым.

Десятое понравилось Алисе больше всего. Окруженное соснами и березами, оно разлилось в низине среди холмов. Народ сюда забредал нечасто. С утра пораньше рыбаки – за ротанами и карасиками, да после обеда комбайнеры искупаться. В остальное время никого.

Прежде в деревне Алиса была совсем маленькой, приезжала к бабушке на каникулы. А потом родители со старушкой поссорились, и девочку перестали отправлять на лето. Но вот общаться им запретить никто не мог. Сначала они писали друг другу письма. Бабушка всегда вкладывала в конверты интересные вырезки из газет, рисунки лабиринтов и гербарии растений. Алиса отправляла ей свои фотографии.

С появлением телефонов они хоть и ненадолго, но стали созваниваться. У обеих от техники быстро начинала болеть голова. День, когда Алисе сказали, что бабушка уснула и не проснулась, стал самым страшным в жизни. Она неделю пролежала на диване, рассматривая узор на ковре и вспоминая, как они планировали ее первую самостоятельную поездку. Это было пять лет назад, тогда Алисе было тринадцать. Нужно было подождать всего год, и ей бы разрешили ехать на поезде без взрослых.

Алиса не простила родителям их запрета. Дождалась восемнадцатилетия и поехала в Барсуковку, как они когда-то планировали с бабушкой. Только теперь здесь ее никто не ждал, никто не встречал.

Маленький домик зарос паутиной и сорняками, забор повалился набок, один лишь колодец время не тронуло. А вот густой лес с правого бока с шумными макушками изменился до неузнаваемости. Огонь съел не только траву и подростов, но и кору берез до самого верха. Когда-то этот лес был галдящим грачатником, а стал точно кочегаркой. Вот только все по привычке Грачатником кличут. Хорошо хоть пожар не пошел дальше. А то некуда было бы возвращаться Алисе. А теперь хоть и запущенный, да дождался ее домик. Осмотревшись, работы девушка не забоялась. Главное, были целы тазы и тряпок полный дом, а уж с грязью она разберется.

Вот так Алиса и отмывала не спеша по комнате уже две недели. А куда ей торопиться? Работа у нее имеется: охранять деревню от напастей и нежити. С четырнадцати лет после школы она уходила в лес, где лешие и водянки рассказывали ей о жизни лесов, полей и водоемов. Это для всего мира она просто девчонка, а для скрытого от людских глаз – лисавка. Днем ничего необычного, а вот ночью лисой по лесам скачет. Такой же была и бабушка, а вот отец дара не унаследовал. Оно и понятно, дар только по женской линии передается.

Девушка вынырнула из воспоминаний о прошедших неделях. Вода Десятого озера серебром переливалась под светом луны.

– Не пришел, – глубоко вздохнула Алиса.

Может, оно и к лучшему? Деревня маленькая, всего на полсотни домов. Один узнает, все узнают. Зачем ей лишние пересуды? Заметит кто, что с Митей гуляет, потом слухов не соберешь. А она приехала за спокойствием.

Странно, конечно, что девчонке в восемнадцать лет только спокойствия и надо. Но она всегда была такой: нелюдимой, не разговорчивой. Ответ всегда знала, да руку не тянула. Хотелось лишь одной ей понятного счастья. Не как у родителей: всегда вместе, а точно чужие люди. А она там и вовсе пятое колесо. Они даже сильно не возражали, когда она собралась в Барсуковку жить. Только посетовали, что хотели ее учиться в город больше отправить, а она в лес.

Алиса побрела домой вдоль полей с убранной пшеницей и сложенными стогами. В таких стогах спать лисой – одно удовольствие, но сейчас отчего-то не хотелось даже на минутку окунуться в аромат свежескошенной травы. Видно, его отсутствие огорчило ее больше, чем она думала.

Ночной воздух заметно похолодел. Девушка обернулась лисой и побежала в деревню. Так будет теплее и быстрее. А еще в облике лисы не так остры обиды.

***

А вот домовым ночная прохлада была не помеха. Они дождаться не могли, когда хозяева лягут спать, а они беспрепятственно смогут промыть им косточки, как и каждый вечер до этого.

– Моя по радио услышала, что если гусь стоит на одной ноге, то зима будет холодной, – рассказывал рыжий, густо усыпанный веснушками домовой.

– А моя, представляешь, домой какой-то телявизор притащила. Теперь ерунду не только слушает, но и смотрит, – ответил ему сосед.

– Тьфу ты! Что за бабы? Хуже нежити!

– Там показывали, как мужик по кладбищу ходит и дату смерти угадывает. А второй – причину.

– Некроманты, что ли?

– Да не-е-е, Епифан, – отмахнулся от соседа рыжий. – Какой там. Ряженые-посаженные.

– Битва, что ли? – пытался отгадать Епифан.

– Во! Она самая.

– Ведьмы, Кузьмич, на тебя нет, – зацокал сосед. – Она б с тебя всю дурь с твоими передачками повыбила.

– Да погоди ты. Там же и полезное показывают. Вот одна передачка есть, как огурцы мариновать рассказывают и как помидоры подвязывать.

– Тю-ю-ю-ю, Кузьмич. И ты туда же! За шесть сотен неужто не научился?

Кузьмич-то научился, да больно ему любопытно было наблюдать, как картинки на экране мигают. Но признаваться в этом другу он не хотел.

– А я, представляешь, вчера этой самой битвы насмотрелся, когда моя уснула, и на крыльцо сов послушать пошел. А там лиса по огородам бежит. Я глядь, а глаз-то не блестит. Человечий, значит.

– Да не, Кузьмич. Это ты, видно, плохо рассмотрел, – отмахнулся от соседа Епифан. За шесть веков он его хорошо узнал. Чего только не виделось ему.

– Зуб даю, – сжал маленькие кулачки домовой, сердясь, что друг ему не верит. Ну, привиделась ему в прошлый раз смерть с косой, а то – Петька с сенокоса возвращался. Но он же признал свою неправоту. – А у меня их всего восемь осталось.

– Откуда у нас тут лисавке взяться? Нюра как год померла.

– Не знаю откуда, но вот куда делась, проследил. В Грачатник завернула, – указал на дальний черный лес Кузьмич. В прошлом году там случился пожар, и трава так и не повылазила. Лишь одиноко чернели толстые стволы берез.

– Дела-а-а, – все равно не поверил другу Епифан. – Я у тебя спросить все хотел: чего хозяин с рукой перемотанной?

– Так он вчера вечером с сенокоса голодный пришел, а Карасиха его хрясь скалкой. Мол, на обед все сожрал и сейчас руки тянешь.

– Бессовестный ты, Кузьмич, – цокал языком Епифан. – Домовые в дом покой и порядок нести должны.

– А чего я виноват, что ли? – заерзал на месте нечистик. – Вот предки их мне всегда блюдце с молоком, ломоть хлеба, а когда и горшок каши оставляли. А эти все попрячут, одни карамельки на столе.

– Какие тебе карамельки? У тебя же восемь зубов!

– Оттого и восемь, а лежали бы пышки, глядишь, больше сохранилось.

– Обед мужика есть – все равно не дело, Кузьмич, – строго посмотрел на друга Епифан.

– Да знаю я. Просто насмотрелся одной передачки, там так аппетитно про еду рассказывали…

– Опять ты со своими передачками, Кузьмич. Ну тебя. Пошел я спать, пока печка еще теплая.

Епифан спрыгнул с лавки и засеменил маленькими ножками в свой угол. Кузьмич еще немного посидел, слушая уханье сов в сосновом бору, и тоже пошел домой. Лисавка никак не шла у него из головы, и он решил в доказательство другу в следующий раз непременно ее окликнуть. А еще лучше выяснить, кто она.

***

Спальню и кухню в порядок Алиса уже привела, и сегодня была очередь браться за кладовую. Вот отмоет ее, коридор побелит, и на улице порядки наводить можно. Девушка натянула старый зеленый сарафан в белый цветочек, что не жалко испортить, и вооружилась веником.

Первым делом она собрала паутину, чтобы в процессе никакой паук не свалился ей на голову. А потом пришла очередь разгребать весь хлам, старательно накопленный за долгие годы бабушкой. Выбрасывать Алиса ничего не собиралась, разве что деревенским раздать.

На полках нашлись старые матрешки и неваляшка, с которыми она любила играть в детстве. А также стопка газет, откуда бабушка вырезала ей заметки и лабиринты. Рука не поднялась бросить в печку желтые страницы. Может, когда-то она и будет смотреть на них, как на мусор, а сейчас они для нее сокровища. Девушка переложила газеты в коробку и оттащила к креслу. После, зимними вечерами, когда работы станет меньше, она их переберет.

Еще в кладовой обнаружились пустые банки всевозможных размеров, несколько формочек для печенья, сломанная швейная машинка и даже гитара без струн.

– Надо будет привести все это добро в порядок, – разговаривала вслух, точно бабушка ее слушала, Алиса.

Пока девушка скребла, выметала и мыла, подошел к концу очередной день. Но не впустую. Алиса осмотрела старательно убранную кладовую. Сегодня она управилась быстро. Глаз радовался свежей побелке, аккуратным рядам баночек с маслянисто-травяными настоями и развешанным по углам пучкам пижмы с полынью.

Дом, освобождаясь от пыли, начинал дышать свободно.

– Мой дом! – неужто она и правда так подумала? Живя с родителями, Алиса никогда не могла назвать тот дом своим. А здесь все вышло само собой.

Последние годы девушка часто мечтала найти место, которое теплым трепетом будет отзываться в груди. По нему она будет скучать в разлуке, в нем все будет родным и знакомым. Отчего-то эта мысль казалась важнее всего на свете. И вот она здесь, в своем доме. Счастье подпрыгнуло к самому горлу и стало комом. На глаза навернулись слезы.

– Вот ты где!

Алиса вздрогнула от внезапного голоса за спиной.

– Стучу, стучу, а никто не открывает.

Она не могла поверить своим глазам. И хватило же совести Мите, после того как не пришел вчера на озеро, заявиться к ней домой!

– А ты чего серьезная такая? – рассматривал лицо девушки гость. – И глаза блестят как-то странно.

– Пыль попала, – отвела взгляд в сторону Алиса. – А ты чего пришел?

– Как это чего? – потупился Митя. – Договаривались же на Десятое сходить, лягушек послушать.

– Так мы на четверг договаривались, а сегодня пятница, – принялась натирать уже и без того чистые полки Алиса.

– Да как же? – загибал пальцы парень, теряя былую веселость. – И правда пятница.

Он растерянно смотрел на девушку.

– Это что получается, ты пришла, а я забыл? – глаза у парня и без того были большими, зелеными, а сейчас и вовсе стали с блюдце.

– Я тоже забыла, – соврала Алиса. Отчего-то ей совсем не хотелось говорить, что она прождала его аж до полуночи, хоть и договаривались на закате.

– Ты прости меня, Лиска. Я это не специально, – похоже, парень был действительно расстроен.

Девушка невольно дернулась. Только бабушка ее так звала, а теперь вот и Митя, но поправлять парня не стала.

– Ну что, пойдем на озеро? – вновь улыбнулся юноша, обнажая ямочку на правой щеке.

– Дел много, не могу сегодня, – заупрямилась Алиса. Уж больно сильна еще была в ней обида. – А ты иди, если хочешь, послушай. Красиво поют.

– А ты откуда знаешь, если не ходила? – повернул ее к себе лицом Митя. – Ждала все-таки? А я, дурак, дни перепутал!

– Говорю же, не ходила, – отодвинулась от него девушка. – В другой день была.

Но Митя не поверил. Саданул себя ладошкой по лбу и развернулся на пятках.

– Ты не сердись, Лиска. Я все исправлю. Обещаю! – послышался со двора крик убегающего парня.

– Прийти тоже обещал, да видно пустые твои обещания, – верить в это не хотелось, но лучше сразу разочароваться, чем потом сокрушаться, решила Алиса.

***

На следующее утро Алиса проснулась не от яркого солнца или щебета за окном, а от настоящей какофонии звуков. Сначала она подумала, что верно еще спит, но звуки были такими громкими, что глаза открылись сами собой.

В ее дворе с травой по пояс, которую скосить руки не дошли, квакала по меньшей мере сотня лягушек, а руководил импровизированным оркестром Митя. Он заметил заспанную девушку в окно и, лучезарно улыбаясь, продолжил дирижировать.

Алиса только хлопала глазами. Неужто Митя выловил и притащил сюда лягушек с озера? Да не может такого быть!

Солнце поднялось выше, освещая двор, и лягушки, прячась от жары, кинулись врассыпную в поисках воды.

– За Грачатником ждите. Как обещал назад отнесу.

Алиса не поняла, с кем говорит Митя. Кроме него во дворе никого не было.

– Ну что, Лиска, простишь меня?

– За что прощать? Я же сказала, что не ходила.

– Ну, значит, тем более сердиться не за что, – все же не поверил ей Митя, запихивая в форточку ромашки. – На собрание сегодня идешь?

– На какое еще собрание? – спрятала улыбку за букетом Алиса.

– Деревенское, какое еще. Случилось что-то. То ли стадо пропало, то ли еще что.

– Как это пропало? Инопланетяне его похитили, что ли?

– Кто? – не понял Митя.

– Ну, летающая тарелка. Ты что, с луны свалился? – забавный все-таки этот парень, подумала Алиса.

– Откуда?

– Видно, не врали бабки, образование сейчас действительно не то, – продолжала подтрунивать над парнем девушка.

– Да шучу я. Что я из леса, что ли, вышел? – отмахнулся Митя.

– И правда. С какого ты дома? – что-то не помнила Алиса, чтобы он даже улицу называл.

– Ты давай поторапливайся, на собрании быть нужно всем. На тех, кто не приходит, обычно всех собак спускают, – заверил девушку Митя.

– А ты идешь? – поставила цветы в банку с водой девушка.

– Не-е-е.

– Это еще почему? – не поняла Алиса.

– На меня не подумают. Я в городе был.

– На учебе, что ли? – и ничего она толком не знает о Мите, вздохнула Алиса. И чего тогда, спрашивается, огорчилась?

– Агась. На ней самой, – подтвердил Митя.

– Смешно ты разговариваешь для того, кто учиться в городе, – передразнила его девушка.

– Так ты, что ль, не знаешь? Можно вывести парня из деревни, а деревню из парня никогда, – улыбнулся Митя.

За домом громко квакнула лягушка.

– Ну, мне это… Пора. Ты на собрание-то не опаздывай, – подмигнул Алисе Митя и стукнул калиткой.

Девушка в растерянности смотрела парню вслед, гадая, откуда в ее дворе могло взяться столько лягушек.

***

– Уважаемые сельчане, давайте потише! На повестке серьезный вопрос! – вещала с импровизированной трибуны худая женщина с короткой кудрявой стрижкой.

Деревенские собрались на поляне перед мастерской, где в посевную и уборочную стояли комбайны и тракторы. Человек шестьдесят, не меньше.

– Так мы не сельчане! Деревенские мы!

– Село – это когда церковь есть!

– Народ, тише! – не выдержав, гаркнул на собравшихся низкий широкоплечий мужичок, местный лесник. – Давайте по делу! Стадо не отыщем, зарплаты не будет.

– Как это не будет? – загудела толпа.

– А с каких щей Кочерге ее взять, коль сам разорится? – перекричал толпу лесник.

– Уважаемые, может, кто что знает? – подала голос с трибуны женщина. – Так вы не молчите, расскажите. Может, кто странное заметил? Может, что пропало?

Народ переглядывался, силясь вспомнить что-нибудь необычное.

– Курица у меня ночью пропала, – заявила одна из женщин. – Но я на лису подумала.

Толпа снова зашумела. А одинокая рука несмело потянулась вверх.

– Петровна, молчи! – одернула ее соседка. – Ради твоего Михалыча куру воровали.

Петровна пристыженно опустила руку, пока другие не заметили.

– Я что, виновата? В газете написано было: против воли забранная.

– Так это значит согласия не спросив у жертвы. В нашем случае у куры, – выпучила на нее глаза соседка.

– А-а-а, а я подумала украсть надо, – покраснела Петровна.

– Тьфу ты, Петровна! Чтоб я еще раз…

– А когда лапшу с нее ела, не плевалась, – сомкнула полные губы уже довольно немолодая женщина.

Кудрявая с лесником снова принялись всех успокаивать. Алиса стояла в стороне и только слушала. Лишь в конце осмелилась задать вопрос.

– А сторож как же?

Все как-то разом на Михалыча повернулись. И чего они сразу про него не вспомнили? Низенький мужичок на седьмом десятке лет пристыженно смотрел в пол.

– Спал наш Михалыч, – ответил за него лесник. – Таблетку от давления выпил, его и сморило.