Пространственно-ориентированная Психология

Психология среды, как и феноменологическая психотерапия, рассматривает пространство как обитаемое явление. Принцип обитаемости подразумевает, что человек не просто находится в пространстве – он его населяет, обживает, превращает в «место». Пространство становится местом лишь тогда, когда оно обретает личностную насыщенность, когда в нём происходят значимые события, когда оно пронизано следами памяти, эмоциями, телесной ритмикой и культурными знаками. Отсюда – различия в восприятии среды как родной, чужой, угрожающей, защищающей, обволакивающей, сжимающей или вдохновляющей.

Особое место в разворачивании концепции восприятия среды в психологической практике занимает понятие атмосферы – как специфического феномена, объединяющего чувственно-аффективные и пространственные характеристики. Идея атмосферы в ее современном значении была впервые полноценно артикулирована немецким философом Германом Шмидтом (Hermann Schmitz) в рамках его «Новой феноменологии». В ряде работ, включая «Der Leib, der Raum und die Gefühle» (1990), он предложил рассматривать атмосферу как аффективную реальность, возникающую не внутри субъекта, но разлитую в пространстве и телесно переживаемую. Согласно Шмидту, атмосфера – это нечто, что субъект ощущает всем телом, находясь внутри неё, как в облаке. Она не локализуется ни в теле, ни в окружающем объекте, а существует в промежутке, в «эмоциональном поле» среды.

Именно через телесную сонастроенность человек попадает под влияние этой атмосферы, которая может быть теплой, холодной, тревожной, плотной, воздушной – и всегда глубоко эмоциональной.

Эти идеи были творчески переработаны и существенно развиты философом Гернотом Бёме (Gernot Böhme), представителем эстетики пространства. В его работах особенно в «Atmosphere: Aesthetics of Emotional Spaces» (1995; англ. изд. 2016) атмосфера рассматривается как категория чувственно-эмоционального восприятия, соединяющая физическое устройство среды и аффективный отклик субъекта. Бёме подчеркивает, что атмосферы не являются субъективными проекциями или объективными свойствами вещей – они существуют на пересечении, как «тонкие кожные слои реальности», влияющие на настроение, восприятие и поведение. По сути, атмосфера выступает как медиатор между психическим и физическим, формируя фон, на котором разворачивается человеческий опыт. Именно атмосфера создаёт первую реакцию на пространство – до осмысления, до анализа.

Практическое и архитектурное воплощение этих идей демонстрирует швейцарский архитектор Петер Цумтор (Peter Zumthor). В своей книге «Atmospheres: Architectural Environments – Surrounding Objects» (2006) он пишет, что атмосфера возникает как совокупность телесных и чувственных ощущений, охватывающих человека в пространстве. Звук шагов, теплота материала, плотность воздуха, запах дерева, ритм света – всё это создает аффективную ткань пространства, которую невозможно рационализировать, но можно точно почувствовать. Цумтор утверждает, что подлинная архитектура – это искусство вызывать атмосферу, а значит, искусство управлять чувственным состоянием человека через форму, материал и свет. В работах Шмидта, Бёме и Цумтора атмосфера предстает как эмоциональная аура среды, доступная телесному восприятию, но не сводимая к сумме отдельных сенсорных раздражителей. Это целостный феномен, в котором взаимодействуют форма, свет, звук, ритм, материал и присутствие субъекта.

В рамках психологической практики, особенно консультативной и терапевтической, понятие атмосферы приобретает особое значение как точка пересечения внешнего и внутреннего, как опосредующее звено между состоянием среды и состоянием психики. Анализ атмосферы становится способом выявления не только эстетических, но и психоэмоциональных качеств пространства, она может усиливать тревожность или успокаивать, вызывать раздражение или вдохновлять, провоцировать воспоминания или способствовать интеграции опыта. В этой связи атмосфера, не просто фон, но активный компонент эмоциональной регуляции и психодиагностики, который должен учитываться при работе с пространством как терапевтическим ресурсом.

На основании этих феноменологических выводов формируются пространственно-эмоциональные паттерны, устойчивые, часто неосознаваемые сценарии проживания среды, свойственные конкретной личности, семье, социальной группе или культуре. Эти паттерны проявляются в выборе мест пребывания, в реакциях на определенные типы пространства открытые или замкнутые, вертикальные или горизонтальные, светлые или тёмные, в склонности воспринимать окружающее либо как поддерживающее, либо как враждебное. Они также связаны с психологической историей человека, детский опыт, травмы, утраты, формы привязанности, как будто вплетаются в индивидуальную «внутреннюю архитектуру» восприятия. В результате мы не просто видим пространство – мы его вспоминаем, чувствуем, интерпретируем в соответствии с глубинными личностными и телесными сценариями.

Психотерапевтическое значение феноменологического подхода к восприятию среды заключается в том, что он позволяет работать не только с симптомом или конфликтом, но с пространственным образом жизни субъекта, с его экзистенциальным положением. Человек может не осознавать свои глубинные страхи или потребности, но они будут проявляться в том, как он организует свое окружение, какие места выбирает, какие зоны избегает, как реагирует на изменения в пространстве. Пространство становится своего рода зеркалом, но не плоским, отражающим, а вовлекающим в диалог. Именно в этом диалоге и рождается возможность трансформации через осознанное пере-проживание уже существующих.

Феноменологическая установка психологии восприятия среды, это глубокое эпистемологическое основание всей системы работы с человеком как существом, неразрывно связанным с пространством своего обитания. Она позволяет видеть в среде не объект вмешательства, а партнёра, собеседника, носителя смыслов и ресурсов. И именно такая перспектива делает возможной тонкую, экологичную и глубокую психодиагностику, ведущую не к контролю, а к пониманию и бережной трансформации.

В отличие от общей психологии восприятия, где внимание сосредоточено на обработке сенсорной информации и ее когнитивных преобразованиях, психология восприятия среды делает акцент на сенсорном, символическом и экзистенциальном уровнях. Здесь воспринимается не столько отдельный предмет, сколько вся композиция пространства, его атмосфера, дух места, метафорические и архетипические смыслы.

Так, например, темный коридор в старом доме может быть воспринят не просто как архитектурный элемент, а как метафора одиночества, перехода, внутренней тревоги – и вызывать соответствующие эмоциональные состояния. Подобная множественность уровней восприятия требует от исследователя интегративного подхода: необходимо учитывать как визуально-пространственные характеристики среды (свет, цвет, форма, пропорция), так и внутренние психологические процессы (проекции, воспоминания, культурные сценарии, эмоциональные паттерны).

Современные отечественные исследования в области психологии среды, развивающие идеи культурно-исторической и деятельностной школы, значительно продвинули наше понимание восприятия окружающего пространства как многослойного психического феномена. Учёные, такие как А.И. Донцов, Т.В. Корнилова, внесли значимый вклад в изучение того, как личностные и социально-психологические характеристики человека отражаются в восприятии и оценке физической и социальной среды.

Так, академик А.И. Донцов, один из ведущих специалистов в области социальной психологии, в своих работах подчеркивал, что восприятие среды всегда опосредовано системой смыслов и ценностей индивида. Он рассматривал среду не как объективно заданную структуру, а как поле активного смыслообразования, в котором личность определяет, какие элементы среды значимы, поддерживают или, напротив, угрожают её целостности. В рамках его исследований формируется понятие «психологического пространства», в котором особое внимание уделяется восприятию границ, центра, доминант и символических реперов, влияющих на поведение и самочувствие.

Развивая идеи когнитивной оценки среды Т.В. Корнилова, ввела понятие пространственно-ценностной конгруэнтности – соответствия между личностными установками и характеристиками окружающего пространства. Она показала, что высокая степень конгруэнтности между средой и внутренними представлениями о ней способствует субъективному благополучию, а рассогласование – вызывает дискомфорт, напряжение, ощущение отчужденности. Корнилова также поднимала вопросы пространственной адаптации в условиях мегаполиса, показывая, как урбанизированная среда может как поддерживать, так и подрывать личностные ресурсы в зависимости от особенностей ее восприятия.

В совокупности эти исследования подтверждают, что восприятие среды не является нейтральным или универсальным процессом. Оно глубоко зависит от личностных характеристик – уровня тревожности, самооценки, адаптационных стратегий, а также от социокультурной и биографической укорененности индивида. Более того, выявленная связь между восприятием среды и субъективным благополучием указывает на то, что работа с образом среды может быть использована не только для диагностики, но и в качестве действенного психокоррекционного и психотерапевтического инструмента.

Таким образом, современная школа психологии среды делает важный шаг от анализа объективных характеристик пространства к исследованию субъективного образа среды как живого, эмоционально насыщенного и глубоко личностного явления. Это открывает возможности для разработки целевых программ психологической помощи, направленных на восстановление чувства «обитаемости» среды, повышение пространственной устойчивости и общее улучшение психоэмоционального состояния личности. Психология восприятия среды – это не только изучение реакций на физическую обстановку, но и глубокое исследование того, как пространство становится частью субъективного мира личности, как оно формирует, поддерживает или нарушает её эмоциональную регуляцию. Это область, в которой раскрывается уникальный диалог между человеком и окружающим – диалог, в котором среда может быть другом, свидетелем, источником исцеления или напряжения. Именно эта идея лежит в основе предлагаемой авторской методики, где восприятие среды рассматривается как точка входа в эмоциональное состояние человека и как возможный вектор его трансформации.

1.2. Связь восприятия среды с эмоциональной регуляцией

Одним из ключевых направлений в современной психологии среды является исследование того, каким образом восприятие окружающего пространства влияет на эмоциональное состояние личности и ее способность к саморегуляции. Восприятие среды, как многомерный психологический процесс, включает в себя когнитивные, аффективные, символические и телесные компоненты, которые в совокупности формируют уникальный опыт обитания. Эмоциональная регуляция, в свою очередь, представляет собой систему психических механизмов, обеспечивающих адаптивный отклик на внешние и внутренние раздражители и поддерживающих устойчивость эмоционального фона.

Связь между этими двумя феноменами – восприятием среды и эмоциональной регуляцией – была установлена в ряде эмпирических и теоретических исследований, прежде всего в рамках психологии среды, нейропсихологии, экопсихологии и архитектурной психофизиологии.

В российской науке одним из первых исследователей, акцентировавших внимание на влиянии внешней среды на психоэмоциональное состояние, был Б.Г. Ананьев. В его трудах подчеркивается, что любые психофизиологические процессы, включая эмоции, протекают не в абстрактной нейтральной среде, а в конкретных пространственно-временных условиях.

Развитие идеи о среде как важнейшем факторе формирования личности мы находим в научной концепции А.В. Петровского, одного из крупнейших представителей отечественной психологии второй половины XX века. Алексей Владимирович Петровский (1924–2003) академик РАО, доктор психологических наук, профессор, основатель научной школы возрастной и социальной психологии. Его труды охватывают широкий спектр проблем – от психологии личности и коллектива до философско-психологического анализа жизненного пути человека. Особое внимание Петровский уделял феномену социальной ситуации развития и понятию «среды» как контекста жизнедеятельности.

В его работах среда рассматривалась не как внешняя, объективная данность, а как динамически воспринимаемый и интерпретируемый человеком мир, в котором реализуются значимые эмоциональные события. Именно эта идея отличает его подход от более биофизиологического и антропометрического взгляда, свойственного Б.Г. Ананьеву, который акцентировал внимание на роли макро- и микросредовых условий в формировании психофизиологических характеристик человека.

Если Ананьев стремился интегрировать человека как биосоциальное существо в контекст окружающей среды с позиции системного взаимодействия организма и среды, то Петровский сделал акцент на смысловой и личностной насыщенности среды – на ее роли как носителя социальных ожиданий, норм, эмоциональных отношений и, самое главное, как пространства становления субъектности.

В своих работах Петровский писал о среде как о «пространстве жизнедеятельности субъекта», которое, будучи насыщенным индивидуально значимыми смыслами, становится важнейшим элементом идентичности и самоосознания личности. Он подчеркивал, что среда воздействует на личность не напрямую, а опосредованно, через цепь интерпретаций, отношений, эмоциональных реакций. Это понимание позволило перейти от анализа среды как фактора адаптации к её исследованию как пространства персонализации и развития. Подобный подход положил начало активному изучению субъектно-средовых отношений в отечественной психологии.

Кроме того, Петровский был одним из первых, кто наметил методологические основания для феноменологического подхода к анализу среды в психологической практике, он настаивал на том, что человек всегда находится в переживаемой, а не в абстрактной среде. Именно этот тезис нашел отражение и развитие в последующих работах по психологии среды, в том числе в рамках предложенной нами методики пространственно-эмоциональной диагностики.

Вклад А.В. Петровского в становление психологии восприятия среды трудно переоценить. Его концепция среды как психологического контекста жизнедеятельности не только дополняет идеи Б.Г. Ананьева, но и развивает их в направлении большей субъективизации, феноменологичности и аксиологической наполненности восприятия человеком своего пространства.

Современные отечественные исследователи, такие как И.В. Шкуратова и Т.В. Корнилова, показывают, что восприятие среды оказывает прямое воздействие на такие параметры, как уровень тревожности, эмоциональное выгорание, субъективное благополучие и способность к стрессоустойчивости. Существенный вклад в развитие теории восприятия среды и её эмоционального осмысления внесла Ирина Владимировна Шкуратова – доктор психологических наук, профессор, специалист в области психологии архитектурной среды, образного мышления и пространственной символики. Ее исследования легли в основу концептуализации пространственного опыта как глубоко субъективного и эмоционально насыщенного процесса. Основной акцент в её работах был сделан на анализе образов среды, которые человек порождает в воображении или обнаруживает в реальной обстановке, реагируя на них аффективно, ассоциативно и телесно.

Шкуратова разработала оригинальную типологию пространственных конструктов, которую можно рассматривать как диагностический и терапевтический инструмент в консультативной практике. В этой типологии различные метафорические модели среды интерпретируются как внешнее выражение внутреннего эмоционального состояния человека. Так, «тревожный лабиринт» символизирует ощущение потерянности, отсутствия ясных ориентиров и внутренней фрустрации, характерной для состояний повышенной тревожности, деперсонализации или кризиса идентичности. Пространство этого типа обычно описывается клиентами как замкнутое, холодное, перегруженное деталями, с отсутствием «выхода» или «центра».

В противоположность ему образ «укрывающего кокона» представляет собой конструкцию, ассоциированную с ощущением безопасности, восстановления и эмоционального комфорта. В восприятии таких пространств доминируют мягкие формы, теплая цветовая гамма, телесно-привлекательная фактура и выраженное чувство границ – но не изоляции, а обволакивающей защищенности. Этот тип среды особенно значим в работе с клиентами, пережившими травму или находящимися в состоянии эмоционального истощения, поскольку позволяет активизировать внутренние ресурсы регенерации через пространственные проекции.

И.В. Шкуратова подчеркивала, что подобные конструкции не являются универсальными: они формируются в результате сложного взаимодействия культурных архетипов, индивидуального опыта, телесной памяти и текущего эмоционального состояния. Следовательно, образы среды могут быть использованы не только для диагностики, но и как вход в проективную работу, где клиент исследует свои чувства, сценарии адаптации, потребность в границах или, напротив, в открытости. В этом контексте пространство становится своего рода «вторым телом» личности, его продолжением и отражением.

Методологически важным моментом в работах Шкуратовой является интеграция данных из психологии архитектуры, телесной психотерапии и символического анализа, что делает её подход особенно ценным для междисциплинарного применения.

Сегодня идеи ученой находят продолжение в методиках пространственной терапии, экопсихологии и дизайне среды, ориентированном на психоэмоциональную поддержку человека. В предлагаемой нами методике пространственно-эмоциональной диагностики мы также опираемся на предложенную ей типологию, рассматривая ее как основу для построения индивидуальных сценариев трансформации среды и эмоциональной регуляции клиента.

Современные исследования в области нейропсихологии и архитектурной психологии подчеркивают значимость окружающей среды в регуляции эмоционального состояния и физиологических процессов человека. Особое внимание уделяется влиянию природных элементов, таких как зеленые насаждения, водоемы и естественное освещение, на активацию парасимпатической нервной системы и снижение уровня стресса.

Исследования Р. С. Ульриха продемонстрировали, что пациенты, чьи больничные палаты имели вид на природные ландшафты, восстанавливались после хирургических операций быстрее, реже нуждались в обезболивающих препаратах и демонстрировали более высокий уровень эмоционального комфорта по сравнению с пациентами, чьи окна выходили на кирпичную стену. Эти результаты подчеркивают важность визуального контакта с природой в медицинских учреждениях.

Дополнительные исследования подтверждают, что даже кратковременное пребывание в природной среде или просмотр изображений природы способствуют снижению уровня кортизола – гормона стресса, а также активации парасимпатической нервной системы, отвечающей за процессы отдыха и восстановления. Это свидетельствует о том, что включение природных элементов в дизайн помещений может способствовать улучшению психофизиологического состояния человека.

В контексте эмоционального дизайна среды (environmental affective design) интеграция природных компонентов рассматривается как ключевой фактор в создании пространств, способствующих эмоциональному благополучию. Такие элементы, как зелёные стены, водные инсталляции и использование натуральных материалов, не только улучшают эстетическое восприятие пространства, но и оказывают положительное влияние на когнитивные функции и уровень стресса пользователей.

Таким образом, включение природных элементов в архитектурное и интерьерное проектирование имеет не только эстетическое, но и терапевтическое значение, способствуя созданию благоприятной среды для эмоционального и физического восстановления человека.

Значимыми фигурами также являются Дональд Норман, американский когнитивный психолог и дизайнер, Ян Гель, датский архитектор и урбанист, а также Сьюзан Кент, специалист в области поведенческой архитектуры. Их подходы демонстрируют, что физическая среда не просто обслуживает деятельность человека, но активно модулирует его внутренние состояния, включая базовые параметры эмоционального фона.

Дональд Норман в книге Emotional Design: Why We Love (or Hate) Everyday Things (2004) показал, что дизайн объектов и среды влияет на три уровня обработки информации: висцеральный (сенсорный, мгновенный), поведенческий (удобство использования) и рефлексивный (осмысленное отношение). На каждом из этих уровней можно наблюдать воздействие на эмоциональную регуляцию: например, приятные на ощупь материалы или визуально гармоничные формы сразу вызывают снижение тревожного напряжения на висцеральном уровне, тогда как структурированное, предсказуемое и удобное пространство усиливает ощущение контроля и безопасности на поведенческом уровне. Эти эффекты являются ключевыми в консультативной практике, поскольку способность клиента к саморегуляции часто зависит от субъективного чувства предсказуемости и телесного комфорта в окружающей среде.

Ян Гель, автор концепции «человеческого масштаба» в архитектуре (Cities for People, 2010), фокусировал внимание на роли городского пространства как фактора психоэмоционального благополучия. Его исследования подтверждают, что наличие мягких очертаний, приглушенных звуков, визуальной доступности горизонта, а также разнообразных и гибких маршрутов способствует снижению когнитивной и сенсорной нагрузки, формируя чувство «психологической защищенности» и пространственной свободы. Среда в этом случае выступает как регулятор не только поведения, но и эмоционального ритма, синхронизирующего внутреннюю активность человека с внешней динамикой.

В своих исследованиях поведенческой архитектуры (behavioral architecture) Сьюзан Кент отмечает, что пространство, поддерживающее возможность выбора, уединения и телесной экспрессии, усиливает автономию личности и снижает уровень фрустрации. Это особенно важно в работе с клиентами, склонными к депрессивным и тревожным состояниям, у которых нарушены механизмы эмоционального выбора и телесной чувствительности. Элементы среды могут не только оказывать прямое воздействие, но и выступать в качестве символических носителей аффективных паттернов, например, стекло как образ «прозрачности» и «уязвимости», дерево – как «тёплого укрытия» или «естественной опоры».

Эти исследования показывают, что эмоциональная регуляция во многом носит пространственно-опосредованный характер. Пространство становится своего рода «внешним организмом», с которым человек находится в постоянной соматической и психической координации. Нарушения в организации среды (сенсорный шум, визуальный хаос, отсутствие структуры) ведут к нарушению этой координации, снижению уровня внутренней организованности, а значит, к усилению тревоги, раздражительности и эмоциональной нестабильности. Напротив, среда, спроектированная с учетом эмоциональных потребностей, может поддерживать или восстанавливать тонус, стабильность и ясность внутреннего состояния.

Для нас это имеет критическое значение, так как любая терапевтическая работа с восприятием среды должна учитывать не только субъективные образы, но и реальные сенсорные, структурные и символические параметры среды, в которых живет человек. Психодиагностика в этой парадигме, уже не просто сбор информации, а способ обнаружения тех пространственных элементов, которые вызывают срыв регуляции или, наоборот, способствуют её восстановлению. А трансформация среды становится методом внутренней перенастройки восприятия, позволяющим клиенту осваивать пространство как ресурс, а не как стрессор.

Сегодня, мы уже можем говорить о том, что восприятие среды выполняет не только перцептивную и символическую, но и регуляторную функцию. Через взаимодействие с пространством человек получает либо поддержку в эмоциональной стабилизации, либо дополнительные стрессогенные воздействия. Именно по этой причине в рамках предлагаемой методики акцент делается не просто на диагностике образа среды, но и на работе по его трансформации в направлении формирования «экологичного», «своего», «безопасного» пространства, способствующего восстановлению и устойчивости эмоционального фона.

В консультативной практике психолога учет пространственного фактора и особенности восприятия клиентом среды открывают дополнительные возможности для мягкой эмоциональной коррекции. Применение пространственно-чувственных методов, таких как проективные техники, визуализация, телесные и арт-ориентированные практики – позволяет не напрямую вмешиваться в симптоматику, а через изменение способа «населения» пространства влиять на глубинные эмоциональные процессы клиента.