«Русофобия» в ряду прочих фобий и маний: из истории политического языка

В обширной газетной базе англоязычной печати newspapers.com упоминания об ‘англофобии’ становятся регулярными с 1840-х годов, чаще всего применительно к Франции. Всего за XIX в. таких упоминаний насчитывается в базе ок. 4 тыс. против 690 упоминаний о ‘русофобии’, нескольких сотен – о ‘галлофобии’ и ‘франкофобии’ и нескольких десятков – о ‘германофобии’.

Понятие ‘русофобия’ ввели английские радикалы во 2-й половине 1830-х годов в полемических целях как обозначение фантомного либо преувеличенного страха перед угрозой со стороны России (что в точности соответствовало приведенному выше определению ‘фобии’ у Б. Раша: «страх перед воображаемым злом или чрезмерный страх перед реальным злом», хотя, как уже говорилось, эссе Раша не получило широкой известности). Слово ‘russophobia’ в английской печати того времени чаще всего следует понимать как ‘Россия-боязнь’. Виднейшие представители антироссийского алармизма, равно как и критики ‘русофобии’, принадлежали к различным течениям британского либерализма. Спор между ними шел о реальности русской угрозы британским интересам. Критика ‘русофобии’ вполне могла сочетаться с негативным образом Российской империи; в свою очередь антироссийский алармизм не обязательно предполагал неприязнь к России и русским. Во время Восточного кризиса 1876–1878 гг. и позже ‘русофобами’ именовались по преимуществу тори, а в качестве критиков ‘русофобии’ выступала наиболее влиятельная часть либералов во главе с У. Гладстоном. В американской печати о ‘русофобии’ говорилось сравнительно редко и почти всегда по поводу английской политики.

В австрийской печати о ‘русофобии’ нередко говорилось в связи с настроениями в Венгрии. В 1843 г. Ян Чаплович[9], осуждая политику мадьяризации национальных меньшинств, замечает: «Никогда еще Венгрия не была такой слабой, такой разделенной внутренне, как ныне, с тех пор как ее преследует эта злосчастная навязчивая идея, приправленная русофобией» [Csaplovics, 1843, S. 23].

Два ранних известных нам французских упоминания о ‘русофобии’ появились в легитимистских газетах «La France» и «La Quotidienne»:

«Корреспонденция из Константинополя, помещенная в “Morning Chronicle”, может дать ключ к всплеску русофобии по ту сторону Ла Манша. <…> Англия вернулась к своему вечному кошмару владения Индией; а известно, что она начинает терять рассудок всякий раз, когда задет этот чувствительный пункт» [Une correspondance…, 1837].

«На франкфуртского корреспондента “Morning Chronicle” возложена миссия снабжать свою газету статьями, озаглавленными “Русская наглость”, “Русская жестокость”, “Русское варварство”, которые пользуются немалым успехом в тавернах Сити и на радикальных скамьях Палаты общин. <…> …Необходимо было найти способ удовлетворить русофобию англикан, и корреспонденция из Франкфурта в “Morning Chronicle”, несомненно, была написана для того, чтобы дать материал для новых декламаций северного колосса» [Extérieur, 1838, p. 2][10].

В дальнейшем тема ‘русофобии’ во французской печати также чаще всего возникала в связи с Англией и английской печатью.

В итальянской и испанской печати о ‘русофобии’, сколько можно судить по доступным нам электронным базам, упоминалось редко и почти всегда применительно к внешней политике великих держав. То же относится к польской печати, несмотря на преимущественно негативный образ России в польской культуре XIX в.

С середины 1880-х годов ‘русофоб’ – обычное в европейской печати наименование болгарских противников пророссийской ориентации, прежде всего Стефана Стамбулова (Стамболова) (1854–1895). Все они формировались под сильнейшим влиянием русской культуры. Захарий Стоянов[11] писал: «Я никогда не был и не буду русофобом. <…> Я тиранофоб» (открытое письмо Г. Кырджиеву, редактору газеты «Напред»; опубл. в газете «Независимост» от 2 апреля 1886 г.) [Стоянов, 1965, с. 314]. Газета «Социалист» от 22 июля 1895 г. открывалась передовицей с эпатирующим заглавием «Почему мы русофобы?». Термин ‘русофоб’, говорилось здесь, относится «не к русским <…> демократам, к русскому народу», а к «официальной, деспотической России», которая «служит резервом европейской реакции» [Хаджиниколов, 1968, с. 72]. Автор передовицы, Христиан Раковский[12], в данном случае излагал общую точку зрения европейской социал-демократии.

В русских словарях 2-й половины XIX в. политические термины с морфемой ‘фобия’ толковались обычно как страх перед данной страной, например в словаре А. Д. Михельсона (1883): ‘германофобия’ – «чрезмерный страх перед германским могуществом»; ‘германофоб’ – «чрезмерно опасающийся могущества Германии» [Михельсон, 1883, с. 176]. Правда, ‘англофобия’ в том же словаре толкуется как «ненависть к англичанам», но это толкование (заимствованное, возможно, из цитировавшегося выше словаря 1839 г.) расходилось с обычным словоупотреблением.

В «Историческом словаре галлицизмов русского языка» Н. И. Епишкина (2010) ‘англофобия’ определяется как «Отвращение, нелюбовь к английскому образу жизни», с единственной иллюстрацией из дневника П. А. Валуева, председателя Комитета министров. Однако у Валуева речь идет не об «английском образе жизни», а о внешнеполитических симпатиях и антипатиях: на обеде у Александра II «Горлов <…> лучше всего послеобеденного синклита оценивает английские и американские дела. В нем нет ни нашего американофильского пошиба, ни столько же глупого пошиба англофобии» (запись от 3 января 1880 г.) [Валуев, 1907, с. 235]. В XIX в. Россию и США на государственном уровне связывала неизменная дружба, а отношения с Англией, напротив, были бóльшей частью конфликтными.

Характерно, что, несмотря на отчетливо негативный образ Османской империи, слова ‘туркофоб’, ‘туркофобия’ в европейской печати встречались сравнительно редко. Чаще встречались антонимы этих понятий – ‘туркофил’ и ‘туркофилия’, обычно в полемическом контексте. При этом ‘туркофилия’ нередко упоминалась в связи с ‘русофобией’, например: «…В конце 1876 года здоровая и оправданная русофобия германо-австрийцев (т. е. опасение перед русской угрозой. – К. Д.) переросла у мадьяр в гротескное туркообожание (türkenbegeisterung)» [Rogge, 1879, S. 231].

Со времени Восточного кризиса 1870-х годов в Англии в качестве метонимического обозначения Османской империи нередко использовалось выражение «ужасный турок» (the unspeakable Turk). Оно появилось в открытом письме Томаса Карлейля, опубликованном в «Таймс» и ряде других газет 28 ноября 1876 г.

* * *

Самый широкий репертуар наименований национальных фобий существовал в немецком языке, причем основная их часть появилась в период 1834–1849 гг. С конца XVIII в. встречалось слово franzosenhaß – ‘ненависть к французам’, ‘французоненавистничество’. В 1794 г. анонимный рецензент «Новой всеобщей немецкой библиотеки» осуждал «превратную мудрость лжепатриотов, весь патриотизм которых заключается в ненависти к туркам и французам (Türken und Franzosenhaß)» [Revolutionsalmanach…, 1794, S. 298]. Слово franzosenhaß в одобрительном смысле, как законная ненависть к Франции / французам, использовалось в антинаполеоновской публицистике 1813–1815 гг.

Тогда же, со времени наполеоновских войн, в Германии стало обычным наименование Франции «наследственным врагом» (Erbfeind). В Средние века так именовали дьявола. Австрийский эрцгерцог Максимилиан I, став в 1493 г. императором Священной Римской империи, призвал немецких государей к борьбе против «наследственного врага, который стоит за Рейном», т. е. против Франции. Однако в ту эпоху и вплоть до последних десятилетий XVIII в. «наследственным врагом» именовалась обычно Османская империя как наиболее опасный противник христианства [Geflügelte…, 2001, S. 84].

В Германии XIX в. наравне со словами, содержавшими морфемы ‘фоб’ или ‘фобия’, использовались слова, содержавшие морфемы ‘fresser’ и ‘fresserei’ (‘ед’, ‘едство’)[13]. Первым таким словом было Türkenfresser – ‘туркоед’ (1825), по образцу неолат. turcophagus. Слово turcophagus использовалось с XVII в. в значении ‘борец против турок’, ‘истребитель турок’ [Hoppe, 2018, S. 48, 150]. В XIX в. прозвище ‘туркоед’ получил Н. Стамателопулос (1782–1849), герой греческой революции 1821–1829 гг.

Слово ‘французоед’ (Franzosenfresser) появилось в печати в 1834 г. в сборнике писем прусского дипломата А. Варнхагена фон Энзе: «Ты знаешь, я <…> не французоед». Это письмо датировано 4 ноября 1817 г., однако автор, возможно, отредактировал его задним числом [Hoppe, 2018, S. 49].

В 1837 г. публицист-демократ Людвиг Бёрне опубликовал памфлет «Менцель-французоед» («Menzel, der Franzosenfresser», во французском переводе: «Menzel le gallophage»). Имелся в виду Вольфганг Менцель (1798–1873), писатель и критик, обличавший пагубное влияние французских революционных идей на «германский дух».

Для Бёрне моделью, как можно полагать, служило скорее слово menschenfresser (людоед), чем Türkenfresser. Сближение ‘французоеда’ с людоедом встречалось в позднейшей публицистике и карикатуре, например: «Старого Эрнста Морица Арндта[14] осмеивали как французоеда: из миски, полной французов в красных мундирах, он достает одного вилкой и говорит: “Ах, до чего же хорош француз на вкус!”» [Wichmann, 1888, S. 538] (рис. 1).

В памфлете «Менцель-французоед» появилось также слово ‘французоедство’ (Franzosenfresserei). Именно благодаря Бёрне оба слова вошли в политический язык. По тому же образцу были образованы слова ‘полякоед’ (polenfresser, 1837), ‘русоед’ (Russenfresser, 1842), ‘немцеед’ (Deutschenfresser, 1842) и т. д. [Hoppe, 2018, S. 47]. Гораздо реже встречались синонимы с морфемой ‘phage’, такие как ‘англофаг’ (Anglophage, 1837) и ‘германофаг’ (Germanophage).

Рис. 1. «Французоед», немецкая карикатура на Э. М. Арндта (1848)

В качестве синонимов ‘русофобии’ (Russophobie, 1836) использовались: russen-scheu (русобоязнь) (1831), Russenhaß (ненависть к русским) (1831), russenfurcht (страх перед русскими) (1839), Russenfeindschaft (враждебность к русским) (1844), Russophagie (русофагия) (1844), russenfresserei (русоедство) (1845). Последний аналог был наиболее употребительным, остальные встречались редко, преимущественно в 1830–1840-е годы, причем два первых – обычно в связи с польским вопросом.

В базе немецкоязычной печати digitale-sammlungen.de за период 1837–1900 гг. слово ‘французоедство’ встречается 431 раз, ‘русоедство’ – 319 раз. Слово ‘русоедство’, как и ‘русофобия’, чаще всего использовалось во внешнеполитическом контексте, по отношению к русскому государству. ‘Полякоедство’ (Polenfresserei, с 1848 г.) означало враждебность к полякам как нации, в то время безгосударственной.

‘Французоедство’ означало прежде всего враждебность к французской культуре и «французским идеям» (в духе памфлета Л. Бёрне), и лишь во вторую очередь – антифранцузскую внешнеполитическую ориентацию. В 1841 г. Ф. Энгельс, осуждая «вновь ожившее неистовое французоедство (Franzosenfressenden Wut)», замечает: «Французоненавистничество (Franzosenhaß) стало обязанностью, всякое воззрение, сумевшее стать выше этого, клеймилось как иноземщина (Undeutschheit). Таким образом, и патриотизм стал по существу чем-то отрицательным <…>, изощряясь <…> в изобретении исконно немецких высокопарных выражений взамен давно укоренившихся в немецком языке иностранных слов» [Энгельс, 1970, с. 129, 121].

В том же значении это слово использовалось в русской печати, например у Чернышевского: «Строгие приверженцы немецкой философии со времен Канта, особенно строгие гегелианцы, презирали и отчасти даже ненавидели все французское. Друзья Станкевича разделяли это отвращение, и “Московский наблюдатель” весь проникнут “французоедством” (Franzosenfresserei), как выражались немцы» («Очерки гоголевского периода русской литературы», VI) (1856) [Чернышевский, 1947, с. 211].

В немецкой печати обозначения ‘германоед’ (Germanenfresser), ‘германофоб’ (Germanophobe), ‘германоненавистник’ (Deutschenhasser) чаще всего относились к французам, реже – к полякам, а также к русским публицистам, прежде всего из круга М. Каткова.

3. ‘Юдофобия’ и ‘антисемитизм’

‘Юдофобия’ и в еще бóльшей степени – ‘антисемитизм’ стояли особняком среди обозначений национальных фобий. Термины, рассмотренные нами выше, относились прежде всего к государствам, а также к народам, обладавшим собственной государственностью. Евреи же не только не обладали собственной государственностью, но и не считались нацией, а лишь религиозно-этнической группой.

Слова, обозначавшие враждебность к евреям, раньше всего появились в немецком языке. В посвященной евреям монографии гамбургского юриста Иоганна Людольфа Хольста (1821) мы находим слова ‘Judenhaß’ (‘ненависть к евреям’, ‘иудеоненавистничество’), ‘Judenverachtung’ (‘презрение к евреям’), ‘Judenfeindschaft’ (‘враждебность к евреям’) [Holst, 1821, S. 87].

Психологическую подкладку враждебности к евреям (Judenfeindschaft) высмеивал Мориц Сафир[15] в юмореске «Враг евреев» (1831). «Враг евреев» (judenfeind) означает здесь то же, что и появившееся почти полвека спустя слово ‘антисемит’: «Для человека, лишенного собственного лица, нет проще способа обзавестись им. В обществе спрашивают: кто этот силуэт человека? Он ученый? – Нет! – Он поэт? – Нет! – Помещик? – Нет! – Банкир? – Нет! – Мастеровой? – Нет! – Художник? – Нет! – Врач? – Нет! – Адвокат? – Нет! – Кто же он? – О! да он враг евреев (judenfeind)! – И вдруг он обретает лицо» [Saphir, 1832, p. 171].

Ок. 1834 г. появилось слово Judenfresser (‘жидоед’), а затем Judenfresserei (‘жидоедство’). Памфлет Мозеса Гутмана, направленный против книги Р. Вагнера «Еврейство в музыке» (1869), назывался «Рихард Вагнер, жидоед» [Gutmann, 1869].

Слово ‘юдофобия’ (англ. judeophobia, judaeophobia) встречалось уже в 1825 г. в биографии еврейско-немецкого просветителя Мозеса Мендельсона (1729–1786). Мендельсон, говорилось здесь, был «первым, кому магией своих сочинений удалось получить благоприятные симптомы в лечении немецкого эндемического[16] расстройства, юдофобии» [Samuel, 1825, p. 22].

В другие языки это слово (нем. Judophobie, фр. judéophobie) вошло в 1870-е годы, однако вплоть до конца XIX в. оставалось сравнительно редким в западноевропейской печати.

Прилагательное ‘антисемитский’ в значении «враждебно настроенный к евреям» окказионально встречалось с начала 1870-х годов (фр. antisémite, нем., нидерл. antisemitisch). В 1879 г. немецкий журналист и политик Вильгельм Марр опубликовал памфлет «Победа еврейства над германством, рассматриваемая с неконфессиональной точки зрения» [Marr, 1879]. Понятие ‘семитизм’ означало здесь «духовную сущность еврейства», «еврейский дух». В том же году Марр основал Антисемитскую лигу; в газетных сообщениях о ней появилось слово ‘антисемитизм’. Сам Марр использовал его в своем следующем памфлете: «Путь к победе германства над еврейством» (1880).

С этого времени ‘антисемитизм’ становится в Западной Европе основным обозначением антиеврейских фобий. Так, в газетной базе newspapers.com до 1900 г. насчитывается менее 10 упоминаний слова Judeophobia и ок. 4800 упоминаний слова Anti-semitism.

‘Антисемитизм’ понимался Марром и его сторонниками как идейная программа, затрагивающая все основные сферы общественной жизни, в отличие от инстинктивной, эмоциональной ненависти к евреям, обозначавшейся словами ‘иудеоненавистничество’, ‘жидоедство’, ‘юдофобия’. Это и было самым радикальным отличием понятия ‘антисемитизм’ от прочих обозначений национальных фобий.

В середине 1870-х слово ‘юдофоб(ы)’ появилось в русско-еврейской печати, напр.: [Лернер, 1874, с. 5; Флисфедер, 1874, с. 29, 51] – вероятно, как аналог немецкого Judenfresser. С 1881 г. оно получило заметное распространение и в собственно русской печати. В 1886 г. А. П. Чехов прозвал издателя и журналиста С. С. Окрейца (1836–1922) «Юдофоб Юдофобович» (юмореска «Визитные карточки») [Чехов, 1976, с. 284]. При этом слово ‘юдофобия’ вплоть до конца XIX в. использовалось сравнительно редко, а слова ‘антисемитизм’, ‘антисемит(ы)’ чаще встречались в сообщениях о зарубежной жизни.

Оформление антисемитизма как идеологии нового типа почти совпало во времени с еврейскими погромами на юге Российской империи (1881–1882). Эти события привели к появлению раннего манифеста политического сионизма, автором которого стал Лев (Леон, по рождению Йехуда Лейб) Пинскер (1821–1891) – еврейский общественный деятель, врач, публицист.

После погромов 1881–1882 гг. и ужесточения антиеврейских законов в России Пинскер отказался от программы ассимиляции и издал на немецком языке брошюру-воззвание «Автоэмансипация! Призыв русского еврея к своему народу» [Pinsker, 1882]. Анонимный русский перевод (возможно, авторский) появился в петербургском журнале «Рассвет» в том же году. Главный тезис воззвания: «евреи должны стать нацией» и прежде всего обрести собственную территорию, «сборный пункт, который был бы нашей собственностью» [Пинскер, 1992, с. 255, 276].

Годом ранее Люсьен Вольф[17], отмечая возрождение юдофобии почти во всех странах Европы, рассматривал это явление в категориях коллективной психологии: «Ненависть к евреям <…> стала <…> одной из тех приобретенных привычек, которые, как учит нас ходячая философия, выступают в роли вторичных инстинктов» [Wolf, 1881, p. 340]. Пинскер был врачом по профессии, и юдофобия в его воззвании трактуется в духе новейшей психиатрии:

«…Таинственное появление блуждающего мертвеца – народа, <…> не имеющего клочка земли, не живущего более и все же остающегося среди живых, – этот странный образ <…> не мог не произвести глубокого впечатления на воображение народов. <…> …Чувство страха перед призраком есть нечто врожденное человеку, находящее до известной степени оправдание в его психическом мире <…>.

Этот страх пред призраком еврейства <…> подготовил почву для юдофобии. <…> Юдофобия – это психоз; как таковой она наследственна, и как болезнь, в течение тысячи лет переходившая по наследству, – стала неизлечимой» [Пинскер, 1992, с. 256].

Юдофобия, таким образом, есть «наследственная, присущая всему человеческому роду боязнь привидений» [там же, с. 258].

Как было показано выше, уподобление национальных фобий душевным заболеваниям (как правило, соматического происхождения) встречалось с XVIII в., но такого рода сближения носили метафорический, а нередко и сатирический характер. Пинскер же говорил о вполне реальном, по его мнению, коллективном психозе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Например: [Зеленов, Большаков, Владимиров, 2019; Карабущенко, 2021; Мальцев, 2016; Меттан, 2023; Таньшина, 2023].

2

В 1974–1975 гг. автор настоящей монографии имел возможность посещать семинар Ежи Шацкого в Варшавском университете.

3

И даже позднейшие, в частности, в советских и постсоветских словарях русского языка.

4

Б. Раш (1745–1813), просветитель, политик, физиолог и психиатр.

5

«Misoxenie (or hatred to Strangers)».

6

Обе газеты представлены в электронной базе Newspaper Archives. Доступ к интересующим нас номерам любезно предоставила нам сотрудница газетного отдела (News Reference Team) Британской библиотеки Лайза Кенни (Lisa Kenny).

7

Макс О’Релл (Леон Поль Блуэ, 1847–1903), высмеивал национальную мегаломанию и ксенофобию. Цитируемая здесь книга «Дорогие соседи» из серии очерковых книг об Англии имела огромный успех во Франции, Англии и США.

8

Эллис Ашмид-Бартлетт (1849–1902), британский политик-консерватор, сторонник сближения с Германией.

9

Я. Чаплович (1780–1847), австрийский юрист и славист родом из Словакии.

10

В «Morning Chronicle», согласно поисковой базе newspapers.com, не было статей под такими заглавиями, хотя корреспонденция из Франкфурта от 3 августа 1832 г. начиналась словами: «Германия каждый день делает шаг навстречу русскому варварству и австрийскому мракобесию» [Frankfurt…, 1832].

11

З. Стоянов (1850–1889), революционер, в независимой Болгарии один из лидеров народно-либеральной партии. В газете «Независимост» выступал с резкой критикой России как помехи объединению Болгарии.

12

Х. Раковский (1873–1941), в 1919–1923 гг. председатель правительства УССР. Авторство этой неподписанной статьи указано нам Марией Раевской.

13

Во французском языке им соответствовали морфемы ‘phage’ и ‘phagie’ (‘фаг’, ‘фагия’), от греч. phagos – пожиратель [Hoppe, 2018, S. 14].

14

Эрнст Мориц Арндт (1769–1860), поэт и прозаик, в 1805–1813 гг. автор антифранцузских стихов и памфлетов, националист и ксенофоб, в 1848 г. – депутат Франкфуртского национального собрания.

15

Мориц Готлиб Сафир (1795–1858), популярный австрийский писатель-юморист еврейского происхождения.

16

Эндемическое заболевание – заболевание, характерное для определенной местности.

17

Л. Вольф (1857–1930), английский публицист, еврейский общественный деятель.