Дом Усопших

Со смертью грознаго Степанова во всёмъ Амурскомъ бассейнѣ сразу же наступила кладбищенская тишина, продолжавшаяся въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ. Но вотъ, пролетая однажды надъ этою молчаливою пустынею, ангелъ жизни бросилъ на неё въ видѣ опыта новый ростокъ. Въ 1669 г. небольшая партія вольницы подъ предводительствомъ Никиты Черниговскаго, спасаясь отъ наказанія за убійство якутскаго воеводы Обухова, бѣжала на Амуръ и поселилась въ опустѣвшемъ Албазинѣ. Бѣглецы построили хижины, распахали поля, а затѣмъ, съ благословенія іеромонаха Гермогена, заложили и монастырь во имя Спаса Всемилостивѣйшаго. Скромный, едва перелетавшій на другую сторону рѣки, благовѣстъ маленькихъ колоколовъ скоро услышанъ былъ, однако, всею Сибирью, и къ сразу же сдѣлавшемуся знаменитымъ Албазину потянулись новые переселенцы. Одни изъ нихъ устраивались у самаго Албазина, другіе пошли вдоль рѣки и разсыпались по притокамъ. Такимъ образомъ начали оживать острожки Кумарскій, Зейскій, Косогорскій, Ачанскій, Усть-Делинскій, Усть-Нимеланскій, Тугурскій; точно по щучьему велѣнью выросли деревни и слободы – Андрюшкина, Игнатина, Монастыршина, Покровская, Озёрная и др. По сосѣдству съ ними, въ удобныхъ низинахъ появились отдѣльныя заимки, а на вершинахъ холмовъ привѣтливо замахали своими крыльями вѣтряныя мельницы.

Такъ какъ всё это оживленіе пошло изъ Албазина, то, въ воздаяніе заслугъ послѣдняго, ему въ 1684 г. пожалованы были гербъ и печать и онъ сдѣланъ былъ главнымъ городомъ Амурскаго края, образовавшаго собою самостоятельное Албазинское воеводство, первымъ воеводою котораго былъ назначенъ Алексѣй Толбузинъ…

XIV

Только что изложенные факты представляютъ собою простой и поэтому наглядный примѣръ того, какъ въ дѣлѣ государственнаго строительства совершенно незамѣтно вкрадываются грубыя и опасныя для дѣла ошибки. Дѣйствительно, вѣдь не любовь къ приключеніямъ, а нужда въ хлѣбѣ заставила Якутскъ послать за Становой хребетъ сначала «ходока» Пояркова, открывшаго Амурскій край, а затѣмъ Хабарова, присоединившаго этотъ край къ Россіи и намѣревавшагося сдѣлать изъ него житницу Сибири. При такихъ условіяхъ, лично и матеріально заинтересованный въ развитіи уже пріобрѣтённаго имъ края, Якутскъ просилъ Москву лишь объ одномъ – прислать ему подмогу въ 600 человѣкъ, или, по нынѣшнему военному расчёту, три роты солдатъ. Казалось бы, чего проще – исполнить эту просьбу и радоваться, глядя на то, какъ по проложеннымъ Поярковымъ и Хабаровымъ путямъ, при дѣятельномъ сотрудничествѣ якутскаго воеводы на сѣверѣ и Хабарова – на югѣ, начался бы постепенный переходъ русскихъ людей изъ холоднаго и голоднаго Ленскаго бассейна и распредѣленіе ихъ по болѣе тёплому и плодородному Амурскому. Вмѣсто этого, правительство посылаетъ на Амуръ облечённаго большими полномочіями Зиновьева, который въ самый разгаръ дѣятельности отнимаетъ Хабарова отъ дѣла и увозитъ въ Москву, откуда этотъ даровитый и полный силъ человѣкъ, пожалованный саномъ боярина, уже не поѣхалъ на работу. Замѣститель Хабарова, Степановъ, при его безстрашіи былъ бы отличнымъ начальникомъ сторожевого отряда, если бы, оставаясь въ подчиненіи у якутскаго воеводы, получилъ приказаніе не ходить къ маньчжурамъ, а лишь охранять отъ нихъ своё. Но его дѣлаютъ самостоятельнымъ и требуютъ отъ него присылки ясака. Разумѣется, эта свобода и темпераментъ сейчасъ же продиктовали Степанову болѣе широкую задачу. Вмѣсто ясака онъ начинаетъ думать о военныхъ трофеяхъ, и будь у него не 500 человѣкъ, а 5.000 – онъ навѣрное ударилъ бы челомъ Московскимъ Государямъ и Маньчжурскимъ царствомъ и даже Китайскою имперіею. Этотъ стихійный человѣкъ въ данномъ случаѣ требовалъ регулятора, безъ котораго онъ погибъ столь же геройскою, сколько и безполезною для родины смертью. Послѣ Степанова, обнажённый отъ войскъ и опустѣвшій отъ жителей, Амуръ подчинёнъ былъ нерчинскому воеводѣ Пашкову. Но по горло занятый устройствомъ только что открытаго енисейскими казаками Забайкалья и установкою связи между Нерчинскомъ и Иркутскомъ, Пашковъ, естественно, смотрѣлъ больше на западъ, чѣмъ на востокъ.

Наконецъ ожившій самъ собою Амурскій край производится въ Албазинское воеводство, и опять вмѣсто обѣщанныхъ ещё въ 1653 г. 3.000 войскъ ему спустя тридцать лѣтъ присланъ былъ нѣмецкій инструкторъ поучить казаковъ, какъ нужно сражаться съ маньчжурами. Иными словами, едва начавшій заселяться край оставленъ былъ положительно безъ всякой защиты.

XV

Когда послѣ боя у Ачанскаго городка маньчжурскій намѣстникъ донёсъ въ Пекинъ о приходѣ русскихъ на Амуръ, то совершенно не интересовавшійся до тѣхъ поръ холоднымъ и пустыннымъ сѣверомъ и не подозрѣвавшій существованія такой рѣки богдыханъ понялъ сначала, что дѣло идётъ о Сунгари и Нонни. На это находчивые пекинскіе царедворцы доложили, что его величество не ошибается въ названіи рѣкъ, но что Сунгари имѣетъ ещё одинъ притокъ, текущій сѣвернѣе Хинганскихъ горъ и называемый тунгузами также Амуромъ. Результатомъ такого доклада было приказаніе: маньчжурамъ не ходить по Сунгари сѣвернѣе Хинганской тѣснины и не пускать къ себѣ русскихъ на югъ. Послѣ же набѣговъ Степанова, боясь за свою вотчину, богдыханъ приказалъ оттѣснить опаснаго для него сосѣда возможно далѣе отъ Маньчжуріи.

Съ этою цѣлью въ 1671 г. маньчжуры заняли весь правый берегъ Амура (нынѣшняя Хейлундзянская провинція), построили противъ устья Зеи Айгунь и съ этой базы начали систематическую очистку Амурскаго бассейна. Къ концу 1684 г. изъ всѣхъ русскихъ поселеній остался одинъ только Албазинъ. Въ слѣдующемъ 1685 г. 18-тысячная маньчжурская армія съ 60 орудіями подошла къ Албазину. Плохо снабжённые огнестрѣльнымъ оружіемъ и боевыми припасами албазинцы, всего 450 человѣкъ, стойко выдерживали жестокую бомбардировку, пока деревянныя стѣны острожка не были превращены въ щепы, а затѣмъ вынуждены были вступить въ переговоры и съ оружіемъ въ рукахъ отошли къ Нерчинску.

Несмотря на эту неудачу, не прошло и года, какъ на развалинахъ Албазина стучали уже топоры, доканчивая новыя хижины; точно изъ земли выросъ солидный глиняный валъ, а за нимъ зеленѣли вспаханныя и засѣянныя вернувшимися на свои пепелища жителями поля!

Необычайное упорство русскихъ въ бою и способность ихъ къ безконечному возрожденію начали внушать Пекину суевѣрный страхъ, и наиболѣе даровитый изъ сидѣвшихъ на китайскомъ престолѣ маньчжуровъ Канъ-си далъ повелѣніе отнять у насъ Амуръ во что бы то ни стало. И вотъ въ іюнѣ 1687 г. снова маньчжурская армія (8.000 чел., 40 ор.) подошла къ Албазину. Снова албазинцы (736 чел., 6 ор.) сожгли свои дома за крѣпостью и зарылись въ землянки. Ещё менѣе увѣренные въ себѣ, чѣмъ въ первую осаду, маньчжуры стали лагеремъ и прикрыли себя деревянною стѣною. Албазинцы одну часть стѣны сожгли калёными ядрами, другую подорвали. Тогда осаждавшіе обнесли свой станъ землянымъ валомъ и, размѣстивъ на нёмъ орудія, открыли огонь. 1-го сентября они попробовали было штурмовать крѣпость, но, отбитые съ громаднымъ урономъ, отошли на свою позицію. Къ несчастью, во время сентябрьской бомбардировки убитъ былъ храбрый воевода Толбузинъ, и затѣмъ среди осаждённыхъ началась цинга. Зная положеніе крѣпости, маньчжуры тѣмъ не менѣе не осмѣливались на новый штурмъ. Наоборотъ, уставшіе и почти наполовину ослабленные потерями отъ боевыхъ столкновеній и болѣзней, они чаще смотрѣли въ сторону Айгуня, чѣмъ Албазина. Въ февралѣ 1688 г. они совершенно прекратили бомбардировку, а въ маѣ отодвинулись на четыре версты и перешли къ блокадѣ. Въ это время въ крѣпости отъ всего гарнизона оставалось въ живыхъ лишь 66 человѣкъ. Но судьба Амура и всего нашего лѣваго фланга рѣшилась не подъ Албазиномъ, а въ Нерчинскѣ, и это рѣшеніе заключаетъ въ себѣ особый интересъ для мыслящей публики.

XVI

Въ болѣе трудной и требующей большаго искусства, чѣмъ война, борьбѣ за жизнь народъ представляетъ собою армію, въ которой каждый человѣкъ борется по собственной стратегіи и тактикѣ. Но правительство, какъ главнокомандующій своего народа, обязано: во-первыхъ, внимательно слѣдить за тѣмъ, въ какую сторону направляется народная предпріимчивость; во-вторыхъ, всесторонне и хорошо изучивъ театръ борьбы, безошибочно опредѣлять, какое изъ направленій наиболѣе выгодно для интересовъ всего государства; и, въ-третьихъ, съ помощью находящихся въ его распоряженіи средствъ умѣло устранять встрѣчаемыя народомъ на его пути препятствія.

Разсматривая съ этой вышки наше положеніе на лѣвомъ флангѣ наканунѣ перваго русско-китайскаго договора 1689 г., мы видимъ слѣдующее: богатая пушнымъ звѣремъ тайга потянула нашу вольницу отъ Уральскихъ горъ прямо на востокъ – сѣверо-востокъ до конца Сибири. Но вотъ енисейскіе и якутскіе развѣдчики, уклонясь къ югу, открыли страну, которая по сравненію съ холодною и мрачною тайгою показалась имъ раемъ небеснымъ, ибо лѣса ея изобиловали тѣмъ же драгоцѣннымъ соболемъ, а рѣки рыбою, но при этомъ тёплый климатъ и безграничныя пространства плодородной земли давали каждому желавшему возможность сдѣлаться помѣщикомъ.

Нѣтъ сомнѣнія конечно, что подобное географическое открытіе должно было оказать вліяніе на маршрутъ вольницы. А такъ какъ сама она по отношенію ко всему русскому народу составляла лишь передовую часть, прокладывавшую путь другимъ, слѣдовавшимъ по ея стопамъ, предпріимчивымъ людямъ, то мало-помалу и весь потокъ русской энергіи, нацѣленный первоначальными обстоятельствами на Камчатку, долженъ былъ уклониться къ юговостоку, сначала на Амуръ, а затѣмъ и къ Жёлтому морю.

Лежавшую на этомъ пути Маньчжурію нельзя было считать серьёзнымъ препятствіемъ. Родина Чингисхана[9] и наше историческое наслѣдство, она, подобно остальной территоріи Золотой Орды, населена была сырымъ человѣческимъ матерьяломъ. Правда, маньчжурскіе тунгузы успѣли организовать государство, но вѣдь организація-то была случайная и временная, съ цѣлью похода на Китай. Образовавшаяся же послѣ завоеванія Небесной имперіи династическая связь съ послѣднею, не усиливая ни Маньчжуріи, ни Китая, ставила лишь въ трагикомическое положеніе повелителя этихъ государствъ. Выведя изъ своей вотчины всѣ ея лучшія силы, богдыханы не могли отправить обратно ни одного человѣка, ибо сами непрочно сидѣли на пекинскомъ престолѣ. Посылать же на помощь маньчжурамъ китайцевъ значило: не принеся никакой пользы дѣлу, въ то же время подорвать всё обаяніе своего военнаго могущества. Итакъ, въ результатѣ Маньчжурія могла обороняться однѣми собственными силами. Боевыя же качества маньчжурскихъ войскъ опредѣлились какъ при первой стычкѣ 150 казаковъ Хабарова съ 2.000 маньчжуровъ князя Изинея, когда въ рукопашномъ бою послѣдніе потеряли 750 человѣкъ убитыми, всѣ орудія и знамёна, такъ и въ послѣдовавшихъ бояхъ, гдѣ наши противники были неукоснительно биты, разъ только ихъ приходилось менѣе полуроты на одного русскаго.

При такихъ условіяхъ если правительство по какимъ-либо причинамъ не могло поддержать своевременно нашъ лѣвый флангъ войсками, то оно во всякомъ случаѣ должно было обратить вниманіе на тотъ фактъ, что открытіе Амура и появленіе на свѣтѣ перваго, второго и третьяго Албазиновъ совершалось не административнымъ велѣніемъ, а вотъ какою причиною: въ то время какъ въ Якутскѣ фунтъ хлѣба стоилъ 10-15 коп., въ Албазинѣ весною 1687 г. рожь и овёсъ продавались по 9 коп. за пудъ, пшеница по 12 коп., горохъ и конопляное сѣмя по 30 коп. Ѣшь – не хочу и наживайся, снабжая богатую золотомъ и мѣхами тайгу!

Эта простая и сильная, какъ сама жизнь, причина вмѣстѣ съ молодой энергіей не боявшагося препятствій и пріобрѣвшаго право пренебрежительно смотрѣть на загораживавшихъ ему путь туземцевъ народа были надёжнымъ ручательствомъ тому, что на мѣстѣ третьяго Албазина возникъ бы четвёртый, пятый и, можетъ быть, шестой, но въ концѣ концовъ русскіе люди безпрепятственно поплыли бы и въ низовья Амура, и къ верховьямъ Сунгари. Для этого требовалось только одно – самимъ не увеличивать тѣхъ преградъ, съ которыми справилась бы со временемъ народная энергія.

Къ несчастью, сдѣлавъ уже одну крупную ошибку съ посылкою на Амуръ дворянина Зиновьева, московскіе приказы придумали новую и ещё горшую. Не чувствуя силъ своего народа, не понимая совершавшихся событій и не зная поэтому, что предпринять, они при первыхъ же выстрѣлахъ въ головномъ отрядѣ отправили въ Пекинъ сначала канцеляриста Венукова, а за нимъ канцеляриста Логинова съ извѣщеніемъ, что вслѣдъ за этими гонцами ѣдетъ воевода Головинъ, чтобы съ общаго согласія положить границу между Россіею и Китаемъ, т. е. въ данномъ случаѣ провести черту, дальше которой нельзя наступать русскому народу![10]

Сгорбившійся подъ тяжестью лѣтъ и жизненнаго опыта, Китай сейчасъ же понялъ всѣ выгоды такого предложенія и воспользовался имъ какъ нельзя искуснѣе. Хорошо зная, что у насъ во всёмъ Нерчинскомъ воеводствѣ было не болѣе 500 казаковъ, китайскіе уполномоченные привели съ собою въ Нерчинскъ десятитысячную орду пѣшихъ и конныхъ слугъ, погонщиковъ, носильщиковъ и тому подобнаго вооружённаго всякимъ дреколіемъ люда. Съ этою имѣвшею одно только подобіе военной силы толпою, приведённою въ рѣшительный моментъ и на рѣшительный пунктъ театра борьбы за жизнь, Китай одержалъ надъ нами величайшую изъ когда-либо одерживавшихся имъ побѣдъ.

Подъ угрозою атаковать Нерчинскъ, китайскіе уполномоченные заставили чувствовавшаго себя точно въ плѣну Головина подписать 26 августа 1689 г. печальной памяти Нерчинскій договоръ, согласно которому Россія должна была отказаться отъ всего принадлежавшаго ей по праву открытія Амурскаго бассейна. Не вовремя пожелавшаяся намъ граница съ Китаемъ проложена была: на западѣ по р. Горбицѣ, на сѣверѣ по Становымъ горамъ, а на востокѣ, по нетвёрдому знанію уполномоченными обоихъ государствъ географіи страны, осталась неопредѣлённою. Для лучшаго обозначенія сѣверной границы рѣшено было поставить вдоль нея каменные столбы, Албазинъ разрушить и всё, что оставалось русскаго на Амурѣ, увести на сѣверъ съ тѣмъ, чтобы на будущее время ни одинъ русскій человѣкъ не смѣлъ перешагнуть за запретную черту. Иными словами, слабый, никогда не могшій справиться съ кочевниками Китай, улучивъ минуту, заставилъ насъ, – молодой, полный наступательной энергіи народъ, поднять на свои плечи его уродливую стѣну и перенести её на Горбицу и Становыя горы…

XVII

Теперь, чтобы видѣть непосредственный результатъ этого договора, перенесёмся мысленно въ Якутскъ, бывшій въ то время главнымъ этапомъ протоптаннаго казаками пути по тайгѣ. Ставъ на эту точку, мы сейчасъ же почувствуемъ себя въ положеніи и витязя на распутьи, и нашей вольницы наканунѣ новыхъ ея подвиговъ: направо, по Становому хребту, – Великая Китайская стѣна, укрѣплённая всею строгостью наблюденія собственныхъ властей; налѣво – Лена, широкая, могущественная, но постепенно ведущая въ царство мрака и холодной смерти; прямо – та же суровая и задумчивая тайга, всё съ большимъ и большимъ трудомъ всползающая на выраставшія передъ нею горы и всё чаще и чаще уступающая поле битвы надвигающейся на неё съ сѣвера тундрѣ… Задумываться надъ тѣмъ, въ какую сторону держать путь, было нечего.

И вотъ, послѣ минутнаго роздыха, казаки – эти красивѣйшіе своею отвагою изъ всѣхъ рыскавшихъ по ещё молодой тогда и просторной землѣ человѣческихъ хищниковъ – съ крестомъ на шеѣ и нѣсколькими зарядами за пазухой устремляются къ Охотскому морю, съ него на Камчатку, съ Камчатки на Курильскіе острова, съ Курильскихъ на Алеуты, съ Алеутовъ на никому, кромѣ русскихъ, неизвѣстный американскій берегъ. Безстрашно носясь на сколоченныхъ изъ подручнаго матерьяла судахъ по волнамъ вѣчно сердитаго и вѣчно кутающагося въ холодную мглу Великаго океана, они выписываютъ на безчисленныхъ островахъ его, мысахъ, бухтахъ и вулканахъ цѣлый календарь православныхъ святыхъ, вперемежку съ именами Прибыловыхъ, Веніаминовыхъ, Павловыхъ, Макушиныхъ, Шумагиныхъ, Купріяновыхъ и т. д. и т. д. Божіею милостію полководцы и государственные люди Шелеховы и Барановы завоёвываютъ и устраиваютъ за моремъ цѣлыя царства и накладываютъ свою руку на самый океанъ.

Такой энергіи, предпріимчивости и дарованій хватило бы не на одну Маньчжурію, представлявшую собою послѣдній «клинъ» Татаріи и послѣдній этапъ нашего сухопутнаго марша къ Востоку, но и на достиженіе главнѣйшей жизненной цѣли нашей.

А чтобы понять, въ чёмъ именно заключалась послѣдняя, вспомнимъ сначала, что въ теченіе многихъ вѣковъ подъ словомъ

«Востокъ» западноевропейскіе народы подразумѣвали тѣ южноазіатскія страны, которыя Небо щедро наградило драгоцѣнными произведеніями тропиковъ: знаменитыя страны ароматовъ, слоновой кости, чёрнаго дерева, золота, самоцвѣтныхъ камней, камеди и въ особенности многочисленнаго собранія продуктовъ, какъ чай, сахаръ, кофе, перецъ, корица и т. д., извѣстныхъ на Западѣ подъ общимъ именемъ «пряностей», а у насъ – «колоніальныхъ товаровъ».

Вѣдь не для чего другого, какъ для отысканія этихъ странъ, предпринятъ былъ въ пятнадцатомъ и шестнадцатомъ столѣтіяхъ цѣлый рядъ морскихъ походовъ, создавшихъ плеяду славныхъ имёнъ, во главѣ съ Васко да Гамой, открывшимъ путь на югъ Азіи вокругъ мыса Доброй Надежды, и Христофоромъ Колумбомъ, отправившимся на поиски Индіи и нашедшимъ Америку.

Запертая со всѣхъ сторонъ на сушѣ, Россія не могла, конечно, и думать тогда ни о какихъ экспедиціяхъ и ни о какихъ тропическихъ странахъ. Но вотъ пришло время, и сама судьба начала направлять насъ къ тому же «Востоку». Когда наша вольница, молодцевато закинувъ кремнёвку за плечи, собиралась уже выступать изъ Якутска – Провидѣніе зажгло на Амурѣ такой сильный маякъ, свѣтъ котораго сразу же сдѣлался виденъ всей Россіи, и этимъ ясно сказало намъ: «Вотъ ваша дорога!» Небольшое препятствіе, которое Оно положило на этомъ пути въ лицѣ Маньчжуріи, было необходимо, чтобы задержать шедшія налегкѣ и слишкомъ выдвинувшіяся вперёдъ головныя части, заставить ихъ уцѣпиться за землю, выждать подхода новыхъ эшелоновъ и затѣмъ уже въ наступательномъ порядкѣ идти отъ «тёплой рѣки» къ «тёплому морю».

Если бы на прохожденіе этого послѣдняго этапа и на обращеніе самаго слабаго изъ остатковъ Золотой Орды въ совершенно русскую страну намъ понадобилось даже полтораста лѣтъ, то и въ этомъ случаѣ уже сто лѣтъ назадъ мы стояли бы на берегахъ Жёлтаго моря столь же безопасно, какъ сейчасъ на берегу Балтійскаго.

А теперь возьмите циркуль, измѣрьте, во сколько разъ ближе были бы мы съ этой базы къ Индіи, Сіаму, Зондскому архипелагу, Филиппинамъ и находившемуся бы на одномъ съ нами дворѣ Китаю, чѣмъ вся Западная Европа или Америка, долженствовавшія путешествовать вокругъ мысовъ Доброй Надежды и Горна, – и вамъ станетъ ясно, что главнѣйшая задача всей государственной политики нашей заключалась въ обладаніи богатымъ югомъ Азіи, являющимся естественнымъ дополненіемъ бѣднаго Сѣвера. Съ своимъ первобытнымъ взглядомъ на жизнь и первобытнымъ оружіемъ татары рѣшали эту задачу въ формѣ господства надъ Китаемъ и Индіей; – мы же, какъ народъ высшей культуры, должны были рѣшить её иначе, а именно: закончивъ наше наступленіе черезъ Сибирь выходомъ къ Жёлтому морю, сдѣлаться такою же морскою державою на Тихомъ океанѣ, какъ Англія на Атлантическомъ, и такими же покровителями Азіи, какъ англосаксы С. Штатовъ – Американскаго материка. При этомъ условіи мы были бы теперь не бѣднѣе и не слабѣе страшно тѣснящихъ насъ нынѣ жизненныхъ соперниковъ.

Къ несчастью, задача эта не была понята нами и къ самому важному историческому моменту, когда указанная намъ самимъ Провидѣніемъ арена была ещё свободна, когда англосаксамъ Америки предстояло ещё перейти отъ Атлантическаго океана черезъ всю ширь своего материка, а Франція и Англія вступили въ борьбу, долженствовавшую рѣшить, которое изъ этихъ государствъ впредь до полнаго истощенія вынуждено будетъ вращаться въ орбитѣ честолюбія своего противника, – мы оказались точно распятыми на крестѣ нашего нерчинскаго недомыслія:

Въ одной сторонѣ – за Тихимъ океаномъ – оторвавшаяся отъ государства огромнѣйшая творческая сила, въ титанической борьбѣ съ туманами, бурями, дикарями и бѣлыми бандитами строила эфемерную Россійско-Американскую имперію, т. е. выравнивала и уплотняла почву для англосаксовъ Америки; въ другой – на поляхъ Италіи, на высяхъ Швейцарскихъ горъ, подъ Шёнграбеномъ, Аустерлицемъ, Прёйсишъ-Эйлау, Фридландомъ и по всему кровавому пути отъ Москвы до Парижа доблестнѣйшая изъ всѣхъ армій собирала камни для пьедестала англійскому величію.

XVIII

Въ теченіе всего этого времени превратившаяся изъ великаго историческаго пути въ столь или не столь отдалённыя мѣста Сибирь, какъ заброшенное поле, начала прорастать сорными травами, среди которыхъ ярче другихъ выдѣлился своею весьма конфузною для нашей освѣдомлённости и государственнаго трезвомыслія зеленью чертополохъ «жёлтой опасности».

Не сумѣвъ войти въ Китай съ открывающагося на море параднаго подъѣзда и помирившись на узенькой кяхтинской щели, – мы, изъ страха потерять и послѣднюю, во-первыхъ, не рѣшились высказать своё удивленіе: когда же это и какимъ образомъ ни разу не вылѣзавшій изъ-за своей каменной перегородки Китай овладѣлъ цитаделью Татаріи – Монголіей – и оказался нашимъ непосредственнымъ сосѣдомъ? Во-вторыхъ, узаконивъ молчаніемъ этотъ захватъ, мы точно связали себя клятвою никогда не заглядывать за новую китайскую границу и не интересоваться тѣмъ, что тамъ происходитъ.

Въ результатѣ получилось вотъ что:

Въ то время, какъ наши политическіе изслѣдователи съ усердіемъ семидесяти толковниковъ цѣлыми томами поясняли смыслъ загадочной строки нерчинскаго трактата «…далѣе, по тѣмъ же горамъ, до моря протяжённымъ…», а Академія Наукъ ломала голову надъ вопросомъ, куда же дѣвались тѣ видѣнныя однимъ изъ ея членовъ, Мидендорфомъ, кучи камней, которыя должны были изображать собою пограничные столбы? – графъ Нессельроде, основываясь въ 1850 г. на донесеніяхъ селенгинскаго коменданта Якоби, писанныхъ въ 1756 г. (т. е. 94 года назадъ), и на сообщеніяхъ іеромонаха Iакинѳа, докладывалъ Государю и, какъ министръ иностранныхъ дѣлъ, убѣждалъ Особый Комитетъ не касаться Амура, въ устьѣ котораго есть большіе города, крѣпости и цѣлая китайская флотилія съ экипажемъ въ 4.000 человѣкъ. Свѣдѣнія министра оказались на повѣрку ошибочными. На нижнемъ Амурѣ ни о какихъ городахъ, крѣпостяхъ и флотиліи не было и помину. Невельской нашёлъ тамъ только одного стараго маньчжурскаго купца, на колѣняхъ умолявшаго простить его дерзость и не выдавать маньчжурскимъ властямъ. Вверхъ по рѣкѣ прозябали тѣ же полуосѣдлые дауры. Выстроившійся для встрѣчи Н. Н. Муравьёва айгуньскій гарнизонъ поражалъ убожествомъ своего вида и допотопностью вооруженія. На желаніе генералъ-губернатора почтить салютомъ своего гиринскаго коллегу, послѣдній отвѣтилъ поспѣшною просьбою не дѣлать этого, «потому что мы народъ мирный, да и наши военные не любятъ выстрѣловъ».

Всё это ясно говорило, что взявшій на себя роль охранителя Китая сырой маньчжурскій матерьялъ разложился окончательно и что правъ былъ Равенштейнъ, указывая на полную беззащитность самой Маньчжуріи и на возможность для насъ въ любой моментъ съ одною дивизіей дойти до Печилійскаго залива, а при желаніи и до Пекина. Его опасенія были ошибочны лишь въ томъ отношеніи, что, вполнѣ довольные безкровнымъ занятіемъ лѣваго берега Амура, сами мы, во-первыхъ, недоумѣвали, зачѣмъ, собственно говоря, нуженъ намъ Печилійскій заливъ? и, во-вторыхъ, были убѣждены, что какія бы тамъ сказки ни разсказывала исторія, а четыреста милліоновъ всё-таки серьёзная вещь!

Этотъ выросшій на почвѣ глубокой неосвѣдомлённости суевѣрный страхъ передъ цифрою явился одною изъ причинъ непростительно долгаго лежанія подъ сукномъ Сибирской желѣзной дороги, о постройкѣ которой хлопоталъ ещё Муравьёвъ. Продолжая смотрѣть на Азію глазами находившихся въ иныхъ условіяхъ и имѣвшихъ ещё кое-какое право не торопиться московскихъ приказовъ, мы пугались созданнаго нашимъ воображеніемъ миража и не замѣчали слѣдующей убійственной дѣйствительности: маленькій, но управляемый большими и смѣлыми людьми островной народъ, явясь Богъ знаетъ откуда и зайдя съ другого конца указывавшейся намъ судьбой арены, овладѣлъ сначала Индіей и безбоязненно посадилъ надъ тремястами милліонами ея семьдесятъ тысячъ своихъ чиновниковъ. Направившись затѣмъ къ востоку, онъ безъ малѣйшаго колебанія подошёлъ къ четырёхсотмилліонному Китаю, силою заставилъ его открыть на море всѣ окна и двери, посадилъ въ Пекинѣ своихъ совѣтниковъ и приступилъ къ работѣ по закупоркѣ намъ выхода къ Печилійскому заливу.

Въ 1861 г. на томъ пути, по которому съ своею сорокатысячною ордою прошёлъ изъ Маньчжуріи въ Пекинъ послѣдній сѣверный завоеватель – Нурачу, англичане заняли Ньючвангъ. Чтобы помочь Китаю поскорѣе справиться съ тайпинскимъ возстаніемъ и сосредоточить вниманіе на оборонѣ Маньчжуріи, они предоставили въ распоряженіе пекинскаго правительства майора Гордона. Во время голода 1864 г. посовѣтовали Китаю направить изъ провинціи Шанзи переселенцевъ на находившійся до тѣхъ поръ подъ строгимъ запретомъ сѣверъ. Наконецъ, по совѣту англійскихъ спеціалистовъ Китай приступилъ къ укрѣпленію Портъ-Артура, устройству арсеналовъ въ Гиринѣ и Мукденѣ, проведенію телеграфа въ Айгунь и реорганизаціи маньчжурскихъ войскъ.