Виктор и Варвара

– Тук-тук-тук, к вам можно?

Варя промолчала, вместо неё ответила Мария:

– С сегодняшнего дня это девичья комната. Сюда парням нет ходу!

– Тогда выходите на свет! – пошутил Витя, как ни в чём не бывало.

«Это же всё из-за него, – рассердилась Варя. Стоявшие в глазах слёзы, так и не пролившись, быстро испарились. Другой, голос внутри Вари – голос справедливости, уже защищал Витю. – Да, куда бы я пошла, если бы не Витя? На вокзал? Что делала бы ночью в незнакомом месте? Вите – спасибо! Завтра получу подъёмные да уйду на квартиру. Пусть Мария сама воюет со своими мужиками»!

Мария с Варей одновременно вышли из-за шторы в коридор.

– Ты очень устала, – глядя нежно на девушку спросил Виктор.

– Нисколечко! – улыбнулась вымученно в ответ Варя.

Витя понял эту улыбку по-своему. Она придала ему смелости.

– Никто не обещал райского спокойствия. Пойдём, погуляем, всё покажу, всё расскажу. Главное, запомни короткий путь к дому, где ждёт самая лучшая, моя мама. Она никому не даст тебя в обиду.

– И, правда, ребятки, погуляйте с часок пока я ужин разогрею, – поддержала Мария Витю, смутившись от сыновней похвалы. – Сынок! В парк своди Варю! У них поди таких нет.

– У нас тоже есть парки в Шадринске. Екатеринбург я тоже немного знаю, училась здесь после окончания начальной школы в Высшем училище сестёр милосердия с пятнадцатого по девятнадцатый год.

– Так ты почти коренной житель, – улыбнулся шире Витя. – Как же так, друзьями не обзавелась?

– Среди нас местных не оказалось, все приезжие. После окончания разлетелись по местам направления.

Варя повязала косынку, сняла с вешалки свой пиджак. Вместе с Витей она ушла знакомиться с близлежащими окрестностями.

Какой ключик подобрал к Варе Витя, он никогда никому не рассказывал, почему именно с того момента они подружились. Семья тоже пересмотрела отношение к девушке. Мария строго заметила, что ужинать сядут, когда вернётся Варя. Теперь гостью все ждали с нетерпением.

По возвращении сына с девушкой – Иван сама внимательность, Петя попросил помочь Варю решить задачку, Мария летала, как мотылёк, с кухни в гостиную, из гостиной в кухню. Счастливая улыбка не сходила с её лица.

Застолье прошло интересно. Иван поведал о городах, где побывал на своём поезде, рассказал о партийной работе в царский период, Витя – о Депо, профсоюзе, Петя – о школьных проделках, Мария —о подругах-кумушках. Варя в основном слушала, отвечала на вопросы охотно, коротко.

«Иван, в общем-то, – интересный рассказчик, как много изъездил, узнал, он совсем не злой», – думалось Варе.

Засидевшись допоздна, довольные разошлись по койкам.

А в родительской спальне всё только началось.

Лёжа в кровати, Иван с пристрастием устроил разбирательство жене:

– Зачем ты разрешила Вите привести в дом эту девицу?

– Варя прекрасная девушка. Если бы они с Витей подружились, потом поженились, я бы лишь радовалась такой невестке: добрая, рассудительная, душевная, умная.

– Ты её поняла прямо с первого взгляда. По мне, она выглядит чересчур умной. Женщина не должна быть такой. Посмотри, она же умнее нашего Виктора.

– Прекрасно, не позволит ему ошибаться.

– Мужик не должен быть у бабы под каблуком, она ж его подомнёт. Вот увидишь!

– Так что, ему дурочку искать? Вдруг с ней будет неинтересно, да он налево пойдёт? Что это за семья?

– Значит, Вите нужно самому мозгов набраться, потом о женитьбе думать. Я ещё не готов стать дедом.

– Тогда зачем ты Зинку привечаешь? Вот уж, у кого муж рогоносцем будет слыть!

– Пойми, Зина продолжит немецкий род.

– Собственный, наши уже замерли. Ты ж партийный! Ваш лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», так, как же соединяться, если каждый кулик о своём болоте печётся.

Помолчали, осмысливая сказанное. И вдруг:

– Скажи, Katzchen, – улыбаясь игриво, на ушко зашептал Иван жене. – Все женщины понимают этот лозунг так же: соединение пролетариев и пролетарок должно произойти через постель? Или только ты одна такая?

– Я подобных глупостей не говорила, но, если ты так понял, значит, сам об этом постоянно думаешь.

Иван потянулся к груди Марии.

– Отстань! Вначале оскорбит, потом, как кот ластится, – оттолкнула руку Ивана Мария.

Она обиженно повернулась спиной к мужу, он даже не попытался её приголубить, также повернулся к ней спиной. Мария ждала до тех пор, пока не услышала ровное дыхание мужа.

Зато к ней пришла вязкая аморфная бессонница с такими неудобными, въедливыми мыслями:

«Когда вечером вернулись Витя с Варей, почудилось, что всё у них сладится, но, когда я увидала, как Варя внимательно слушает Ваню, поняла; она грезит учёбой, Витя сейчас зря надеется. Варя о семье задумается только, когда выучится… Тут же Зинка, чёртова кукла… Через мой труп только появится она здесь, – лежать на боку сразу расхотелось, немного посидеть бы да лечь снова на тот же бок. Она не повернётся к мужу первой. Однако, уже новые мысли давили на мозг непонятной туманностью. – Вроде наши родители смотрелись ненамного старше нас теперешних, когда мы их сделали дедушкой и бабушкой. Интересно, как отец воспринял рождение внука? Вот, я бы радовалась. Почему же Ваня, старше меня, ан не готов? Нет, невыносимо! Воздуха не хватает! Ох! Что предпринять?»

Мария встала, набросила халат, решительно вышла из спальни.

Глава 2

Глава 2. Истоки

Мария прошла на кухню, достала горячий чайник из-под ватной юбки грелки в виде куклы-бабы, которая пьёт чай, закатив от удовольствия глаза; в правой руке бабы гуттаперчевая чашка, в левой – блюдце из такого же материала. Мария налила в свою любимую чашку пахучий травяной чай. Летом она сама ходила в лес, собирала ароматную землянику вместе с листочками. Из ягод варила варенье, листья да зелёные ягодки сушила для чаепития.

Раньше, когда ещё жила бабушка, Маша с ней ходила в лес по грибы, и по ягоды. Бабушка варила на две семьи варенья и солила грибы. Мама не любила заниматься кухней, бабушка приучала внучку варить, солить, консервировать, при этом рассказывала о своих родителях, как они раньше жили.

Бабушка поучала Марию не забывать о корнях:

– Сейчас я тебе расскажу, придёт время – ты расскажешь своей внучке. Так сохраним мы память о нашем роде.

И бабушка рассказывала историю рода, как сказку перед сном. Певуче, тихо спокойно лилась её речь.

В немецкой слободе уездного города Екатеринбурга у супругов Киль во второй половине шестидесятых годов девятнадцатого столетия родилась премиленькая белокурая девочка, назвали её Анна. При крещении девочка получила имя Мари. Таков обычай в немецких семьях давать ребёнку имя сразу при рождении, которое отличалось от имени при крещении. Считалось, что так ребёнка прятали от тёмных сил. Родителям нравились оба имени. В дальнейшем они звали дочку Анн-Мари.

Отца Анн-Мари выписал в Россию, как гувернёра, один дворянин. Дворянские дети выросли, разъехались по учебным заведениям. Отец Анн-Мари встретил девушку, влюбился. Пожелав жениться, пошёл учительствовать в церковно-приходскую школу города Екатеринбурга, где в последствии обучалась Анн-Мари.

Мама Анн-Мари считалась умелицей белошвейкой. Она могла по картинке сшить платье, оторочить его ручным кружевом, собственного изготовления, вязанным на коклюшках, или вышить гладью украшение, украсить стеклярусом, жемчугом или бисером. Эти навыки она постаралась передать своей дочери.

В порядочной семье считалось, что главное для девочки – уметь вкусно готовить, шить, вышивать, вязать, благодарить Бога за это – тогда и жена, и мать хорошая получится, и на сторону смотреть не будет, учёба – это пустое для жены, только отнимает время да старит женщину от того, что приходится лоб морщить.

Четыре класса церковно-приходской школы для своей дочери родители считали потолком знаний. Для наук существуют мужчины. Пусть они себе забивают головы этим багажом.

Шли годы. Вот девочка превратилась в девушку. Вроде замуж пора бы выйти, однако, Анн-Мари не торопилась покинуть родное гнездо.

Родители, обожая свою дочь, тоже не спешили выдать её замуж. Их желание – найти дочери немецкого парня, чтобы не только внучки, но и внуки рождались немцами. Дочь отвергала всех ребят, готовить не любила. Когда ей исполнилось двадцать с хвостиком, то родители испугались такому неприятию женихов.

– Папенька, маменька, – поясняла Анн-Мари родителям. – Мне по сердцу шить, вышивать, парни будут отвлекать от любимого дела.

– Милая Katzchen (по нем. – кошечка), – пытался достучаться каждый родитель до своей любимицы. – Мы не вечны. Когда нас не будет, с кем останешься ты?

– Я хочу, чтобы вы жили всегда, – смеялась Анн-Мари, бросась вначале матери, потом отцу на шею, целуя их.

– Нужно бы уже повзрослеть, – говорила в сердцах мать. Дочь пропускала мимо ушей все уговоры, что отца, что матери.

Родители отчаялись выдать её замуж, когда в гости приехала из Бузулука родственница, вещи помог донести до дома, где проживали Киль, племянник мужа родственницы, Григорий Славин, трудившийся машинистом на железной дороге.

Молодые люди познакомились, понравились друг другу. Григорий попросил руки Анн-Мари. Родители девушки ещё надеялись, что есть где-то немецкий парень для их дочери. Задумались.

Родственница захотела побыть немного свахой, рассказала родителям Анн-Мари, что у Гриши только отец русский, мать – немка. Так молодые получили благословение на их брак от родителей. При этом взяли слово с Анн-Мари и Гриши, что у них обязательно родится девочка, чтобы продолжался род Киль, сама Мари стала Славиной.

Роды у Мари оказались очень тяжёлые. Родить ещё одного ребёнка Мари больше не могла. Григорий пожелал в благодарность за рождение дочери назвать девочку Марией.

Мария воспитывалась также, как её мать по системе трёх К (Kinder, Küche, Kirche), что означало (дети, кухня, церковь).

Если Мари любила шить больше всего, то её дочь Мария от матери научилась аккуратному фантазийному шитью, а от бабушки – печь вкусные, с изюминкой пироги. Научившись, как её мать без выкроек по рисунку создавать самый сложный фасон, Мария прослыла среди барынек (так она называла девушек из дворянского сословия, её клиенток) самой лучшей мастерицей белошвейкой. К ней записывались в очередь на пошив платьев. Ей в благодарность, за эксклюзивность фасона клиентки дарили золотые, серебряные колечки, серьги, однажды за свадебный наряд барынька подарила даже крест на золотой цепочке, усыпанный бриллиантами и рубинами.

Мария относилась к подаркам очень равнодушно, поэтому серьги, кольца валялись в самых не предсказуемых местах их жилища. Отец изготовил ей большую шкатулку-сундучок со словами:

– Машенька, собирай в эту шкатулку свои подарки, как приданое. Может так статься, что они тебе в жизни очень пригодятся.

– Скажете тоже, папенька! Разве может безделица иметь важное значение?

– Ну, ежели они долежат в этой шкатулке, когда ты свою внучку будешь выдавать замуж, то это станет её приданым.

– Такой поворот событий мне нравится.

На том и порешили.

Когда пришло время Мария Григорьевна Славина заключила брак с Бузулукским мещанином Иваном Андреевичем Исаевым Это случилось – 11.10.1901 года. Свидетелями были со стороны жениха – Бузулукский мещанин Степан Андреевич Исаев (брат жениха) со стороны невесты – в девичестве Славина – Любовь Михайловна Исаева (жена брата жениха да родственница невесты).

Иван проживал в Бузулуке, туда и увёз после женитьбы молодую жену.

Желая добиться успеха в жизни, Иван вступил в партию РСДРП (Российская социал-демократическая партия), политика его буквально поглотила. Работая машинистом паровоза, он развозил газету «Искра» и листовки из Петербурга по различным городам Урала, Сибири, Дальнего востока.

Короче, он был весь в политике, не мешая Марии в своё удовольствие обшивать барынек.

В это же время, свекровь обвинила невестку в бесплодии, не ведая, что в семье скоро будет пополнение.

И 31 января 1903 года по старому стилю, по-новому – 13 февраля у Марии с Иваном родился сын Виктор, что засвидетельствовано в Метрической книге да сделана «Выпись изъ Метрической книги, часть первая, родившихся за 1903 год». Посажёнными родителями записаны всё те же брат да его жена.

Интересно, что эта Выпись не только заменяла Виктору свидетельство о рождении, в дальнейшем для него и его жены являлась свидетельством о браке, о чём удостоверяла запись и печать на обороте этого документа.

После родов Мария длительно болела, потом не получалось забеременеть вторично. Обещанная родителям дочка не зарождалась.

– Мари, ты чем сегодня занималась? – спросил Иван, вернувшись из рейса и, сделав вид, что не заметил припухших глаз жены.

– Ленью маялась! – обиженно сказала Мария.

– И как? Получалось?

– По словам твоей мамы, даже очень.

– А если серьёзно?

– Серьёзно? Я скучаю по Екатеринбургу, по родителям, по барынькам, по работе в конце концов…

– Кто тебе мешал здесь набрать клиенток?

– Екатеринбург – столица. Там люди побогаче.

– Я думал, что ты расстроишься, узнав про наш перевод?!

– Куда?

– В Екатеринбург!

– В Екатеринбург? – как эхо повторила, не поверив тому, что произнесла Мария, потом вскочила с кресла, где сидела с пяльцами, бросилась на шею Ивану и зацеловала щёки мужа.

– Я не ожидал такой бурной реакции, – Иван взял лицо возбуждённой Марии в свои руки. обхватил губами губы жены. Она затихла, словно пойманная в силки птица, потом ответила страстным поцелуем. – Так что? Поедем?

– Спрашиваешь! Бегу собирать вещи.

– Супружеский долг никто не отменял, – хитро подмигнул Иван жене, да тут же повалил её на кровать.

– Давай подождём ночи, вдруг Витя зайдёт?

– С Витей мама занимается. Ей самой знакомы возвращения отца из рейсов. Они тоже молодыми были!

– Давай дождёмся вечера. Уложим Витю спать, тогда будем только вдвоём: ты и я.

В это время открылась дверь комнаты, на пороге появился сын, маленький взъерошенный; чёрные, как смоль кудряшки торчали в разные стороны.

– Отпусти маму, ей же тяжело, ты вон какой большой! – он проворно забрался на кровать да попытался оттолкнуть отца от матери.

Марию душил нервный хохот. Она представила, что увидел бы Витя, если бы она уступила мужу. Она хотела сказать сыну, что папа с мамой боролись. Папа её уложил на лопатки.

– Всё, всё, папа, я сдаюсь, отпусти меня.

Иван, приняв эту игру, откатился на бок, потом лёг на спину. Витя взобрался ему на грудь, сел, словно на коня и победно закричал:

– Мама, смотри, я победил папу. Я тебя защитил!

Мария незаметно поправила блузку, застегнула пуговичку. Потом села на кровать рядом с лежащим побеждённым Иваном да расцеловала победителя сына.

В комнату заглянула мать, обратившись к Ивану:

– Пойдём, сынок, я тебя накормлю. Уже всё разогрела. Твоя жена ведь не догадывается, что, может, ты голодный с дороги.

– Мама, у меня другой голод. Помнишь, как вы с папой уходили вдвоём в баню, а нас со Стёпкой не брали…

– Так я же сама баньку топила. Твоя жена этого не догадалась сделать.

– Я в этом доме не хозяйка, – обиженно ответила Мария. – Вот приедете ко мне в гости в Екатеринбург, будет вам и банька, и пироги, и наливочка собственного приготовления.

– А чавой-то я туды поеду?

– Наш поезд переводят в Екатеринбургское депо, – вздохнул Иван, приготавливаясь выслушивать материнские «против».

– Ваня, откажись, вы же без нас не сможете!

– Вот и проверим, – предположил сын.

– А как же я без Витюньки буду жить? – расстроилась мать.

– Будете к нам в гости приезжать почаще, – радостно ответила Мария.

– Не пойму, чему ты радуешься, что убегаешь под крылышко к своим родителям, или тому, что я часто буду к вам приезжать?

– И тому, и другому.

– Чтой-то сумливаюсь.

–Вы приезжайте да проверьте!

– Ишь, смелая выискалась, как муж прибыл. То сидела, как мышка в норке. Пойдём, Ваня, покормлю тебя. Кто в том Екатеринбурге накормит так, – проворчала мать да двинулась в коридор.

– Пойдём, Маша, повечеряем, ведь мать не отстанет, пока не накормит.

Наутро собрали два чемодана вещей да два узла с посудой. Всё остальное Мария сложила в сундук, который Андрей, отец Ивана, обещал к вечеру отправить товарным поездом.

Иван отвёз жену в Екатеринбург, поближе к отцу и матери Марии, чтобы Маша не скучала, когда он в разъездах.

Когда барыньки прознали, что их мастерица вернулась в Екатеринбург, то у Марии клиентов оказалось видимо-невидимо.

Екатеринбург в то время оставался уездным городом, однако, считался столицей Урала В городе уже появилось много каменных домов, хотя деревянных было тоже в достатке. Уже работала своя телефонная станция.

Летом город становился тих, почти безлюден, так как состоятельные жители разъезжались по загородным дачам или южным курортам из-за того, что улицы, площади покрывались толстым слоем пыли. Становилось трудно дышать. Если небо затягивалось тучами, лили непрерывные дожди, то улицы утопали в непролазной грязи.

В 19-ом столетии для престижности даже пришлось замостить камнем главный проспект города.

По Екатеринбургу бедные люди передвигались пешком, богатые в своих экипажах или нанимали извозчиков.

Екатеринбург – это промышленный город, поэтому железным дорогам уделялось особое внимание, о чём даже писали в издании Министерства путей сообщения Российской империи «От Волги до Великого океана. Путеводитель по Великой Сибирской железной дороге». Наверное, поэтому семьи Славиных и Исаевых тоже трудились на железнодорожном транспорте. Ивану нравилось быть машинистом, позднее он стал начальником поезда.

Иван с Марией очень надеялись, что медицина в Екатеринбурге на более высоком уровне, чем в любом другом городе Урала, значит, врачи должны быть грамотнее да помогут обзавестись семье Исаевых вторым ребёнком, желаемой дочкой.

Даже для партийной работы лучше, чтобы семья проживала в крупном городе: не так бросались в глаза паки газет, листовок, упакованных, как подарки. Ведь глава семьи каждый раз возвращался домой всегда с гостинцами. Любопытные соседи мечтали заглянуть в большую коробку, украшенную бантом, какую опять безделицу Иван привёз Марии и детишкам. И откуда только деньги берут?

Глава 3

Глава 3. В Екатеринбурге

Мария допила в одиночестве чай на кухне. Тяжело вздохнула. Как она порхала от радости, когда вернулась в родной город. Иван такой внимательный, заботливый, из каждого рейса привозил ей подарок, детям по петушку на палочке. Раньше они никогда не ссорились. Теперь же это перепалка спровоцировала у неё бессонницу. Мария очень обиделась на мужа. Вернувшись в спальню, она лежала в постели с открытыми глазами, перед ней проходили воспоминания, словно кадры из неизвестного кинофильма.

Приехав в Екатеринбург супруги Исаевы сняли двухкомнатную квартиру в цокольном этаже в центре города. Высокие потолки большие комнаты, печное отопление. Печь стояла на кухне, система дымохода проходила в стене между двумя комнатами, обогревая обе комнаты. Удобства находились во дворе, колонка с водой тоже. В большой прихожей всегда стояли на низком столике два полных ведра с водой, закрытых крышками из фанеры, на одном из них лежал вверх дном ковшик. Также в прихожей за ширмой стоял сундук, на котором находил приют кто-нибудь из родственников, приезжавших в гости.

Второй в семье Исаевых через семь лет родился тоже мальчик, назвали его Петя. После вторых родов Маше врачи не рекомендовали больше иметь детей. Так супруги расстались с мечтой, что у них когда-нибудь будет дочь. Марии так хотелось нашить дочке платьиц с рюшками, кружавчиками. С мальчишками такое не проходило.

Как-то, когда Витя был совсем маленьким Маша пошила передничек с застёжкой сзади, как платьице, чтобы после еды снимать его. Витя оставался в чистой одежде.

Однажды Иван пришёл раньше на обед, увидев в таком одеянии сына, возмущённо пытавшегося сорвать с себя фартук:

– Ты зачем из парня девочку делаешь? – строго спросил Иван у жены. – Сними немедленно, чтобы я этого больше не видел. Видишь, Вите тоже не нравится.

– Ваня! Витюша ещё маленький. Когда ест, то всегда весь обливается, а так, смотри, я фартучек сняла, он опять чистенький.

– Одевай ему слюнявчик!

– Слюнявчик для грудничков только часть груди защищает. Их повязывают, когда слюнки на зубки бегут у грудничков.

– Значит, замотай в полотенце, и, чтобы этого безобразия я больше не видел. Обоих выпорю, фартук твой на ленточки ножницами порежу.

Мария вздохнула, подумав, что при Иване не будет наряжать сына в передник, когда они будут есть без отца, то закрывать одежду фартучком всё же удобней. Ведь Маше, а не Ване вещи стирать.

Но эту проблему для всех решил сам ребёнок.

Мария возилась с пирогами, Витя затих в другой комнате.

Известно, если ребёнок затих, значит, шкодит. Маша пошла посмотреть, чем занимается Витя, он нарезал на полоски ножницами свой фартучек.

– Ты что, безобразник, творишь?

– Ленточки делаю, как папа велел.

У Маши в руках очутилось полотенце. Им и шлёпнула она сына. Витя засопел, но не расплакался, только обиженно надул губки.

Маленький Петя на фартук смотрел как на атрибут своей одежды, но в два года Иван опять потребовал, чтобы Петя выглядел как мальчишка.

Дети воспитывались дома Марией. Она обожала баловать их пирогами. Когда Иван приходил с работы, то гулял с мальчишками на улице, Маша тогда занималась уборкой.

Подошло время, Витя пошёл грызть гранит науки в церковно-приходскую школу (ЦПШ). Это начальное образование в четыре класса, куда ему потребовалась та самая «Выпись». Учился Витя посредственно, по окончании ЦПШ в 12 с половиной лет пошёл работать в паровозное депо.

Детский труд приветствовался на заводах, фабриках в начале двадцатого века. Он оплачивался дешевле, что не могло не радовать хозяина предприятия.

Виктор и отец получали заработную плату в разных кассах: рабочие – в одной кассе, ученики – в другой. Витю распирала гордость, когда он взял в руки первые заработанные своим трудом деньги.

– Ты куда потратишь? – спросил его бывший одноклассник.

– Пока не знаю. Пойду с отцом посоветуюсь, – ответил Витя.

– Ну, и дурак! Отец заберёт у тебя деньги. Пойдём лучше по стаканчику бражки выпьем. Здесь недалеко бабка одна недорого продаёт.

– Не хочу. В нашей семье такое не чтут.

– Ну, и чёрт с тобой! Пойду позову других ребят, – с этими словами подросток направился к выходу из депо, Витя пошёл разыскивать отца.

Иван тоже получил уже зарплату, стопка в его руке смотрелась внушительнее, чем у сына.

– Ну, что, сынок! Куда свою первую получку потратишь?

– Вот пришёл с тобой посоветоваться.

– Первая зарплата – дело святое. Трать, куда самому захочется, однако вторую – изволь, отдать матери в общий котёл. Потом вместе придумаем, куда тратить. Через час встречаемся около дома.

С этими словами отец с сыном разошлись в разные стороны. Отцу необходимо ещё зайти на конспиративную квартиру, запастись газетами да другой партийной литературой перед завтрашним рейсом.

Зажав в кулаке купюры, Витя мечтал о том, что накупит на них. Денег хватило на один килограмм шоколадных конфет – подарок маме – да на пачку папирос. Ведь, Витя уже взрослый, пора начинать курить!

Не доходя два квартала до дома, Иван с Витей опять встретились.

– Пойдём через парк, – предложил отец. – Так ближе.

– Пойдём, пылью дышать не будем, да не так людно.

Парк смотрелся пустым.

– На много хватило заработанных денег? – поинтересовался Иван.

– Да вот, всего-то! – с этими словами Витя показал кулёк конфет, доставая из кармана пиджака пачку папирос.

– А это кому? – хмуро спросил отец. – У нас в семье никто не курит.

– Я буду курить. Я уже взрослый!

Отец вдруг рассердился, выхватив у сына пачку папирос, выбросил в урну.

– Ты не имеешь права! Это мои заработанные, – заупрямился Витя.

Отец расстегнул ремень, прямо в парке отхлестал сына.

– Я тебе покажу и свои права, и твои обязанности.

Витя вырвался и убежал от отца. Сел на дальнюю скамейку, где отец его не видел. На глаза наворачивались злые слёзы:

– Я всё равно буду курить, – шептал обиженный мальчишка, доставая из кулька конфеты, поедая одну за другой.

Когда Витя опомнился, в кульке осталось три конфетки. Их он понёс маме. Ужинать не хотелось. Весь вечер подташнивало.

Петя через семь лет повторит судьбу старшего брата. Его с распростёртыми объятиями приняло всё то же Екатеринбургское депо.

***

1915 год. Шла мировая война. Иван и его брат получили бронь. Как работники железной дороги, они не призывались в армию, при этом оба состояли в РСДРП и вели активную работу.