Триумвират

– Господа, давайте не будем лезть в политику! – генерал Филатов ставит жирную точку в теме разговора. – Если полковник Федоров берется за ваши… х-м… автоматы, я не возражаю. А насчет бронеавтомобилей поговорите с штабс-капитаном Мгебровым, он как раз позавчера вернулся с Ижорского завода, сейчас работает в гаражах…

Вместе с прапорщиком, гордо носившим на погонах помимо одинокой звездочки еще и «крылатые колеса», служившие эмблемой недавно созданных автомобильных войск, попадаю в автомастерские и в отдельной комнатке знакомлюсь с Владимиром Авельевичем Мгебровым. Худощавый темноволосый, с аккуратными небольшими усиками, штабс-капитан. Георгий четвертой степени на кителе, при ходьбе опирается на изящную тросточку. Заметив мой заинтересованный взгляд, он рассказывает с почти неуловимым кавказским акцентом:

– Я занимаюсь не только автомобилями. Придумал вот ружейную гранату, в августе ездил на фронт испытывать образцы, да германцы внезапно контратаковали. Ротного убило, пришлось самому поднять солдат в атаку. Вот там и ранило. Сквозное в бедро, пуля чуть-чуть кость не задела. Повалялся по госпиталям, теперь вот здесь. А вы, Денис Анатольевич, как я посмотрю, тоже не в штабах все это время сидели… Что привело к нам? Вы же вчера с полковником Федоровым встречались.

– Видите ли, Владимир Авельевич, нам в батальон передали три грузовых «Рено», два из которых мы сейчас бронируем своими силами…

– Так-так-так!.. Расскажите, пожалуйста, поподробней! Что значит «своими силами»? – штабс-капитан заинтересованно оживляется. – Чем вы их собрались бронировать? И какое вооружение будете ставить?

– Работы ведутся в железнодорожных мастерских, обшиваем котельным железом под большими углами наклона. Одно авто несет 47-миллиметровую скорострелку Гочкиса, другая машина – пулеметы.

– Схему бронирования можете изобразить? – Мгебров кладет на стол несколько листов бумаги и остро заточенный карандаш. – Хотя бы примерно.

Набрасываю на листке эскиз пушечного бронника, затем на другом рисую БТР с пулеметом.

– Как видите, бронирование почти одинаковое. Листы ставятся под острыми углами к направлению движения. В этом случае пуля ударяется в броню не острием, а боком и уходит в рикошет. По бокам листы крепятся под углом к вертикали, получается этакая усеченная пирамида с откидными бортами. Сверху – съемные половинки крыши, служащие еще и мостками для преодоления рвов. В пушечном варианте посередине кузова на тумбе установлена пушка с откидным щитом. Боезапас находится между кабиной и орудием. Если позволит грузоподъемность, у заднего свеса кузова тоже установим лотки со снарядами. В пулеметном варианте над кабиной устанавливается пулемет, под ним – патронные ленты в укладке. И вдоль кузова посередине – скамьи для десанта. Да, в бортах прорезаны круглые амбразуры, закрывающиеся крышками. Так что солдаты смогут вести огонь даже на ходу.

– Чудеса, да и только! Рад встретить единомышленника! Вот, посмотрите! – Владимир Авельевич, широко улыбаясь, достает из папки чертежи и протягивает мне. – Вот, гляньте! Сейчас на Ижорском заводе переделывают дюжину «Рено ЕЕ-22», которые союзники стыдливо окрестили «автопулеметами». Броня никудышняя, в инструкции запрещается подходить к противнику ближе трехсот метров. Полковника Секретова, который их закупил, чуть под суд не отдали. Правда, потом выяснили, что остальное еще хуже. Вот я по зрелому рассуждению и предложил такой способ бронирования. Сравните чертежи с вашими эскизами!

Сравниваю, делаю вид, что ошеломлен, хотя на самом деле помню эту машинку еще со школы, когда «Моделист-Конструктор» был у нас немного популярней, чем Чейз, Гаррисон и Стругацкие. Нос-«зубило», моторный отсек переходит в крышу, оставляя водителю и сидящему рядом командиру небольшие наклонные окошечки, закрывающиеся бронепластинами. А вот сверху уже перебор. Громадная башня на два «максима». Интересно, как же ее поворачивать?..

– Да, почти близнецы. Но позвольте, Владимир Авельевич несколько вопросов… У вас передний лист наклонен градусов под сорок пять. За счет чего это сделано?

– Дело в том, что на данной модели радиатор стоит позади двигателя, поэтому броню можно расположить таким образом.

– Да, у меня так не получится, поэтому впереди два листа образуют вертикальный угол. А дальше почти так же, как у вас… За исключением установки вооружения. Ну, с пушкой все понятно, а пулемет собираемся ставить в небольшой цилиндрической башенке…

Разговор закончился только с наступлением сумерек…

Глава 5

Наконец-то я окончательно вернулся в свой родной батальон, в котором за все время, пока выздоравливал и мотался по командировкам, произошли большие изменения. По Высочайше утвержденному штату, у нас теперь четыре роты. Моя разведывательно-диверсионная, конно-штурмовая, развернутая из полуэскадрона Дольского, пешие штурмовики под командованием Димитра Стефанова и рота огневой поддержки штабс-капитана Волгина, являющаяся также учебкой для вновь прибывающих.

«Молодые» диверсы, пройдя курс обучения, потихоньку выезжали на фронт, чтобы пройти ритуал посвящения. Под присмотром старших товарищей тихо и незаметно «сходить в гости», прирезать очередного неудачливого ганса, попавшегося под руку, и заполучить в личное пользование 98-й маузер. Немцы охреневали от такой наглости, пытались усиливать караулы, но место очередного веселья предугадать было невозможно. В конце концов они начали отгораживаться дополнительными рядами колючки, с помощью своей немецкой матери и еще кого-то там пытаясь забивать колья в промерзшую землю. Тогда в качестве ответной пакости Гордей, назначенный командиром отделения снайперов, стал вывозить свой молодняк «на охоту». Гансы попробовали прекратить сие безобразие с помощью артиллерии, но быстро поняли, что это – пустая трата снарядов.

Хуже было другое. Окопное население, которое и солдатами назвать можно было с большой натяжкой, ничему почти не обученное, кинутое на произвол судьбы и подчинявшееся только мату и зуботычинам унтеров, наслушалось расплодившихся, как тараканы, агитаторов и появление моих бойцов частенько встречало враждебно. Один раз их попытались даже побить, пользуясь численным преимуществом. Попытка, естественно, оказалась неудачной, несколько человек, как доложил Митяй, отправились вправлять вывихи различных конечностей, остальные расползлись по своим землянкам залечивать синяки и лелеять оскорбленное самолюбие.

Наши технари тоже не сидели без дела. Саперы добыли лебедку, «случайно потерявшуюся» с какой-то пристани, а пушкари во главе с Бергом приспособили одну из полученных и поставленных на самодельный лафет 37-миллиметровок в качестве гарпунной пушки. Заряжался ослабленный холостой заряд, в ствол на войлочных пыжах забивалась «кочерга», к которой был прикреплен трос с крючьями. Сей «снаряд» выстреливался навесом в сторону проволочных заграждений, а затем другой конец троса заводился на барабан лебедки, и он возвращался, таща за собой оборванную колючку. Один раз даже потренировались у себя на базе. Пылкие эмоции, сдобренные ненормативной лексикой наших нестроевых тружеников, посланных восстанавливать полосу препятствий, послужили наивысшей оценкой изобретению.

В мое отсутствие Валерий Антонович внес в боевую подготовку некоторые новшества. Пользуясь старыми связями в штабе и используя в качестве жупела имя генерала Келлера, естественно, с согласия последнего, всеми правдами и неправдами забрал со всех складов около двухсот пар лыж. После случая, когда Федор Артурович пообещал некоему интенданту подарить пулю, если в течение суток его кавалеристы не получат положенного вещевого имущества, и даже кинул на стол патрон, чтобы болезный смог рассмотреть, с чем он рискует назавтра встретиться, одно его имя заставляло чинуш бледнеть, столбенеть и пытаться успокоить нервную дрожь в руках. Его же превосходительство, видимо вспомнив свое ефрейторское будущее, поставил перед каждым солдатом задачу – до весны намотать на этом виде транспорта по двести верст. А по выходным еще устраивались соревнования между ротами по биатлону, он же в девичестве – «гонка патрулей». Фишка была в том, что участвовать должны были все, потому что высчитывался средний результат по роте.

Вот этот самый шутник в генеральских погонах, приехавший в очередной раз проинспектировать прикомандированный батальон, и приготовил мне сюрприз. Федор Артурович развил кипучую деятельность по подготовке своего соединения, поэтому каждую неделю у Анатоля в его конно-штурмовом эскадроне проходили обучение офицеры и унтера из отдельной бригады и Уральской казачьей дивизии. Уральцы поначалу заупрямились, но после показательного выступления Михалыча с «нашими» казаками взялись за ум. Так что семь дней в неделю «гости» учились правильно воевать без лошадок, а потом уезжали передавать знания своим подчиненным.

Вторая новость заключалась в том, что граф в очередной раз побывал в гостях у Павлова и встретился в Ставке с великим князем Михаилом Александровичем. В результате последний, заинтригованный Келлером, согласился наведаться в Институт. А ротмистр Воронцов, возглавляющий службу безопасности у академика, обещал присылать «в командировку» по нескольку офицеров из своего отделения Новой Священной дружины. Цель визитов была вполне себе обыденной – наработка навыков штурмовых действий в городе и помещениях. Теперь помимо своих основных обязанностей я должен был еще в течение месяца готовить офицерскую группу захвата с претензией на СОБР. А потом приедут следующие, и все начнется сначала.

Огорченный последней новостью, к сюрпризу я оказался просто не готов. Поэтому его превосходительство целую минуту довольно ржал, глядя на мою физиономию. Как оказалось, генералу на досуге пришла в голову гениальная мысль. О том, что батальон за тысячу человек и рота в двести пятьдесят рыл – немного разные категории. И если последней вполне хватало фельдшера и пары санитаров, то теперь их усилят один зауряд-врач и три сестры милосердия, причем почти всех я хорошо знаю, а с Зиночкой он познакомит нас чуть позже, когда заберет ее с Юго-Западного фронта.

На мой ехидный вопрос, знает ли он продолжение фразы «Седина в голову…», двухметровый усатый богатырь показал мне генеральский кулачище размером почти с армейский котелок и предупредил, что это я раньше одного ефрейтора по техзданию гонял, а теперь против такого аргумента мне никакой рукопашный бой не поможет.

Проверять истинность данного высказывания я не стал от греха подальше и из следующей командировки в Гомель привез не только два законченных в мастерских БТРа, но и Пашу, Машу, и мою ненаглядную Дашу. Причем, им уже было известно о грядущих переменах. Один только я узнаю обо всем последним!

Зато сразу по приезде на базу уже их ожидал сюрприз. В виде моих «племяшек» – Ганны и Леси с Данилкой. Малышня быстро обрела новых горячо любящих родственников в лице одного дяди и двух тёть. А в отношении Ганны моя милая успокоилась только тогда, когда убедилась, что наш шеф-повар ни о ком, кроме Федора, и не мечтает. Но до этого я пару раз ловил подозрительно-ревнивые взгляды.

Вскоре, по идее наших дам, родилась традиция по вечерам, после всех дел собираться в постоянно пустующем лазарете на вечерние чаепития, на которых присутствовали все свободные господа офицеры и, как исключение, Михалыч и Георгиевский кавалер старший унтер-офицер Котяра. Последний, впрочем, долго не задерживался. Улучив удобный момент, вместе со своей Ганкой незаметно и беззвучно исчезал.

Бойцам появление новых персон принесло поначалу некоторые трудности, но очень быстро все поняли, что лучше сразу выполнить все пожелания «ентого хлюпика и евонных барышень», чем сначала отстрадать различными способами, а потом все равно сделать так, как он говорит. В первый же день возникла проблема с использованием некоторых исторически сложившихся словосочетаний великого и могучего русского языка. К фельдшеру по какому-то делу пришло несколько наших «кентавров»-штурмовиков. И попытались объяснить проблему так, как они ее понимают, совсем не думая о том, что за дощатой перегородкой их слышат женские и детские уши. Наши медсестрички возмутились, а когда малышня попыталась их неудачно успокоить, мол, ничего страшного, мы давно привыкли, возмущение переросло в праведное негодование. В результате чего Данилка был послан вестовым ко мне с настоятельной просьбой появиться как можно быстрее. Узнав от мальца суть произошедшего, перенаправил его к Дольскому и пошел посмотреть, чем же это трагикомедия закончится.

Анатоль прибыл туда чуть позже, с ходу врубился в ситуацию и очень творчески переиначил когда-то мной рассказанный обряд похорон окурков. Виновники на листке бумаги по очереди накарябали то, что недавно произнесли, затем по настоянию командира добавили туда же остальные знакомые с детства словосочетания. После этого весь эскадрон стоял по стойке «смирно» возле отхожих ровиков, пока красноречивые обалдуи долбили мерзлую землю в режиме перфоратора и торжественно хоронили шедевр словесности. Сильно подозреваю, что после этого их товарищи в казарме высказали все, что о них думали. И очень надеюсь, что без ненормативной лексики.

Следующий косяк сотворили мои диверсанты. Перед обедом в плановом порядке, причем с моей подачи, была проверка чистоты рук. И – о, ужас! У нескольких человек под ногтями обнаружилось постороннее содержимое. Инцидент мне удалось замять одним чисто риторическим вопросом. Типа что легче: один раз вычистить и помыть руки или десять раз после обеда пробежаться по полосе препятствий? Народ намек понял сразу, и теперь у меня есть небольшая уверенность, что в моей роте самые чистые конечности.

Несмотря на зимнее монотонное однообразие, жизнь бьет ключом, приходится вертеться как белка в колесе. Даже вечером не получается хоть немножко расслабиться. Пока медсестрички учат малышню с Ганной грамоте да арифметике, мы с Михалычем сидим над учебниками. Казак после настоятельных уговоров решил рискнуть и попробовать по моему примеру попасть в училище. Только вот поступать ему придется в Новочеркасское кавалерийское. Вот и сидим, зубрим каждый свое. Тактика, военная история, фортификация, военная топография, законоведение, военная администрация и еще куча предметов. И всё это нужно выучить как можно быстрее. Потому как очень скоро будет совсем некогда…

Глава 6

Приминаемый снег тихонько поскрипывает под ногами, февральские тучи закрывают все небо грязно-серым неряшливым одеялом. Погода вполне сносная и, даже можно сказать, благоприятствующая. Особенно сегодняшней ночью. Пока светло, нужно еще раз всё посмотреть и проверить. Поэтому и крадемся между обгорелыми развалинами, именуемыми раньше деревенькой Колодино. От окраины до гансов – всего ничего, каких-то шагов триста, и видно всё очень хорошо.

Позиции они себе соорудили замечательные. От болота вправо до самого озера Нарочь тянется пятикилометровая полоса обороны. Три линии окопов, прикрытые спереди проволочными заграждениями. Пятиметровая полоса, усиленная рогатками, – в ста шагах от первой траншеи – и вторая, поуже, – над самым бруствером. Траверсы через каждые десять – двенадцать шагов, за ними смутно угадываются ходы сообщения, скорее всего, к землянкам. На удалении ста метров вторая линия окопов, на этот раз без колючки, дальше – еще одна. Почти посередине высится не очень большой, высотой метров в девяносто, холм, прозванный с подачи кого-то из наших штабных «Фердинандовым шнобелем» за схожесть с носом болгарского царя. Но шутки шутками, а преграда серьезная. Пулемётные гнезда, орудийные капониры, скорее всего, под небольшой калибр. Четыре бетонных дота, два на флангах и два посередине. Это, пожалуй, самый главный козырь…

Все это было рассмотрено за последние двое суток с чудом не обвалившейся колокольни деревенской церковки и, в качестве контрольного просмотра, из корзины аэростата артиллерийских корректировщиков. Проверено и перепроверено, а затем сегодня доложено генералу Балуеву, командующему южной группой, куда и входит сборный корпус нашего графа Келлера. Его превосходительство долго хмурил брови и делал серьезное выражение лица, хотя и так было понятно, что наступать будем старым способом. Кидать в лобовую атаку полк за полком, дивизию за дивизией, пока не подфартит. Хотя, сказать правду, генерал пытался найти какое-то более приемлемое решение. Помимо тяжелого артдивизиона из резерва фронта выбил с нашей подачи дополнительно пару десятков телефонных аппаратов и приказал выделить из состава батарей по грамотному офицеру, которые будут находиться чуть ли не в боевых порядках и в режиме он-лайн корректировать стрельбу своих коллег. Один из них, невысокий полноватый прапорщик, сидит сейчас рядом со мной и любуется в бинокль на «Носик», делая изредка пометки у себя в блокноте, предварительно сверяясь с компасом. Поначалу он очень удивился, увидев нас, но быстро привык и теперь воспринимал как должное и телогрейку с ватными штанами, и белый маскхалат, и даже саморазогревающуюся тушенку, одно из полезных достижений Института.

Не знаю, кто был автором идеи, но Павлов считал батальон испытательным полигоном и заваливал нас креативными новшествами. Последнее достижение, сделанное его химическим отделом, очень нам пригодилось. Не знаю, дадут ли этим алхимикам Нобелевскую премию, но можно будет организовать прибытие в оргкомитет хотя бы одной моей роты, и парни со всей убедительностью, на которую способны, расскажут о том, как здорово, лежа неподвижно в снегу на морозе, греться «грелкой железно-коррозионного типа», надетой в виде жилета под одежду. Немного марганцовки, песка и чугунных опилок в прорезиненных плоских мешочках, скрепленных ремнями, при добавлении небольшого количества воды надежно греют в течение десяти – двенадцати часов. Я думаю, к моим бойцам прислушаются и возражений не будет…

– Ну что ж, Денис Анатольевич, я еще раз все перепроверил… – прапор отвлекает меня от ненужных фантазий. – Ваши вернутся, и можно будет уходить.

– Игорь Николаевич, давайте, пока есть время, еще раз обговорим наши действия, – уже пару раз беседовали, но напомнить не мешает, уж больно многое на кону стоит. – Первую линию окопов вы не трогаете. По сигналу, коим будет запуск последовательно белой и красной ракеты, одна батарея открывает огонь по второй линии, с запуском красной и белой переносит огонь на третью. Другая батарея с самого начала работает по холму, центру и правому флангу…

– По запуску двух красных ракет прекращаем огонь до особого распоряжения. Также целеуказание может быть продемонстрировано ракетами в направлении цели. Я все помню, господин штабс-капитан! – в голосе прапора слышится еле заметное недовольство.

– Игорь Николаевич, там будет не так уж и много моих солдат, поэтому мне очень не хотелось бы, чтобы они попали под свои же снаряды. Вы же сами понимаете, что такого никто еще никогда не делал.

– Да понимаю я, Денис Анатольевич, все понимаю! Сейчас вернемся, еще раз обговорим все действия… Тем более, что ваши разведчики уже идут…

Сзади слышен тихий шорох шагов, из-за полуразрушенной стены появляются мои сибиряки. Посылал именно их из-за чуть ли не врожденного умения бегать в лесу на лыжах. Вот кому никакие грелки не нужны. Намотали километров шестнадцать в оба конца, да и согрелись. Можно было бы и меньше, но запускал их по большому кругу, чтобы гансы не заметили. Слева третий сибирский корпус, где мы обитаем, упирается в болото. Вот и отправил Гордея с парой человек проверить, можно ли, сделав крюк, выйти на лыжах к лесу, в который упирается фланг немецкой обороны, и насколько проходим сам лес. В смысле, сколько гансов в нем сидит, чем занимаются, о чем мечтают, ну и другие подробности интимно-окопной жизни неприятеля.

– Ну, рассказывайте, братцы, что разведали. Получится или нет?

– Так точно, вашбродь! Пройтить можно. – Гордей на людях играет простецкого унтера-служаку. – Тут версты три до лесочка, што на болотце растёт, да от него до лесу германского с полверсты будет. По дороге пару мест хлипких есть, мы их обошли да вешки поставили. Нашли тропку запорошенную. Нынче по ней никто не ходит, так тама, где она в лес ныряет, аккурат германская колючка стоит, а за ней – германцы. Мы ешо левей взяли, обошли тихохонько сторонкой, там проволоку подрезамши, штоб незаметно было, да и пошли по лесу. Пулемет нашли и землянку. Колбасников человек десять, при пулемете двое дежурят, остатние хто чем занимаются. Костерок у них в ямке, мабуть, воду все время греют на всякий случай.

– Ваши следы не найдут?

– Никак нет, вашбродь, – Сибиряк отвечает чуть обиженно, продолжая спектакль. – Мы, как обратно шли, лапник еловый за собой тащили. Ежели не приглядываться, то и не найти.

– Ну, добро, уходим отсюда, а то, не ровен час, какой-нибудь глазастый германец нас засечет…

* * *

Уговорить генерала Балуева нам с Федором Артуровичем стоило больших трудов. Но всё-таки получилось. Может быть, поверил, что мы сможем сделать то, что предлагаем, а может, решающую роль сыграло то, что более чем одним батальоном он не рискует. В конце концов, согласился и даже пообещал, если все пойдет по плану, двинуть 7-ю пехотную дивизию на Близники в качестве вспомогательного удара. Так что, еще раз проинструктировав и своих, и приданных саперов и артиллеристов и сверив часы аж до секунды, как только обозначилось первое побледнение неба, увожу свою роту на лыжню… Сто шестнадцать человек, белые маскхалаты, обмотанные распущенными на полосы простынями карабины и дробовики, сбруя и кобуры, белые колпаки с прорезями для глаз, что-то среднее между балахоном ку-клукс-клана и балаклавой. Почти бесшумно скользим по лыжне, пробитой разведчиками, ориентируясь по выставленным Гордеем вешкам, двум рогулькам, на которых горизонтально лежит веточка, указывающая направление. Добравшись до поворота в густом ольшанике, объявляю пятиминутный перерыв и вместе с Оладьиным и сибиряком ползу смотреть на лес, где засели гансы. Рассвет потихоньку вступает в свои права, снежная целина тянется шагов на шестьсот и упирается в темную зловещую полоску леса. На миг возникает паническая мысль о том, что нас уже взяли на мушку и только ждут, когда подойдем на верный выстрел. Изо всех сил гоню её прочь, суеверно скрещивая пальцы, сплевывая три раза через левое плечо, и встречаю понимающий взгляд охотника.

– Вот туда, чуть левее, мы лыжню протропили, – подвинувшись ближе, шепчет Гордей, затем после короткой паузы еле слышно добавляет: – Командир, мы в тайге так же косолапого отваживаем, когда на промысел выходим… Тихо там все…

Дальше тянуть нельзя, время играет против нас, с каждой минутой становится все светлее… Вдох-выдох… Все, начинаем!.. Вперед уходят две пятерки, их задача – снять часовых и блокировать гансов в землянке, чтобы остальные тихо и незаметно проскочили к основным окопам… Белые фигуры, сливаясь с заснеженным болотом, быстро тают в утреннем полумраке. А мы лежим и ждем сигнала… Время остановилось, минуты, а затем секунды тянутся все медленнее и медленнее. Окружающий мир похож на застывшую фотографию. Даже дувший недавно ветерок утих, и всё вокруг поглощено абсолютной неподвижностью… Почти не отрываясь смотрю на тускло светящиеся цифирки, еле ползущую по циферблату секундную стрелку… Ну сколько можно ждать!.. Чего они там медлят?..

Наконец-то вся эта застывшая картина в одно мгновение рассыпается от двух вспышек фонарика впереди!.. Пауза, затем еще два лучика света!.. Есть сигнал!!! Путь свободен!!!.. Поднимаю вверх сжатый кулак, в смысле «Внимание!», командиры дублируют команду. Не оглядываясь, спиной чувствую, как подобрались и приготовились к броску бойцы… Три, два, один!.. Вперед!.. Опускаю руку в направлении движения, и тут же с легким шелестом меня с двух сторон обтекают белые фигуры, мчащиеся в темноту и неизвестность. Оладьин с тридцатью бойцами уходит чуть левее, у него своя, особая, задача. Я с Егоркой и Михалычем попадаю в центр колонны, и мы мчимся к темнеющей опушке леса…

Через опутанные колючей проволокой стволы деревьев смотрю туда, откуда только что мы появились. Даже если бы гансы и были живыми на тот момент, все равно ничего бы не увидели. Как не увидели моих разведчиков, отправивших их на свидание с предками. Два трупа лежат в пулеметном окопе, уткнувшись в мерзлую землю. Чуть поодаль, возле землянки, сидит засада. Два бойца с приготовленными гранатами возле дымовой трубы, пятеро по обе стороны траншеи у самого входа и пулеметчики чуть поодаль. Шепотом напоминаю командиру, что этих очень желательно убрать беззвучно, если вылезут раньше времени, или абсолютно без разницы каким способом, когда начнется заварушка. Пролетаем лесок насквозь, снимаем лыжи. Если выиграем, вернемся за ними, а если нет… Тьфу-тьфу-тьфу!.. То они нам больше не понадобятся… От слова «ва-аще»…

Неподвижно лежим возле первой линии, наблюдая за последними секундами жизни часового. Бедный озябший ганс ходит взад-вперед, почти не обращая внимания на некоторые изменения окружающей обстановки. Например, на то, что небольшие сугробчики все ближе и ближе подползают к траншее и замирают, когда он поворачивается к ним лицом. Очередной его рейс внезапно заканчивается аварийной остановкой. Сзади на спину немца прыгает один из сугробов, одной рукой захватив на удушение локтем и второй затыкая ему рот. Тут же появившаяся перед ним из ниоткуда белая фигура делает короткое движение рукой, и остро заточенная железяка, пробив шинель и всё, что под ней надето, попадает в сердце. Ударная тройка спрыгивает вниз, двух маузеров и дробовика в окопе вполне достаточно. Сверху по тыльной стороне двигается расчет «мадсена». Поворот окопа, развилка, влево с тихим шуршанием снега под ногами уходит две пятерки для блокирования землянки с досматривающими последний сон немцами. Алгоритм действий прежний: двое с гранатами на крышу к трубе, остальные встретят выживших у входа. Огибаем траверс, бежим дальше, потом замираем, и вперед уходит пара бойцов снять очередного часового. Все повторяется сначала, и мы опять двигаемся вперед…