Рыбы

ПЕЛЛЕТЬЕ

Ну, кто?

СИМОН

Вы будете весьма удивлены.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Маргарита Белланже.

СИМОН

А вы сообразительны, граф. Вы не ошиблись, то была она, и этот листок был у нее с собой. Сударь, сказала она с большой серьезностью, вы самый достойный из всех ученых. Возьмите это. Вот видите, Господь вам помог. Повернулась и удалилась. Меня проводили к выходу, и я оказался обладателем документа, который коренным образом изменит наш век. Странно, не так ли?

ГОЙОН

Да, конечно. Довольно странно.

СИМОН

Итак, какую бы форму император ни избрал для выражения мне своей поддержки, согласитесь, что он осознал свой долг перед историей и выполнил его без колебаний.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Хороший человек! Вы так наивны?

СИМОН

Наивен? В каком смысле?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Это объяснение…

СИМОН

Наиболее вероятное. Давайте рассмотрим все другие подходящие объяснения. Возможно, что император действовал в угоду Белланже.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Как? Так вы до этого додумались?

СИМОН

А кто бы не додумался? Вот вы, например, додумались. Это вы, сударь, наивны. Молодежь смотрит на мир глазами писателя-романтика. Только с возрастом мы приближаемся к взгляду зоолога.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Что значит взгляд зоолога?

СИМОН

Судьба породы никогда не зависит от поведения отдельных особей. Возможно, за меня похлопотала малышка Белланже. Возможно, император облек свое решение в форму простой любезности. Но одно можно сказать наверняка: он написал этот всемирно-исторический документ не для маленькой парижской швейки. Это была бы случайность, а для науки, господа, случайностей не существует.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Так вы предпочитаете верить в вашего специалиста по тритонам?

СИМОН

Дюмериль? Вздор. Дюмериля никто не знает. Его исключительность выражается в том, что знаю его только я. И возможно, еще двое. Как ни посмотри, все возможные объяснения исключены, кроме одного.

ГОЙОН

А именно?

СИМОН

Что хорошо для исследований, хорошо для империи. В этом смысле, полковник, я рассчитываю на вашу немедленную, полную и безоговорочную поддержку.

ГОЙОН

Я в вашем распоряжении, профессор Симон.

СИМОН

Прежде всего попрошу соблюдать полную тишину, пока мы будем ловить экземпляры, отобранные Диего.

Любой сбой может привести к преждевременной трансформации.

ГОЙОН

Кого вы собираетесь ловить?

СИМОН

Рыб. Но это должны быть сильные молодые особи, способные противостоять тому, что их ждет впереди.

ГОЙОН

Что вы хотите сказать? Неужели мы прибыли сюда на рыбалку?

СИМОН

Конечно. Зачем же еще?

ГОЙОН

Есть другие требования?

СИМОН

Величайшая осторожность при отправке груза. И очень бережная транспортировка. Следует, насколько возможно, избегать вибраций.

ГОЙОН

Я в вашем распоряжении, профессор.

СИМОН

Да. В моем.

ГОЙОН

Сколько времени, по вашему расчету, займут ваши действия здесь, в пещере?

СИМОН

Около двух часов.

ГОЙОН

Если мы будем ехать медленно, то доберемся до столицы примерно за четыре часа. Итого шесть часов. Мало надежды, что бандиты все это время оставят нас в покое. СИМОН

Мы не едем в Мехико.

ГОЙОН

Не понял.

СИМОН

Мы едем в Веракрус.

ГОЙОН

Профессор Симон! На пути в Веракрус нас поджидает половина мексиканской армии.

СИМОН

В гавани Веракруса меня ожидает фрегат императорского флота.

ГОЙОН

Из-за вашей рыбы?

СИМОН

Да, да.

ГОЙОН

Вы безумец. Знаете ли вы, что происходит в этой стране? Уже ни для кого не секрет, что Франция потерпела свое первое внешнеполитическое и военное поражение в войне с разношерстным местным сбродом, узкоглазыми крестьянами, которых возглавляет какой-то адвокат. Маршал Базен озабочен лишь тем, как упорядочить вывод французских войск. И вы хотите, чтобы я медленно трясся по полям сражений, как торговец рыбой на своей телеге?

СИМОН

Все это ничуть меня не волнует.

ГОЙОН

Крах Франции – не волнует?

СИМОН

Народы переоценивают свои катастрофы. После наводнения, немного более сильного, чем обычно, жители долины Евфрата утверждали, что человечество утонуло. Я думаю, что после всех катастроф мир чувствует себя совсем неплохо.

ГОЙОН

Вы лишены патриотического чувства, сударь?

СИМОН

Уверяю вас, полковник, если четыре или пять таких рыб благополучно доберутся до Парижа, империя одержит победу в Америке.

ГОЙОН

К сожалению, от такой победы придется отказаться. Уходим.

СИМОН

В Веракрус.

ГОЙОН

В Мехико.

СИМОН

Вы отказываетесь выполнить мой приказ?

ГОЙОН

Да.

СИМОН

Попрошу вас вернуть бумагу.

ГОЙОН швыряет листок

Это ваша собственность.

СИМОН

Она нужна на случай, если мне придется вас пристрелить. Считайте, что вы уволены, полковник Гойон.

ГОЙОН

Одну минуту. Погодите.

СИМОН

Мое терпение лопнуло. Я не собираюсь из-за тупости одного офицерского черепа подвергать риску провала серьезное предприятие. Вы мне мешаете, Гойон.

ГОЙОН

Прошу прощения, господин Симон. Я превысил свои полномочия.

СИМОН

Вы признаете это?

ГОЙОН

Вы разрешите мне продолжить руководство военнотехнической частью вашего предприятия?

СИМОН

Несусветная глупость. А для чего же вы здесь?

ГОЙОН

Лейтенант Пеллетье!

ПЕЛЛЕТЬЕ

Господин полковник.

ГОЙОН

Вы немедленно отправляетесь верхом в Мехико.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Это непросто.

ГОЙОН

Вы добиваетесь немедленной встречи с маршалом.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Это сложно.

ГОЙОН

Вы получаете хорошо оснащенный и надежный отряд, достаточно боеспособный, чтобы обеспечить нашу охрану по пути следования до побережья.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Это вряд ли возможно.

ГОЙОН

Даю вам три часа. Через три часа возвращайтесь сюда с солдатами.

ПЕЛЛЕТЬЕ

Это исключено.

ГОЙОН

Вы поняли?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Так точно, полковник. Уходит.

ГОЙОН Ологе

Капитан!

ОЛОГА

Господин капитан.

ГОЙОН

Прикажите вашим людям в ближайшие часы производить как можно меньше шума.

СИМОН

Вообще никакого.

ГОЙОН

Не производить ни малейшего шума. Вы за это отвечаете.

ОЛОГА

Слушаюсь, господин полковник.

СИМОН

Да, и перестаньте лязгать своими нелепыми серебряными шпорами.

Пеллетье.

ГОЙОН

Вы все еще здесь, лейтенант?

ПЕЛЛЕТЬЕ

Раненые, полковник. Они страдают от жары. В цистернах находится лед, с вашего позволения, я предложил бы…

СИМОН

Полковник, будьте любезны напомнить этому господину о его служебном долге.

ГОЙОН

Вы теряете время, лейтенант. Я сказал, у вас три часа; Я не буду вычитать из них потраченные зря минуты. Пеллетье отдает честь и уходит.

СИМОН

Вы правильно поняли мой образ действия, полковник. Лед нужен мне, чтобы соблюсти условия чистоты эксперимента.

ГОЙОН

Честно говоря, профессор Симон, я ничего не понимаю. Не знаю, смею ли я просить вас…

СИМОН

Я пока не занят. Диего требуется время, чтобы они привыкли к его присутствию. Вряд ли они имеют понятие о правилах общения, не так ли? Мы стараемся минимизировать возбуждение, возникающее у них в момент поимки. По своему характеру они доверчивы к людям, что естественно.

ГОЙОН

Почему это естественно?

СИМОН

Что за вопрос. Впрочем, понятно. Ведь вы не знаете…

ГОЙОН

Вот именно. Не могли бы вы сообщить мне о сути ваших исследований? Что не так с этими рыбами? Почему они живут здесь, под землей? В чем их ценность? Или это все секрет?

СИМОН

Было секретом. Семнадцать лет мне пришлось молчать, как рыба. Но теперь это известно императору, и, что еще хуже, Дюмерилю. И я докажу свою правоту в нынешнем 1866 году. Иначе меня до конца моих дней будут презирать и обливать помоями. У образованного мира, знаете ли, сильно развито чувство юмора.

ГОЙОН

Весьма интересно.

СИМОН

Начнем с окружающей среды. Где мы находимся, Гойон?

ГОЙОН

В пещере.

СИМОН

Очень неточно, Гойон. Что за пещера?

ГОЙОН

Ну, дыра в земле.

СИМОН

Какая дыра, осел вы этакий? О прошу прощения, я не имею никакого права вас экзаменовать. Вечно я забываю учитывать умственные способности своих сограждан. Отношусь к ним так, будто все они образованные люди. Моя старая ошибка.

ГОЙОН

Не нужно оправдываться. Просто скажите мне, в какой пещере мы находимся.

СИМОН

Это лавовая пещера, редчайшая из пещерных форм. Все горы Рио-Фрио имеют вулканическое происхождение. Там, где жидкая порода вступает в контакт с воздухом, она затвердевает. Текучая лава пробивает выходы из этой коры, и мы проникли сюда через один из таких выходов.

ГОЙОН

Вполне понятно.

СИМОН

Кроме того, под затвердевшим слоем образуются пузыри нагретого газа. Там, где лопается такой пузырь, создается так называемый хрустальный подвал.

ГОЙОН

Бассейн?

СИМОН

Правильно, Гойон. Видите, стены покрыты цинковой обманкой, кристально гладкой, неприступной. Кроме того, они сужаются кверху. Знаете ли вы, что природа создала таким образом? Реторту. Колбу несравненной полезности для одного из своих самых замечательных экспериментов.

ГОЙОН

Пожалуйста, продолжайте.

СИМОН

Что ж, перейдем к делу без лирических отступлений. Вы имеете представление об ацтеках?

ГОЙОН

Ну, я слышал разговоры о них. Вроде бы они были коренными жителями этой части света?

СИМОН

Это все, что вам о них известно?

ГОЙОН

Если экзаменовать меня по всей строгости, то да.

СИМОН

Я снова требую от вас слишком многого. Ацтеки были самыми законченными дураками в истории человеческой породы. Они очень трепетно относились к целомудрию. В общем они ценили все добродетели, кроме тех, которые приносили какую-либо пользу. Видите ли, полковник, они питали непреодолимую слабость к излишним добродетелям.

ГОЙОН

Каким, например?

СИМОН

Солдатским.

ГОЙОН

Понятно. И они были прекрасными математиками, не так ли?

СИМОН

Превосходными. Они изобрели поистине уникальное искусство вычислений, чтобы согласовать два разных календаря, из коих ни один не соответствовал звездным орбитам. Задача практически невыполнимая. Но они ее решили.

ГОЙОН

Давайте вернемся к разговору о рыбах.

СИМОН

О них мы и говорим. Беременных девушек ацтеки держали в заключении, в «доме незамужних». Если они сбегали, их приносили в жертву богу дождя. Я предполагаю, что представительниц королевского клана, вступивших в интимные отношения с особями низших пород, считали недостойными такой чести и сбрасывали в эту яму.

ГОЙОН

Вы имеете в виду, что их топили?

СИМОН

Да. Топили живьем.

ГОЙОН

Профессор Симон. Неужели вы хотите сказать, что ацтекские женщины превратились в рыб и теперь плавают там, в бассейне.

СИМОН

Я не рассказываю вам сказки. Сказки – скучное и лишенное воображения чтиво по сравнению с естествознанием. Конечно, они погибли. Человек дышит легкими, полковник.

ГОЙОН

Но тогда… К чему эта довольно старая история?

СИМОН

Старая? В этой истории почти непредставимо то, насколько она молода. Всего каких-то четыреста лет.

ГОЙОН

Разве это не много?

СИМОН

Нет.

ГОЙОН

Но как нам добраться до настоящего?

СИМОН

Мы почти добрались. В феврале сорок девятого года…

ГОЙОН

Семнадцать лет назад…

СИМОН

Точно. Я участвовал в исследовательской экспедиции, заблудился и чуть не умер с голода, обычное дело. Заполз в горную расщелину; надеясь найти тень и, может быть, даже влажный корень. Трещина немного расширилась, я двинулся по коридору ползком, преодолел несколько щелей и камер и оказался…

ГОЙОН

Здесь.

СИМОН

Я обнаружил бассейн. Они идут к бассейну. Мне удалось набрать в шляпу воды и не умереть от жажды. При этом я сразу заметил две особенности спасительной влаги. Вода была необычайно прохладной (точное измерение показало семь и две десятых градуса по Реомюру) и имела почти кашеобразную консистенцию. Эта плотность возникла из-за присутствия не известной мне водоросли. Оказалось, что жидкость, которую я пил, содержала питательный планктон. Так что я быстро восстановил свои силы настолько, что сумел поймать одну из рыб. Поразительное присутствие рыб в подземном водоеме в какой-то мере объяснялось растительной насыщенностью среды их обитания. Я видел перед собой половозрелое животное, к которому присосалась более молодая, вроде бы мужская особь. Теперь я должен сделать вам одно признание, полковник Гойон.

ГОЙОН

Признание?

СИМОН

В более чем постыдном деянии. Но о нем нельзя умолчать.

ГОЙОН

Не понял.

СИМОН

Я совершил преступление.

ГОЙОН

Если я ничего не пропустил, вы были в пещере один. СИМОН

Вовсе нет.

ГОЙОН

А кто там был с вами?

СИМОН

Эта рыба.

ГОЙОН

Ну и что? Какое преступление вы совершили? СИМОН

Я ее съел.

ГОЙОН

Ну и что?

СИМОН

Вы не понимаете? Меня одолела внезапная алчность. Я ловил ее несколько часов, используя в качестве сети свой сюртук. Я лишь немного поджарил ее на огне, разжевал и проглотил. Полностью. Я не мог ничего оставить после себя, как собака.

ГОЙОН

Профессор, это вполне понятно.

СИМОН

Причем здесь ваше понимание. Я не должен был допускать промахи такого рода. От этого зависит мое реноме как ученого. Нет, это непростительно. Я сталкиваюсь с неизвестным видом фауны. Я держу в руках экземпляр рыбы весом в двадцать килограммов, бесцветный, с слишком крупной округлой головой и слабо развитым хвостовым плавником. Ни один ученый никогда не видел ничего подобного. И что же я делаю? Расчленяю его вместо вскрытия. Я не классифицирую его, я его пожираю.

ДИЕГО

Простите профессор, но вы нарушаете инструкцию.

СИМОН

Что? Какую инструкцию? Инструкции здесь даю я.

ДИЕГО

Вы их нарушаете. Вы сейчас слишком шумите, профессор.

СИМОН

Да, верно. Ну, как они?

ДИЕГО

Неплохо. Но будет лучше, если вы пока отойдете подальше.

СИМОН

Отойдемте, полковник. Мы не должны мешать Диего.

ГОЙОН

Ваш помощник еще слишком молод. Сколько ему лет?

СИМОН

Примерно семнадцать. Он неоценим. К тому же, я никогда не плачу ему жалованья. Они отходят в угол, где располагаются мексиканские офицеры. Сожалею, что утомил вас своим самобичеванием. Возможно, для меня это вопрос самоуважения. Я заканчиваю. Итак, я съел странную рыбу, утолил свой безумный голод, опомнился и обратил внимание на брошенную на землю кость. И не поверил своим глазам. Мне казалось, что я опять схожу с ума. Догадываетесь, какая это была кость?

ГОЙОН

Нет, нет.

СИМОН

Грудина.

ГОЙОН

Понимаю.

СИМОН

Вы меня не слушали, да?

ГОЙОН

Слушал, профессор. Очень внимательно.

СИМОН

Я сказал: грудина.

ГОЙОН

Да, грудина. Вы так и сказали. Но ведь у рыб обычно нет грудины?

СИМОН

В самом деле, у рыб ни при каких обстоятельствах не бывает грудины. Это полностью противоречит их привычкам.

ГОЙОН

И это произвело на вас потрясающее впечатление?

СИМОН

Еще какое. Грудина была человеческая, полковник Гойон.

ГОЙОН

Человеческая?

СИМОН

Несомненно.

ГОЙОН

Профессор, вы обещали не рассказывать мне сказки.

СИМОН

Сказки? Я уже говорил вам, сказки наводят на меня скуку.

ГОЙОН

А это не сказка?

СИМОН

Весь скелет рыбы, которую я поймал в этом водоеме, оказался человеческим.

КАСТИЛЬОС

О чем вы говорите, сударь?

СИМОН

Сударь, перестаньте лязгать.

КАСТИЛЬОС

Я не шелохнулся.

СИМОН

Вы скрежещите зубами.

ГОЙОН

Будьте любезны, обер-лейтенант, соблюдайте тишину. Симону. Вы хотите сказать, что те беременные ацтекские женщины…

СИМОН

Другого объяснения нет.

ГОЙОН

Стоп. Вы сами сказали, что человек не может выжить под водой, что это исключено.

СИМОН

Совершенно исключено, да.

ГОЙОН

Но если ни один человек…

СИМОН

Не человек, полковник. Но человеческий зародыш, эмбрион.

ГОЙОН

Но это и есть маленький человек.

СИМОН

Нет. Эмбрион – это личинка.

ГОЙОН

Личинка?

СИМОН

Конечно. Человеческий эмбрион предназначен для того, чтобы стать человеком. Но прежде он должен пройти череду преображений. Он начинает как амеба, превращается в низшее многоклеточное и так далее. На определенной стадии личинка имеет некоторое сходство с рыбой. Когда мы говорим, что женщина носит под сердцем дитя, мы совершаем ошибку – с научной точки зрения. Она носит личинку.

ГОЙОН

И вы полагаете, что эти рыбы…

СИМОН

… представляют собой не что иное, как потомство личинок тех утопленных беременных женщин, которые в порядке исключения не погибли вне утробы матери, а достигли половой зрелости. Эти рыбы являются наиболее репродуктивными человеческими эмбрионами.

КАСТИЛЪОС успевший перебрать спиртного

Изволите шутки шутить, сударь?

ГОЙОН

Тихо. – Профессор, все это звучит маловероятно. Репродуктивный зародыш? Ведь это, в сущности, вздор, нелепость.

СИМОН

Вовсе нет. Тот же процесс не так давно наблюдался у одного из видов хвостатых земноводных, кстати, обитающих недалеко отсюда. Определенные дефекты желез тормозят рост плода. Плод считает свое развитие завершенным и там, где условия окружающей среды особенно благоприятны (как в нашем случае), бесстрашно приступает к делу продолжения рода. Короче говоря, я предполагаю, что среди утопленных матерей были такие, кто родил преждевременно из-за страха смерти, а среди них те, чьи плоды страдали болезнью желез. Она затормозила их стремление превратиться из личинки в младенца, то есть из существа, дышащего жабрами, – в существо, дышащее легкими. И некоторые особи из этих последних в холодной и богатой питательными веществами воде образовали биологический вид: homo piscoforme.

ГОЙОН

Рыболюди?

СИМОН

Если угодно. Дело не в названии.

ГОЙОН

Боже мой, теперь я понимаю ваш ужас. Вы съели человека.

СИМОН

Ну, в этом, право, нет ничего нового. Видите ли, часто при вскрытии трупов простая проба на вкус избавляет от необходимости длительного исследования тканей под микроскопом.

КАСТИЛЬОС

Я съел человека. В пятницу. Падает в обморок.

СИМОН

Прекратите этот вечный лязг, полковник.

ГОЙОН

Обер-лейтенант, кому приказано… Оборачивается. Ну, кажется, он вознамерился сохранять спокойствие.

СИМОН

Нет, самое отчаянное заключалось в том, что у меня почти не осталось рыбьей плоти. Были зубы, более примитивные, чем человечьи, и, конечно, далеко не такие хитроумные и оригинальные, как щучьи. Но мозг пропал. Как показали измерения черепа, он был не меньше, чем мозг ребенка. Но не столь совершенный, перивен-трикулярный, не так ли, с постоянной матричной зоной. Я вижу его перед собой. Я мог бы нарисовать его лежащим на операционном столе. Но я не могу это доказать. ГОЙОН

Удивительно. Перивентрикулярный. Это вы должны мне объяснить.