Последний рейдер

Зеевиц уселся на свое место с непроницаемым видом, однако в душе очень довольный собой. Ещё бы, ведь он почти реабилитировался! Хорошо бы у этого Морозова нашли и исчезнувшие микрокопии. Тогда, глядишь, не только взыскание отменят, но и повышение светит. Зеевиц втихую огляделся, чтобы посмотреть какое впечатление его доклад произвел на сослуживцев. Те были профессионалами и сидели с непроницаемыми лицами. А по выражению морды рептилиеголового майора Реха с Адерры можно было подумать, что он присутствует на собственной высылке на фронт – настолько оно было кислым, если такое словосочетание можно применить к ящерице.

Кант поднялся и произнес:

– Майор Зеевиц доложил не все новости. У Морозова обнаружены часы "Щит и меч". Доказать, что они те самые, про которые нам рассказал Борден, мы не можем – к сожалению он не запомнил ни особых примет, ни серийного номера.

– А глубокое сканирование? – подал голос кто-то из сидящих.

– Под глубоким сканированием мы Бордена и опрашивали о приметах часов. Так что часы отпадают. В мыслекамере покойного Аллигана, которую принес к себе Морозов, были обнаружены две микрокопии, помеченные инициалами Д.А. Мы подумали, что они те самые, пропавшие, но доказать ничего нельзя, так как Морозов стер все записи. Кроме того, у него имеется ещё штук пять подобных кассет Аллигана. Что вы хотите сказать, майор Сабателло?

– Как насчет того излучения, которым профессор помечал микрокопии?

– Хороший вопрос, но оказывается, покойный Аллиган так отмечал ВСЕ свои вещи. Излучение осталось, но ничего не доказывает.

–А Морозов?

– Молчит. Его подвергли "промыванию" мозгов, но он только болтал о своей сиротской доле, о боях, о ненависти к сиссианам, простите, полковник Мадрат. В общем, имеется трехчасовая запись этого бреда, однако, ни слова ни о минерале, ни о микрокопиях. На пси-тесты он вообще не реагирует. Это поставило в тупик наших специалистов. Получается, что он – либо полный идиот, либо… я не знаю кто! – Кант вдруг страдальчески сморщился, словно наступил в навоз большого сантанского буйвола и простонал: – Подполковник Клюшкин, вы слышали о чем сейчас шла речь?

Легендарный Клюшкин сидел, поддерживая голову левой рукой, одновременно прикрывая ею глаза, а указательный палец правой руки уперся в лежащий перед ним документ. И если бы не предательская неподвижность пальца, то можно было бы подумать, что подполковник размышляет над "Теорией идеологических предпосылок". Клюшкин открыл глаза, помолчал несколько секунд и спросил:

– Простите, мой генерал, я хотел спросить…

– Не будет сегодня коньяка в буфете! – взорвался Кант.

Сабателло и Рех захихикали и технично отвернулись в угол. Клюшкин в замешательстве посмотрел на генерала и продолжил:

– Так я хотел спросить: а знаете ли вы, что Морозов окончил специальную учебную часть при Центральном Штабе в составе экспериментальной группы? Оттуда его выпустили капитаном и специалистом первого класса. Видимо его мозги устроены не так, как у нас с вами, потому что по пси-предметам у него были такие оценки, каких никто никогда не получал. Ни до него, ни после! Может быть, поэтому наши пси-тесты не дают результатов. Кстати, генерал, не в укор вам будет сказано, но все эти данные есть в центральном информатории, нужно было лишь туда заглянуть. Моё личное мнение таково, что на сегодняшний день Морозов является одним из самых опасных и умелых воинов. Находясь на фронте, он не проходил переквалификацию, потому что воевал в действующей армии, а не сидел при штабе, но я думаю, что его можно назвать "мастером-специалистом", которых, как вы знаете, у нас было за всю историю шесть человек.

По мере продолжения речи лица присутствующих (включая морду обычно невозмутимого майора Реха) вытягивались так, что подполковник испугался, что они останутся такими непропорциональными на всю жизнь. Одни удивились, услышав про Морозова, другие – что Клюшкин умеет так складно говорить, а третьи – что он вообще может разговаривать. Только генерал-полковник Кант сохранил каменное выражение лица – он-то знал, что хотя Клюшкин все время спит на совещаниях, просыпаясь – фамильярничает с начальством, но зато в нужный момент выдаёт необходимые сведения и советы, которых от других не дождешься и за десять лет. Кант подозревал, что Клюшкин и спит оттого, что голова его перегружена различными сведениями. Во всяком случае, шеф поблагодарил подполковника за своевременную информацию, не обратив внимания на колкость. Клюшкин добавил:

– Я думаю, что Морозов стер записи, предварительно запомнив их. Видимо, он рассудил, и совершенно справедливо, что если они нам нужны, то мы не станем делать его полным кретином, выковыривая сведения при помощи мозголомной аппаратуры. Морозов нужен нам живым и в здравом уме. Чтобы добыть сведения у нас есть два пути: сломить его или убедить сотрудничать с нами. – Клюшкин сделал паузу. – Или сразу убить во избежание неприятностей в дальнейшем. И, конечно, ничто нам не мешает привлечь к делу лучших специалистов по той теме, над которой работали Аллиган и Морозов.

Подполковник Клюшкин оглядел пораженных офицеров и, чтобы поддержать свой имидж, спросил:

– Генерал, вы не пробовали "Новый Сантанский"? Говорят, создали буквально на днях в университете физики энергий, странно, не правда ли? Меня Зеевиц угощал – классная штука!

Зеевиц густо покраснел и зарекся когда-либо ещё угощать Клюшкина. Но Канту было не до смеха, и он, попросив Мадрата и трех глав отделений остаться, жестом отпустил остальных.

*****

Лампа, закрытая бронированным стеклом, бросала скудный свет на неровные стены и шершавый потолок. Этот свет показался Александру таким же колючим, как и тюремная роба, в которую он был облачен. Голова гудела, как пустая жестяная коробка, а во рту царила засуха. Это было последствием "промывания" мозгов, которое ему устроили "гориллы" из СБ. Наверняка они потерпели полное фиаско. Александр, как его учили, вызвал в памяти самые волнующие воспоминания своей жизни перед тем, как ему сделали инъекцию. За пси-тесты он даже не волновался – ещё в учебке понял, что при желании может закрыть доступ к своим мыслям какой угодно аппаратуре.

Эсбэшники сделали ошибку, сразу не лишив его сознания при аресте. По дороге в тюрьму Александр заблокировал свой мозг, и теперь извлечь сведения из его головы можно было только взломав защиту. Взлом же делал из жертвы идиота, не способного даже самостоятельно принимать пищу, не говоря уже о способности связно объяснить научные сведения. Быть обрубком с отвалившейся челюстью и вести растительную жизнь Александру искренне не хотелось. С другой стороны, идиот не сможет выдать те сведения, которые так нужны службе безопасности. Значит, СБ будет заботиться об Александре, но когда он перестанет быть полезным для них – его просто уберут. Тут даже гадать нечего!

Александр превозмог головную боль, встал и прошелся по маленькой камере. Его чуть не стошнило, но он знал, что ходьба поможет быстрее прийти в себя. Хорошо бы ещё глотнуть свежего воздуха, но окна тут не было, а кондиционер поставили, видимо, только для интерьера. Кран с питьевой водой – тоже.

Наконец он почувствовал себя настолько хорошо, что смог мыслить логически. Его могли арестовать за эти микрокопии, либо за дурацкий минерал. Впрочем, есть слабая надежда, что Васька упер часы у какого-нибудь влиятельного лица, а их проследили. В таком случае, он, конечно, отвертится, но шансы, что дело обстоит именно так слишком мизерны. Александр принялся продумывать линию защиты, когда дверь с лязгом отворилась и вошли двое охранников. Один вошел внутрь без оружия, чтобы заключенный не мог отнять его у конвойного, а второй остался в дверях, держа бластер наизготовку.

"Поставлен на полное рассеивание, шансов никаких" – автоматически отметил Александр.

Это было правдой: луч, поставленный на полное рассеивание и максимальную мощность, расходился под углом в девяносто градусов от конца ствола и зажаривал жертву с головы до пят, если она не была огнедышащей саламандрой. Александр саламандрой не был, а потому спокойно вышел из камеры вслед за конвойным. Его долго вели длинными коридорами и, наконец, тюремщики остановились возле комнаты, где переднюю стену заменяла частая и мощная решетка с дверью. Внутри находился сиссианин, куривший довольно-вонючую сигару, зато одетый так, словно только что прибыл с великосветского приема. Александр отметил, что одно не вяжется с другим и, будто подтверждая это умозаключение, сиссианин закашлялся и со сдавленным проклятьем швырнул сигару в миниконвертер. Затем, стряхнув невидимую пылинку с рукава, обернулся и велел ввести заключенного. Он молча смотрел, как Александр вошел и сел на привинченную скамью, достал из кармана информационный кристалл и, вставив его в прорезь приемника, заговорил:

– Я вижу, что вы уже оправились от действия наркотика. Ну, это и неудивительно при ваших-то талантах. Я – полковник Мадрат. Кстати, назначен дознавателем по вашему делу.

– Это совсем некстати, – пробурчал Александр. – А что, на меня уже завели дело?

– Завели, и объем его растет с каждой минутой.

– Приятно, когда к тебе проявляют такое внимание. Так это по вашему приказу мне устроили "промывание"?

– Вообще-то, вопросы здесь должен задавать я! – Мадрат улыбнулся неискренней улыбкой. – Но я вам отвечу: "промывание" – это обязательная процедура. А я вступаю в дело только сейчас.

– Ага, значит за все последующие пакости, которые на мне будут испытывать, я должен благодарить вас?

– Нет, скорее себя, если откажетесь с нами сотрудничать. Но я уверен, что вы не настолько неблагоразумны.

– Смотря что вы понимаете под сотрудничеством.

– Ваш друг, Зеевиц (при этих словах Александр скривился) состряпал на вас такое дело, что вы можете загреметь пожизненно на Сен-Луис или на Корфу. Впрочем, "пожизненно" можно опустить, поскольку ни один заключенный ещё не вернулся оттуда. Ну, хорошо, будем считать, с предисловием покончено. Сейчас я вам расскажу, ЧТО нам известно, а вы дополните, хорошо?

Александр не стал давать опрометчивых обещаний. Мадрат начал:

– Итак, вы получили посылку от некоего Василия Кобрина, в которой находилась коробка с неизвестным минералом и письмом с просьбой выслать характеристики оного. Между прочим, вы знали, что экспедиция, где работал Кобрин, привезла секретный материал?

"Он, что за дурака меня держит?" – подумал Александр и ответил:

– Не понимаю, о чем идет речь.

– А вы не догадывались, что присланный минерал может быть украден?

– Нет.

– Ладно, пока оставим это. Скажите-ка, Морозов, откуда у вас такие часы? Ведь это же древняя работа, а не какая-нибудь штамповка.

– Я их привез с фронта. Трофей.

Задумчиво покачав головой, полковник Мадрат нашел в деле место, где говорилось, что часы за номером тысяча триста шестьдесят пять и серии С-13А принадлежали триста лет назад богатой семье Пранков и исчезли из виду в то же время.

"Жаль, – подумал Мадрат, – никаких следов. КОПовцы неплохо поработали: с одной стороны известна история этих часов, с другой – ничем не докажешь, что Морозов не привез их с фронта".

– Та-ак, – протянул он, – а для чего вам понадобилось разбирать столь дорогие часы, и не один раз, а по меньшей мере дважды?

– Мне показалось, что они барахлят, и я решил посмотреть что с ними случилось. А во второй раз, – Александр издевательски улыбнулся, – я вставил новые батарейки.

Мадрат нахмурился.

– Зачем вам понадобилось выводить из строя свою мыслекамеру? На записи видно, как вы это делаете.

– Так вы везде понатыкали багов? Честное слово, очень нехорошо с вашей стороны. Видите ли, у меня была микрокопия, принадлежащая профессору Аллигану с записью нашего совместного труда над одной небольшой проблемкой. Мне был нужен момент из этой записи. Я хотел использовать свою мыслекамеру для чтения микрокопий профа, но только испортил её и пришлось идти за профессорской.

– Что вы дурака корчите!– вскипел Мадрат. – Я прекрасно знаю, что на чужой мыслекамере практически невозможно воспроизвести свои микрокопии. И наоборот.

– Да будет вам известно, что резонаторы частот наших мыслекамер отличались всего на несколько ангстрем, и небольшое дополнение к резонатору давало желаемый эффект. Поэтому я и решил попробовать, а у меня не получилось. Но за подобное деяние максимальное наказание – это вычет из зарплаты стоимости оборудования. А меня вдруг упекли в тюрьму, да ещё и проволокли в наручниках по всему зданию. Знаете, несмотря на всю бесполезность этого мероприятия, я всё же подам на вас в суд. Моральный ущерб и всё такое…

Мадрат устало потер подбородок.

– Вы, Морозов, скользкий, как кошмарская амеба. Почему вы стерли запись?

– Я её просмотрел и решил, что она мне больше не понадобится.

– Угу, – задумчиво протянул полковник. – Угу.

– Знаете, у вас очень богатый словарный запас.

– Спасибо. Я вижу вашу проблему в двух видах. Первое: вы – шпион КОП, работавший здесь на Сантане. Борден, чтобы не навлекать на вас подозрение, должен был выкрасть микрокопии, затем передать их вам. Вы, просмотрев запись, поняли бы суть проблемы и спокойно уехали с пересадками куда-нибудь в конфедеративный научно-исследовательский центр. Однако, в этой версии существует несколько натяжек. Например: зачем был нужен лишний связной? Лично мне нравится больше второй вариант, да и вам тоже понравится, я уверен. Вот, послушайте: наши агенты ворвались на почту во время передачи часов из рук в руки. Связник не успел переправить их до места назначения и просто сунул в первую попавшуюся посылку, которая, по несчастью, пришла на ваше имя. Ну как?

Александр недоуменно поднял брови.

– Простите, о каких часах вы говорите? – он был готов валять дурака ещё долго.

Полковник усмехнулся.

– Да, я знаю, что вас на такое не поймаешь (Александр при этом сделал невинное лицо). В часах были спрятаны микрокопии, которые вы каким-то образом нашли, а прочитав их, поняли, что из-за этих сведений и убили профессора Аллигана. И стерли всё. По-моему, во втором варианте вы выглядите гораздо симпатичней?

– По-моему тоже.

– Тогда вы должны нам сказать, что было записано профессором.

– А что, не может быть так, чтобы я был совсем ни при чем?

– Ну-у, вы меня огорчаете. Только так: или-или. Не хотите принять второй вариант, как рабочий? Может, первый является верным, а Морозов?

– Не говорите глупостей, полковник. Я такой же шпион, как и вы. Зачем бы я стал красть микрокопии, если мне было достаточно спросить у профа?

– Потому что Аллиган вам не ответил бы! Кому, как не вам знать, насколько он был скрытным и недоверчивым человеком.

– Но не со мной! Мы же с ним работали целый год над ЧСГП, да я сам ему недавно подал несколько идей…

Александр прикусил язык, но было уже поздно. Он расслабился и совершил непростительную ошибку. Проболтался! Ведь если даже этот сиссианин и не сочтёт, что он в курсе задумок покойного профессора, то поймёт, что ход его мыслей у Александра будет ближе, чем у кого-либо. Проклятье! В самом лучшем случае Морозова ожидает жизнь под полным надзором СБ! В худшем – конвертер! Полковник поймал его, как несмышлёныша. "Ты персейский осел!"– мысленно обругал он сам себя.

– … э-э, несколько идей насчёт решения ускорить разгон гравипривода на первой трети старта. Но кроме этого мне больше ничего не известно.

Мадрат небрежным жестом прервал Александра и удовлетворенно сказал:

– Ну, что ж, хоть в чём-то вы сознаетесь. Однако, я делаю вывод, что вы не хотите сотрудничать с нами. Подумайте об этом на досуге.

Мадрат кивнул конвоирам и вышел из решетчатой комнаты.

*****

Обратно Александра вели гораздо дольше. Он понял, что его перевели в другую камеру, должно быть более неприятную, чем прошлую. Сейчас его уговаривали, теперь покажут кнут, а завтра, возможно, пряник. Если, конечно, он доживет до завтра. Размышляя об этом, Александр запоминал путь, просто на всякий случай. Его провели мимо лазарета – он понял это по запаху, а затем мимо кухни. Судя по чаду, исходившему из неё, сегодня на ужин подадут жареные подметки. Наконец, конвоиры привели его к общему блоку. Из камер, мимо которых они проходили, раздавались приветственные или злобные крики:

– Эй, псы, давайте его к нам!

– С прибытием, новичок, держи хвост выше!

– Вы только посмотрите на эту смазливую мордашку! Иди сюда, развлечемся!

Но конвоиры привычно не обращали внимания на поднятый шум. Приходилось часто останавливаться, потому что путь постоянно преграждали мощные решетки и перемежающиеся силовыми экранами. Наконец, конвойные, свернув направо раза три подряд, подошли к камере на шесть человек и втолкнули внутрь Александра. Со смехом они сказали высокому, атлетически-сложенному мужчине, одетому в звездную майку, вместо обычной тюремной робы, который играл в трехмерные шахматы с сокамерником:

– Эй, формас, держи малыша на воспитание, только не переусердствуй.

Конвоиры с ржанием удалились. Александр сразу припомнил Васькины рассказы, что формас – это человек, или существо другой расы, имеющий влияние в преступном мире. Он понял, что надо делать. Александр остановился перед парнем в звездной майке.

– Приветствую тебя, формас. Разреши присоединиться?

Человек молча и оценивающе смотрел на него. Противник формаса по шахматам выпятил небритую нижнюю челюсть и процедил сквозь зубы:

– Вон твое место, сопляк, на параше.

Александр посмотрел туда, куда показал небритый. Свободная нара и впрямь находилась возле параши. Это его ни в коей мере не устраивало.

– А где спишь ты?

Небритый ухмыльнулся:

– Здесь. Уже хочешь ко мне в кроватку?

Александр подумал: "С волками жить…" и, также неприятно усмехнувшись, сказал:

– Больше ты там не спишь.

– Эге, да у нашего щеночка зубы прорезались! – человек поднялся со стула и скинул робу. Вдруг он неожиданно прыгнул вперед и влево. В правой руке его сверкнул нож. Не выпрямляясь, на полусогнутых ногах, он жонглировал ножом так, что было видно лишь сверкание стали. Александр сразу узнал мабогинскую школу, которая, как и другие, имела свои плюсы и минусы, и сказал:

– Для дилетанта ты неплохо владеешь мабогинским ножом.

Тем самым он дал понять противнику, что и сам знает эту школу, но тот лишь сверкнул глазами и двинулся вперед, ускоряя движение руки. Александр, не мудрствуя лукаво, схватил с нар небольшую подушку и швырнул её в лицо небритому, одновременно ударив ему правой ногой под коленную чашечку. Из распоротой подушки полетели синтетические внутренности, а противник Александра отступил назад, припадая на левую ногу и держа нож перед собой. "Вот она, твоя ошибка!", – подумал Морозов.

Придав своему телу вращение налево, в прыжке правой ногой он выбил нож из руки противника и, извернувшись, словно кошка, левой ногой нанес второй удар в челюсть небритому. Нож ударился о стену и звякнул где-то в углу, а зэк стоял, покачиваясь, словно размышляя, куда ему падать. Наконец он рухнул навзничь. Александр переступил через него, подобрал в углу нож и протянул его формасу рукоятью вперёд.

– Я думаю, здесь правом ношения оружия распоряжаешься ты.

Формас понял игру Александра. Тот показал, что достаточно силен, но не собирается претендовать ни на его власть, ни на принятые устои. Это его устраивало, формас взял нож и протянул руку для приветствия.

– Зови меня Оспан.

– Александр.

– Хорошо дерёшься. Давненько я не видел таких точных ударов – Зуб так просто не вырубился бы.

– С детства занимаюсь, а потом попал на фронт в десант…

– Ну, я и гляжу – удар у тебя поставлен, как следует…

Они болтали ещё часа два. За это время Зуб пришел в себя и злобно таращился на новичка с угловой нары, периодически трогая то распухшую челюсть, то ушибленное колено. Потом был ужин из зажаренных подметок, после чего Александр с Оспаном сели играть в трехмерные шахматы. Формас быстро обеспечил противнику три разгромных мата, чем вызвал искреннее недоумение Морозова, считавшего себя неплохим игроком. Прозвенел громкий звонок и выключили свет. В коридоре ещё долго разносились крики, сопение, шаги надзирателей, но постепенно все стихло. Тюрьма погрузилась в тяжкий сон.

Александр не мог уснуть и размышлял над сложившейся ситуацией, ругая себя последними словами. Как же он попался на такую элементарную уловку?! Ну кто его тянул за язык?! Если бы не проболтался, то существовал, пусть крохотный, но шанс, что его отпустят. Теперь не было даже такого. Хотя, по здравом размышлении, в любом случае Александр был претендентом номер один на продолжение работ профессора.

Даже если рассказать эсбэшникам обо всех, известных ему нюансах исследований Аллигана – все равно не отпустят – он знает слишком много. Теперь ему либо впаяют государственную измену и отправят гнить на Сен-Луис, либо сошлют на Корфу, дорабатывать идеи профессора до внедрения их в жизнь. В общем, куда ни кинь, всюду клин, поэтому Александр решил молчать. Служба безопасности не посмеет выпустить его из своих цепких лап, точнее то, что он держит в своей голове. Им позарез нужны эти знания. Да ещё Василий удружил со своим минералом! Александр ничуть не обольщался насчет того, что его будут судить и дадут возможность оправдаться – когда дело доходило до государственной безопасности, то обходились любые законы. Значит придется бороться за выживание любой ценой. С этими мыслями Александр уснул.

Под утро его разбудило ощущение какой-то опасности, рядом раздавался тихий шорох шагов, и тренированное тело среагировало мгновенно. Александр прижался к стене, его скулу пронзила режущая боль. Послышался глухой звук – что-то с силой вонзилось в жидкий, тюремный матрас. Морозов молниеносно схватил руку, нанесшую удар и, соскакивая с нар, рванул её на себя, одновременно надавливая туда, где должен был находиться локоть. Раздался хруст, потом стон. Но противник вырвал покалеченную руку, а здоровой нанес такой удар в челюсть Александру, что у него полетели из глаз искры, размером с бурчуйских лягушек. На мгновенье он потерял ориентацию, но потом, сообразив откуда был нанесен удар, резким движением подошел к неугомонному противнику. Дальше он действовал автоматически: правая рука схватила гортань человека, а левая – волосы. Через секунду все было кончено.

Разбуженные обитатели камеры пытались разобрать, что происходит в темноте, впрочем, не слезая со своих нар. Наконец, они увидели стоящего в центре Александра и лежащее на полу тело, казавшееся кучей тряпок. Формас Оспан присел над ним и, определив, что противник Александра мертв, велел двум сокамерникам положить его на нары, пробормотав при этом: "Зуб всегда был недоумком". Затем Оспан сказал:

– Этой ночью все спали. А ты выкручивайся, как можешь. Тебе придется туго.

*****

Наутро полковник Мадрат поглядел на глубокий порез на скуле Александра и спросил:

– Это как вас угораздило ?

– А, пустяки! Ночью захотелось в туалет, да саданулся обо что-то в темноте. Вы бы порекомендовали, чтобы нам дежурное освещение не выключали.

– Я слышал, что с вашим сокамерником произошло какое-то несчастье?

– Да, вы знаете, бедолага упал ночью со своих нар и сломал себе шею.

– Вы забыли добавить, что у него, кроме перелома шеи, сломаны рука и гортань, а также трещина на ноге.

– Вот видите, что бывает, когда люди спят так беспокойно. Лежал бы тихо и ничего бы не случилось.

Уловив скрытый намек в словах Александра, сиссианин хмуро кивнул, посмотрел куда-то в угол и вызвал конвой.

Глава 7

– Полковник, надо снимать "красную тревогу". – Генерал-полковник Кант мрачно смотрел на сувенир – "вечный" двигатель. – Мы закончили проверку всех посылок, пришедших в тот день. Никаких следов не обнаружено. Значит, паукосубъект сунул часы в посылку Морозова. Единственным нерешенным вопросом остается – предназначались ли часы ему изначально или паук затолкал их в первый попавшейся контейнер, чтобы они не достались нам?

– Генерал, я уже выражал свое мнение, что Морозов не шпион Конфедерации. – Мадрат подавил раздражение – вид у шефа планетарной СБ, пялящегося на детскую игрушку, был мягко говоря, инфантильный. – Он выдал себя, проговорившись, что подал профессору какую-то идею… И, скорее всего, Аллиган воспользовался ей, что дало ему возможность придумать новое оружие. То есть, Морозов знает примерный ход мыслей профессора. Сделать то, что не закончил Аллиган, может только он. Кроме него в настоящий момент других реальных кандидатур у нас нет. Так что теперь уже неважно: читал ли он микрокопии или нет…

– То есть, как это "неважно"?!

– Простите, я оговорился! Конечно важно, но я уверен, что Морозов считал информацию. Он проболтался об идее, поданной Аллигану, следовательно, знает, о чем шла речь в микрокопиях. Случайно или намеренно, но он владеет этим секретом. Мы должны отправить его на Корфу. Надо поговорить с ним и пообещать, что если он сделает супероружие, то после разгрома Конфедерации его отпустят. Разумеется, за вознаграждением мы не постоим.