Кофе перемен

Александра Груздева

Кофе перемен

В подвале стынут ноги. Пол ледяной. А Хозяин велит обувь снимать при входе, расставлять по линейке. Гостям дозволяются шерстяные носки. Но работники должны быть босиком и в браслетах. В жизни не носила на щиколотках браслетов, а тут пришлось.

Мой браслет из «золотых» монет, аверс – дракон, реверс – черточки от одной до трех по китайскому исчислению. Браслет позвякивает, пока я мечусь между маленькой кухней и стойкой администратора. Срочно заварить чай, большущий термос имбирного чая. И пока я скольжу золотой рыбкой по плитам пола, холода не чувствую, ступни горят. Но стоит мне встать солдатиком за стойкой и начать принимать гостей и случайных прохожих, как ногти синеют, а пятки примерзают к полу.

Случайные на то и случайные, что я им ничего не должна. Они топают в ботинках, наносят грязи, обводят обалделым взглядом полки с товаром, и спрашивают:

– М-м-м, а кофе?

Кофе у нас нет. Хозяин терпеть не может запаха кофе. И не велит нам его таскать в подвал.

Наливаю им стаканчик «имбиря». Кто честнее, морщится от резкого вкуса, кто скромнее, улыбается, тайком облизывает губы, пытаясь стереть жгучий поцелуй.

А стоит мне выйти к витрине, показать баночку со специями, солонку из стеклянных шкафов, как они ахают:

– Вы босиком!

Будто мне неведомо, будто я не замечаю.

И тут мне следует сказать по инструкции:

– Все дело вот в этой траве, приправе. Ем и не болею. Зимой сплю на заснеженном балконе. Купаюсь в Ладоге и даже не чихну. Или вот, в подвале босиком стою всю смену, и хоть бы нос потек!

И тогда они сметают с полок все.

Ну, по крайней мере Хозяин в этом уверен. А на деле по-разному бывает.

Гости приходят тихо. Скользят в шерстяных носках. У них танцы, мантры и тестовый выход в астрал. Они работают за закрытыми дверями, а некоторые в кабинетах, отделенных от приемной расшитыми бисером занавесками. Они привычно глотают имбирный чай и говорят:

– Ай, хорош!

И просят палочку корицы на закуску.

К середине смены ступни превращаются в ледышки, скользят по полу безо всякой натуги. Я их не чувствую. Но держусь. Не позволю себе на этот раз выпить кофе. Каждая выпитая чашка кофе приносит мне несчастье. Поэтому я и нашла такую работу, где кофе даже не пахнет, чай, один лишь чай. Запах сена и перепревшего чайного листа. Ну, еще специи будоражат нюх обещанием дальних странствий. Но не кофе. Никакого кофе. Мне нельзя. И точка.

Но в перерыв, будто дьявол щекочет мне босые пятки и толкает в спину. На негнущихся ногах-ходулях вваливаюсь в ближайшую БулоШную. Так и написано на вывеске через «Ш».

– Кофе, кофе, пожалуйста.

Знаю, что воскресну из ледяного небытия с первым глотком. Эта горечь, и эта затаенная сладость, бодрящая чернота водоворота. Мой омут, мое спасение. Запах кофе запутывается в моих волосах. Бариста уже ставит стаканчик под краник кофемашины, вот-вот нажмет кнопку.

Спасайся!

– Нет, нет! – кричу я. – Передумала. Не надо кофе! Я передумала! Дайте мне две булочки, а кофе не надо.

Пакет с булочками я забываю на столике возле двери. И я бегу обратно в подвал. Скорее, скорей, пока не случилось несчастье. Но ведь не случится, не должно, я лишь вдохнула запах, но ничего не пила.

***

Мои отношения с кофе начались с семейной легенды. Про «ту самую» кофейню рассказывал отец. Выходило, что это сказочное место. Он встретил там маму. Подсел за столик к девушке с грустным смайликом на свитере. Через пять минут она улыбалась, и даже смайл на свитере сложился в складочку, будто сменил грусть на тихую радость.

Он рассказывал, что кофе там подают такой крепости, что после него оживает сердце, и ты в первый раз в жизни, слышишь, как оно барабанит по ребрам – очнись, хватит спать! Не выпить стакан холодной родниковой воды после чайника кофе – преступление. Так и будет сердце бить в барабан, пока не оглохнешь. И да, кофе там заваривают в белых фарфоровых чайниках с поперечными линиями, короткими, длинными, проведенными черной тушью. Чая же у них не варят, не подают.

Есть поверье, что линии на каждом поданном чайнике в этой кофейне, а называется она «Kava», нужно запоминать или зарисовывать, хоть на манжетах, хоть на салфетках. И следить, в какое послание Книги Перемен сложатся твои чашки кофе.

Папа не сказал мне, во что вылились его чашки кофе или мамины. Просто они были счастливы всю жизнь, вот и все.

Через много-много лет я оказалась в городе, где улицы были горбаты, здания ныряли в ямы и вдруг вырастали на холмах. Но где-то здесь прятался беленый домик кофейни, а еще над ним должны были непременно виться и кричать чайки, призывая судьбу путников.

Вот она, скромняга «Kava» – угловой домик, жмется под порывами ветра с реки. Белые стены, черная вывеска, черные переплеты окон. Слишком резко, бескомпромиссно. Черное и белое, будто в жизни нет полутонов.

Как нет и в меню эспрессо или капучино, способ приготовления один, сорта разные, смеси. Если уж ты совсем дурак и настаиваешь, принесут во френч-прессе, но тогда знака судьбы ты не дождешься.