Бывшие. Врач моего сына.

– Понимаю, – вижу, что Кирилл Петрович заведен до предела и объяснять ему что-то бесполезно. Может быть, через час-два, когда он остынет и переварит информацию, тогда и стоит поговорить. Но не сейчас. Такой уж у нас начальник. Вспыльчивый, импульсивный, но отходчивый. И, к слову, умеет признавать, что был не прав. А это большая редкость среди руководителей.

– Тогда почему она еще в клинике? – Кирилл Петрович вскочил со своего места и стукнул ладонью по столу.

– Потому что я врач, а еще женщина. И я прекрасно понимаю, что она испытывает. Вы же знаете, что эта беременность – результат ЭКО? – заведующий кивнул. – А еще вы знаете, что они решились на это ЭКО лишь из-за старшей дочери, которой нужен был донор. Она с мужем собирались родить идентичного по ДНК ребенка, чтобы он был идеальным донором, – я боковым зрением вижу, как вытягивается лицо Кроссовского. Ну да, в карте этого всего нет, потому что это не относится к делу. Но эта семья наблюдалась у нас с момента планирования зачатия, и потому я знаю все эти моменты. – И вот представьте ее состояние. Старшая дочь, из-за которой это все затевалось, умирает. Девушка боится, что из-за идентичного генного набора у младшей будет та же болезнь. Хоть мы и убедили, что это не так и дело у старшей было не в генах, а в патологии внутриутробного развития. Муж после смерти старшей дочери наговорил с три короба. А у нее гормоны зашкаливают. Она на все смотрит под другим углом. Если мы ее выпишем домой, где еще недавно бегала старшая дочка, где они с мужем представляли, как вылечат старшую, как будет радовать их улыбками и первыми шагами младшая, – я не хотела этого всего говорить, не хотела, чтобы эмоции вылились из меня. Я поняла, что сболтнула лишнего, но и замолчать не могла. – Я не могу ее выписать, зная, что она эмоционально не справится с нынешним своим состоянием. И как врач хочу и могу ей помочь.

– Присядьте, – Кирилл Петрович махнул рукой на кресло, и я присела напротив него. В соседнее кресло сел Кроссовский.

– Извините меня, Анастасия Константиновна, я и забыл про все эти факты, – вдруг произнес мужчина. А у меня челюсть чуть не отвисла. Не ожидала, что он так быстро отойдет и переосмыслит все. Обычно на это уходило несколько часов. – Да, вы правы. Мы должны помочь. Но, несмотря на это, хотел бы уточнить, что, если с девушкой что-то произойдет, это все будет не только на вашей совести, но еще и под вашу ответственность. Вы понимаете? – заведующий внимательно смотрел на меня.

– Да, понимаю, – вздохнула. Ну а что делать? Да, я понимала, что если с Филипповой что-то случится, меня выпрут из клиники. Да, я хороший врач, если оценивать себя без ложной скромности. Да, меня ценят. Но когда с пациентом происходит ЧП, то виноват врач. И в данном случае виноватым врачом назначат меня.

– Я рад, что мы обо всем договорились. Я назначаю вам помощником Демида Максимовича. С его завотделением я утрясу этот момент, – и Кирилл Петрович улыбнулся Кроссовскому. У него лицо вытянулось от удивления, но он быстро взял себя в руки. – А, и вы подали заявку на согласование установки камеры видеонаблюдения в палате Филипповой?

– Да, подала, – это стандартная практика, если пациент проблемный.

– Хорошо, можете быть свободны. Но с вас отчет каждый день по этой девушке, – погрозил мне пальцем мужчина, а я улыбнулась.

– Конечно, Кирилл Петрович, – я взяла протянутую мне медицинскую карту и пошла на выход.

Кроссовский догнал меня шагов через десять и, резко взяв за локоть, развернул к себе.

– Ты что творишь? – мужчина был зол.

– Это ты что творишь? – я выдернула руку из мужского захвата. – Не ожидала, что ты такая крыса. Побежал жаловаться зав.отделением.

– Дура! Да она вены себе в туалете перережет, а тебя посадят за халатность! – шипит на меня Демид, приблизив свое лицо к моему.

– Здесь не вскроет. А вот дома – запросто, – я полностью скопировала тон и интонацию мужчины.

– Да откуда ты можешь знать? Что, сиделку к ней приставишь? – мужчина усмехнулся.

– Сама буду вместо сиделки, – огрызнулась.

– Идиотка! Она тебе всю карьеру перечеркнет! Ты разве не понимаешь? – мужчина подбоченился. – Пусть катится домой и делает с собой и ребенком что хочет.

– Сам идиот! – меня накрыло, и я не могла уже остановиться и придерживаться холодной сдержанности. – Я не ты, даже нерожденные жизни ценю, понятно? А насчет карьеры – не тебе мне об этом говорить, – я была в миллиметре от того, чтобы не высказать все, что накипело за эти почти полтора года. Что если бы не мама и ее помощь, то я на своей карьере бы поставила жирный крест. Кому нужен врач, который после окончания учебы сидит в декрете? Правильно, никому. Глубоко выдыхаю и, развернувшись, ухожу. Если он меня снова остановит, то я за себя не ручаюсь.

– Настя! – Демид еще что-то кричит мне вслед, а я машу рукой, не оборачиваясь. А так хотелось средний палец показать. – Анастасия Константиновна! – кричит Кроссовский снова. Делаю вид, что не слышу.

Вернулась в ординаторскую и плюхнулась на диван. И что мне делать?

В одном Кроссовский прав: если Филиппова сделает что-то с собой, я вылечу с работы как пробка. И единственным способом ее защитить – это приставить сиделку. А это еще плюс к оплате. А раз так, значит, надо согласовать все с мужем, который оплачивает счета. Нахожу его номер в карте и звоню. После пятого гудка мужчина отвечает недовольным тоном.

– Добрый день, это врач вашей супруги. Леонова Анастасия Константиновна, – представляюсь и прямо чувствую негатив, который исходит от человека, хоть он и на той стороне трубки.

– Добрый день, у меня сохранен ваш номер, Анастасия Константиновна, – устало и раздраженно отвечает мужчина.

– Дело в том, что вашей супруге необходимо приставить сиделку, – не люблю я эти вопросы все решать. Словно попрошайка просишь. И понимаешь же, что это не надуманная причина, чтобы вытащить из мужчины деньги, но все равно на душе гаденькое чувство.

– И за это, я так понимаю, нужно платить дополнительно? – мужчина сразу понял, к чему идет разговор.

– Да, мы установим в палате камеру, но, несмотря на это, нужен контроль, – боже, ну почему этим должен заниматься лечащий врач, а не администрация?

– Это нужно для сохранения беременности? – вопрос показался мне странным.

– Не совсем, – я замялась. Говорить ли мужу о нежелании девушки рожать?

– Так в чем же такая острая необходимость приставить к моей жене отдельного человека? – и столько желчи и сарказма было в его тоне, что я понимаю, мужчина откажет.

– Ваша жена высказывает желание сделать аборт, и я просто боюсь, что она может навредить себе или ребенку, – озвучиваю причину.

– А вам не кажется, что вы не Господь Бог, чтоб решать: кому рождаться, а кому нет? Может, оно и к лучшему? – слова мужчины наполнены горечью. – У нас умерла старшая дочь. И вы поймите, а если и этот ребенок умрет? – мужчина высказал те же мысли, что и его жена. Теперь понятно откуда ноги растут у таких рассуждений.

– Но и вы не Господь Бог, – прозвучало резковато, но я уже устала бороться с ними.

– Да вы знаете, что такое потерять ребенка?! – мужчина кричит мне в трубку. – Хоронить своего малыша? Засунуть жену в больницу, только чтобы она этого не видела! – кричит мне в трубку собеседник. – Да мне ее с животом больно видеть.

– Вас может понять только ваша жена, потому что не только вы потеряли дочь, но и она, – ненавижу быть не только гинекологом, но и психологом. Я еще все жизненные ситуации пациентов пропускаю через себя, не научилась дистанцироваться.

– Спасибо за ваше ценное мнение. Я подумаю и перезвоню вам, – сухо отвечает мужчина. Все же задела я его за живое. – Я сейчас не готов дать ответ, – и мужчина положил трубку. Я даже посмотрела на телефон, чтобы убедиться в том, что не удержала нечаянно собеседника. А он просто отключился. И вот что мне делать?

Полдня я гоняла эту мысль в голове. Навещала девушку и видела, что ее настрой ни капли не изменился. Она по-прежнему не проявляет интереса к жизни. Лежит и смотрит в одну точку. Я даже предложила ей выйти на улицу, в небольшой сквер при клинике и прогуляться, но девушка отказалась. Она даже не стала придумывать причину. Просто сказала, что не хочет и все.

Рабочий день подошел к концу, а я сидела на работе и смотрела в карту пациента. Что мне делать? Муж ее не перезвонил, а я без его согласия подавать заявку на сиделку не могу. Даже злость берет оттого, что все решают деньги. Нет, не все. В людях человечность измеряется не деньгами. Беру трубку и набираю номер мамы.

– Мамуль, привет. Как Тимурка? – решение, что я приняла, правильное. Чувствую это. Но от него пострадает мой собственный ребенок, который и так меня видит редко. А сегодня и вовсе не увидит. И я не прижмусь к его бархатным щечкам, не вдохну этот детский сладкий аромат.

– Хорошо, ждет тебя с работы, соскучился, – отвечает мама в трубку.

– Мамуль, тут такое дело, – я замялась. Моя всепонимающая мама только на днях сказала мне, что я слишком сильно душу вкладываю в свою работу. Что мне надо все же расставлять приоритеты. И Тимур для меня должен быть важнее, чем работа. – В общем, мне нужно остаться на работе на ночь.

– Дежурство, что ли? – удивилась родительница.

– Не совсем. Тут девушка, она в тяжелом эмоциональном состоянии. В общем, ей нужна сиделка, чтоб она ничего с собой не сделала. Но ее муж пока не согласился на оплату доп.персонала, – оправдываюсь перед матерью.

– Ее мужу на нее плевать, а тебе нет. Правильно? – вынесла вывод из всего вышесказанного моя мамочка.

– Да, – я подтвердила ее слова.

– Моя ж ты сердобольная. Оставайся, конечно. Что я сделаю, – женщина тяжело вздохнула в трубке. Завтра, я так понимаю, ты приедешь только вечером домой? Или не приедешь, снова у девушки дежурить будешь?

– Мам, я завтра позвоню. Я еще не знаю, – мне невероятно стыдно, но я не могу поступить иначе.

– Хорошо, родная, только прошу, не сиди голодная. И так скоро прозрачной станешь, так измотала себя, – мама всегда останется мамой.

– Я сейчас же спущусь и куплю в кафе себе ужин. Не переживай, мамуль. Поцелуй от меня Тимурку. Я вас люблю, – я улыбнулась в трубку и нажала “отбой”. Все-таки у меня самая мировая мама на свете.

Как послушная дочь, я пошла в кафе за ужином. Взяла кошелек и телефон и направилась вниз. Решила взять еду на вынос, так как не любила есть в этом кафе. Оно было общим. И для персонала, и для пациентов. И потому посередине обеда к тебе могли подойти кто-то из бывших пациенток, пожелать приятного аппетита, а заодно спросить что-то. И будешь ты есть пюре с котлеткой и вспоминать гинекологический диагноз пациентки. Так себе удовольствие, если честно. Так что я предпочитала принимать пищу в маленькой кухоньке около ординаторской в гордом одиночестве или хотя бы с коллегами, которые не лезли с вопросами. Ко мне, в принципе, не лезли особо. Я старалась никого не обсуждать, не сплетничать, только если Юля не приходила с последними новостями, и ни к кому не лезть с непрошенными советами. О личном особо не распространялась. Лишь пара девочек знали, что у меня есть сын и нет мужа. На больничные я не ходила, но ни особой любви, ни неприязни со стороны начальства не испытывала. Этакий среднестатистический работник, винтик, от которого многое не зависит, но и без которого будет сложно.

Я думала о пациентке Филипповой, когда стояла в очереди в кафе. Что мне сделать, чтобы дать ей веру в будущее? И могу ли я это сделать? Сегодня с ней работал психолог, но она закрылась от него и не захотела разговаривать. У меня родилась идея, кого к ней пригласить. Но это я могу сделать лишь с одобрения главного врача и заведующего.

– Анастасия Константиновна, – до боли знакомый голос позади меня заставил пробежать табун мурашек по спине.

– Демид Максимович, – ответила ему в тон, полуобернувшись, но стараясь, чтобы голос был максимально холодный.

– Что решили с Филипповой? – я закатила глаза и с шумом выдохнула.

– Простите, как это вас касается? – подошла к девушке-продавцу. – Мне, пожалуйста, рис, котлету и салат, – я улыбнулась девушке. Но куда там! Та во все глаза уставилась на Демида, словно мужика красивого никогда не видела. – Нет, не тот салат, а вот этот, – я снова привлекла к себе внимание продавщицы и поймала на себе ее немного раздраженный взгляд. Ну конечно, стою тут, жужжу, мешаю ей глазки стоит козлам всяким. Милочка, зря распыляешься. Обрюхатит, а потом сунет деньги на аборт. Но, естественно, я это все не сказала, лишь заплатила, взяла коробочки с едой и пошла по направлению выхода.

– Анастасия Константиновна, подождите, – мужчина слишком уж быстро купил себе еду. Ну да, у него в руках ничего нет. Передумал покупать, как меня увидел? – Вы не ответили на вопрос.

– Вы тоже, Демид Максимович, – я поджала губы. – Какое к вам отношение имеет моя пациентка?

– Она и моя пациентка тоже, – мужчина раздраженно посмотрел на меня. Видать, не нравится, что не отвечаю на вопросы. А ничего, перебьешься. Я тебе не подчиненная, мы в равном положении. Так что иди лесом, могу и не отвечать.

– Вы проконсультировали ее? – я не собиралась идти на уступки. Мужчина молчал и не отвечал на мой вопрос, потому я сама вместо него на него ответила: – Проконсультировали, а в мои обязанности входит контроль за выполнением ваших рекомендаций. Вот я и проконтролирую, – огрызнулась и, развернувшись, вышла. Да что ж это такое-то?! Я просто завожусь с пол-оборота и не могу нормально реагировать ни на какие его высказывания. Это не дело. Надо держать себя в руках. Магний, может, пропить? Завтра сдам кровь на витамины и посмотрю, чего не хватает. А то, может, и железо надо пропить. Скоро лето, а я как вареная селедка, и нервы ни к черту. А еще Тимурку надо по врачам поводить. Прививку надо сделать. И осмотр проворонили на полгода. У меня тяжелая пациентка была, двойня, естественные роды. В общем, я прощелкала запись к врачам. Следующие талончики только через месяц дали, а Тимурыч засопливил. Мы снова не пошли. И вот я записалась снова. У него не закрылось овальное окошко в сердце, и потому обязательно надо делать УЗИ и мониторить это все. Забавно. Отец – кардиолог, у сына проблемы с сердцем. Хотя такая проблема у каждого второго малыша, так что все это лишь совпадение, а никак не насмешка судьбы.

Гоняя все эти мысли, я и вернулась в ординаторскую, поужинала и, захватив книгу, пришла во вторую палату. Чем немало удивила пациентку.

– А вы будете у меня всю ночь сидеть? – девушка удивленно посмотрела на меня.

– Да, буду у вас сидеть всю ночь, – улыбнулась девушке. Я не собиралась лезть к ней с разговорами, но она сама начала разговор.

– У вас дежурство? – девушка приподнялась удобнее на подушке, но мешал живот принять более удобную позу.

– Нет, я сегодня буду вашей сиделкой, – качаю отрицательно головой.

– У вас нет семьи? – девушка продолжала задавать вопросы.

– У меня есть семья, – я не любила отвечать на такого рода вопросы, тем более от пациенток.

– Значит, нет детей, – сделала очередной вывод беременная.

– У меня есть сын, ему почти восемь месяцев, – откладываю книгу и пристально смотрю на девушку, и она наконец-то понимает, что задает, мягко говоря, некорректные вопросы.

– Это из-за того, что я говорила днем? – девушка вроде бы смущена, но и слышен какой-то вызов в ее словах.

– Да, именно поэтому, – подтверждаю ее догадку. Девушка замолчала, а я открыла книгу.

– А если я откажусь от ребенка, когда он родится, куда он попадет? – прошло почти полчаса, пока она решилась на этот вопрос.

– Сперва ребенок находится здесь, потом его отправляют в дом малютки, – я усмехнулась. Может, после того, как узнает, что ждет малыша, ей станет его жаль. – У вас будет еще месяц, когда вы сможете передумать и забрать ребенка.

– А есть такие, кто передумывает? – девушка задумалась.

– Конечно. Беременные очень импульсивные. Ими руководят гормоны, а не здравый рассудок, – я отложила уже раскрытую книгу. – Бывает, что девушка просто успокаивается. Бывает, что ей некуда принести ребенка. Выгнал муж или родители, но она находит пути выхода. Есть специальные центры, куда можно обратиться за такой помощью, – я вспомнила, как мне было тяжело и одиноко. Представляла, как все могло бы быть, если бы Демид не послал меня с моей беременностью. Я до сих пор не понимаю, что тогда произошло. То он говорил, что любит, а потом предложил расстаться. А когда узнал про беременность, так и вовсе отреагировал так, как я и представить не могла. Тогда я ожидала всякого. Но точно не того, что мне сунут деньги в руки и отправят на аборт.

– Детей часто усыновляют? – снова спрашивает девушка. А вот этот вопрос мне уже не нравится. Сейчас она убедит себя, что ребенок попадет в хорошую, любящую семью, и все, ее совесть чиста. Хотя, может, так было бы и лучше?

– Да, у нас есть очередь на усыновление, – я снова открыла книгу.

– И если я откажусь от малыша, то его быстро усыновят? – и такая надежда во взгляде, что мне становится тошно.

– Да с чего вы взяли, что ваш ребенок будет кому-то нужен? – я разозлилась. Начали сдавать нервы. – Он вам-то не нужен, а надеетесь на чужих людей. Он им всегда будет чужой. И хорошо, если они его полюбят. А если нет? Если будут обижать?

– Доброй ночи, – пациентка, задетая моими словами, отвернулась в другую сторону.

– Доброй, – и я вернулась к чтению. Точнее, смотрела в книгу и уже минут десять пыталась сосредоточиться, чтобы начать читать. Обычно у меня не возникало с этим проблем. Я любила читать, но сейчас не могла ни строчки прочесть.

Ну вот как она может так? Вынашивать, чувствовать, как малыш толкается в тебе, терпеть токсикоз и столько всего, а потом враз отказаться от ребенка. От своей плоти и крови отказаться. Не понимаю. Гормоны и стресс, конечно, многое объясняют. Но у нее же был ребенок, а значит, она знает, что такое материнский инстинкт. Он же как у животных, не контролируется. Когда мать жертвует собой ради малыша. Я вспомнила своего Тимурчика. Его первую улыбку, первое “агу”. Попыталась поставить себя на место девушки и не смогла. У меня даже тени сомнения не было: рожать или нет. Я не заметила, как уснула.

Глава 2.

Проснулась, лишь когда меня осторожно тронули за плечо. Я встрепенулась и сонно потерла глаза.

– Сиделка из тебя не очень, – произнес Кроссовский усмехаясь.

– Тебе что здесь надо? – я зашипела на мужчину, которого здесь не должно было быть. А еще мне стало неловко, что меня застукали. Я должна была охранять сон девушки, а сама вместо этого дрыхла как сурок. Толку от такого присмотра вообще никакого.

– Спасибо бы сказала, – Демид закатил глаза. Девушка спала, и я осторожно встала и размяла затекшее тело.

– Спасибо, – буркнула и вышла из палаты. – Что ты хотел? Зачем пришел? – Я подбоченилась.

– Просто волновался. Хотел узнать, как ты, – мужчина протянул мне контейнер с чем-то съедобным. Судя по запаху, там были или блины, или оладьи.

– Откуда узнал? – я не спешила принимать дары.

– У вас болтливые постовые медсестры, – улыбнулся мужчина Кристине, которая покраснела, побелела и тут же нырнула за стойку, за которой сидела.

– Идем, – я пошла в сторону ординаторской. – Глаз с Филипповой не спускай, – пригрозила я медсестре, а та кивнула и снова спряталась за стойку.

Мы зашли в ординаторскую, и я развернулась к мужчине.

– Кроссовский, что тебе нужно? – я резко развернулась к мужчине.

– Демид Максимович, – усмехнулся мужчина.

– Что? – я нахмурилась, не понимая. – Я помню, что тебя зовут Демид Максимович. Я спрашиваю, что тебе надо? Ты что сюда ходишь, словно перевелся в наше отделение? – я зло уставилась на врача.

– А что, хорошая мысль. Мне предлагали место в вашем отделении. У меня же основная специализация именно детская кардиология, – усмехнулся Кроссивский и сделал такое лицо, словно реально задумался.

– Не беси меня, Демид, – я сжала губы.

– Демид Максимович, – мужчина явно издевался надо мной.

– Кроссовский!!! – я заорала так, что меня, наверно, на верхнем и нижнем этажах было слышно.

– Что ж ты так нервничаешь-то? – мужчина стоял и улыбался. Он явно этого и хотел. Вывести меня из себя. – Береги нервы.

– Спрашиваю последний раз. Что. Ты. Хочешь? – разделяя слова, повторяю вопрос.

– Да ничего я не хотел, – мужчина поставил на стол контейнер с едой и развернулся. – Я просто принес тебе завтрак. А то худая, смотреть не на что стало.

– А ты и не смотри! – я опешила от его слов. – Насмотрелся уже в свое время, с меня хватило, – еле слышно пробормотала себе под нос, но мужчина услышал и резко обернулся. Что-то хотел сказать, но ему не дали. Дверь резко распахнулась, и Демид еле успел уклониться, чтобы не схлопотать по лбу. В ординаторскую ввалилась Юлька с двумя стаканами кофе, аромат которого сразу наполнил помещение. Девушка замерла, увидев мужчину, а он кивнул и вышел, так ничего и не сказав.

– Кроссовский утром – это заряд бодрости, – пошутила подруга. – Кофе будет лишним.

– В самый раз, – забираю у нее стакан и ухожу на диванчик. – Выбесил.

– Тебе с ним надо быть холодной и спокойной, – учит жизни Юлька.

– Знаю, но не выходит, – понимаю, что веду себя очень глупо. Демид просто в какой-то момент заинтересуется: а чего это меня так колбасит от одного только взгляда в его сторону?

– Ой, а что это у нас? – девушка увидела контейнер с завтраком на столе. – Ммммм, где взяла такие обалденные сырники? – девушка прикрыла глаза и восторженно зачмокала.

– Кроссовский принес, – отвечаю и вижу, как подруга закашлялась, чуть не подавившись едой. – Ты там осторожнее, а то, может, они со слабительным.

Девушка сперва подозрительно посмотрела на сырники, но, поняв, что я шучу, взяла еще один.

– А че это он тебе сырники таскает? Подкатывает? – Юля поиграла бровями. Вот ведет она себя порой как дурында. – Решил возобновить секс по дружбе? Так же вы это в свое время называли?

– Не знаю я, что он там решил. Я ничего возобновлять не собираюсь, – я отпила кофе и поняла, что он просто нереально сладкий. – Кажется, это твой – отдаю Юле стакан. Это она добавляет себе еще лишний пакетик сахара всегда.

– Ой, ты не тот стакан взяла? – девушка смотрит на стаканы. – Я ж их подписать забыла. Хотела еще, и совсем из головы вылетело. А я из своего уже отпила, – подруга извиняюще смотрит на меня.