Путь в сумерках

Ида Пресс

Путь в сумерках

Ирина стояла на железнодорожной платформе, в каком-то ступоре глядя в грязную февральскую жижу из снега, хлюпавшую под ногами. Снег шёл, но он сразу превращался в неприглядное месиво, и оттого на душе у Ирины становилось ещё тяжелее. Она смотрела по сторонам, надеясь увидеть хотя бы кого-нибудь, но на платформе не было ни души. Она осознавала, что не знает этого места. Уже было темно, но Ирина не догадывалась, вечер это или раннее утро. Всёбыло зыбко вокруг.

В таком состоянии она простояла то ли час, то ли два, – она не запомнила. Ни одна даже самая незначительная мысль не посетила её, да она и не делала попытки на чём-нибудь сосредоточиться. Ни страха, ни паники, ни тревожности Ирина не испытывала, хотя было такое ощущение, что в этом тёмном пространстве она одна и нет надежды встретить кого-нибудь. Стало вдруг холодно, и она сунула руки в карманы куртки. Безвременье и непогода вовсе не тяготили её, и это новое ощущение Ирину удивляло, – ведь она всё же понимала, что была не в театре, а на продуваемой всеми ветрами станции.

Она увидела, как по лестнице на платформу поднимается щуплый паренёк, совсем юнец, и удивилась: вот чудак, что ему надо здесь? Паренёк стал прохаживаться по перрону взад-вперед, изредка поглядывая на неё. Попадая под освещённый круг от станционного фонаря, парень останавливался, вытягивал из кармана сигарету и закуривал, но докуривал её только до середины и бросал. Ирина насмешливо смотрела на него. Вот недотёпа, – он пришёл в это глухое место, на богом забытую станцию, чтобы мёрзнуть, ходить без всякой цели туда-сюда, вытаскивая ботинки из грязного месива и ежась от попадающих за воротник сырых снежных хлопьев!

Она не думала, что находится точно в таком же положении. Было интересно: что же он предпримет? Нельзя же, в самом деле, без толку ходить в жуткий холод, ждать чего-то, пусть это что-то будет очень важным, в таком пустом месте!

Парень наконец подошёл к ней. Он улыбался, но явно не желал завязывать знакомство, просто хотел, видимо, как-то скоротать время. «Ты тверскую ждёшь, да? – спросил он её. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – А я из Зеленограда. Вышел погулять, а знакомых никого. Тебя как зовут?»

Этот вопрос застал Ирину врасплох. Она вдруг осознала, что не знает, как её зовут. «Света, Люба, Марина, Вера, Оксана, Галя», – лихорадочно перебирала она в уме женские имена, но ни на одном из них не остановилась. В панике она стала озираться вокруг, как будто окружавшая её темень должна была подсказать ей ответ. Ирина теперь только догадалась, что не знает, где она, кто она и как вообще её занесло на эту задрипанную грязную станцию.

– А где я? – прошептала она почти беззвучно.

Она наконец попыталась вспомнить, при каких обстоятельствах очутилась здесь, но ум и память дружно отказали ей, и Ирина не на шутку перепугалась.

Парень ошалело уставился на неё, затем очень побледнел и отступил в темноту. Ирина теперь поняла, что этот юнец – её единственная надежда вернуться в реальный мир из тонкого мира теней, в который она угодила неизвестно как. Юнец чуть ли не бегом стал удаляться, но Ирина быстро пошла за ним. Вскоре станция осталась далеко позади, и два человека, очень испуганных, по тёмному железнодорожному полотну бежали с разными целями: первый, юнец, желал ускользнуть от чокнутой незнакомки, а преследовавшая его девчонка изо всех жалких своих сил старалась нагнать его. Вдалеке показались огни, и Ирина поняла, что это был большой город. Сколько она бежала по путям за насмерть перепуганным парнем, она не знала. Единственной её целью было не упустить того из виду. О том, что путешествие по путям опасно, она не думала. В голове было совершенно пусто, время, место и события перестали быть значимыми, и только одна мысль – идти, идти по прямой линии, не сворачивая в тёмный глухой лес, окружавший дорогу, занимала всё её сознание. Так она дошла до большого станционного туннеля. Парень юркнул в один из переходов, и больше Ирина его не видела.

Странно, но она вдруг сообразила, что это за город. Конечно же, это был Зеленоград. Как часто она мёрзла здесь в ожидании тверской электрички, не зная, куда спрятаться от ветра или метели и проклиная всё на свете, в том числе и эту чёртову станцию с загаженным тусклым переходом! Спускаться в эту убогую подземку ей всегда было невыносимо. Там ютились маргиналы всех мастей, и от одного запаха, стоявшего и зимой и летом в этом поганом месте, её всю выворачивало наизнанку.

Ирина всё ещё до конца ясно не отдавала себе отчёта, кто она, но уже ободрилась, понимая, что добралась наконец до какого-то подобия цивилизации. Вне света фонарей было непроглядно темно, стало ещё холодней, и она решила всё-таки спуститься в гадкий туннель, чтобы выйти в город. Конечно же, она попала в Зеленоград. По привокзальной площади у забегаловок деловито шныряли крысы, совершенно обнаглевшие, не боявшиеся ни кошек, ни собак. Вороны, размерами смахивавшие на гусей, рылись в мусорных контейнерах и беспардонно отгоняли от них замерзающих дворняг. По углам пивных и чебуречных кучковались совершенно фантастические личности, – они напомнили Ирине персонажей Дэвида Линча, и она вдруг со смехом подумала, что этот американец, очутись он здесь, испугался бы всего увиденного больше, чем мир испугался его творения. Этот странный мир не пугал Ирину, – она привыкла к нему за три года обучения в Москве, в самом сердце её, где всё дышало богатством и глупостью нуворишей. Она просто соединила в своём сознании два этих мира, не обсуждая в душе это уродливое сочетание. Все её иллюзии с каждым днём пребывания в Москве, когда она оказывалась вне стен университета, утрачивались одна за другой, и голый неприглядный мир встал вдруг перед ней во всём своём колоссальном убожестве.

Она вспомнила, что при ней была сумка – кожаная, модная. В сумке была всякая мелочь, зонтик и кошелёк с незначительной суммой. Но оказалось, что в руке она держала один пакет, а в нём были какие-то пустые пластиковые контейнеры, пучок зелени, завёрнутый в газету, датированную четырнадцатым февраля, и штук пять-шесть поздравительных открыток.