
Полная версия
Воздушная тюрьма

Dasha Poetica
Воздушная тюрьма
Воздушная тюрьма
Пока один преодолевает себя, покоряя горные вершины или осваивая новый экстремальный вид спорта, другой сражается с невидимыми монстрами за возможность социализироваться. Что мы знаем о людях со специфическими фобиями и почему так часто стигматизируем то, что по счастливой случайности обошло нас самих? Как пережить потери и диагнозы близких продолжая испытывать иррациональный страх от высоких бетонных коробок? Это история для тех, кто продолжает бороться в одиночку и для тех, кто по какой-то причине продолжает обесценивать чужие переживания. Возможно, ваша помощь и поддержка необходимы прямо сейчас. Оглянитесь. Это проще, чем кажется, но очень нужно и важно.
Тревожный манеж
Мне три. В моей памяти сохранилось не так много осознанных воспоминаний об этом возрасте, но одно отрицательное из серии «травмирующий опыт» до сих пор тянется за мной и фонит, как старая шумная консервная банка. У меня прекрасная семья и абсолютное доверие к родителям и внешнему миру, но ровно до тех пор, пока мы не оказываемся внутри здания ивановского цирка. Для меня это стало большим событием. Вот мы куда-то торжественно собрались вдвоем с папой. Вот зашли в помещение с воздушными шарами, цветными пружинками слинки, волшебными палочками и ароматной сладкой ватой. Вот мы подходим к кассе, приобретаем билеты и узнаем, что представление уже началось и нам нужно срочно занимать свои места. Вот билетёр открывает двери и приглашает нас пройти внутрь, но через секунду я впадаю в абсолютный ступор и не могу вымолвить ни слова. Я вижу яркий бьющий свет прожекторов, громкие возгласы инспектора манежа, несущихся по арене лошадей и большое отдаленное пространство, которое мне маленькой трехлетней девочке напоминает бездну. Я нахожу в себе силы схватить папу за руку и сквозь горючие слезы умоляю его уйти. Несколько раз он пытался найти ко мне подход и успокоить, но все было тщетно. Мы сдали билеты и уехали домой. Весь вечер я пыталась закутаться в крошечную площадь однокомнатной квартиры и взахлеб смотрела диснеевские мультики. Никто не придал особого значения случившемуся. Подумаешь, испугалась цирка? Детям свойственно бояться чего-то нового, незрелость нервной системы, изменится со временем.
Прошло долгих одиннадцать или двенадцать лет прежде, чем я снова нашла в себе силы прийти в цирк.
Зацикленный сон
Через дорогу от нашего дома находился небольшой продовольственный магазин. Сейчас он воспринимается мной, как малюсенькая иголка в гигантском стоге сена, а в раннем детстве провоцировал неконтролируемое желание схватить маму за руку. Со слов близких, я начала проявлять подобные паттерны поведения с двух лет, но поскольку я этого не помню, веду отсчет своей персональной истории с неудачного похода в цирк. Внутри магазина было всего несколько отделов с продуктами и бытовой химией, но потолки казались мне слишком высокими, а вечно намытый пол предательски скользким. После этих визитов мне часто снился один и тот же сон, как я оказываюсь внутри этого магазина, поскальзываюсь и не могу встать. Пытаюсь соскрести себя силой мысли и найти точку опоры, но пространство расширяется, а поблизости ничего, кроме бесконечного скользкого пола и высоченного, размером с небосвод, потолка. После таких снов я долго приходила в себя, но сформировавшийся страх не отпускал. Со временем стали появляться новые локации, в которых я испытывала нечто подобное. Одним из ярких воспоминаний был центральный рынок, куда родители практически каждые выходные приезжали за свежими продуктами. Я слышала, как мясники орудуют ножом, как гудят торговые ряды и как чьи-то шаги отдают гулких эхом, ударяясь о стены странного помещения. Проходило время, но ни в три года, ни в шесть лет мое восприятие не менялось.
– Мама, дай мне пожалуйста руку, мне просто нужно держаться за руку.
– Даш, ты уже взрослая девочка. Успокойся. Мне нужно выбрать овощи, я не могу держать тебя сейчас за руку.
Пространство расширяется, а ты ощущаешь себя бракованным. Другие дети так себя не ведут. Они не реагируют на арочные потолки, на шум и не испытывают чувство беспомощности от того, что просто оказались внутри большого помещения. Нет, мне никогда не ставили расстройство аутистического спектра. Я была слишком общительным и любопытном ребенком. Не замыкалась в себе и не избегала контакта глаза -в глаза. Рано заговорила и не демонстрировала признаки стереотипного поведения. Я просто боялась, боялась того, от чего другим не страшно. Ни темноты, ни насекомых, ни Фредди Крюгера и вселяющего инфернальный ужас Пинхеда. Я боялась потолков. Вот все, что я могла сказать, будучи ребенком, который сам не до конца понимал, что с ним происходит.
Во французской стороне, на чужой планете
Меня никогда не приводили к детскому психологу. Однажды я сама вызвалась к нему сходить, но накануне сбежала к бабушке, найдя у нее солидарное убежище от предвзятой беседы с мозгоправом (по крайней мере так казалось в пубертате). Тема психологической помощи была не слишком развита в провинциальном городе в двухтысячных и поход к психологу приравнивался к «меня упекут в психушку», а значит надо изо всех сил делать вид, что я нормальная.
Жизнь в небольшом городе с малоэтажным строительством спасала меня от новых потрясений, и чтобы наверняка поставить точку в этом вопросе я решила пойти учиться на психолога. Помню, как заведующий кафедры спрашивал нас, студентов первого курса соцпсиха, зачем мы выбрали это направление:
– Я хотела бы помогать другим справляться с их эмоциональными проблемами.
– Меня интересует область научных исследований.
– Хочу сделать свой вклад в общество и в улучшение межличностных отношений.
А я ответила, что я хочу помочь себе. Потому что мне казалось, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Несмотря на то, что учеба стоила моим родителям денег и на бюджет поступить не получилось, они приняли мое решение. Правда разочарование наступило очень и очень быстро. В стенах вуза есть возможность получить много теоретических знаний, написанных сухим терминологическим языком, но ни на одном курсе из четырех я не нашла волшебную пилюлю для себя. К концу учебы я понимала, что у меня генерализованное тревожное и обсессивно-компульсивное расстройство, но это как знать своих тараканов в лицо, но не суметь ударить тапком в цель.
Не зря бытует выражение, что у каждого психоаналитика должен быть свой психоаналитик. Только я еще не признала тот факт, что моя проблема носит не психологический, а скорее психиатрический характер и психиатрия это не только про асоциальное поведение и опасность для общества. Это и про то, что тебе невероятно сложно жить обычной жизнью, переживая ощущения, не поддающиеся логическому объяснению. И я пишу о своей истории не как человек с корочками психолога, а как человек, который столкнулся с фобиями лично и до сих пор пытается разрубить этот гордиев узел.
Иногда меня не покидало ощущение, что я живу не своей жизнью и делаю то, что мне не нравится, ради цели, которая на мой взгляд недостижима. Сейчас мне тридцать, и я четко осознаю, что один в поле не воин. Да, это ваше поле битвы, но вам очень нужны союзники. Люди, которые будут проявлять эмпатию к вашему состоянию и протянут руку, если вам потребуется физический контакт, чтобы снять тревожность. Хоть в десять, хоть в двадцать, хоть в тридцать лет. У тревожности нет возраста и у страхов тоже, даже если кто-то пытается вам внушить, что все это только в вашей голове и только вы можете это из нее выкинуть.
Зал ожидания
Первую осознанную паническую атаку я испытала в девятнадцать лет, когда впервые оказалась в аэропорту «Внуково», отправляясь в семейное путешествие. До этого мы ездили на дальние расстояния только поездами и на вокзалах я справлялась с накатывающей тревогой, но аэропорт стал для меня новым испытанием. Как только мы прошли входной контроль и оказались внутри я почувствовала, что не могу в полной мере мониторить свое психоэмоциональное состояние и тело. Я непроизвольно опускала голову в пол и ощущала, как по телу пробегали маленькие разряды тока, а стоило поднять ее и посмотреть по сторонам, как меня сжимало в тиски, и я не могла проглотить слюну.
Папа сразу заметил, что со мной что-то не то и поскольку он был единственным человеком в семье, всерьез относящимся ко всем моим странностям, тут же повел меня к фуд-корту, где можно было спрятаться внутри маленького пространства.
– Доня, крепись! Сейчас будет посадка и мы отсюда уйдем. Постарайся дышать глубже и отвлекаться на какие-то вывески или прохожих. Давай посидим тут, пока тебе не станет лучше.
– Да, пап, спасибо большое. Давай посидим в кафе. Голова немного кружится.
– Я с тобой. Пока я жив, ничего не бойся.
Самопрограммирование очень мощная техника. Папа закладывал эти слова буквально на подкорку и в трудные моменты я повторяла их, как мантру. Уже тогда я знала, что у меня агорофобия. Тревожное патологическое расстройство, представляющее собой боязнь нахождения на открытых пространствах, больших площадях и широких улицах, в местах очень большого скопления людей и в полупустых помещениях с высокими потолками.
Проходя по коридорам терминала и наблюдая эти внушительные металлические конструкции над головой, я испытывала ощущение нереальности всего происходящего. Как будто я в том сне и сейчас обязательно упаду, не найдя в себе силы подняться. Я осознавала, что мой страх иррационален и все мои переживания беспочвенны, потому что настоящей опасности нет, но ничего не могла сделать. Чем больше ты пытаешься себя контролировать, тем сильнее ты закручиваешь спираль тревоги. Человек беспомощен в состоянии парализующего страха. Он как маленький слепой котенок, который не понимает куда он двигается, пока все остальные энергично снуют туда-сюда по своим делам.
Я помню, как предательски накатывали слезы и как было жаль себя от осознания, что все эти люди радуются моменту и испытывают удовольствие от самого факта нахождения внутри аэропорта, а я выживаю. Мне страшно, плохо, физически больно и совсем не осталось сил на внутреннюю борьбу. Тогда я сражалась с собой шесть часов. Шесть долгих часов к которым я не была готова, не зная, что меня ждет.
Такие простые, банальные, житейские вещи и изнуряющая борьба за возможность их прожить.
День, когда страх стал всем
Отец принимал мои странности (читай: психические расстройства) и умел подбирать правильные слова. С того эпизода, совместных перелетов больше не случилось, да и не хотелось повторно проживать подобный опыт, а другие волнующие меня события мы переживали вместе. Однажды паническая атака произошла со мной в МРТ томографе, но я знала, что многие тяжело переносят эту процедуру и я не одинока в своем дискомфорте от громкого, дезориентирующего звука. Он всегда ходил со мной на все процедуры, медицинские вмешательства и т.д., те обследования были не исключением. Жизнь стала казаться понятной и выверенной, не смотря на те или иные сложности.
Но в один момент его не стало. Внезапно, ночью, от сердечного приступа.
Что я почувствовала? Что мой шаткий мир трещит по швам. Если потеря самого близкого человека сама по себе трагедия, то для меня уход папы стал открытием портала в ад. Первое время психика пыталась защищаться, и я строила из себя мать Терезу, готовую поддержать всех остальных, лишь бы не погружаться в собственное горе. Но проживание эмоций – это важно и моя стратегия аукнулась мне примерно спустя полгода. Молодой человек, с которым мы на тот момент уже два года были вместе, никогда не был свидетелем моих панических атак или странного поведения. И вот мы принимаем решение о совместной поездке на юг, чтобы хоть ненадолго сменить декорации и отвлечься от гнетущих мыслей. Снова Внуково. Очередная борьба понятная мне одной, но уже без папиной поддержки. Мы полетели вчетвером с маминой подругой и в моменте они хотели отсоединиться от нас и пройтись по магазинам, но я поняла, что я не могу остаться с парнем, который меня совершенно не понимает.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.