Битва Света и Тьмы. Хозяйка Медной горы

Владимир Мисечко

Битва Света и Тьмы. Хозяйка Медной горы

Подземелье Кансыз-хана: Легенда о Кровавом Клинке

В сердце гор, где ветер воет волком,

И скалы помнят древние века,

Лежит проклятое подземелье Кансыз-хана,

Где тьма густа, как кровь у палача.

Когда-то Кансыз-хан, властитель грозный,

Свой меч ковал в огне людских сердец.

Он жаждал власти, славы и богатства,

И не щадил ни старцев, ни младенцев.

Собрав сокровища, награбленные в битвах,

Он вглубь земли укрыл их от врагов.

И вход замуровал, проклятием скрепив,

Чтоб ни один живой не вышел из оков.

Легенда гласит, что в лабиринтах мрачных,

Блуждают души тех, кто пал от рук хана.

И каждый шаг там эхом отзывается,

Напоминая о злодействах Кансыз-хана.

Там стражи каменные, оживлённые колдовством,

Хранят покой хозяина и его казну.

И змеи ядовитые, с глазами как рубины,

Плетут свои смертельные узоры в тишину.

Но главное сокровище подземелья –

Не золото, не жемчуг, не алмаз.

А Кровавый Клинок, пропитанный страданием,

Что Кансыз-хан держал в последний час.

Говорят, кто Кровавый Клинок возьмёт,

Тот обретёт немыслимую силу.

Но вместе с ней – проклятие Кансыз-хана,

Что будет гнать до самой могилы.

Искатели приключений, жаждущие наживы,

Не раз пытались в подземелье проникнуть.

Но лишь немногие вернулись, обезумевшие,

Шепча о кошмарах, что им пришлось увидеть.

Так пусть же эта легенда предостережёт,

Тех, кто рискнет потревожить сон хана.

Ведь в подземелье Кансыз-хана нет спасения,

Лишь тьма и смерть, и вечная вина.

***

Солнечная Пиала

В лазурных высях, где рассвет рождается,

Искрится чаша, светом налитая.

Не злато ковано, не камень самоцветный,

А солнечный огонь, навек запечатлённый.

То Пиала Солнца, дар богов небесных,

Хранит в себе тепло, для душ земных полезных.

Когда зима сковала мир в объятьях льда,

И жизнь застыла, словно в вечной тьме тогда,

Богиня Солнца, в колеснице златокрылой,

Спускается на землю, поступью неслышной, милой.

И Пиалу Солнца, над миром поднимает,

И светом живительным всё сущее питает.

Из чаши льётся свет, как мёд янтарный, густой,

Растапливая лед, даря земле покой.

Пробуждаются цветы, и птицы звонко поют,

И в каждом сердце радость, находит свой приют.

Но лишь достойный зрит сиянье Пиалы,

Чья душа чиста, и помыслы светлы.

Кто в сердце носит веру, надежду и любовь,

Тот ощутит прикосновение богов.

И если в час печали, ты в небо посмотришь,

И в сердце искру веры, ты не похоронишь,

То, может быть, увидишь, в лучах заката дня,

Сияние далекое, Солнечной Пиалы.

И помни, путник, в мире бренном этом,

Что свет всегда сильнее, чем тьма кромешная.

И даже в самой тёмной, безнадежной мгле,

Сияет Пиала Солнца, надежду даря тебе.

***

Мияс-су, Мать Родниковых Вод

В тени вековых лесов, где шепчутся древние тайны,

В сердце земли, где дремлет вечная прохлада,

Живёт Мияс-су, Мать Родниковых Вод,

Богиня чистых струй, дарующая жизнь и отраду.

Её волосы – нити серебряного дождя,

Сплетаются в косы, что питают реки и озера.

Глаза её – два сапфира, глубокие и ясные,

В них отражается небо, и шёпот горного эха.

Она ходит босая по мхам изумрудным,

И там, где ступает её легкая нога,

Пробиваются ключи, звенящие хрустально,

Наполняя жаждущую землю влагой живой.

Мияс-су – хранительница родников священных,

Она оберегает их от скверны и забвения.

Её дыхание – туман над утренней долиной,

Её голос – журчание ручья, песня вечного движения.

Когда засуха терзает землю иссохшую,

Когда скот умирает от жажды в пыли,

Молитвы возносят к Мияс-су, Матери Вод,

И она, услышав мольбы, проливает слёзы свои.

Слёзы её – дождь благодатный, спасительный,

Оживляют поля, наполняют колодцы до краёв.

И люди, благодаря Мияс-су за щедрость,

Воспевают её имя в песнях и сказаниях своих.

Так пусть же всегда помнят о Матери Родниковых Вод,

О Мияс-су, дарующей жизнь и процветание.

Пусть берегут её дары, как сокровище бесценное,

Ибо без воды нет жизни, нет будущего, нет надежды.

***

Песнь о Чуди Подземной

В землях, где солнце лишь краешком светит,

Где корни деревьев сплетаются в сети,

Живёт народ древний, народ позабытый,

Чудь Подземная, тьмой и землей укрытая.

Не люди они, и не звери лесные,

Лица их бледны, как камни сырые.

Глаза их горят, как уголья в печи,

Хранят они тайны, что нам не постичь.

Когда-то ходили они по земле,

Но солнце палило, и стало им скверно.

Ушли под покровы земли и камней,

И стали ковать там судьбу свою в ней.

Куют они золото, что в недрах таится,

И шепчут заклятья, что в эхо струятся.

Их молоты бьют, словно громы вдали,

И искры взлетают, как души земли.

Не трогай их землю, не рой их пещеры,

Иначе накличешь ты гнев их без меры.

Они под землёй, но помнят былое,

И ярость их дремлет, как пламя живое.

И если услышишь ты в полночь глухую,

Стук молота странный, то знай, не балуйся.

То Чудь Подземная куёт свою волю,

И ждёт она часа, чтоб выйти на волю.

***

Каменный Цветок

В глубинах гор, где сумрак вечный дремлет,

Где самоцветы искрятся в тишине,

Живёт легенда, что сердца волнует,

О мастере, что камень покорил себе.

Данила-мастер, душою чистый, светлый,

Искал он в камне красоту живую,

Мечтал создать цветок, чтоб вечно цвёл он,

И тайны гор в себе навек хранил.

Спустился в недра, к Хозяйке Медной Горы,

Владычице богатств и колдовства,

Она ему открыла двери в царство,

Где камень дышит, словно трава.

Увидел он цветы, что солнцем не согреты,

Из малахита, яшмы, хрусталя,

И понял он, что смертному не ведом,

Тот совершенный мир, где правит красота.

Трудился долго, день и ночь не зная,

Вдыхая жизнь в холодный, мёртвый камень,

Но всё не мог он тайну разгадать,

Как передать души своей пламя.

И вот однажды, в час предрассветный, тихий,

Когда усталость разум застила,

Он увидал, как камень оживает,

И распускается цветок, что он творил.

Но в красоте его таилась сила,

Забыть заставила Данилу мир земной,

И Хозяйка Медной Горы пленила,

Его навек в обители своей.

И говорят, что в глубине пещерной,

Цветёт тот камень, дивный и прекрасный,

Напоминая всем, кто ищет совершенства,

Что красота порой бывает опасна.

И каждый, кто в горах его увидит,

Забудет дом, семью, друзей своих,

И станет вечным стражем Каменного Цветка,

В плену у Хозяйки гор, во власти сил иных.

***

Агидель, Третья Река: Миф о Рождении

В начале времен, когда мир был юн и дик,

Лишь две реки текли, судьбой храним их лик.

Одна – Урал, могучий, как хребет седой,

Другая – Яик, стремительный, молодой.

Но жажда жизни, что в земле таилась,

Взмолилась к небу, чтобы чудо свершилось.

И боги, вняв мольбам земли родной,

Решили третью реку создать, живой.

Спустилась с неба дева, ликом светла,

Агидель имя ей, что в сердце пролегла.

Она коснулась камня, древнего, седого,

И хлынула вода, чиста, как слово Бога.

Агидель, третья река, рождённая мечтой,

Впитала в себя силу гор и неба синевой.

Она несла прохладу в знойные края,

И жизнь дарила, щедро, не тая.

Её берега стали домом для людей,

Что чтили реку, как завёт от древних дней.

Она поила скот, дарила урожай,

И в песнях славили её, от края и до края.

Но злые духи, тьмы ночной сыны,

Завидовали реке, что светом полна.

Они пытались воду отравить, затмить,

И в сердце Агидели холод поселить.

Но дева-река, сильна и горда,

Сражалась с тьмой, не отступая никуда.

Она призвала на помощь ветер и грозу,

И смыла скверну, словно горькую слезу.

И с тех пор течёт Агидель, чиста и светла,

Напоминая людям, что жизнь всегда права.

Она – символ веры, надежды и любви,

Агидель, третья река, что в сердце ты храни.

Так пусть же льётся песня над её волной,

О деве-реке, что дарит нам покой.

И пусть хранит Агидель землю свою,

И дарит жизнь, как в самом начале, в раю.

***

Песнь Лунтхусаптура: Одинокий Гусь

В небесах, где звёзды – пыль богов,

Над миром, спящим в колыбели снов,

Летел Лунтхусаптур, крылатый страж,

Одинокий Гусь, хранитель древних саг.

Не помнил он ни стаи, ни гнезда,

Лишь ветер в перьях, да седая мгла.

Он видел рождение и гибель звёзд,

И слышал шёпот позабытых мест.

Его глаза, как два осколка льда,

Хранили память, что не знает дна.

Он помнил битвы титанов и богов,

И плач земли, скорбящей от оков.

Когда луна багряным светом льёт,

Он песнь печали в небесах поёт.

О времени, что утекло, как дым,

О мире, ставшем чуждым и чужим.

Его перо, упавшее с крыла,

В легенду древнюю навеки проросло.

И тот, кто перышко то подберёт,

Услышит эхо позабытых вод.

Лунтхусаптур, одинокий Гусь,

Летит сквозь вечность, не ведая грусть.

Он символ мудрости, что в тишине,

Хранит секреты в звёздной вышине.

И если ночью, вглядываясь ввысь,

Увидишь тень, что в небесах неслись,

Знай, это он, Лунтхусаптур летит,

Одинокий Гусь, что мир собой хранит.

***

Легенда о Сулее: Камень, рождённый громом

В седых Уральских горах, где ветер воет дико,

Встаёт Сулея-гора, вершиной в небе ликом.

Не просто камень то, не груда мёртвых скал,

А сердце древнее, что тайны веков впитало.

Когда-то, в дни, когда мир был юн и полон магии,

Боги небесные вели войну, в ярости и брани.

Перун, громовержец, метал стрелы огненные,

И молнии сверкали, землю опаляя мгновенно.

Одна из стрел, что пронзила тьму кромешную,

Упала в землю, расколов её трещиной.

И там, где пламя коснулось горной тверди,

Родился камень, мощный, как гнев небесный.

Сулея-гора, так нарекли её люди,

В ней сила Перуна, в ней отголоски бури.

Говорят, в пещерах её живут духи древние,

Хранители знаний, мудрые и верные.

Когда гроза над Сулеей свирепо разразится,

Камень оживает, силой наполняется.

И слышно эхо битвы богов в раскатах грома,

Напоминая смертным о величии и грозном доме.

Искатели кладов, алчные и дерзкие,

Пытались не раз покорить вершину дерзкую.

Но гора не терпит корысти и обмана,

И тех, кто с дурными мыслями к ней приходит, карает она.

Лишь тем, кто с чистым сердцем и уважением,

Приходит к Сулее, дарует она откровение.

Покажет тропы тайные, откроет клады мудрости,

И наполнит душу силой и благостью.

Так стоит Сулея, свидетельница веков,

Храня в себе легенды, тайны богов.

И шепчет ветер в скалах её древних,

О силе камня, рожденного громом небесным.

***

Легенда о Шурале, Юрте и Лесных Духах

В дремучих чащах, где сплетаются корни вековые,

Где сумрак вечный правит бал, и шепчут травы сны,

Жил Шурале, лесной злодей, с пальцами длинными,

Что щекотали до смерти, в плен заманив в глуши.

Он был насмешник и обманщик, с рогом костяным,

Что изгибался, словно месяц, в ночи беззвёздной тьмы.

Он путал тропы, заводил в болота, в омут злой,

И хохотал, когда терялся путник, сбитый с толку им.

Но в тех же лесах, средь елей, сосен и берёз,

Стоял Юрт, жилище древнее, что предки возвели.

В нём обитали люди добрые, с сердцами чистыми,

Хранители леса, что с природой в мире жили.

Они знали тайны трав и шёпот ветра в кронах,

Умели слушать лес, как книгу, мудрость в ней храня.