Жизнь продолжается

Ольга Лозицкая

Жизнь продолжается

Самое трудное – сделать первый шаг. Мыслей так много, что они, словно вещи, сброшенные в одну кучу , которые следует разобрать и упорядочить на полках в шкафу. Это на вынос, это на выброс, а вот эта и пригодится когда- нибудь. Авось пригодится. И пребываешь в растерянности, не зная, с чего следует начинать. Как ни крути, а начинать с чего-то надо и, приняв решение поскорее закрыть трудную тему, включаешься в процесс.

Если верить теории Дарвина, человек произошел от обезьяны. Спорить не буду – эта тема выше моего понимания. Однако, зачастую приходится и сравнивать себя с кем-то авторитетным или подражать. Словом, создается идеал, которому следует соответствовать. Идеалы иногда навязываются, иногда создаются нами самими, а иногда возникают исподволь в силу тех или иных обстоятельств.

Мне в жизни повезло необыкновенно. Вероятно, в характере присутствует некая авантюрная жилка, потому что сколько себя помню, мечтая о приключениях, не доводилось и шагу делать навстречу этим самым приключениям – они находили меня сами. Да, пришлось немного "позабавиться". И только когда петух клюнул в соответствующее место, вдруг пришло осознание, что Жизнь и есть самое большое "приключение".

Грузино-Абхазский конфликт для кого-то стал чем-то непонятным и эфимерным, а для многих, оставшихся в зоне конфликта, это был экзамен на выживание. Вот когда четко стали проявляться элементы самопознания, самовоспитания и самообразования. Учитель – бескомпромиссный, строгий, но справедливый – Жизнь. Самое суровое испытание – испытание бедностью, которае научило ценить не только кусок хлеба, но и людей, разделяющих все тяготы непростого военного времени. Здесь были пережиты обстрелы, авиационные бомбардировки и ожидания смерти. Каждый день считался бесценным жизненным подарком. Эти дни меняли все, чем жил и что ценил прежде.

Если бы мне кто-нибудь сказал, что на рубеже веков возможен резкий скачок во времени из цивилизации в средневековье, я бы не поверила. Как можно поверить, что утром можно встать и не почистить зубы, не выпить чашку горячего кипятка – о кофе и чае уже и говорить не следует. Что можно не держать и маковой росинки несколько дней кряду, ограничиваясь только водой. Даже шутили – ешь вода, пей вода – будешь сытым ты всегда. И самое страшное – информационный голод. Нет ни радио (только сарафанное и, как правило, не достоверное), ни телевизора, ни почты, ни телефонов. Есть только старые газеты, случайно найденные и переданные для ознакомления с давно минувшими новостями. И проще было отапливать дом снятым паркетом, чем сжечь газету.

Все это в прошлом. Более тридцати лет прошло, но в памяти живо так, словно было вчера и…не с тобой все это происходило. Эффект стороннего наблюдателя. Все, что было описано выше – это предыстория. Сама же история, казалось бы, ко мне не имеет никакого отношения, но, тем не менее, имеет непосредственное отношение к моей семье. Именно поэтому, жизнь моей тетушки, именем которой названа и я, в свое время, дала мне возможность удержаться "на плаву" в непростой жизненной ситуации, растянувшейся на годы. Не дала опустить руки и предаться жалости ни по отношению к себе, ни к другим.

С самого детства в памяти остался яркий случайный эпизод. Мы идем с мамой по солнечной улице в городе Сочи. У подземного перехода на маленькой тележке сидит безногий инвалид. Перед ним жестяная банка с разными монетами, едва прикрывающими дно.

Как же он, бедненький, живет так, без ноженек?

– Ма, ты говорила, мороженое купишь. Давай, я мороженое не буду, а дядечке денежку дам.

Мама поворачивает ко мне красивое лицо и я буквально съеживаюсь под её злым зглядом.

– Тёлю вспомни, – говорит она сквозь зубы и я не сразу понимаю, почему мое предложение так её разозлило.

Однако, через минуту вспоминаю тетю Олю, мамину родную сестру и вопросов больше не остается.

Я помню свою тетю так, словно она до сих пор сопровождает меня по жизни. Мы были очень дружны и более того, в моем лице она находила внимательного слушателя. Мир тетушки был ярок и разнообразен. Она могла поддержать беседу на любую тему и общение с ней подталкивало к активному чтению, потому что хотелось, чтобы это общение не было односторонним.

В девятнадцать лет тетя лишилась обеих рук и ног. На левом предплечье – культя, состоящая из разделенных лучевой и локтевой костей, которой она ловко управлялась. Увлечения ( увлечения ли?) были разнообразны – готовка, вышивание крестиком, вязание на машинке, тот мизер, который был в разряде досуга и как его результат – вышитые картины и подушки, вязанные вещи в подарки и детям и взрослым и работа, которой было отдано тридцать пять лет жизни…

От тети я получила урок, который запомнила на всю жизнь.

Как-то раз, когда я гостила у тети, она пришла с работы и сняла протезы. Я пришла чуть позже и из любопытства ляпнула:

– А ведь я ни разу не видела тебя в протезах. Можешь продемонстрировать?

Она ничего не ответила, просто взглянула мне в глаза и я, поняв всю бестактность своей выходки, зарделась краской стыда. Прощения я так и не попросила. Однако, тетушка молча выкатилась на своей каляске в другую комнату и, не говоря ни слова, протянула мне папку, на которой было написано крупными буквами – ДЕЛО, а ниже две мелкие сторчки: Начато – 26 мая 1949 года. Окончено – прочерк.

Так я узнала, что тетушка писала ромн о своей жизни.

Почерк был своеобразный – резкий наклон влево, поначалу вполне читабельный, далее -плохо разборчивый. Мы договорились, что рукопись я верну по первому требованию.

Разбиралась я долго и нудно. Через пару месяцев приехал брат и забрал рукопись. Все что удалось переписать – страниц десять, но и их Рустам потребовал вернуть.

Так у меня не осталось ничего, кроме осевших в памяти рассказов тетушки. Вскоре тетушка ушла, так и не дописав книги своего жизненного пути.

К счастью, я была знакома с её близкой подругой и иной раз, за чашкой чая, она рассказывала то, чем тетушка не делилась.

Еще при её жизни мне хотелось ей соответствовать. Человек без рук имеет навыки, а я смогу? Получится ли? Я училась вязать, вышивать, шить, резать по дереву, держать в руках молоток. Словом, хваталась за все, что попадалось под руку. И уже позже, когда жизнь наглядно показала свою много- гранность, возрадовалась – все ничего, ведь руки-ноги в целости и сохранности, голова на плечах есть. Отсюда следует вывод: если есть проблема, а решения её не предвидится, значит, не стоит разбивать голову от бессилия. Ведь к проблеме добавится разбитая голова. А уж с этим тандемом и вовсе не справиться. Значит, есть вариант дождаться лучших времен, сохранив нервную систему.

Жизнь покатилась по иному руслу и многие, привыкшие выживать, начали учиться жить. Удалось немногим освоить эту науку, потому что, как оказалось, даже вписаться в новую жизнь – роскошь.

И в самые тяжелые времена в памяти всплывают пожелтевшие листы, аккуратно сложенные в папке ДЕЛО, с двумя строчками – начато 26.05.1949 г.. Окончено.. – прочерк. А между ними....

*****

Грязь и слякоть на дороге тормозили движение. Ольга спрыгнула с телеги и размяла затёкшие ноги. Дед Василий отпустил поводья и даже не пытался понукать старую, заезженную клячу – несчастное животное, того и гляди, рухнет. И куда она, старая годится?

Ни землю вспахать, ни на колбасу пустить. Разве что, продать, пока не сдохла. А кто купит? Денег у людей столько, что по сусекам скреби, не наскребёшь. Всё больше меняют. Да и на что можно выменять эту скотину? Драного тулупа за неё не дадут. Эх, тулупчик справить не помешало бы – зима на носу.

Мысли деда Василия метались от одного предмета размышления к другому, словно охраняли душу от звенящей болезненной тоски. Обо всем, что угодно, лишь бы не о наболевшем и отмечал вскользь, что оно, наболевшее, повсюду- ни убежать, ни спрятаться.

Дед посмотрел на соседскую девчонку. Ишь, егоза, пешим ходом собралась, если бы просто в район! Старшим бы взять, да выпороть, а они, глаза потупив, родному дитю слова против не сказали. Взрослая, мол, за себя отвечать должна. Мыслимое ли дело девчонке вприпрыжку на войну бежать?

– Оль, может, одумаешься? – Дед Василий сказал просто так, чтобы усыпить свою совесть, потому что ответ знал заранее.

Если Куницинская порода что и задумала, непременно своего добиваться будет. И откуда такое упрямство? Одно слово – сибиряки.

Дед вздохнул. В деревне Ремизово народу было не так чтобы много, но преобладали две фамилии – Куницыны да Уваровы. Что такое Куницынские против Уваровских? Постоянные кулачные бои среди молодых – кто кого отметелит. Тянулись склоки до того времени, пока свадебная пора не начнётся. Вот когда можно не только мировую заключить, но и породниться.

Николай Куницын сколько раз Василию Уварову в кулачном бою из носа кровь пускал, сосчитать невозможно, а теперь он его внучку в район везёт, потому что сам Николай духу набраться не смог – не каждый день детки на войну уходят.

Это мужское дело на фронт собираться. У Николая сын один, а внучек пятеро, одним словом – девичье царство.

Вот когда Василий втайне над Николаем насмеялся, и в душе за все свои обиды домыслами отомстил.

Нет, не потому, что Николаев род на Мишке остановился, а потому что все девчонки непонятно на кого похожи – пятеро, а все как не от одного отца с матерью. Не иначе, в роду кто-то тайком примешался. « Прости, Господи, за мысли грешные!»

Старшая, Татьяна, не красавица, но в отца пошла. Ольга – так та на бурятку похожа, будто приёмыш в семье объявился. Тоська – хоть и малая, а в движениях столько гонору, да черты лица тонкие, красивые, будто королевна какая; Галка с Машкой – пусть и погодки, да сразу видно – в Агрипину, в бабку, толстопятые вышли.

– Олька, ты грязь не замешивай, садись на облучок.

– А мне, дедуля, суток восемь поездом ехать. Ещё насижусь. Так здорово землю ногами чувствовать!

– Куда же тебя несёт? Воевать надумала, а девчат кто растить будет? Отец, так тот уже на фронте. Матери легко за таким семейством смотреть?

– Девчонки и сами не маленькие. Я сколько себя помню, всё больше по людям детей нянчила. Там и столовалась. Рта лишнего в семье не было. А так, выходит – без пользы в семье росла, теперь случись что – потеря небольшая.

– Глупости городишь. Одно дело – у чужих людей столоваться, другое – по полю на брюхе ползать, да ещё с катушкой. Да и мужичья кругом видимо – невидимо. Неровен час, лиходей какой встретится.

– Вон, деда, куда занесло. Сговорились все, что ли? Что бабушка, что мама, у всех страхов пересчёт небольшой – либо убьют, либо зло причинят. Я что, к диким зверям на растерзание еду?

– Вот, упёртая! Вся ваша порода такая. И куда торопишься?

– До фронта пока доберусь – война закончится. Кому потом связисты нужны?

– Связисты всегда нужны. И в мирной жизни сгодишься. Дай бог, чтобы война проклятая скорее закончилась! Сколько народу положили! Моя бы воля, привязал бы в подвале, чтобы до самого окончания на привязи сидела.

Ольга больше не пререкалась. Хотелось тишины. Хотелось слышать не нравоучения и сетования старика, а шум сосен, скрип старой расхлестанной телеги и мерное чавканье грязи под копытами лошади. Такие незатейливые мирные звуки! Когда их ещё услышишь?

Много желаний таится в девичьем сердце, но самое главное – хотелось быть полезной Родине. Она к ружью привычная. Конечно, на медведя ходить не доводилось, а белку, пусть и не в глаз, но била.

Татьяна, старшая, поспокойнее, а она, Ольга, никогда тихим нравом не отличалась – больше в ней мальчишечьего было. Разве можно спокойно сидеть в такое неспокойное время? Нет, не будет она за чужими спинами отсиживаться!

А пока в размеренных звуках проходила дорога, память увлекла в недавнее прошлое.

Оно казалось таким чужим, словно происходило не с ней, а с каким-то другим человеком, боль которого неведомыми путями сошлась со всем ее существом.

Она торопилась. Оставалось сделать немногое: перемыть посуду, поднести дрова, постирать детские пелёнки, приготовить ужин и сделать уроки. Как правило, уроки Ольга делала в самую последнюю очередь глубоко за полночь.

Если хозяин придёт раньше, ничего она сделать не успеет. Он, по-обыкновению, будет смотреть не на неё, а куда-то мимо, как сквозь стенку. Потом от портнихи придёт хозяйка и будет пересказывать то, что говорят о них в городе. Мол, живут не по средствам. А потом, за ужином, будет давать мелкие, никчемные указания, просто так, лишь бы что-то говорить. Выпив, зардеется румянцем и начнёт в который раз объяснять, где Ольге надо находиться, когда они дома. Знай, мол, своё место.

Ольга своё место знала и исправно выполняла то, что входило в её обязанности и что не входило. Всё ради того, что школа, куда её отпускали хозяева в первой половине дня, находилась в двух шагах от дома. Это так удобно, особенно если на улице мороз в минус пятьдесят градусов.

Оставалось совсем немного. Она окончит седьмой класс, начнёт взрослую самостоятельную жизнь и первое, что она сделает, распрощается с этими людьми и больше никогда в жизни не переступит порог этого дома.

Только с мальчишкой будет жаль расставаться. Парень растёт на её руках и она видит, как меняется цвет его глаз, как постепенно крепнут ручонки, расправляются складочки на упругих ножках.

Ольга любила Пашку, казалось, больше, чем родная мать. Той подавай портных, танцы и ухажёров.

Девушка помнила, как среди зимы к хозяйке наведался гость с шикарным букетом цветов и Ольгу отправили на другой конец города за тем, что было вовсе ненужным. Девушка всё поняла и никуда не пошла. Она сидела в двухэтажном бревенчатом доме напротив и смотрела на окна квартиры, в которой жила.

Мужчина вышел из дома через пару часов, высоко подняв каракулевый воротник и надвинув такую же шапку на самые глаза. Машина, в которую он сел, стояла за углом и со стороны никогда нельзя было подумать, что приехал мужчина именно в этот дом, именно к её хозяйке.

Она пришла домой почти сразу, как мужчина ушёл. Хозяйка была женщиной понятливой и подарила девушке оренбургский платок. Ольга тоже была понятливой и сообразила – подарок был сделан не от души, а являлся платой за молчание. Что же, она молчала бы и без подарка.

В тот вечер хозяин пришёл домой пьяным. Сев на кровать, он долго и безуспешно пытался снять сапоги и дело закончилось тем, что, выставив ногу с наполовину снятым сапогом, обратился к Ольге:

– Снимай!

В такую ситуацию она попала впервые. Она нанималась смотреть за ребёнком, а не снимать с пьяных хозяев сапоги.

– Чего, бестолочь, вылупилась? Кому сказал – снимай!

Напрасно он с ней так. Не следовало разговаривать в подобном тоне.

– Сам снимешь!

– Что? – Хозяин тяжело поднялся и, схватив её за руку, резко дёрнул на себя. Ольга не удержалась на ногах и упала на кровать. Не удержался и мужчина. Навалившись на неё сверху, он попытался встать, но его попытки были напрасны. Девушка, в свою очередь, отчаянно пыталась выпростаться из-под тяжёлого хозяйского тела. В это время вошла хозяйка.

– Змея подколодная! Чего не хватало? Плохо к тебе относились? Подарков мало получала? Еды не хватало? Вон с глаз долой! И расчёта не получишь. Сама знаешь, как заработать!

Ольга выскочила на улицу, прихватив с вешалки лёгкое пальтецо. Следом, из открывшейся двери, прямо в сугроб вылетели книги и узелок с личными вещами.

Она не плакала. Эту роскошь нельзя позволить, если на улице мороз и начинается метель. Собирая книги, Ольга думала, куда бы ей направиться. Одна, в чужом городе, из знакомых только те, с кем она училась. В чью дверь она может постучаться в столь позднее время? Ни в чью. Как обидно!

Остался последний класс. Кусочек зимы и весна, а там – взрослая, самостоятельная жизнь. И до этой жизни надо как-то дожить.

Она шла, сопротивляясь усиливающемуся ветру, закрывая лицо стынущими на морозе пальцами, потому что в пальто, в карманах которого всегда находились варежки, варежек не оказалось.

Как хорошо, что в городе на зимний период устанавливались столбики, между которыми натянут толстый канат, чтобы в пургу, когда в метре ничего не видать, нельзя было сбиться с дороги.

Единственное место, куда Ольга могла идти, была школа. Именно туда она и пришла. Сторожиха открыла дверь не сразу. Очевидно, женщина готовилась ко сну.

Баба Нюра жила при школе. Днём звонила в звонок, после уроков прибиралась в классных комнатах. Однако девушка замечала, что прибиралась женщина не очень тщательно – видно, силёнок не хватало.

– Что за печаль? – Баба Нюра подливала Ольге горячий чай и та, смахивая наконец-то проступившие слёзы, вздыхала. – Оставайся у меня. В тесноте, как говорят, да не в обиде. Тяжело тебе – ни мамки рядом, ни папки, мы с тобой дружить будем. Я тебе помогу, ты мне с уборкой подсобишь. Что еды касается, так много не надо. У меня в городе сестра проживает. Я с ней переговорю, она с работой поможет. Свет не без добрых людей. Глядишь, до весны дотянем, а там легче будет.

Девушка не выдержала и теперь рыдала навзрыд. Слёзы обиды оказались гораздо скупее слёз благодарности. Лёжа у двери на полу – от окна слегка тянуло холодом, Ольга размышляла над происшедшим и пришла к выводу, что хозяйка со своей стороны права. А что она ещё могла подумать? Значит, в этой истории никто не виноват. Просто, так получилось.»

Все случившееся с ней казалось сном. Прошлое и настоящее – все это сон, если за ним наблюдаешь как бы со стороны, и все, что не случается в жизни – все понарошку. Вроде, кино про самого себя смотришь. И великий сценарист – жизнь – у артиста не поинтересовалась, нравится ли исполнителю главной роли этот сюжет…

– Куницына! Куда ты торопишься? Здесь точка, здесь – тире. А у тебя всё наоборот. Кто это разберёт?

За столом сидел молодой лейтенант. Пустой рукав левой руки был заправлен за широкий офицерский ремень.

Ольга сняла наушники.

– У меня всё правильно. Я не могла ошибиться.

– Не спорить! Повторить задание!

Ольга, надев наушники, вновь и вновь принялась отстукивать морзянку.

– Куницына! Опять ошибка. Почему другие не ошибаются?

Девчата, в группе их было человек пятнадцать, переглядывались, едва сдерживая смешок.

– Лев Валентинович, а она специально решила продлить обучение. С вами расставаться не хочет.

– Отставить разговоры! Все свободны! Курсант Куницына, вас я попрошу задержаться.

– Лев Валентинович, вы опять будете говорить о спецзадании?

Девчата, перешёптываясь и хихикая, покинули аудиторию, и Ольга осталась один на один с преподавателем. Какой он преподаватель? Может, на пару лет и старше, на груди медаль за отвагу, а в глазах не только отваги, смелости нет. Ему, кажется, с врагом сражаться легче, чем с Ольгой один на один остаться в аудитории.

Ей не надо слов. Она всё понимает и всё чувствует.

– Куницына, занимаемся индивидуально неделю. Потому что через неделю вас отправят.

Ольга не может продохнуть. Неужели, пройдёт ещё неделя и она отправится на фронт?! Вот где проявятся её умение, сила, воля, мужество! Она покажет, на что способна девушка из глухой сибирской деревни.

– Куницына, мечты отставить. Работать!

Ольга видит в глазах лейтенанта сожаление. О чём он думает, о чём сожалеет? Что он знает такого, чего не знает она?

Она действительно не знала, что перед занятием у лейтенанта состоялась приватная беседа с начальством. При распределении курсантов лейтенанту не надо было молвить словечко за девушку, которой он не просто симпатизировал – он был влюблён.

Какими антеннами мужчины улавливают весенние флюиды в морозные дни? Сила любви непостижима. И когда человек источает эту силу, весь мир откликается на его призыв.

– Луганин! – Начальник смотрел на лейтенанта отеческим взглядом. – Садись, Лев Валентинович. На радистов заявка пришла. Ознакомься.

Лейтенант дрожащей рукой взял листок, исписанный крупным разборчивым почерком полковника.

– Что скажешь?

– Простите, не понял.

– Всё ты понял, Лева.

– Раньше вы меня в известность не ставили. Распределение по вашей части.

– Согласен. Раньше тебе было всё равно, кого куда направят.

Лейтенант слегка покраснел.

– Видишь, мне всё известно. Посмотри, – полковник ткнул карандашом в листок бумаги, – всё больше на передовую. Войне не сегодня-завтра конец.

– И что?

– Куда Куницыну твою распределять будем? На передовую или на Север?

– Хрен редьки не слаще, – махнул рукой лейтенант.

На самом деле ему было не всё равно. На передовой небезопасно. Враг сопротивляется отчаянно, а какой из этого следует вывод, лучше не думать. Это воля случая. Краем глаза заметил отдельно написанное слово – Тикси. И не удержавшись, переспросил:

– Тикси?

– Именно. Я думаю, сибирякам к морозам не привыкать. До конца войны недалеко. Лучше на Севере, чем на передовой. Словом, тебе решать.

– Тогда лучше Тикси.

Только одно обстоятельство – заявка на одного человека. Сам понимаешь, что такое Север. Одно утешает – местные жители – люди добрые, отзывчивые, и в беде не бросают.

– Нас найдут? – В который раз спрашивала Ольга молодого каюра.

– Найдут. До жилья близко. Ветер, чую, дым несёт.

Как она жалела, что не послушалась Николая! А ведь он просил её переждать на метеостанции приближающуюся пургу. Кто мог знать, что по весне, когда зимнее противостояние особенно яростно, на Севере стараются переждать непогоду в подобающих условиях.

Опытные охотники хорошо разбираются в капризах непогоды.

Ольга помнила, как Федорович, пожилой метеоролог, упорно отстаивал свою точку зрения и тыкал сухим пальцем в барометр.

– С кем ты споришь? Что ваши приметы? Как дым стелется, как снег ложится, вязкий наст, не вязкий – мне дела нету. Моё дело за приборами следить и если они обещают три дня ясной погоды, значит, погода будет ясной. Тебе понятно?

– Нельзя ехать. Большая пурга будет. Собаки идти не хотят. – Николай все еще пытался вразумить начальника.

– Надо радисту за аккумуляторами в район ехать, значит, радист поедет, – настаивал на своем Федорович.

– Девчонка молодая, а пурга долгая будет. Надо, сам езжай – Николай продолжал настаивать на своём.

– Это в мои обязанности не входит, – Федорович хлебнул горячего кипятка из эмалированной кружки.

– Я не поеду!

– Поедешь! Хочешь, чтобы я рапорт подал, как ты срываешь задание партии и правительства? Ты знаешь, что за это бывает, особенно в военное время? Представляешь, если я хотя бы на один день останусь без связи? Нас всех под трибунал отправят. И не только тебя, но и собак твоих тоже. Так что, милые мои, седлайте коней, собак, самих себя и – вперёд.

Сквозь завывание вьюги Ольга слышала, как Николай кричал, пытаясь поднять собак, лежащих в снегу одним большим мохнатым клубком. Расстояние между ними совсем небольшое, а звуки доносились так приглушенно, словно их разделяли сотни метров. Поняв, что собак поднять бесполезно, Николай принялся за дело.