Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Разведчик посидел в задумчивости, а потом ругнулся на немецком:

– Это бред какой-то! Всё наша русская безалаберность и беззаботность! Секретный архив в вагоне какого-то городишки! – Он тяжело выдохнул, махнул рукой, повернулся ко мне и сказал: – Ладно, с этим потом выясню. А сейчас вернёмся к вам. Так, значит, вы фронтовик и воевали на фронте?

– Да.

– И вас в плен взяли?

– Да.

– А скажите, в каком звании вы в РККА?

– Ни в каком, – честно ответил я. – Обычный красноармеец. – А затем, кое-что вспомнив, добавил: – Правда, меня на время сделали комиссаром нашей дивизии, но потом, наверное, полномочия мои были сняты ввиду того, что дивизия вся погибла.

– Комиссаром дивизии?

– Да.

– В семнадцать лет?

– Да.

– Вы хоть представляете, как неправдоподобно и глупо это звучит? – вздохнул он.

– Представляю. Но что делать? Как было, так и рассказываю. Между прочим, Аркадий Гайдар в моём возрасте вообще полком командовал! И в РККА его тоже по возрасту не брали!

– Гм, ладно. Так вы говорите, что вся дивизия погибла? Вся, кроме вас?

– Не совсем. Некоторым товарищам удалось вылететь с немецкого аэродрома. Для этого, правда, пришлось нам угнать у немцев самолёт. Но мы справились, и остатки дивизии вместе с раненым комдивом улетели в тыл.

– И что, удачно перелетели линию фронта?

– Взлетели удачно, а как долетели, я не знаю.

– А что ж так?

Мне показалось, что разведчик надо мной насмехается. Но я всё же ответил:

– А как я мог узнать об успешности полёта, если меня там по техническим причинам не было? Впрочем, не было у меня связи и с нашими войсками за линией фронта.

– Так я не понимаю, почему вы вместе со всеми не полетели?

– Прикрывал отход, находясь на дереве. А потом уже не успел. Там немецкая колонна угрозу стала представлять. Пришлось остаться.

– Ага, понятно, – покивал тот, а затем схватился двумя руками за голову и прошептал: – Боже! Боже! Какую же беспросветную чепуху вы несёте! Вы сами послушайте себя, как это всё глупо звучит! Какой-то юнец на фронте! Какие-то немецкие захваченные самолёты, летающие то к нашим в тыл, то к немцам. То какой-то раненый комдив летит на одном из этих самолётов. То колонна немецкая мчится. Вы сами-то понимаете, что молотите полную ахинею?!

Признаться, его слова меня несколько задели. В данный момент я как раз говорил чистую правду. Однако, поразмыслив, я согласился с тем, что для непосвящённого человека история моих приключений звучала очень необычно и даже фантастически. Вполне возможно, что в этом была моя вина как рассказчика: прыгая с темы на тему, я не сумел объяснить даже внимательно слушающему меня Антону Фёдоровичу всё по порядку и чётко разложить события по полочкам. Очевидно, из-за этого у собеседника в голове всё перемешалось и ему сейчас было трудно мне поверить.

Решил это исправить. Хлопнул себя по ноге, поморщился от боли, так как попал по ещё не зажившей ране, и начал с самого начала:

– Итак, уважаемый господин разведчик. Меня зовут Алексей Михайлович Забабашкин! Я…

Тот даже подскочил на месте.

– Что?! Как?! Заб…

Тут товарищ в немецкой форме страшным усилием взял себя в руки, едва не заорав на весь пригород Берлина, но вовремя опомнился, работа агента давно озвучила всем прописные истины. Тишина и конспирация в первую очередь, и даже если профессиональный разведчик очень взволнован, он не имеет права на ошибку в такой базовой мелочи, а Живов, без сомнения, был не простым профессионалом, а высококлассным.

– …абашкин?! – Потом огляделся по сторонам и, наклонившись, зловещим шёпотом прошептал: – Тот самый легендарный Забабашкин?

Я уже дал себе установку быть максимально откровенным с Живовым и говорить только правду.

А потому ответил, хотя и скромно, но как на духу:

– Да, это я!

Глава 2

Условие

Моё подтверждение вызвало у визави бурю эмоций. Он сел рядом и буквально потребовал полного рассказа о героической обороне Новска, о судьбе легендарной дивизии, о которой он так много читал в последнее время.

– Только прошу вас, товарищ Забабашкин, расскажите мне об этом более подробно. Вы не представляете, какие сводки проходили через наш дешифровальный отдел. Во многие из них невозможно было поверить. Так что заклинаю вас, не упускайте ни единого момента.

Я хотел напомнить Антону Фёдоровичу, что, в общем-то, я только-только с дороги и неплохо было бы для начала подкрепиться, переместившись в какое-нибудь заведение или даже к нему в дом, однако почти сразу же отказался от этой идеи.

«Ну какой в заведении может быть откровенный разговор? Там же вокруг народ. А значит, есть немалая вероятность, что что-нибудь будет кем-то подслушано и передано в соответствующие службы. А такого, с позволения сказать, „счастья“ ни мне, ни разведчику было абсолютно не нужно».

Что же касается дома разведчика, то он меня туда не звал. И на это могли быть разные причины. Вполне вероятно, что жил не один, а значит, и там было небезопасно.

Получалось, что этот сквер сейчас был именно тем местом, где мы могли спокойно поговорить, поэтому утоление голода пришлось отложить на неопределённое время.

И я, вздохнув, начал свой рассказ. События прошедших дней я ещё не успел забыть. Множество эпизодов были печальными, но в то же время яркими. Память их хранила ясно и чётко, хотя некоторые из тех страниц жизни я бы очень хотел забыть.

За час неторопливого повествования сумел довольно детально поведать о том, что произошло на фронте со мной и дивизией, в которой волею судьбы мне пришлось воевать. После воспоминаний о боях в окружении, освобождении пленных, штурме городов и последующем вынужденном отступлении перешёл к событиям, произошедшим по прилёте в Германию, плавно заканчивая свою историю.

– Я выжил при падении самолёта и, забрав чужие документы, стал обер-лейтенантом Эрихом Хоффманом.

– И направились ко мне, – задумчиво кивнул Антон Фёдорович.

– Не сразу. Вначале я…

– А где вы остановились? – перебил меня разведчик. – Просто я вам уже говорил: вы очень молодо выглядите для своего звания, и это, без сомнения, обязательно вызовет подозрение у окружающих. Так где?

– Нигде, – ответил я, уходя от темы моих немецких похождений.

Впрочем, было видно, что в данный момент разведчика уже интересовало совсем другое. Очевидно, первый восторг от общения со снайпером, о котором ходили легенды в штабах армий вермахта, прошёл и, судя по всему, сейчас шифровальщик, вероятно, начинал осознавать, какую проблемную личность он получил себе на голову.

В общем-то, понять его было можно. Он работал себе и работал, по возможности переправляя информацию в Центр. Жил своей тихой, мирной жизнью, насколько может быть мирной жизнь в воюющей стране. И тут появился я, а значит, и новые заботы, которые по большому счёту ему были совершенно не нужны. Думаю, именно поэтому мои приключения в Третьем рейхе собеседника особо не заинтересовали и он, не дослушав, перешёл к тому, что для него являлось более важным.

– Так вы решили остаться здесь? В Германии?

– Да. Раз уж судьба занесла меня сюда, то грех этим не воспользоваться. Мне, в общем-то, всё равно, где именно бить врага. Поэтому, коль я тут, то буду делать это тут.

– Э-э… что? – запнулся разведчик и ошеломлённо повторил мои слова: – Бить врага? Гм, простите, что вы имеете в виду?

– То есть как «что»? Конечно же, физически ликвидировать противника. Что ж ещё? – удивился я, решив пояснить очевидное.

Разведчик неожиданно закашлялся. И кашлял он достаточно долго, даже покраснев лицом. А когда чуть успокоился, вытирая носовым платком выступившие из глаз слёзы, покачал головой.

– Этого тут делать не надо, молодой человек. Тут это ни к чему. Мы тут другим занимаемся.

– Гм… – только и смог сказать я.

Нет, я, конечно, понимал, что рыть траншеи и блиндажи, а потом их защищать мне, скорее всего, покамест на этих территориях не придётся. Но тем не менее какой-то фронт я всё же надеялся организовать. Ради чего, собственно, я и искал себе коллегу, который будет мне помогать, ибо снайперу без помощника тяжело.

Но, видимо, у разведчика на этот счёт были свои планы.

Он вновь спросил:

– Так где вы остановились? Вам есть куда идти?

– Нет. Пока ничего не подыскал. Вначале вас хотел найти, – честно ответил я и пояснил: – Понимаете, я в этом деле дилетант. Не знал, как правильнее поступить: снимать квартиру в частном секторе или, быть может, вообще в госпиталь заехать.

– В госпиталь?

– Так я же вам говорил, что у меня документы обер-лейтенанта, который ехал на лечение в госпиталь, в Берлин. Но, как вы понимаете, сам он по объективным причинам прибыть на лечение не может, да и ни к чему оно ему уже. Поэтому я за него.

– Да-да, – вновь кивнул разведчик и, как мне показалось, задал вопрос с подвохом: – Так почему вы туда не доехали?

Я немного растерялся. Но потом собрался с мыслями и вкрадчиво пояснил:

– Товарищ Живов, я, конечно, фашистов ненавижу, но всё-таки госпиталь, да ещё и далеко от линии фронта – в глубоком тылу…

Тот потряс головой.

– Я не то имел в виду. Я спрашивал, почему вы туда не поехали и не подлечились? Или вы не ранены? – Он указал на повязку. – Ваша повязка на шее – это бутафория для маскировки?

Я пожал плечами.

– Если честно, я не помню, ранен я в шею или нет. Вообще ран на теле у меня достаточно много, и подлечить, конечно, есть что. Но, во-первых, мне некогда валяться по госпиталям – врагов вокруг, как вы сами прекрасно знаете, намного больше, чем хотелось бы. Значит, надо работать, а не в больничке прохлаждаться. Ну и во-вторых, как вы ранее заметили, у меня документы совершенно неподходящие. Там фотография разительно отличается от моего лица. Так что проверку я вряд ли пройду. Да и сами видите же, что по возрасту я совсем не офицерского вида.

– Да-да, конечно. Вы правы. Простите, я что-то не о том… – пробормотал разведчик, наморщив лоб.

Было видно, что он несколько растерян и, вероятно, ждёт от меня дальнейшего вопроса. Но я, несмотря на то что хотел есть, решил не торопиться и уступить инициативу ему. Просто сидел и исподлобья смотрел на звёздное небо, которое тут разительно отличалось от нашего. Обоюдное молчание повисло плотным пологом. Ветер неутомимо гнал в вышине одинокое свинцово-серое облачко. Где-то далеко лениво погавкивала собака.

Разведчик ещё немного помолчал, но в конечном итоге не выдержал и, пристально посмотрев на меня, спросил:

– Так что мне с вами делать? – Он резко оглянулся и, посмотрев в темноту, прошептал: – Если, конечно, всё это не провокация.

Я успокоил собеседника:

– Не волнуйтесь, господин штабс-фельдфебель, всё, что я вам рассказал, является чистой правдой. Жильё же себе я не стал искать, потому что боялся сделать что-то неправильно. Вначале хотел спросить у вас совета, ведь в Германии я впервые в жизни. Думал, возможно, вы сможете помочь с наймом – ведь наверняка у вас есть какая-нибудь конспиративная квартира.

Штабс-фельдфебель, услышав мои откровения, вновь зашёлся кашлем. Я было предложил постучать ему по спине, но он, помотав головой, отказался от этого и даже, вероятно, немного запаниковав, отшатнулся.

– Не надо! Сейчас пройдёт. – Через минуту он наконец откашлялся и спросил: – С чего вы взяли, что у меня в наличии есть подобная квартира?

– Ну, вы же советский разведчик, а для немцев вообще шпион, – пожал я плечами. – Предположил, что по специфике работы у вас должно быть что-то подобное. Значит, я ошибся?

Тот на секунду задумался, а затем тяжело вздохнул.

– Не ошиблись. У меня действительно в имении есть, в общем-то, вполне подходящая квартира. И хотя это безумие, но я готов помочь и сдать её вам внаём, – обрадовал меня спаситель, а затем обыденным тоном добавил: – За разумную плату, конечно.

На этот раз закашлялся я.

– Чего?! За плату? Вы это серьёзно?

– Да, – удивлённо посмотрел на меня разведчик, явно не понимая моего скепсиса. И пояснил: – Тут так положено.

– Но…

– Не волнуйтесь, – перебил он меня, вероятно поняв, чем я возмущён. – Разумеется, деньги за аренду буду выдавать вам я. Это не станет для вас бременем. Вы же раз в месяц будете передавать всю сумму моей жене.

– Жене? – удивился я, пытаясь вспомнить хоть что-то об этом.

Но в памяти ничего не всплывало. В прочитанной мной биографической книге о жизни Антона Фёдоровича не сказано ни слова о том, что он был женат.

– Да, жене, – подтвердил он. Потом на пару секунд замолчал и, явно почувствовав себя немного неловко, пояснил: – Мы неофициально женаты. Там сложная ситуация, поэтому деталей раскрывать не буду. Скажу только, что фрау Лисхен – достойная женщина и очень щепетильная в денежных вопросах. Деньги, которые я вам буду выдавать, вы не должны тратить ни на что иное, кроме как на оплату квартиры. Фрау Лисхен никакой задержки с платежами не потерпит. Она только недавно выгнала двух жильцов: один курил в квартире, а другой попросил отсрочку. – Тут он немного засуетился: – Надеюсь, вы не курите?

– Не имею такой вредной и пагубной привычки, – сказал я и заверил приличного семьянина, что всё будет хорошо и я ни в чём не рассержу арендодателя.

– И ещё вот что. Раз у вас нет исправных документов, то пока я не сделаю вам более подходящие, из квартиры вы выходить не будете. Это приказ!

Если до того момента я послушно кивал, то, услышав последнюю фразу, перестал это делать и, чуть наклонив голову, удивлённо переспросил:

– Э-э, чего?

– Я говорю, документы…

– Нет-нет, я не о документах, – прервал я его. – Повторите, пожалуйста, последнюю фразу. Вы вроде бы что-то говорили о каком-то приказе?

– Гм, да, – чуть растерялся тот. – Я сказал, что вам приказываю не покидать квартиру без моего разрешения.

– Стоп машина! Возник вопрос!

– Какой?

– А с чего это вдруг вы раскомандовались?

– То есть?

– А то и есть! С чего это вы вдруг решили, что я ваш подчинённый?

– А как же иначе? – растерялся разведчик.

– А очень просто! Я ваш соратник! Я ваш товарищ по борьбе! В конце концов, ваш согражданин, брат и друг, а не исполнитель ваших желаний.

Разведчик потряс головой, нахмурил брови и недовольно произнёс:

– Но вы же сами пришли ко мне! Зачем, если не хотите сотрудничать?

– От сотрудничества не отказываюсь. Я хочу сотрудничать. Но слепо исполнять все ваши хотелки у меня совершенно нет желания. И этого я делать не буду. Уж простите, но я не хочу быть мальчиком на побегушках.

Я знал, что говорил. И знал, почему это говорю. Мне нужно было сразу же показать, что беспрекословно подчиняться я не собираюсь.

Его беспардонная попытка в первые минуты знакомства сразу же поставить меня на место подчинённого была мне хотя и вполне понятна, но очень неприятна. Более того, она меня буквально взбесила. Разумеется, я понимал, что в любой военной или военизированной структуре должно быть единоначалие. Без этого нельзя, иначе будет хаос и разброд. Но дело в том, что я в его структуре не был. И более того, быть там не хотел и не собирался.

Сотрудничать – да. Беспрекословно подчиняться – нет. Ни в коем случае!

И мой демарш был обусловлен не просто какой-то мимолётной прихотью, мол, я сам по себе и сам всему голова, а основан на вполне конкретном знании. Или даже правильнее будет сказать – послезнании. И всё дело в том, что я с почти стопроцентной уверенностью предвидел, а можно сказать – знал, что будет происходить после того, как я соглашусь с тем, что теперь моим начальником является товарищ Живов.

И чтобы увидеть те события, которые после моего согласия начнут происходить, совершенно не нужно было быть экстрасенсом или предсказателем. Достаточно просто подумать и представить последовательность будущих шагов, которые разведчик предпримет после общения со мной. И шаги эти были для меня вполне очевидными: нет сомнения в том, что как только вопрос с моим местопроживанием будет решён, партнёр-командир в самые ближайшие дни по своим каналам (вероятно, с помощью рации) свяжется с Москвой и расскажет о моём появлении. Центр, после того как придёт в себя, естественно, попросит разведчика проверить меня ещё раз. Когда же они убедятся в том, что я – это я, то примут одно из двух решений.

Первый вариант. В случае если в Центре решат использовать мои навыки непосредственно на территории Третьего рейха, то заставят меня сидеть в квартире до часа икс, а после операции срочно эвакуируют в СССР через ту же Швейцарию.

Второй же вариант был почти идентичен первому. Только по нему в Центре не захотят использовать меня как снайпера в Германии, а сразу прикажут возвращаться на Родину.

Разумеется, я точно не знал, что именно меня ждёт после возвращения, но был абсолютно уверен в одном: с того момента, как я попаду в Союз, фронта мне больше не видать никогда как своих ушей. И на этом война с непосредственным ведением боевых действий для меня будет, скорее всего, закончена, что же касаемо дальнейшей судьбы, то очень вероятно, что я стану в том или ином виде подопытным кроликом.

Я уже сто раз думал об этом исходе и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: с такими умениями, что есть у меня, меня просто никто и никогда не отпустит из своего поля зрения никуда. Про «на войну» и говорить нечего.

Да, это будет парадокс, но всё сложится именно так. Я – человек, обладающий уникальным ночным зрением. Нет в мире людей, которые видят так же, как и я. Я – человек, способный видеть на несколько километров вдаль и различать даже мелкие детали. В конце концов, я – человек, способный стрелять на эти дальние дистанции и, более того, с почти стопроцентной вероятностью поражать цели, ведя огонь почти без промаха. А теперь вопрос: можно ли такого человека отправлять на фронт?

Кажется, что да. Ведь где, как не на фронте, такой самородок, буквально прирождённый воин, мог бы достойно применить свои навыки против врага? Однако правильный ответ был совершенно противоположным. Потому что всегда будет существовать вероятность, что противник захватит бойца со столь уникальными умениями и использует его способности против нашей страны. Переметнувшийся в стан врага снайпер, поражающий без промаха всех и вся, включая высший командный состав РККА… Думаю, от одного только такого предположения всё военное руководство СССР попадает в обморок.

Да и кроме варианта использования меня противником в качестве снайпера есть ещё один. Руководство всегда будет небезосновательно опасаться, что в случае моего пленения противник сумеет изучить мой феномен, мою технику стрелкового боя и сумеет найти методику обучения своих бойцов. То, что это невозможно, никто даже предполагать не станет. Перед глазами у начальства будет стоять картина, когда десятки или даже тысячи гитлеровских снайперов, несущих смерть в любую погоду и в любое время суток, появятся на поле боя. Разве это не страшный сон, который, по их представлению, может воплотиться в реальность?

Вот и получалось, что без полного контроля я становлюсь крайне опасен. И когда они придут к такому выводу, то боюсь, что особо церемониться со мной уже не будут. Более того, я не исключал варианта, при котором, в случае отказа от сотрудничества, меня могут попытаться увезти силой или даже ликвидировать.

«Агент, вышедший из-под контроля» – скорее всего, именно так будет сформулирован приказ о моём обезвреживании. И хотя я не был и не буду ничьим агентом, сути совсем не поменяет.

Но это, конечно, будет в самом худшем для меня варианте. К тому же если и будет, то не сейчас. Пока разведчик свяжется, пока те ответят, пока этот перепроверит… На всё уйдёт не один день. Надеюсь, мне хватит столько времени, чтобы акклиматизироваться, залечить раны и наметить свой дальнейший путь.

Но уже сейчас было очевидно одно – полностью прогибаться и сажать себе на шею начальника нельзя. Именно поэтому я пошёл на создание конфликта и сразу обозначил свою позицию: готов сотрудничать, но с оговоркой – я сам по себе.

Разумеется, такой мой демарш моему собеседнику очень не понравился.

– Почему вы отказываетесь мне подчиняться? Вы сомневаетесь в моей компетентности?

Объяснять свои соображения по этому поводу я не стал. Просто ответил:

– Вы не мой командир, и я не нахожусь у вас на службе.

– Но обстоятельства требуют… – начал было он давить.

Однако я его прервал:

– Обстоятельства тут ни при чём. Ещё раз: вы не мой командир, а я не ваш подчинённый. Предлагаю именно на этом основывать наше сотрудничество.

Тот недовольно крякнул.

– Раз вы так категоричны, то, признаться, не вижу смысла в таком сотрудничестве.

Он поднялся и всем своим видом дал понять, что разговор на этом закончен и он уходит.

Я же, видя это, не стал предпринимать никаких шагов, оставшись сидеть на лавочке.

«Уйдёт? Ну и ладно. Найду кого-нибудь другого из разведчиков. Просто нужно посидеть и, не отвлекаясь ни на какие карманные линкоры, хорошенько подумать и вспомнить, кто ещё из наших работает сейчас в Германии. Наверняка рано или поздно мне удастся это сделать и вспомнить о нужной персоне, которая… Впрочем, быть может, подобное и не имеет смысла. Очень вероятно и даже скорее всего в тот другой раз будет то же самое – попытка подчинения, ведь работа опасная и требует единоначалия. А раз так, то, быть может, стоит вообще прекратить любые поиски разведчиков-нелегалов? Все они (что естественно) на связи с Центром, а значит, будут выполнять его приказы. И тогда возникает вопрос: зачем мне связываться с кем-то, кто всеми правдами и неправдами будет стремиться отправить меня в СССР? Я и сам туда отправлюсь, когда сочту нужным. Я уже взрослый, у меня даже усы начали появляться. Так что не надо мне никаких приказов, сам как-нибудь разберусь и сам, без чьей-либо помощи, как-нибудь устроюсь! Решено: никого искать не буду. Положусь на наш фирменный авось и, открыв свой Первый Забабашкинский фронт, продолжу уничтожение нечисти, стараясь сделать это в промышленных масштабах».

Решение было принято, и на душе в мгновение ока стало намного легче.

«Всё, теперь я вновь сам по себе и действую так, как хочу!»

Покосился на нахмурившегося разведчика и, увидев в его глазах непонимание, пожалел этого замечательного человека. Он состоял на службе у государства, выполнял серьёзную работу, очень важную для страны работу, а тут я отвлёк его своим внезапным появлением. Да ещё и подчиняться не захотел. А ведь он военный и к такому саботажу, наверное, не привык. Одним словом, не нужно мне было сюда ехать.

Сожалея о сделанном, тоже поднялся и бросил на прощание:

– Извините, что потревожил. Больше вы меня не увидите. Ауфвидерзейн! – развернулся и пошёл в темноту.

Отныне я понял, что буду вести войну в тылу врага, так сказать, в индивидуальном порядке.

«Ну и ладно. Ну и пусть. Главное – как можно больше уничтожить гадов. А как уж я это буду делать – совершенно неважно!»

Глава 3

По рукам

– Подождите, Алексей, – остановил меня разведчик.

Я не стал строить из себя недоговороспособного. Сразу остановился, развернулся и как можно более безразличным тоном спросил:

– Ну?

Собеседник подошёл ближе.

– Алексей, ситуация сложная. Но давайте попробуем в ней разобраться. Вы согласны, что мы с вами друзья и не хотим причинять друг другу ни хлопот, ни вреда?

– Полностью согласен.

– Тогда давайте поступим вот как. Всё, что вы мне рассказали, просто оказалось удивительным. Об этом я должен доложить наверх. И если они не сочтут меня сумасшедшим, пришлют свои инструкции и директивы. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – заявил я и тут же добавил: – Господин Шульц, раз уж вы будете связываться с Центром, то могу вас попросить кое-что им передать и кое о чём у них узнать?

– Конечно, Алексей. Что мне нужно им сообщить?

– Спросите, пожалуйста, долетел ли к ним самолет с остатками дивизии. И поинтересуйтесь, пожалуйста, о самочувствии бойцов, командиров и медперсонала. А еще попросите их, если у них есть связь с подпольем Троекуровска или какие-то другие возможности, то пусть поищут юго-западнее аэродрома, в болотах, лейтенанта государственной безопасности Воронцова.

– Этот лейтенант госбезопасности осведомлён об архивах в вагоне? – тут же вспомнил о своём визави.

В этот момент я понял, что сейчас мне нужно сразу же обеспечить алиби Воронцову, если, конечно, он жив. А потому заявил:

– Да откуда? Он же в тот момент на станции не был, когда вагоны взорвались. Архива он не видел. Я просто с ним при отступлении из города выходил. Он в болоте потерялся.

– Но вы рассказали о секретных документах?

– Нет, конечно.

– Почему? Вы посчитали это неважным?

– Вот именно! – честно ответил я и, пока явно беспокоящийся разведчик меня не перебил, продолжил: – Какой мне был прок от той информации? Ну вот сами подумайте. Вы просто не представляете, что там вокруг творилось в тот момент. Немчура со всех сторон летела, ехала и бежала в наступление. Разве в той обстановке меня могли интересовать какие-то бумажки?