Царствование Императора Николая II. Тома 1 и 2

Въ Австріи и въ Венгріи парламентское правленіе было ярче выражено, чѣмъ въ Германіи: кабинеты, не имѣвшіе большинства, должны были уходить въ отставку. Съ другой стороны, самъ парламентъ противился расширенію избирательнаго права: господствующія партіи боялись утратить власть. Къ моменту кончины Императора Александра III въ Вѣнѣ правило недолговѣчное министерство кн. Виндишгреца, опиравшееся на весьма разнородные элементы: на нѣмецкихъ либераловъ, на поляковъ и на клерикаловъ.

Въ Италіи, послѣ періода господства лѣвыхъ съ Джолитти во главѣ, послѣ скандала съ назначеніемъ въ Сенатъ проворовавшагося директора банка Танлонго, въ началѣ 1894 г. пришёлъ снова къ власти старый политическій дѣятель Криспи, одинъ изъ авторовъ Тройственнаго союза, въ особыхъ итальянскихъ парламентскихъ условіяхъ игравшій роль консерватора. Хотя ІІ-й Интернаціоналъ былъ уже основанъ въ 1889 г. и соціалистическія идеи получали въ Европѣ всё большее распространеніе, къ 1894 г. соціалисты ещё не представляли собою серьёзной политической силы ни въ одной странѣ, кромѣ Германіи (гдѣ въ 1893 г. они провели уже 44 депутата). Но парламентарный строй во многихъ малыхъ государствахъ – Бельгіи, Скандинавскихъ, Балканскихъ странахъ – получилъ ещё болѣе прямолинейное примѣненіе, чѣмъ у великихъ державъ.

Кромѣ Россіи, только Турція и Черногорія изъ европейскихъ странъ вовсе не имѣли въ то время парламентовъ.

Эпоха затишья была въ то же время эпохой вооружённаго мира. Всѣ великія державы, а за ними и малыя, увеличивали и усовершенствовали свои вооруженія. Европа, какъ выразился В.О. Ключевскій, «для собственной безопасности помѣстилась на пороховомъ погребѣ». Всеобщая воинская повинность была проведена во всѣхъ главныхъ государствахъ Европы, кромѣ островной Англіи. Техника войны не отставала въ своёмъ развитіи отъ техники мира.

Взаимное недовѣріе между государствами было велико. Тройственный союзъ Германіи, Австро-Венгріи и Италіи казался наиболѣе мощнымъ сочетаніемъ державъ. Но и его участники не вполнѣ полагались другъ на друга. Германія до 1890 г. ещё считала нужнымъ «перестраховаться» путёмъ тайнаго договора съ Россіей, – и Бисмаркъ видѣлъ роковую ошибку въ томъ, что Императоръ Вильгельмъ II не возобновилъ этого договора, – а съ Италіей не разъ вступала въ переговоры Франція, стремясь оторвать её отъ Тройственнаго союза. Англія пребывала въ «великолѣпномъ одиночествѣ». Франція таила незажившую рану своего пораженія въ 1870−71 г. и готова была примкнуть ко всякому противнику Германіи. Жажда реванша ярко проявилась въ концѣ 80-хъ годовъ успѣхами буланжизма. Раздѣлъ Африки былъ въ общихъ чертахъ законченъ къ 1890-му году, по крайней мѣрѣ на побережьи. Внутрь материка, гдѣ ещё оставались неизслѣдованныя области, отовсюду стремились предпріимчивые колонизаторы, чтобы первыми поднять флагъ своей страны и закрѣпить за ней «ничьи земли». Только на среднемъ теченіи Нила путь англичанамъ ещё преграждало государство махдистовъ, фанатиковъ-мусульманъ, въ 1885 г. одолѣвшихъ и убившихъ при взятіи Хартума англійскаго генерала Гордона. И горная Абиссинія, на которую начинали свой походъ итальянцы, готовила имъ неожиданно мощный отпоръ.

Всё это были только островки – Африка, какъ раньше Австралія и Америка, становилась достояніемъ бѣлой расы. До конца ХІХ-го вѣка преобладало убѣжденіе, что и Азію постигнетъ та же участь. Англія и Россія уже слѣдили другъ за другомъ черезъ тонкій барьеръ слабыхъ ещё самостоятельныхъ государствъ, Персіи, Афганистана, полунезависимаго Тибета. Ближе всего дошло до войны за всё царствованіе Императора Александра III, когда въ 1885 г. генералъ Комаровъ подъ Кушкой разгромилъ афганцевъ: англичане зорко наблюдали за «воротами въ Индію»! Однако острый конфликтъ былъ разрѣшёнъ соглашеніемъ 1887 г.

Но на Дальнемъ Востокѣ, гдѣ ещё въ 1850-хъ годахъ русскіе безъ борьбы заняли принадлежавшій Китаю Уссурійскій край, дремавшіе народы какъ разъ зашевелились. Когда умиралъ Императоръ Александръ III, на берегахъ Жёлтаго моря гремѣли пушки: маленькая Японія, усвоившая европейскую технику, одерживала свои первыя побѣды надъ огромнымъ, но ещё недвижнымъ Китаемъ.

Въ этомъ мірѣ Россійская Имперія, съ ея пространствомъ въ двадцать милліоновъ квадратныхъ вёрстъ, съ населеніемъ въ 125 милліоновъ человѣкъ, занимала видное положеніе. Со времени Семилѣтней войны, а въ особенности съ 1812 года военная мощь Россіи цѣнилась весьма высоко въ Западной Европѣ. Крымская война показала предѣлы этой мощи, но въ то же время и подтвердила ея прочность. Съ тѣхъ поръ – эпоха реформъ, въ томъ числѣ и въ военной сферѣ, создала новыя условія для развитія русской силы.

Россію за это время начали серьёзно изучать. А. Леруа-Болье на французскомъ языкѣ, сэръ Д. Маккензи-Уоллесъ на англійскомъ издали большія изслѣдованія о Россіи 1870−80-хъ годовъ. Строеніе Россійской Имперіи весьма существенно отличалось отъ западноевропейскихъ условій, но иностранцы тогда уже начали понимать, что рѣчь идётъ о несходныхъ, а не объ «отсталыхъ» государственныхъ формахъ.

«Россійская Имперія управляется на точномъ основаніи законовъ, отъ Высочайшей власти исходящихъ. Императоръ есть монархъ самодержавный и неограниченный», – гласили русскіе Основные Законы. Царю принадлежала вся полнота законодательной и исполнительной власти. Это не означало произвола: на всѣ существенные вопросы имѣлись точные отвѣты въ законахъ, которые подлежали исполненію, пока не было отмѣны. Въ области гражданскихъ правъ русская царская власть вообще избѣгала рѣзкой ломки, считалась съ правовыми навыками населенія и съ благопріобрѣтёнными правами и оставляла въ дѣйствіи на территоріи Имперіи и кодексъ Наполеона (въ Царствѣ Польскомъ), и Литовскій статутъ (въ Полтавской и Черниговской губерніяхъ), и Магдебургское право (въ Прибалтійскомъ краѣ), и обычное право у крестьянъ, и всевозможные мѣстные законы и обычаи на Кавказѣ, въ Сибири, въ Средней Азіи.

Но право издавать законы нераздѣльно принадлежало Царю. Былъ Государственный Совѣтъ изъ высшихъ сановниковъ, назначенныхъ туда Государемъ; онъ обсуждалъ проекты законовъ; но Царь могъ согласиться, по своему усмотрѣнію, и съ мнѣніемъ большинства, и съ мнѣніемъ меньшинства, – или отвергнуть и то, и другое. Обычно для проведенія важныхъ мѣропріятій образовывались особыя комиссіи и совѣщанія; но они имѣли, разумѣется, только подготовительное значеніе.

Въ области исполнительной – полнота Царской власти также была неограниченна. Людовикъ ХІѴ послѣ смерти кардинала Мазарини заявилъ, что хочетъ отнынѣ быть самъ своимъ первымъ министромъ. Но всѣ русскіе монархи были въ такомъ же положеніи. Россія не знала должности перваго министра. Званіе канцлера, присваивавшееся иногда министру иностранныхъ дѣлъ (послѣднимъ канцлеромъ былъ свѣтлѣйшій князь А.М. Горчаковъ, скончавшійся въ 1883 г.), давало ему чинъ 1-го класса по табели ранговъ, но не означало какого-либо главенства надъ остальными министрами. Былъ Комитетъ Министровъ, у него имѣлся постоянный предсѣдатель (въ 1894 г. имъ ещё состоялъ бывшій министръ финансовъ Н. X. Бунге). Но этотъ Комитетъ былъ, въ сущности, только своего рода междувѣдомственнымъ совѣщаніемъ.

Всѣ министры и главноуправляющіе отдѣльными частями имѣли у Государя свой самостоятельный докладъ. Государю были также непосредственно подчинены генералъ-губернаторы, а также градоначальники обѣихъ столицъ.

Это не значило, что Государь входилъ во всѣ детали управленія отдѣльными вѣдомствами (хотя, напр., Императоръ Александръ III былъ «собственнымъ министромъ иностранныхъ дѣлъ», которому докладывались всѣ «входящія» и «исходящія»; Н.К. Гирсъ былъ какъ бы его «товарищемъ министра»). Отдѣльные министры имѣли иногда большую власть и возможность широкой иниціативы. Но они имѣли ихъ, поскольку и пока имъ довѣрялъ Государь.

Для проведенія въ жизнь предначертаній, идущихъ сверху, Россія имѣла также многочисленный штатъ чиновниковъ. Императоръ Николай I обронилъ когда-то ироническую фразу о томъ, что Россіей управляютъ 30.000 столоначальниковъ. Жалобы на «бюрократію», на «средостѣніе» были весьма распространены въ русскомъ обществѣ. Принято было бранить чиновниковъ, ворчать на нихъ. За границей существовало представленіе о чуть ли не поголовномъ взяточничествѣ русскихъ чиновниковъ. О нёмъ часто судили по сатирамъ Гоголя или Щедрина; но карикатура, даже удачная, не можетъ считаться портретомъ. Въ нѣкоторыхъ вѣдомствахъ – напр., въ полиціи – низкіе оклады дѣйствительно способствовали довольно широкому распространенію взятки. Другія, какъ, напр., министерство финансовъ или судебное вѣдомство послѣ реформы 1864 г., пользовались, наоборотъ, репутаціей высокой честности. Надо впрочемъ признать, что одной изъ чертъ, роднившихъ Россію съ восточными странами, было бытовое снисходительное отношеніе къ многимъ поступкамъ сомнительной честности; борьба съ этимъ явленіемъ была психологически не легка. Нѣкоторыя группы населенія, какъ, напр., инженеры, пользовались ещё худшей репутаціей, чѣмъ чиновники, – весьма часто, разумѣется, незаслуженной.

Зато правительственные верхи были свободны отъ этого недуга. Случаи, когда къ злоупотребленіямъ оказывались причастны министры или другіе представители власти, были рѣдчайшими сенсаціонными исключеніями.

Какъ бы то ни было, русская администрація, даже въ несовершенныхъ своихъ частяхъ, выполняла, несмотря на трудныя условія, возложенную на неё задачу. Царская власть имѣла въ своёмъ распоряженіи послушный и стройно организованный государственный аппаратъ, прилаженный къ многообразнымъ потребностямъ Россійской Имперiи. Этотъ аппаратъ создавался вѣками – отъ московскихъ приказовъ – и во многомъ достигъ высокаго совершенства.

Но Русскій Царь былъ не только главой государства: онъ былъ въ то же время главою русской православной церкви, занимавшей первенствущее положеніе въ странѣ. Это, конечно, не означало, чтобы Царь былъ вправѣ касаться церковныхъ догматовъ; соборное устройство православной церкви исключало такое пониманіе правъ Царя. Но по предложенію Святѣйшаго Сѵнода, высшей церковной коллегіи, назначеніе епископовъ производилось Царёмъ; и отъ него же зависѣло (въ томъ же порядкѣ) пополненiе состава самого Сѵнода. Связующимъ звеномъ между церковью и государствомъ былъ оберъ-прокуроръ Сѵнода. Эта должность болѣе четверти вѣка занималась К.П. Побѣдоносцевымъ, человѣкомъ выдающагося ума и сильной воли, учителемъ двухъ Императоровъ – Александра III и Николая II.

За время правленія Императора Александра III проявились слѣдующія основныя тенденціи власти: не огульноотрицательное, но во всякомъ случаѣ критическое отношеніе къ тому, что именовалось «прогрессомъ»; и стремленіе придать Россіи больше внутренняго единства путёмъ утвержденія первенства русскихъ элементовъ страны. Кромѣ того, одновременно проявлялись два теченія, далеко не сходныхъ, но какъ бы восполнявшихъ другъ друга. Одно, ставящее себѣ цѣлью защиту слабыхъ отъ сильныхъ, предпочитающее широкія народныя массы отдѣлившимся отъ нихъ верхамъ, съ нѣкоторыми уравнительными склонностями, – въ терминахъ нашего времени можно было бы назвать «демофильскимъ» или христіанскосоціальнымъ. Это – теченіе, представителями котораго были, наряду съ другими, министръ юстиціи Манасеинъ (ушедшій въ отставку въ 1894 г.) и К.П. Побѣдоносцевъ, писавшій, что «дворяне одинаково съ народомъ подлежатъ обузданію». Другое теченіе, нашедшее себѣ выразителя въ министрѣ внутреннихъ дѣлъ гр. Д.А. Толстомъ, стремилось къ укрѣпленію правящихъ сословій, къ установленію извѣстной іерархіи въ государствѣ. Первое теченіе, между прочимъ, горячо отстаивало крестьянскую общину, какъ своеобразную русскую форму рѣшенія соціальнаго вопроса.

Русификаторская политика встрѣчала больше сочувствія у «демофильскаго» теченія. Наоборотъ, яркій представитель второго теченія, извѣстный писатель К.Н. Леонтьевъ выступилъ въ 1888 г. съ брошюрой «Національная политика какъ орудіе всемірной революціи» (въ послѣдующихъ изданіяхъ слово «національная» было замѣнено «племенная»), доказывая, что «движеніе современнаго политическаго націонализма есть не что иное, какъ видоизмѣнённое только въ пріёмахъ распространеніе космополитической демократизаціи».

Изъ видныхъ правыхъ публицистовъ того времени къ первому теченію примыкалъ М.Н. Катковъ, ко второму – кн. В.П. Мещерскій.

Самъ Императоръ Александръ III, при его глубоко русскомъ складѣ ума, не сочувствовалъ русификаторскимъ крайностямъ и выразительно писалъ К.П. Побѣдоносцеву (въ 1886 г.): «Есть господа, которые думаютъ, что они одни Русскіе, и никто болѣе. Уже не воображаютъ ли они, что я Нѣмецъ или Чухонецъ? Легко имъ съ ихъ балаганнымъ патріотизмомъ, когда они ни за что не отвѣчаютъ. Не я дамъ въ обиду Россію».

Во внѣшней политикѣ царствованіе Императора Александра III принесло большія перемѣны. Та близость съ Германіей, или, вѣрнѣе, съ Пруссіей, которая оставалась общей чертой русской политики съ Екатерины Великой и проходитъ красной нитью черезъ царствованія Александра I, Николая I и особенно Александра II, смѣнилась замѣтнымъ охлажденіемъ. Едва ли было бы правильнымъ, какъ это иногда дѣлаютъ, приписывать это развитіе событій – антигерманскимъ настроеніямъ Императрицы Маріи Ѳеодоровны, датской принцессы, вышедшей замужъ за русскаго Наслѣдника вскорѣ послѣ датско-прусской войны 1864 г. Можно развѣ сказать, что политическія осложненія на этотъ разъ не смягчались, какъ въ предшествующія царствованія, личными добрыми отношеніями и семейными связями династій. Причины были, конечно, преимущественно политическія.