Нелюдь

– Очень просто, – кивнул Макс. – Для дикого животного визжать и реветь от боли неестественно. Они понимают, что от этого боль ничуть не уменьшается. Например, лиса или рысь угодила в капкан. Если она станет визжать, ее быстро обнаружат другие хищники и сожрут. Крики и рев животных имеют другой смысл. Так, это характерно для стадных животных. К примеру, на буйвола напал тигр, и он мычит, чтобы привлечь внимание сородичей… Визжат щенки, но опять же, для того, чтобы на них обратили внимание родители или другие взрослые. Ну и конечно же, это касается прирученных животных. Почему домашняя кошка, которой прищемили хвост, орет на всю квартиру? Она знает: придет хозяин и поможет. У диких животных такого нет. Они скорее отгрызут себе лапу, чем будут реветь над капканом…

Валентина ничего не ответил, лишь убрал со лба прядь волос.

– Я хочу найти таких животных, – тихо сказал Макс. – Я хочу посоревноваться. Думаю, у меня получилось бы вытянуть из них какие-то звуки.

Валентина задумчиво посмотрел на парня, но снова ничего не сказал.

Прибыв на дачу, Макс тут же вынес из бани дочерна прокопченный мангал и занялся мариновкой мяса. Валентина бесцельно бродил по участку, лениво помахивая прутиком. Сорвал с дерева недозрелое яблоко, надкусил и, поморщившись, выплюнул.

– Кислятина, – резюмировал он, швыряя надкусанное яблоко за забор. Он раздраженно потер ягодицы, и Макс заметил это.

– Трусы натерли? – сочувственно поинтересовался он.

– Да хрен его знает, – проворчал гей. Помявшись, он спросил, глядя в сторону: – Макс, а правда, что у таких, как мы, со временем сфинктер разбалтывается?

Макс пожал плечами, улыбнувшись краем рта.

– Ну, у таких, как ты, точно, – сказал он, нарезая мясо широким ножом. – А в чем проблема-то?

Валентина покрутил головой, словно желая убедиться, что их пикантный разговор никто не подслушивает.

– Когда расслабляются мышцы, человек не может сдерживать газы, – понизив голос, сообщил он. – Я не хочу пердеть, как старый мудозвон.

Макс похлопал гея по плечу.

– Я подарю тебе затычку, милая. Только не забудь ее иногда вытаскивать, а то тебя разнесет и ты улетишь, как воздушный шар.

– Ага, очень смешно, – сказал Валентина, нахохлившись.

– Ладно, не бойся, я пошутил, – улыбнулся Макс. – Пришлю тебе кое-какую статью про расширение мышц сфинктера и как с этим бороться. Все, хватит про задницы. У меня для тебя небольшой сюрприз.

С этими словами парень ткнул лезвием ножа в сторону сарая. Смахнув с носа капельку пота, он прибавил:

– Я кое-что покажу тебе.

– Ты меня заинтриговал, – оживился Валентина.

Закончив с мясом, Макс быстро сполоснул руки и махнул рукой любовнику:

– Идем.

Гей молча проследовал за ним. Поднявшись по ступенькам наверх, Макс открыл ключом небольшой замок на дверце и, с грохотом откинув ее, взобрался на второй этаж.

– Батя думает, я тут книжки по анатомии читаю, – сказал он, подмигивая Валентине. – Внимание! Па-бам!!!

Шагнув к стене, он сорвал темное покрывало. Изумленному взору гея предстал высоченный стенд, на котором, прикрученные стальной проволокой, в порядке возрастания желтели черепа животных, начиная от крысиного и заканчивая коровьим.

– Чудесная коллекция, – восторженно проговорил Валентина, осторожно трогая чей-то продолговатый череп с клыками. – Это волк?

Макс кивнул, явно польщенный реакцией любовника.

– Это не просто коллекция. Все эти крошки прошли через мои умелые руки, – заметил он. – Сложнее всего было с коровой. Она заблудилась в болоте и мычала как сумасшедшая. Я вскрыл ей глотку, но тупая тварь еще долго бултыхалась в луже… Целых полчаса ушло на то, чтобы отпилить ей голову, и в конце концов я был с ног до головы забрызган кровью. Пришлось спрятать одежду и пробираться домой чуть ли не в трусах. Хорошо, предки не запалили. Мать на грядках со своей гребаной редиской, батя на рыбалке…

– А волк?

– Волка я взял в Тульской области, через знакомого охотника. Всю ночь с ним в овраге провел. Крепкий сученыш оказался… А из его шкуры я сделал коврик, он сейчас в бане.

С этими словами Макс бережно закрыл стенд покрывалом.

– Что скажет твой отец, когда наткнется на это? – поинтересовался Валентина. – Вряд ли он по достоинству оценит твою коллекцию.

– Ключи от замка на второй этаж только у меня. Отец туда не суется. Кроме того, у него больная нога и он не любит ступеньки. Но я все равно собираюсь перевезти мои сокровища в город, – ответил Макс. – Ладно, я в лес, силки поставить. Сегодня с птичками позабавимся… Не желаешь составить компанию?

Валентина неохотно повел узким плечом:

– Я лучше тебя тут подожду. Салатиков нарежу, воздухом подышу…

– Как хочешь.

Они спустились вниз, и Макс вытащил из рюкзака пакет.

– Что там? – с любопытством поинтересовался гей. Ухмыльнувшись, Макс вытащил пластиковую бутылку с аккуратно отрезанным верхом.

– Это что, называется «силки»? – разочарованно протянул Валентина, и Макс кивнул.

– Бутылка закапывается в землю, внутрь насыпается приманка, – объяснил он снисходительно. – Птица чует еду и лезет внутрь. Для того чтобы взлететь, этой дуре нужно расправить крылья, чего она не может сделать, застряв в бутылке. Врубаешься, солнце?

– Ишь ты! – восхитился Валентина. – Дешево и сердито!

Они поцеловались, и Макс, выйдя за ворота, быстро зашагал в сторону леса.

Он шел знакомой тропой, улыбаясь своим мыслям.

Как все-таки удивительно устроен мир! Кто-то восторгается от классической музыки, а кто-то – от грязных женских колготок. Кто-то жить не может без живописи, а кому-то для полного счастья (вроде его Вальки) нужно устроить жесткую порку, так, чтобы все тело было покрыто синяками и ссадинами. А он ловит кайф, мучая всяческих тварей и наблюдая за их судорогами в последние секунды жизни. Будь то едва приметный жучок или корова…

На тропинку из зарослей травы выскочил крохотный лягушонок. Не переставая улыбаться, Макс наступил на ничего не подозревающее земноводное, и под подошвой ботинка влажно чавкнуло. Он вспомнил, как однажды сделал «бусы» из лягушат – нанизывал их на леску, через задницы, один за другим. Лягушата смешно дрыгали своими перепончатыми лапками, разевали рты, и это было очень забавное зрелище. Потом он отнес это шевелящееся «ожерелье» на муравейник и просидел рядом с ним целый час. Он сидел, не сводя вожделенного взора с муравьиного пиршества, изредка снимая процесс пожирания лягушат на смартфон. Когда он выпрямился, переступив затекшими ногами, от «ожерелья» уже почти ничего не осталось, лишь зеленовато-скользкие ошметки.

Вообще лягушки очень живучи. Макс отыскал и скачал себе ролики из Всемирной паутины, как их бросали в аквариум к пираньям. Земноводных рвали на части, а их изжеванно-разодранные тельца каким-то непостижимым образом все равно дрыгались и шевелились, будто все еще надеясь на спасение. В японских ресторанах крупных лягушек разрезали пополам и с листьями салата подавали на стол, а они, тупо моргая, глазели на собственные лапы, которые еще продолжали конвульсивно вздрагивать…

Наконец парень миновал небольшой овраг, заваленный валежником, поднялся на полянку, прошел несколько метров в чащу и остановился возле неказистой кормушки, болтающейся на ветке. На ней в нелепых позах застыли два птичьих трупика.

– Привет, – засмеялся Макс и, подняв с земли обломок ветки, пошевелил мертвых птиц. Если он не ошибается, судя по всему, в ловушку угодили зяблик и сойка.

Об этой западне он вычитал в Интернете. Заранее прикормленное место обмазывается клеем, и глупые птицы, наевшись, оказываются намертво приклеенными к «обеденному столу». Эту ловушку он поставил в прошлые выходные. Глядя на пустые глазницы птиц, по которым торопливо сновали муравьи, Макс неожиданно испытал возбуждение и облизнул губы.

«Вернусь, вдую Вале», – решил он, надевая хозяйственные перчатки. Наклонившись, Макс принялся копать ямку для бутылки. Земля в лесу была мягкая, и он копал прямо руками, деловито откидывая горсти в сторону. В образовавшееся отверстие установил бутылку, придвинул с боков земли для устойчивого положения, после чего насыпал на дно немного пшена.

– Ну вот, – произнес он с удовлетворением, отряхивая руки. – Конечно, андский кондор сюда вряд ли залетит, но я готов довольствоваться и…

Закончить, кого бы он желал видеть в ловушке, Макс не успел, так как за спиной неожиданно что-то громко хрустнуло. Вздрогнув, молодой человек медленно повернулся.

Никого.

Лишь ветка куста слегка колыхнулась, словно кто-то бросил туда камень. Макс вздохнул, снимая перчатки. Внезапно его взгляд скользнул по старой громадной сосне, высившейся рядом с кустом, и он нахмурился.

– Че за хрень? – пробормотал парень, подходя ближе.

К дереву, сплошь покрытому загустевше-белесыми потеками смолы, был прибит скворечник. Большой, неуклюже-кособокий скворечник, словно его мастерил полуслепой старик. Мастерил торопливо, наспех, промахиваясь молотком мимо шляпок гвоздей, он будто боялся, что умрет раньше времени, не закончив работу.

Макс осторожно коснулся пальцами почернелой поверхности досок, из которых был сколочен этот несуразный птичий дом.

«Откуда он здесь? – скользнула у него мысль. – В прошлые выходные его не было, даю башку на отсечение».

Макс озабоченно потер подбородок. Собственно, хрен бы с ним, с этим скворечником. Висит себе и висит. Но была одна деталь во всем этом, сродни занозе, и она явно не нравилась парню.

Старый.

Скворечник был старым, причем настолько, что из него уже начала сыпаться труха.

«Он древний, как дерьмо мамонта», – подумал Макс, заглядывая в неряшливо выдолбленный леток. Изнутри несло затхлой сыростью.

Да, это было так. Если бы скворечник прибили на этой неделе, он не выглядел бы так, словно ему уже двадцать лет. Вон, даже гвозди, которыми он приколочен к сосне, все рыжие от ржавчины!

Макс достал смартфон и, включив фонарик, посветил внутрь скворечника. Пусто.

– Ну да, – хмыкнул он вслух, убирая гаджет в карман. – А ты что, ожидал увидеть там сокровища турецких королей?

Развернувшись, Макс пружинистой походкой двинулся обратно к дому.

После бурного секса пришло время обеда – шашлык со свежими овощами. Макс откупорил бутылку «Джек Дэниэлс», Валентина предпочел сухое вино. После трапезы любовники вновь испытали взаимное возбуждение. Взявшись за руки, они ушли в дом, и спустя несколько минут из комнаты, где они заперлись, неистово загрохотал Rammstein, но даже сквозь зубодробильные аккорды были слышны пронзительные крики.

Спустя час наружу нетвердой походкой вышел Валентин, и на его субтильно-бледном теле пламенели свежие ссадины.

Около восьми вечера они направились в лес.

– На, – сказал Макс, протягивая Валентине пару хозяйственных перчаток.

– Зачем? Я не собираюсь сворачивать бедным птичкам их головки, – покачал головой тот. – Доверяю эту миссию тебе, мой хозяин.

Макс засмеялся, демонстрируя ровные белые зубы:

– Бери-бери. Мало ли что.

Вскоре они были на месте, и глаза Макса заискрились возбужденными огоньками. Шагнув к бутылке, он вытащил наружу трепыхавшееся тело вороны. Птица каркнула, ошалело крутя по сторонам взъерошенной головой. Она предприняла попытку клюнуть Макса в руку, но тот ловко сжал пальцами клюв пленницы.

– А еще говорят, что вороны умные, – пропыхтел он. – Ни черта они не умные, когда речь заходит о жратве… Попалась, как тупая пробка.

– Что ты хочешь с ней сделать? – полюбопытствовал Валентина без особого интереса.

– Как что? Укоротим крылья. Точнее, оторвем их, – хихикнул Макс. – Потом побрызгаем бензином и зажжем веселый факел. Ночью это будет выглядеть просто потрясающе!

Он хотел добавить что-то еще, но замер, устремив взгляд на старую сосну. Валентина с равнодушным видом проследил за взором любовника.

– Там тоже ловушка? – наконец спросил он, видя, что Макс застыл в полной неподвижности.

Парень посмотрел на Валентину так, будто видел его впервые в жизни, затем, словно вынырнув из липкого оцепенения, нервно усмехнулся:

– Нет. И я не знаю, кто приколотил эту рухлядь. Сюда вообще редко кто заходит, рядом болото. Надень перчатки и подержи.

Он протянул гею вырывавшуюся из рук ворону, и тот, с трудом скрывая неудовольствие, взял птицу. Ворона встрепенулась, возмущенно каркнув, и в воздухе поплыли иссиня-черные перышки.

Между тем Макс приблизился к скворечнику.

– Ты чего? – озадаченно спросил Валентина, сдувая жужжащего перед носом комара. Было видно, что ему явно надоело тут торчать и гей с превеликим удовольствием вернулся бы обратно в дом.

– Мне показалось или?… – пробормотал Макс, заглядывая внутрь скворечника. – Я услышал какой-то звук. Будто что-то прошуршало…

Помедлив, он сунул руку внутрь. Неровно прорезанное отверстие поглотило ее, словно гротескный капкан.

– Максим, пошли домой, – заканючил Валентина, не без труда удерживая в руках ворону, которая не оставляла настойчивых попыток освободиться.

– Сейчас, – хрипло ответил Макс, судорожно елозя пальцами внутри скворечника. – Сейчас идем.

По гладко выбритому виску молодого человека заскользила горячая струйка пота.

«Ты что, сбрендил? – зашептал внутренний голос. – Там ничего нет!»

– Бред какой-то, – тихо произнес он, вытаскивая руку назад. Ойкнул, когда в запястье что-то впилось. – Твою мать!

– Что там?! – испуганно залепетал Валентина, побледнев. Его пальцы непроизвольно разжались, и ворона мгновенно воспользовалась этим секундным промежутком. Взмахивая крыльями и хрипло каркая, она поднялась вверх и скрылась среди густых ветвей.

Макс резко выдернул руку и, сорвав перчатку, раздраженно уставился на крошечную точку, которая краснела на коже возле большого пальца.

– По ходу, заноза, – хмуро предположил он, надавливая на ранку. Наружу выступила бусинка крови, и Макс вытер ладонь об джинсы. – Или гвоздь.

Он с недовольством посмотрел на гея, который растерянно глядел на кроны деревьев.

– Эх ты, – раздраженно процедил Макс. – Растяпа. Ох и Ах пошли в поход…

Он повернулся к скворечнику, и его крупное лицо исказилось от злобы. Отойдя на пару метров, он, подобравшись, внезапно подскочил словно распрямившаяся пружина, с глухим треском разворотив скворечник ногой. Посыпалась сырая труха, сгнившие доски развалились, как набухший от влаги картон.

– Дорогой, хватит, – попросил Валентина, с тревогой глядя, как его любимый исступленно топчет трухлявые обломки. – Там могут быть гвозди…

Наконец Макс остановился. Тяжело дыша, он смотрел налившимися кровью глазами на грязное крошево под ногами. Носки военных ботинок были усыпаны прелыми опилками и трухой.

– Извини за ворону, – заискивающим голосом проговорил Валентина. – Давай сегодня вечером обойдемся без факелов… Я зажгу свечи и благовонные палочки. Мы…

– Заткнись, – оборвал его Макс. Его плечи опустились, взгляд потух, как если бы с уничтожением старого скворечника иссякли все его силы. Тяжело переступая ногами, он двинулся в сторону дачи. Валентина облегченно вздохнул и торопливо последовал за ним.

Через полтора часа мглистые облака постепенно расползлись, очистив дегтярно-черное небо. Серебристой монетой повисла полная луна, безучастно уставившись на молодых людей своим пронзительно-холодным взглядом.

Они расположились на веранде, осоловело таращась в широкий экран ноутбука. Перед глазами сонных геев мелькали кадры резни гриндов[2], так называемых черных дельфинов, которых в знак жестокой традиции ежегодно сотнями убивают жители Фарерских островов.

– Куда им столько мяса? – спросил Валентина, засовывая в рот соленый крекер. – Вон, вся вода красная от крови…

– Они их не едят, – пояснил Макс. – Это дань ритуала, ведет свое начало с X века.

Он потянулся к бутылке, наплескав себе почти полный стакан виски. Валентина бросил на любовника неодобрительный взгляд.

– Ты сегодня слишком много пьешь, милый.

– Не твое дело, – огрызнулся Макс, залпом опрокидывая стакан.

Валентина придвинулся к нему ближе, погладив по округлому бицепсу парня.

– Я просто беспокоюсь о твоем здоровье. Спорт и виски в таких количествах несовместимы.

– Ты напоминаешь мне мою маму, – икнув, произнес Макс. Его глаза затуманились блеклой пленкой, взгляд помутнел.

– Я вчера тебе рассказывала о своем брате, – заговорил Валентина. – И мне под утро приснился кошмар. Мне показалось, я даже закричала во сне. Ты не слышал?

Макс помотал головой, продолжая пялиться в экран невидящим взором.

– Я… то есть мне снилось, что я одна дома, – сбивчиво продолжил Валентина, облизнув губы. – Время позднее, почти как сейчас. Сижу, пью чай. И вдруг – какая-то возня за дверью, как будто стук, что ли… Удивленная, иду в прихожую. Про себя думаю: может, это ты решил сделать мне сюрприз и наведаться в гости? На всякий случай гляжу в смотровой «глазок»… И едва не кричу от ужаса. На лестничной площадке какое-то жуткое существо, замотанное грязными тряпками. Оно стоит на карачках. По очереди ковыляет к каждой квартире и скребется. И вот оно снова оказывается у моей двери. Я слышу хриплое дыхание твари. Мне кажется, я даже чувствую вонь, которая сочится сквозь тряпки этого мерзкого существа. Оно принюхивается и скребет когтями по двери, и это выглядит так, будто тварь слепая. Понимаешь, Макс? Но я-то знаю, что это не так. Даже через «глазок» я вижу, как блестят злые глаза монстра…

Где-то вдалеке хрипло гавкнул пес, и Валентина съежился, испуганно озираясь по сторонам. У него был такой вид, будто описываемое им существо из ночного кошмара вот-вот выпрыгнет из темноты.

– Эта тварь ушла, – после минутной паузы возобновил он рассказ. – Я проснулась вся мокрая от горячего пота. Ты мирно спал рядом. Я поцеловала твою сильную руку, но меня душили слезы. Макс, там, во сне… это была та самая собака! Та, что загрызла моего брата!

Последняя фраза Валентины буквально вылетела из его глотки, словно шрапнель из жалящих осколков стекла.

– Ты помешался на сраной псине, – откликнулся Макс и снова пьяно икнул.

– Нет… Жаль, что ты ничего не понимаешь, – с мукой в голосе выдавил Валентина. – Каждый раз, когда я просыпаюсь, мне кажется, что это черное чудовище с рваным ухом сидит на моей кровати, смотрит на меня и облизывается. А морда у нее вся блестит от крови Димы! Она старая, Макс. У твари стесаны клыки, но они еще способны рвать плоть. Ты слышишь меня?!

– Слышу.

Макс неуклюже обнял гея.

– Я могу найти для тебя черную дворнягу, – зашептал он в ухо Валентине, обдавая запахом перегара. – Располосую ей ухо и нарисую под глазом белое пятно. Ты представишь, что это та самая собака, и отомстишь за брата как захочешь. Разорвешь крючьями, зальешь кипятка в глотку, вырвешь когти…

Валентина вздохнул, вытягивая худые ноги.

– Спасибо за предложение, но нет. И вообще… Пожалуй, пора спать.

– Сегодня без развлечений? – прищурился Макс. Он протянул руку к выпивке, не сводя плотоядного взора с любовника. Его пальцы задели бутылку, и она перевернулась, заливая стол виски, которое в сумерках напоминало маслянисто-черное озеро.

– Какой я неуклюжий, – прыснул Макс, шлепая ладонью по расползающейся луже. – Ну, так что?

– Нет. Я хочу спать.

Макс поднялся на ноги и шагнул куда-то в темноту.

– Эй, ты куда? – встревоженно спросил Валентина.

Парень появился через секунду, и гей замер. Обнаженный по пояс, с прекрасно сложенным мускулистым телом, которое мягко заливал прохладный свет луны, Макс был словно соткан из ночных грез и далеких созвездий.

«Он похож на бога», – непроизвольно шевельнулась у Валентины мысль, и сладкая истома охватила нижнюю часть живота.

– Любишь боль, любимая? – сипло прошептал Макс. В его руке что-то тускло блеснуло, но гей слишком поздно спохватился, когда сообразил о грозящей опасности. Узкое, остро отточенное лезвие скальпеля скользнуло по его впалой груди, рассекая кожу до самого пупка. Мгновением позже вспыхнула боль, обволакивающе-тягучая, как раскаленная лава, что выползает из жерла вулкана. Края длинной раны разошлись, потекла кровь, от которой в вечерний воздух заструился легкий пар.

Истерично вскрикнув, Валентина отшатнулся, неверяще глядя на жуткий разрез.

– Ты… ты… – задыхаясь от пульсирующей боли и ужаса, пролепетал он. Ладони бестолково скользили по липкому животу в тщетной попытке соединить расползающиеся края кожи.

– Не ссы, Валя, – буднично проговорил Макс. Развернувшись, он внезапно метнул скальпель в стену. Хирургический нож воткнулся в деревянную обивку, в двух сантиметрах над фотографией его родителей.

– Ты убил меня! – завизжал Валентина, пятясь назад. Кровь стекала по плоскому животу, пропитывая багровым киселем кружевные трусы гея, и тонкими струйками бежала дальше по тощим ногам. – Что ты натворил?!!

– Закрой рот, – жестко приказал Макс. Голос его звучал членораздельно и ровно, без икания и запинаний, словно он и не пил вовсе. – Верещишь как свинья.

Он шагнул к Валентине. Тот был настолько охвачен всепоглощающим ужасом, что казалось, еще чуть-чуть – и он брякнется в обморок. Макс с легкостью подхватил его на руки и, склонившись, неожиданно лизнул окровавленную грудь любовника.

– Не убивай меня, – прохрипел Валентина. Его и без того бледное лицо приобрело грязно-пепельный оттенок. – Прошу тебя…

– Испугался? – с деланым сочувствием поинтересовался Макс, занося любовника на кухню. – Не ссы.

Он буквально швырнул Валентину на стул и небрежно кинул ему рулон бумажного полотенца.

– За… зачем ты это сделал? – проскулил гей, трясущимися руками размазывая по животу кровь. Он попытался развернуть полотенце, но его пальцы так дрожали, что он выронил рулон. Разматываясь белой лентой, тот покатился к холодильнику. – Я ведь люблю тебя!

Макс уставился на него как на круглого идиота.

– И я тебя люблю, – нежно промурлыкал он, поднимая с пола раскатанное полотенце. Кое-как свернул его обратно, после чего достал из верхнего шкафчика аптечку. – А еще я знаю, что ты обожаешь боль. Разве тебе сейчас не больно? Нет? Так я могу раздвинуть края раны и натереть твою плоть солью с перцем…

Валентина всхлипнул, сгорбив плечи. Все происходящее казалось ему каким-то диким, чудовищным кошмаром, по сравнению с которым сон про пса-людоеда казался безобидной детской сказкой.

– Ты ноешь как жалкая собачонка, – усмехнулся Макс, сметая все со стола. Блюдца, тарелка с заветрившейся ветчиной и сыром, недоеденный пакет с чипсами, сигаретная пачка, две чашки и солонка – все с грохотом полетело на пол. – Я вскрыл только эпидермис, глубина не более двух миллиметров. Дерму я не задел. Если бы я хотел тебя разделать, то взял бы мачете. И сейчас ты валялся бы дохлым на веранде, в обнимку с собственными кишками.

– Это бесчеловечно. Я истекаю кровью, – разлепил губы Валентина. Очевидно, доводы агрессивного любовника показались ему неубедительными. – Мне нужно в больницу…

Пока он хныкал, пуская сопли, Макс с невозмутимым видом сполоснул руки, после чего надел резиновые перчатки. Затем он расстелил на кухонном столе марлю, аккуратно разложив на ней тампоны, пузырек с хлоргексидином, хирургические иглы и нити.

– Я заштопаю тебя, – заявил он Валентине, когда все было готово. – Заодно попрактикуюсь. Извини, маски нет. Будешь дышать моим перегаром вместо анестезии.

Гей поднял на него тусклый взгляд.

– Ты сможешь? Ты не оставишь меня умирать?

– Конечно, – подтвердил Макс, обезоруживающе улыбаясь. – Ведь я все-таки будущий хирург. Правда, у тебя останется небольшой шрам. Впрочем, ты и так весь исполосован, одним больше, одним меньше…

Тонкие губы Валентины изогнулись в слабой улыбке.

– Я люблю тебя… Но прошу… Не делай так больше. Пожалуйста.

– Конечно, – ухмыльнулся Макс. – Давай, укладывайся, детка.

* * *

Перед рассветом Макс проснулся от кошмара.

Ему снилось, как за дверью что-то скрипит. Будто… кто-то скребется, пытаясь проникнуть внутрь к ним в спальню.

«Тварь, замотанная в тряпки, – думает он, со страхом вспоминая рассказ Валентины о своем недавнем сне. – Тварь на четвереньках под дверью…»

Он хочет встать, но все, на что он способен, – это лишь немного приподняться на кровати и, кусая губы, с нарастающей паникой смотреть, как медленно, миллиметр за миллиметром, открывается дверь.

«Нет, – хочет сказать Макс, но слова проваливаются в вязкую пустоту, не дойдя до глотки. – Нет, нет!»

Дверь со скрипом отворяется, и в спальню, неуклюже переваливаясь, вползает оживший старый скворечник. Тот самый, который Макс самолично разворотил еще накануне вечером. Разломы и трещины скреплены ржавыми скобами, неряшливо и грубо, и Макс почему-то думает о Франкенштейне, сшитом из частей тела.

Кто-то починил этот страшный скворечник, шевелится у него мысль, и от этого понимания его бросает в ледяной пот.