В мире Красного Волка.

В мире Красного Волка

Глава первая. Дедушкин блокнот.

По проселочной дороге ехал внедорожник, аккуратно объезжая ямы и лужи. В машине ехали Двое. За рулем был молодой человек лет двадцати семи с каштановыми длинными волосами скрученными в хвост, который трепал ветер из открытого окна. Он обратился к девушке зеленоглазой блондинке, сидящей справа того же возраста:

– Так твои родаки точно готовы тебе готовы проспонсировать поездку с продажи дома? Это, кстати, было совершенно не обязательно, я мог бы поучаствовать, если бы ты согласилась поехать. – сказал молодой человек по имени Василий.

– Мы уже не встречаемся, чтобы ты участвовал. К тому же, я не уверена что вообще поеду, – Лена поправила волосы, которые трепал ветер из открытого окна.

– Что так? Тебе же нужна журналистская практика? – вкрадчиво спросил Василий.

– Практику можно получить и здесь. – парировала Лена,– Все будет зависеть от того, что мы там найдем. Я не такая фанатка индейцев, как вы все. А вот рассказы бабушки, когда она была уже не в себе, это не достаточный повод, чтобы ехать в эту вашу мерзкую Америку.

– Мы едем на Пау-Вау с группой, чтобы поддержать народы, которые эта мерзкая Америка прессовала. Среди нас тоже нет фанатов Америки.

– Я уже тебе многократно говорила. Я не в восторге от этих людей, а так же от их песен и плясок. Напоминает чем-то наших казаков. Но вот если бабушка была права на счет пропавшего деда, мне было бы интересно оказаться там, где он пропал.

– Ты ничего не рассказывала про своего деда. Может быть сейчас поделишься?

– Нет. Потому что это звучит, как полный бред.

– Нам еще ехать и ехать. Ты меня втянула в это, хотя мы больше не встречаемся. И, кстати, мне бы было полезно знать, куда ты меня можешь втянуть на месте, если потеряешься, разыскивая следы своего деда.

– Обещаю, рассказать на обратном пути, если мы найдем что-то ценное, а пока нет никакого смысла.

– Кстати, про казаков, это было ниже пояса. Вот послушай, если не хочешь рассказывать. Какие же это казаки?

      Василий включил музыку индейцев, да не просто попсовые композиции в обработке, а хоровые с бубнами, барабанами трещотками и тонкими хоровыми голосами.

– Я знала, что ты на правах водителя воспользуешься беззащитностью моих ушей, – Сказала Лена, отвернувшись в окно.

Какое-то время они ехали молча, пока Лена не прервала его:

– Ну ладно. Поставим другую музыку, – Василий перемотал на проигрывателе внедорожника, включив «Флер», – Вот тебе. Радуйся.

– Почему ты решил, что я фанатка «Флер»? – повернулась Лена к Василию, приподняв бровь.

– А разве не этими песнями «Флер» ты не пыталась влюбить меня в себя во «Вконтакте»?

– Откуда ты знаешь? Может быть, эти песни в моем плэй-листе были не для тебя?

– А для кого же? Мы параллельно ставили песни. Забыла? – С нотками ревности парировал Василисй.

– В конце концов, это не имеет больше значения, – спокойно ответила Лена, – Пусть будет «Флер», лишь бы не это блеяние индейцев.

Через десять минут прослушивания «Флер», Лена начала судорожно переключать песни на проигрывателе, перемотав изрядно скандинавского рока, она зашла в меню проигрывателя и вбила там композицию. Лена понимала, что для Василия с его лингвистическим кретинизмом, будет сложно и долго искать по названию песни, которая так же была в ее альбоме в те времена, когда его активно слушал Василий. «Флер» все-таки дальнобойное оружие, но особо плачущую душу на грани суицидальной грусти долго уши не выдерживали. А Сивэтэр Вуэтэр, ей самой нравился и она могла его слушать до бесконечности.

– Если ты так любишь рефлексию, которую, возможно, ошибочно считаешь ностальгией. Вот тебе песенка, которая тоже тебе понравилась, как и «Флер». Я на реверс поставила. Ты не против, что я так у тебя распоряжаюсь, водитель?

Водитель знал, что Лена в свое время играла с ним своим плэй – листом, но не стал ее ни в чем упрекать и хватать за руку. Время было упущено, а с тех пор он наделал много ошибок. Поэтому Василий не хотел давить на Лену в чем-либо. Он просто наслаждался ее обществом, хотя и чувствовал себя «Оленем», которого используют его бывшая:

– Спасибо, золотце, что не РЭП, – с улыбкой ответил он.

– Смотри у меня, а то сейчас Аллу Пугачуву поставлю. – Строго посмотрела на него Лена. А потом, глядя на обеспокоенное лицо Василия, задорно рассмеялась.

«Почему мы не можем попробовать снова. Я знаю, что накосячил.» – хотел сказать Василий, но промолчал.

Лена умела слышать чужие мысли, хотя никому в этом не признавалась, даже иногда самой       себе.

– Потому что я уродливая, – подумала Лена прямо в голову Василия, – и видела, как ты смотришь на других красоток, а я действительно разбираюсь в женской красоте, как бывший оператор. Мне по профессии положено разбираться в женской красоте. И я знаю, что в эту категорию не вхожу. Потому что всегда, когда ты мне говорил, что я красивая и у меня просто не типичная лицо и фигура, я воспринимала это, как намеренное вранье. Это со всеми так. Не парься.

Но Василий не умел читать мысли, а если и умел, это происходило у него глубоко –глубоко в подсознании, до которого дошли песни индейцев, но не дошёл мысленный посыл Лены.

В конце концов, внедорожник подъехал к старому обветшалому дому в маленькой станице. Дом располагался в относительном центре, поблизости от Сальска в Ростовской области. Солнце уже перешло за полдень, у них было много работы. Возле дома было много старого мусора, который обычно очень нужен старым бабушкам, но не очень подходит для предпродажной подготовки. Мусор пришлось уносить далеко. Со временем очередь дошла и до самого дома. Василий трудился не покладая рук, да и Лена добросовестно занималась уборкой, но больше заглядывала во всевозможные старые щели. Когда дело уже клонилось к вечеру и основной порядок был уже наведен, Василий обнаружил тайник в стене возле печки:

– Лена, посмотри. Тут какой-то тайник.

Тайник был слегка замазан побелкой, которой обычно белят печки и его пришлось разбивать молотком. В тайнике лежали множественные письма и старый пожелтевший блокнот в клетку. Лена выхватила блокнот из рук Василия:

– Это похоже то, что я искала, – сказала она, бегло пролистывая пожелтевшие страницы.

– Так ты едешь в Штаты? – с надеждой в голосе спросил Василий.

– Даже не знаю, тут какие-то каляки – маляки. – Лена со сосредоточенным лицом рассматривала блакнот. Там были какие-то схемы и названия на разных языках, многие из которых казались Лене египетской письменностью. Больше всего ее на одной из страниц заинтересовал посох в схематическом виде, нарисованный несколько раз с разных ракурсов. Каждый элемент посоха был очень хорошо прорисован, и от каждого элемента вела поясняющая линия, которая упиралась в очередной иероглиф. Некоторые из них были переведены на английский, некоторое на русский с малопонятным смыслом.

– Дай, посмотреть, – Василий выхватил блокнот, Лена не сопротивлялась, и более внимательно принялся рассматривать его. – Тут много изложено схематично. Я думаю, ты нашла, что искала. Вот смотри. Карта. Это Названия населенных пунктов Невадвы. Ну да, некоторые вещи написаны слишком витиевато, но разобраться можно. Это дневник твоего деда. – подытожил он, возвращая дневник с чувством абсолютной уверенности в голосе.

Поздно вечером предпродажная подготовка дома была с горем пополам закончена. Маленький домик приобрел вполне себе обжитой вид. А именно такие требования были у покупателя. И Лена, не будучи водителем, начала уговаривать водителя ехать в ночь по плохой дороге, когда он, мягко скажем, после разгребания завалов хотел спать. Спать Василий согласился в Машине. А у Лены была кровать с подготовленным бельем. В машине можно было поместиться двоим, но об этом ни могло быть и речи, и Василий это знал как отче наш.

В полудреме на бабушкиной старой, еще на пружинах, кровати с толстой пуховой периной, которую им до этого пришлось долго и нудно выбивать от пыли и приятно теплым одеялом, к Лене приходили картинки ее детства: бабушки, которая вечно что-то готовила и убиралась по дому, запах пирожков и игры с котом Мурзиком. Дедушку она не видела вообще, а только слышала рассказы о нем от бабушки. Когда ей все же удалось заснуть, то ей приснилась Бабушка.

– А ты мне не верила, что твой дед был переходникером в мире Красного Волка. – говорила она, – Может и ты тоже станешь. Встретишь дедов посох, береги его как только сможешь, это ключ во многие двери. Он может до сих пор тебя там ждать, в мире Красного Волка.

Дальше Лене снился Василий и его песни, которые выбешивали ее в его плэй – листе. А дальше еще, что-то. Но Лена ни смогла вспомнить, это было что-то счастливое и этого было очень много, пока это не прервал клаксон внедорожника под окнами.

– Мог бы и дать отоспаться, романтик чертов – проворчала сама себе под нос Лена, окончательно просыпаясь.

– Ты так хорошо спала, – сказал Василий, из-за двери протягивая букет полевых цветов. – Но нам пора ехать, пока пробок нет. Вставай!

– А что ты видел, как я спала? – еще сонным голосом поинтересовалась Лена.

– Нет. Но ты всегда спала очень красиво и всегда на тебя нельзя было налюбоваться.

Лена расплылась в довольной улыбке:

– Положи там возле двери этот букетик. Заходить не надо, я сейчас переоденусь, и выйду. Дай мне десять минут.

– Через десять минут бутерброды будут на столе. Чай остыл, термос не уберег. Но через полчаса мы стартуем. Ок?

– Ок. Ок. Как скажешь, злобный водитель. Но я тебе припомню, когда в следующий раз краситься буду.

– Получается, ты едешь? – радостно спросил Василий.

– Еду. Но не ради этих ваших блеющих индейцев, хочу пройти по местам боевой славы своего Деда, которому наше ушлое государство перестало выделять боевую пенсию КГБ, а современные власти сказали, что, мол, нет такого отдела по переходникерам, и не было. А вы, мол, лечитесь в больницах от излишних фантазий. Бабушка утверждала, что была пенсия при СССР, а потом отдел почему-то закрылся, а ФСБшники делают вид, что и вовсе такого отдела не было.

Василий хотел за дверью каким-то образом выразить радость, что Лена все же едет с ними. Но потом передумал. Потом опять передумал:

– Очень рад, что едешь с нами, – спокойно сказал Василий, жестикулируя за дверью, как болельщик, чья команда только что забила противнику гол.

На обратной дороге музыку никто не уже не включал. Путники любовались станичным майским рассветом. Выезжая на трассу Василий нарушил тишину:

– Ты обещала рассказать мне о том, что тебе рассказывала твоя бабушка о Мире Красного Волка.

– А? Что правда обещала? – Лицо у Лены было одновременно серьезным и слегка нарочито наигранным. – Я расскажу, только сперва ответь. Ты давно в живую видел свою дочь? А бывшую жену? Как они там без тебя? И зачем ты вообще развелся?

– Дочку не видел давно. У нее вроде и так все хорошо. С женой переписываемся по общим вопросам. Занимаюсь своими индейцами. У них собаки, кошки увлечения учеба. Почему развелся? Так, чтобы тебя дождаться.

– Не гони. Меня бы ты не дождался. Я безнадежна в своем принципиальном одиночестве.

– К тому же ты врешь. – опять подумала жестко и властно Лена глядя в щеку Василия, – Твоя жена и твоя дочь начала думать моими мыслями, а ты это почувствовал и свалил. Не захотел приносить им вред. Но с ними все в порядке, потому что ты мне поручил присматривать за ними в этом нашем мысленном пространстве.

Пару минут, Василий ехал очень хмурый, забыв о своей просьбе услышать рассказ. Паузу прервала Лена:

– Давным давно, один человек постоянно перерождался шаманом. Он помнил все свои воплощения. Последний раз на этой земле он родился в племени Лакота, так называлось племя индейцев. Как раз тогда, когда армия Сидячего Бизона разгромила армию генерала Кастора, убив самого Кастэра. Шаман всегда дружил с волками во всех своих путешествиях, потому, что волки после смерти могли проникнуть в любой мир. Среди его братьев таких, как Бешеный Конь и Сидячий Бизон его звали Красный Волк. Он сам в своих путешествиях часто превращался в Красного Волка, чтобы бежать между мирами в мире, который похож на слоеный пирог, только лишь волкам неведомыми тропами. И Вот он увидел будущее для своих братьев. На этих картинах были только смерть и печаль. Он не любил неуспокоенные души, которых должно было стать очень много. Но отправился по тропам вместе с волками в верхние миры. Они выпили из фонтана бессмертия и мудрости, куда смогли добежать, и вернулись значительно ниже, где жили создатели параллельных миров, Красному Волку доставались неопытные помощники, которые помогли ему создать свой мир. Мир ему достался испещренный трещинами, из которого исходило смертельное для многих сияние. Это был слепок одного из старых Миров, где жили неандертальцы. Вместе с помощниками из верхних миров из деталей механо – мира, они собрали мир – Убежище.

В своем мире одним из законов было сохранение гигантского парка, где было запрещено охотиться на бизонов, кроме диких племен, в числе которых были как и люди из нашего мира, погибшие в американском геноциде индейцев, так и местные неандертальцы, оставшихся от предыдущего мира. Существам из верхних миров совместно с Красным Волком удалось построить их совместный мир.

Мир этот начинался Озером Мертвых. Это позже его начинали называть Озером Забвения. После прохождения порталов собранных из деталей механо – мира, которым управляет искуственный интеллект по имени «Матровов», мертвые попадали в Озеро, где живет Дракон Гаргоил из Франции, которого обманул один священник. Озеро очень глубокое, и дракону хватает пространства там жить. Он никого не убивает, просто лишая памяти, хотя не всех и не всегда. Но те, кто были мертвыми, точно лишались памяти. Этот мир живет давно, потому что система порталов устроена таким образом, что при частичном закрытии основных порталов время в мире Красного Волка течет намного быстрее. При полном же закрытии этих порталов и вовсе в нашем мире останавливается. Они смогли развиться до серьезной цивилизации, потом цивилизации частично рушились. Но всегда у мира Красного Волка была связь с нашим миром через порталы из деталей механо – мира и переходникеров. В нашем мире о мире Красного Волка знают лишь сцец-службы, ну или знали, по крайней мере, когда дед еще там служил.

Василий ехал, как завороженный. Она была рядом и изъяснялась так подробно.

– Только одно не совсем понятно, зачем ты завела этот разговор про детей и жену, до своего рассказа?

– А настроение было плохое, хотелось им поделиться. Я думала, что это все враки от безумной бабули, а дневник-то нашелся. Теперь придется эти враки проверять. Понимаешь?       Лена задумчиво посмотрела на Василия, а про себя внимательно подумала: «Чтобы ты знал, дорогой, с кем связываешься.» Лене показалось, что Василий тоже подумал: «Да все в порядке. Я знал на что иду.», но Лена отогнала от себя эту мысль и меланхолично уставилась в боковое окно. Еще через минуту она спросила.

– Так, а РЭПа точно нету?

– РЭПа нету, – улыбнулся Василий.

– Врешь, ты же все скачал из моих альбомов, – Лена начала нажимать кнопки на проигрывателе и нашла один из своих любимых русских репчиков.

– Именем водителя, мы это переключаем, на Светер Вэтэр. – Василий нажал пару кнопок на проигрывателе. – Если хочешь испортить настроение, можешь поговорить об отце и о моем мажорстве.

– Да, кстати, как твой отец отреагировал, на то, что ты спонсируешь «Племя Твинки» в Штаты за счет его корпоративных денег на мелкие расходы?

– Да так и отреагировал. Говорит баловство это все. Нужно внимание уделять фирме. Если бы не доходы с индейского туризма, я вообще не знал бы что делать.

– Ты же не совсем не шпрэхаешь на Лакхота Япи, если не ошибаюсь, это язык индейцев – Лакота.

– Зато я собрал людей, которые шпрехают и очень этим увлечены, и это приносит какие-то мелкие деньги, чтобы папа совсем не серчал. А так у меня какой-никакой бизнес.

– И не стыдно тебе продавать святое?

– Стыдно. Но что поделаешь.

Проводы прошли сумбурно с собиранием людей в Москве, чтобы лететь до Нью-Йорка одним рейсом, дальше их ждал автобус. Василий постоянно звонил отцу по поводу непредвиденных расходов и всякий раз ему приходилось говорить то на повышенных тонах, то тоном скулящего котенка. Лена старалась, как правило, не подливать масла в огонь, после этих разговоров. Так, спустя долгих дней полных суеты, паспортных столов и ответов на глупые вопросы группа добралась до Невады – места, где проводилось Пау-Вау. Шел июнь 2021 года.

Глава Вторая. Потасовка на Пау-Вау.

Твинки. В английском языке это звучит, как помадка для торта. В штатах так называют девочек из состоятельных семей и с пустой башкой, которые одеваются как мужчины индейцы, тем самым нанося вне гласное оскорбление, на которое очень обижаются все индейцы. Русские же назвали себя племенем русских Твинки, как бы намерено показывая тем самым, что они знают свое место, не принадлежа к элитному клубу рожденных в Америке любимых коренных американцев, коих, судя по комментариям особо заботливых Нативов (коренных) и им сочувствующих, там более пятисот народов. Группа русских одевалась на конкурс совсем не так, как они это делали в туристических лагерях под Москвой, или под Ростовом-на-дону. Каждый предмет был выверен, добыт, намолен, изготовлен своими руками. Каждый танцор мог подробно рассказать историю того или иного предмета, который он посмел надеть на себя на конкурс. Поэтому перьев было мало, а уж пластмассовых перьев купленных в магазине не было и вовсе. На одеждах русских танцоров были всевозможные колокольчики и трещотки помимо самодельных амулетов. Редко у кого были две индейские косички, у большинства был просто обычный хвост, подвязанный разноцветными лентами.

Пау-Вау проводили каждых год в одно и то же время в конце весны, начале лета, чтобы захватить дни летнего солнцестояния. Русская группа принимала полноценное участие в соревнованиях первый раз. До этого, они несколько раз приезжали и пытались танцевать по своему, на сколько это у них это получалось. Но главное Жури Пау-Вау не учитывала их, как отдельную группу. Стоит отметить, что таких фанатов индейцев из разных стран, да и из самих Штатов было много, однако, серьезно их никто не воспринимал. Но «Русские Твинки» танцевали долго и интересно, со временем к ним начали подходить зрители. Часть из них, конечно бурчала и делала замечания за издевательства над святыми обычаями.

Со временем, к регулярно приезжающей компании стал подходить русский, который осел в одной из резерваций навсегда и, научил группу, как общаться с комарами, чтобы комары их не сильно беспокоили. Вся группа обучилась этому искусству, и это позже заметили мудрые люди из среды индейцев. Так группа получила минимальное уважение и в этом году была, наконец-то допущена до конкурса на равных с другими племенами. Про этого человека, было мало известно, кроме того, что звали его Григорий, и что в этот раз его не было видно. Он появлялся редко и обычно в окружении серьезных индейцев.

Лена фотографировала происходящее и записывала на диктофон заметки, чтобы потом представить это как статью в журнал. Василий иногда занимался организационными делами, а когда таковые заканчивались сам переодевался в одной из стоящих неподалеку от лагеря Палаток в танцевальную форму и танцевал и пел вместе со своими товарищами.

К группе подходили женщины в возрасте, в основном белые и делали замечания, что мол, русским тут не место и что индейцы их. И вообще они оскорбляют индейские святыни. Среди них были индианки тоже средних лет и, в основном останавливали белых. «Русские Твинки» привыкли к таким женщинам и не обращали на них внимания. Иногда к особо трепетным поклонникам среди белых выходил Василий и на ломанном английском объяснял, что для них это все тоже святыни и они к этим вещам относятся очень серьезно. Иногда, в эти разговоры подключалась Лена со своим более совершенным английским и объясняла женщинам тоже самое.

Однако, чуть попозже, когда шли последние дни Пау-Уау, туда приехала компания тех самых молодых людей с пластиковыми китайскими перьями, купленными в универмаркетах. Они были пьяны и продолжали пить. Приехали они на дорогих машинах, о чем можно было судить, что это та самая золотая молодежь. Они явно передразнивали танцующие племена, на что те, просто молчали. Подойдя к русской группе они попытались сделать то же самое.

Женщины в возрасте в основном переключились на них. Одна индианка даже попыталась снять руками перьевой наряд с одной из девушек, за это ее грубо оттолкнули и она упала на землю. Русские, как один прекратили свой танец и стали наблюдать. Некоторые из зрителей, которые смотрели танец «Русских Твинки» стали подтягиваться к месту происшествия. Туда уже подошло несколько индейцев лет сорока и что-то объясняли группе спокойным голосом. Лена с Василием тоже поспешила туда, чтобы не допустить неточности перевода, если свои решат тоже что-то объяснить русской группе.

Девушка, с которой попытались снять перья древнего индейского вождя, начала плакать, не желая снимать свой наряд, вспоминая про свой день рождения. Ее утешал какой-то чернокожий, по всей видимости, ее парень. Подошедшие русские на ломанном английском начали объяснять, почему компания не права. Когда представительница золотой американской молодежи, что-то не понимала, то ей объясняла Женя, что имелось ввиду. Русские говорили очень грубым тоном, припоминая и геноцид и убийство бизонов и вообще историческую перспективу. И компания американских мажоров психанула окончательно: Они начали говорить, что русские вообще не имеют права ни на что в их стране, и это им решать, как общаться и их индейцами. Чернокожий, который утешал девушку, не выдержал и попытался ударить самого бойкого. Его выпад парировал сорокалетний индеец из жури Пау-Вау и, не получив особых увечий, чуть не упал на землю. С того места, которое было выделено нашей группе раздался громкий крик по русски:

– Наших Бьют! – И раздался топот ног.

В драку с мажорами полезли практически все. Лена только уворачивалась пытаясь уберечь фотоаппарат, однако он после одного из толчков выскользнул у нее из рук и разбился.

Индеец, который чуть не упал, защищая русского от толчка, пошел к своему пикапу и достал от туда дробовик и с криками: «Хватит» разрядил пару раз его в воздух. Драка на несколько секунд замерла. Но к нему сзади подскочил какой-то чернокожий, видимо друг парня девушки, которой злые русские сорвали день рожденья и, ударил его ножом в спину, после этого все чернокожие за исключением парня обиженной девушки потерялись в неизвестном направлении, попутно порывшись в его пикапе. Краем глаза Лена заметила, что они открыли металлический ящик и взяв от туда что-то с криком выбросили. Василий подбежал к индейцу и начал осматривать его рану. Нужно было вести его в больницу. Василий стал перематывать рану своей танцевальной рубашкой. Лена же услышала краем уха, как виновница скандала звонит по телефону:

– Мама. Русские устроили потасовку на Пау-Вау… Шерифу? Нет. Лучше сразу губернатору. Мы не должны этого терпеть. – требовательно говорила она.

Помогать Василию с Леной взялся еще один индеец с переноской раненного в его пикап. Лена в это время осмотрела выброшенные возле багажника вещи. Среди них оказался сложенный вдвое размером около одного метра посох, который она видела на рисунках. Когда Лена взяла его в руку он слегка засветился и завибрировал.

Чтобы вести в больницу раненного индейца другой индеец сел за руль. Раненный вместе с Леной полулежал на заднем сидении. Василий сидел рядом с водителем. Раненный пришел в себя и уставился на Лену, которая спокойно держала посох в руке, другой рукой зажимая ему рану рубашкой Василия.

– Ты так спокойно его держишь? – кивнул раненный на посох. – Он не горит у тебя в руках?

– Это выпало, когда эти черные убегали. Точнее, не выпало. Один из них вскрикнул и отбросил это, а я подобрала. Видимо вещь нужная. К тому же она очень похожа на ту, которая в записях моего деда.

Индейцы переглянулись и сказали что-то на своем языке друг другу. Тот что был за рулем возражал. Но раненный приводил свои аргументы. Лена попыталась проникнуть в их головы, но все, что у нее получилось, все, что она смогла понять, это то, что они говорят о ней и об посохе.

– Эта расплакавшаяся Твинки дочь сенатора. Вы нажили себе серьезных врагов, – Сказал водитель, – Скоро здесь появятся ФБР и вся гвардия. Мой друг Джеймс просит тебя сохранить этот посох, который ты держишь в своей руке, у себя на какое-то время, мы поможем вам спрятаться в резервации. До утра они туда не попадут. Этот посох должен попасть в руки одному человеку по имени Русский Ковбой, который, почему-то сильно задерживается. Как только мы доставим Джеймса до больницы. Я отвезу вас в безопасное место.