
Полная версия
Моя Россия
– Ну, неужели, – заигрывающим голосом ответила Света, – ну если ты целый день думаешь обо мне, так почему же тогда не зашел ко мне днем? А я вот думала, что зайдешь, и мы сможем погулять где-нибудь.
– Да я хотел, но…
– Да все с вами понятно, Павел, – недослушав Пашиных объяснений, шутливо продолжила Света, – все вы мужики одинаковые. Вот когда вас на расстоянии держишь, вот тогда вы вьетесь вокруг девушки, и подарочки ей разные, и цветы каждый день, и целая куча внимания, но как только поцелуете один раз, так все, сразу считаете, что девушка уже вам принадлежит, и поэтому бегать за ней необязательно. Ты тоже так думаешь, Паша? – поинтересовалась Света.
– Ну, с чего ты это взяла, Светочка, не все же мужики одинаковые, – плавно входя в разговор и собираясь с мыслями, отвечал Паша, – вот, например, я совсем не такой, как ты только что обрисовала. Я, наоборот, после первого поцелуя только начинаю девушку ценить и обожать.
– Прямо-таки и обожать, – ехидно заметила Света.
– Да, именно так, – убедительно повторил Паша.
– А до поцелуя как ты к ней относишься?
– Очень осторожно.
– Почему?
– Потому что поцелуй – это индикатор, который показывает ее искренность. Ну, или наоборот – обман.
– Но как же можно по одному поцелую это определить?
– Очень просто, Света. Искренний поцелуй очень сильно отличается от поцелуя корыстного.
– Ну и чем же он отличается, интересно бы узнать, – продолжила наступление Света, – может быть, расскажешь? Заинтриговал просто.
– Понимаешь, Светочка, – аккуратно начал Паша, – все дело в том, что искренний поцелуй… он ведет себя как бутон еще нераскрывшейся розы, на лепестках которой еще дрожат капли утренней росы. Искренний поцелуй раскрывается не сразу, а только лишь через некоторое время. Он раскрывается постепенно, но очень страстно, с каждым мгновением приобретая все более прекрасные формы и доставляя божественное наслаждение тому, кто обладает им.
– М-м-м-м… интересно излагаешь, – закусив симпатичные пухленькие губки, промолвила Света, – ну продолжай дальше, пожалуйста.
– Ну, так вот, – продолжал Паша, – а корыстный поцелуй, Света, это давно распустившаяся срезанная роза, и ее лепестки вот-вот упадут на землю. И аромат от такой розы уже едва уловим, он выцвел и практически улетучился. Такой поцелуй лишь послевкусие без букета.
– Вот так вот, – оставшись весьма довольным своим объяснением, закончил Паша, – и спутать эти два поцелуя, Светочка, практически невозможно.
И пока девушка удивленно слушала красивое объяснение Паши, он окончательно пришел в себя после ее неожиданного появления и спросил, – кстати, Света, а как ты меня нашла?
– Да очень просто нашла. Я пришла к твоей бабушке, так как надеялась, что ты дома, а вчера у тебя в амбарушке я оставила свою заколку, но бабушка сказала, что ты пошел в сторону Тырницы, вот я и решила прогуляться.
– Понятно. Правильно сделала.
– Я тоже так думаю, – ответила Света и добавила, – Пашенька, а ты так и будешь передо мной в трусах стоять или, может быть, все-таки оденешь штаны?
После этих слов Паша неуклюже засуетился, начал крутить головой в поисках своих джинсов, долго прыгал на одной ноге, надевая носок, свалился, споткнувшись о кочку, затем натянул второй носок, и, как попало, просовывая ноги в штанины, все же сумел в них запутаться и плюхнуться второй раз, чем очень рассмешил Светлану.
Наконец Паша оделся, и они медленно побрели в сторону деревни, наслаждаясь непринужденным разговором и тонким запахом полевых цветов.
X
Как часто бывает подобными летними вечерами, довольный Женька Михеев сидел в Димкиной беседке и трепал под столом большое ухо Рекса. Но сегодня Женька был не один, он пришел в гости вместе с Еленой, которую встретил всего часом раньше возле деревенского магазина. Они мирно сидели, разговаривали и пили вкусное рязанское пиво. На улице уже стемнело, воздух стал более звонким, чем днем, и вновь со стороны деревенского клуба начала доноситься музыка с дискотеки.
– Жень, а мы пойдем сегодня на танцы, – поправляя рукой растрепавшиеся от ветра волосы, поинтересовалась Лена.
– Ну, пойдем, конечно, а почему нет, – ответил Женька.
– А ты, Дим, что скажешь по поводу такого предложения, – спросил Женька.
– Жендос, ну ты же знаешь, что я не очень люблю весь этот дискотечный шум-гам. Я ведь человек домашний, семейный, вот и на рыбалочку сегодня планирую в ночь пойти. Не желаешь со мной махнуть?
– Да нет, Жень, сегодня не пойду, может быть, на следующей неделе выберемся.
– Ну как знаешь, как знаешь. Там видно будет. А вдруг погода испортится?
– Да не должна, я по радио слышал, что тепло обещали аж до конца следующей недели. Так что обязательно сходим.
– Кстати, Дим, а ты помнишь Пашку Верещагина, – внезапно спросил Женя, – ну внука Захаровны.
Димка ненадолго задумался, а потом ответил:
– Ну, в общем-то, помню, я с ним даже как-то общался, когда он летом к своей бабушке в гости приезжал. Только давно это было. А что?
– Просто я вчера его встретил возле клуба. Иду я уже поздно вечером в клуб и смотрю, под деревом какой-то человек стоит, пиво пьет. Ну, я иду дальше, не обращая на него никакого внимания, а он выходит из-под дерева и прямиком ко мне направляется. И чувствую, что знаю я его. Пригляделся, ну точно, Пашка. Из Москвы, говорит, к бабушке приехал в отпуск. Изменился он сильно, мы же пять лет с ним не виделись. Ну и короче говоря, напились мы вчера, на Тырнице ночью купались, песни горланили, а с утра после дождя у него в амбарушке грелись. Нормально так время провели. Он нам все про заграницу заливал. Объездил, говорит, много стран.
– Ну а вы что? – поинтересовался Димка.
– Ну что мы, естественно, показали ему, как у нас в Ирицах народ гулять умеет, жизнь ему деревенскую во всей красе показали, самогоночкой напоили. Он как выпил две рюмки, так и забыл про свою заграницу напрочь, и давай русские народные песни орать.
– Ну, понятно, понятно, – завозмущался Димка, – вечно у этих москвичей одна заграница на уме. Вроде бы и живут в большом городе, все блага цивилизации под боком, только вечно их куда-то в заграницу тянет. Не понимаю я, Жень, таких людей. Ну, зачем это им нужно, ну неужели они не могут построить свое счастье тут, на своей земле.
После этих слов Димка поднял свой пивной бокал и осушил его до дна, затем с облегчением вздохнув, отправил в рот тонкий ломтик сала и философски добавил:
– А вообще, Жень, жалко мне таких людей, несчастные они. Покоя у них нет. Суета одна да маета. Ну их… Пойду лучше перловочку варить поставлю.
Рекс проворно вылез из-под стола и, виляя хвостом, побежал к дому за своим хозяином.
– Женя, а вот посмотри, это не Паша там со Светкой идут, – смотря вдаль и указывая рукой в направлении Тырницы, сказала Лена.
Женя присмотрелся.
– По-моему, они, не, ну точно они.
– Вот это да, – удивился Женя, – откуда это они интересно?
И пока Женька с Леной строили свои предположения и обсуждали вдруг появившуюся московскую парочку, Паша со Светой уже проходили мимо Димкиного забора.
– Пахан, здорово, давай заходи к нам, откуда это вы нарисовались?
– А, привет, Женек, привет, Лена, – поздоровался Паша, – а вы что тут делаете?
– Здрасьте, здрасьте, – поздоровалась в ответ Елена, – а мы тут так, «чайком» балуемся.
– Ну да, вот к Димке в гости зашли, сидим пивко тянем, о жизни общаемся, – добавил Женя, высовываясь через забор.
– Ну, вы давайте заходите к нам, не стесняйтесь, у нас тут все гостеприимно, по-деревенскому. Давай в калитку проходи с другой стороны, только смотри, чтобы тебя Рекс не съел, он у нас чужих не любит. Ну ладно, давай пошли, я вас провожу, а то еще и вправду достанетесь на ужин Рексу.
– А Рекс это собака Димкина, да? – спросила Света.
– Ну, конечно, собака, – ответил Женька, – а вон, кстати, и она, точнее говоря он.
Из входной двери дома, словно почувствовав чужих людей, ураганом вырвался Рекс и с бешеной скоростью устремился по натоптанной тропинке к забору, за которым шли Паша и Света. От неожиданности Паша попятился в сторону, а Света, взвизгнув, спряталась за его спину.
– Фу, Рекс, нельзя, это свои, – теребя за холку Рекса, командовал Женька.
Рекс был очень умной и воспитанной собакой, и после нравоучений Женьки немного поутих, потому что понял: эти люди не представляют опасности для его владений.
Вскоре появился Димка, Рекс успокоился окончательно и, приняв новых гостей за своих, залез под стол. Димка с Пашей заново познакомились. Еще минут двадцать, пока варилась Димкина перловка, они все вместе сидели в беседке и болтали, заодно успев опустошить две бутылки пива, гостеприимно выставленные Димкой.
Когда пиво оказалось выпитым, а вобла съеденной, было решено двинуться в сторону клуба. И через несколько минут они вчетвером уже стояли на пороге деревенского клуба, где грохотала музыка, слышался женский смех и громкие крики танцующей молодежи.
Остановившись на ступеньках клуба, Женька поприветствовал рукопожатием несколько парней, разливающих самогонку в пластиковые стаканы, поздоровался с девушками и скрылся за дверью клуба, оставив Пашу на улице вместе со Светой и Леной. Через пару минут Женька вышел в хорошем расположении духа.
– По-моему, он что-то несет, – тихо произнес Паша, показывая девушкам на Женькину руку, запрятанную под куртку, которой он явно что-то придерживал.
– Мне кажется, я догадываюсь, что он несет, – ответила Елена.
– Да уж, можно себе представить, – согласилась Света.
– Правильно, девушки, вы как всегда совершенно правы, – сказал быстро подскочивший Женька. – Совершенно верно, это она родимая и есть, самогоночка, сделанная руками и стараниями наших ирицких умельцев. Между прочим, на березовых бруньках. Небось, слыхали о таких.
– Просковеевская, наверняка, только она и любит в самогонку всякие приправы добавлять, – со знанием дела сказала Лена.
– Конечно, ты права, Леночка, – согласился Женька, – она самая, просковеевская. Между прочим, очень даже неплохая самогоночка, мягкая, крепкая. Короче говоря, то, что надо. Будем, да?
– Ну, можно по чуть-чуть, – скромно согласился Паша и добавил, – если, конечно, девушки не против.
– Что скажешь, Светик, – начала Елена, – как думаешь, разрешим мальчикам продолжить банкет?
– Ну, я думаю, сегодня можно и разрешить, раз уж так все гладко получается, но чтобы завтра никакой самогонки, исключительно трезвый образ жизни. Согласны, мальчики?
– Конечно, согласны, – практически в унисон согласились ребята, – еще как согласны, тем более что мне завтра на работу во вторую смену идти, – закончил Женька.
– А мне в Шилово завтра с бабушкой нужно ехать, так что завтра я должен быть, как стекло, – тут же добавил Паша.
– Ну что же, будем считать, что все объяснения и заверения приняты и единогласно одобрены. Можно приступать к распитию спиртных напитков, – деловито скомандовала Света.
Внутри клуба гремела музыка, кто-то кричал в микрофон, пытаясь завести толпу. В окнах домов напротив красиво отражались лучи единственной деревенской световой машины, приобретенной еще во времена развитого социализма для обслуживания праздников районной номенклатуры. После развала Союза установка была извлечена электриком Дома культуры из пыльного подвала в райцентре Шилово и доставлена по месту своего жительства в Ирицы, а впоследствии, после очередной пьянки, оказалась подаренной деревенскому клубу, где бессменно работала до сих пор. Вот и сегодня, лучи этого светового аппарата, сделанного в СССР и имеющего на своем старом алюминиевом теле знак качества, красиво отражались в окнах домов, создавая наивную и неброскую атмосферу провинциального праздника.
По главной деревенской дороге, увязая по щиколотку в желтом песке, то и дело проходили люди. Некоторые останавливались напротив клуба и недолго стояли, наблюдая со стороны за веселящейся молодежью. Находившиеся рядом дети сразу же начинали возиться и копать своими лопатками маленькие канавки в прохладном песке, не обращая никакого внимания на вырывающуюся из клубного зала грохочущую музыку. Обычного любопытства прохожих хватало лишь на две-три музыкальные композиции, и после смены очередного ритма молодежь группами начинала выходить на улицу, чтобы покурить и пообщаться между собою, оставляя в зале лишь танцующие пары. Как правило, в этот момент прохожие, вспоминая о своих детях, суетящихся возле них, поворачивались к ним, брали их за руку и исчезали в ароматной темноте августовской ночи.
Наша компания удобно разместилась на поваленном дереве, лежавшем с левой стороны клуба. Веселый разговор сменялся небольшими перерывами, во время которых Женька с Еленой и Паша со Светланой поочередно ходили в клуб, чтобы станцевать медленный танец. А в это время вторая пара продолжала находиться на своем месте и охранять уже полупустую бутылку просковеевской самогонки и нехитрую закуску в виде малосольных огурчиков и бутербродов с ветчиной.
Поскольку народ в русской глубинке не только гостеприимный, но и очень общительный, особенно после употребления очередных ста граммов, к компании наших героев то и дело подходили Женькины знакомые, непременно рассказывали какую-нибудь свежую историю из их личного жизненного опыта и, выпивая сто грамм просковеевской, мирно исчезали, почти так же незаметно, как и появлялись.
Знакомых по деревне у Паши значительно прибавилось. Но все эти знакомства являлись настолько мимолетными, что в очередной раз при встрече можно было в лучшем случае, лишь поприветствовать друг друга дружеским киванием головы или пожатием руки, что само по себе тоже радовало Пашу.
Первая бутылка самогонки незаметно закончилась. Внезапно появилась вторая. Паша даже не успел понять, откуда она взялась, как кто-то наполнил ему очередной стакан. Просковеевская самогоночка оказалась настолько хороша, что Паша быстро захмелел, и его речь полилась, словно весенний ручей. Паша любил говорить, и считался достаточно интересным рассказчиком, умело поддерживающим разговор практически на любую тему. А темы возникали разные. Сначала кто-то рассказывал анекдоты, после этого перешли на пересказ реальных страшных историй, которые когда-либо случались с кем-нибудь из присутствующих. Рассказывали о ведьмах, вампирах, утопленниках, оборотнях и прочую нечистую силу. Один парень, плотного телосложения, одетый в старый, застегнутый под горло свитер и черные джинсы, имя которого Паша не смог запомнить, и имеющий шрам на левой щеке, утверждал, что вся эта нечисть в ассортименте водится в Ирицах и что некоторых из них он встречал лично. Показывая свой шрам на щеке, он убедительно рассказывал окружающим, что это не что иное, как след от когтя вурдалака, якобы напавшего на него на местном кладбище, когда он в совершенно невменяемом виде забрел туда однажды ночью в полнолуние. Никто, конечно, не знал, насколько правдивы его рассказы, но присутствующие при этом девушки, не исключая Светланы, начинали реально бояться темноты за своей спиной и необъяснимых шелестов в кустарнике. Было одновременно и страшно, и интересно.
Вскоре разговор коснулся вещих снов – особенно страшных. Например, рассказывали, что одна женщина из деревни, у которой умер отец, на девятый день после смерти увидела его во сне. Точнее говоря, ей приснились его похороны, где она реально присутствовала. Во сне дело происходило именно в той последовательности, что и на самом деле. Женщине снилось, что она стояла возле гроба вместе со всеми многочисленными родственниками, как вдруг ее отец открыл глаза и сел. Она просто оцепенела от страха и смотрела на это с ужасом в глазах. Ее отец сидел в гробу и, протягивая к ней свои мертвые руки, звал ее с собой. Находясь в оцепенении от ужаса, женщина смотрела на других людей, но они продолжали так же стоять, как и до того. Они ничего не видели. Все происходящее видела только она одна. И, не владея собой от страха, она протянула к покойнику свои руки и почувствовала их леденящий холод. От этого холода она тут же проснулась. Холодный пот тек по ее лицу. Она рассказала об этом сне своим близким. Она знала, что это очень плохой сон, предвещающий смерть, но не верила в это. Через несколько недель она скоропостижно скончалась. Многие из присутствующих поверили и рассказывали похожие случаи, некоторые говорили об этом, как о досадной случайности. Мнения разделились.
Паша начал вдохновенно рассказывать историю, услышанную им от бабушки, про заблудившуюся женщину, которой птица подсказала правильную дорогу. Однако присутствующие, быстро поняв, о каком случае идет речь, сообщили Паше, что это история абсолютно реальна и уже давно известна всей деревне. Паше пришлось прервать свой рассказ.
Кто-то из присутствующих развел костер. Обстановка стала еще более зловещей и мистической. Мерцающий свет ярко-красного пламени освещал лица присутствующих, цеплялся своими неосязаемыми лапами за корявые ветки кустов, изредка шелестевших за спинами людей, и бликовал в окнах деревенского магазина, перенося человеческие отражения по ту сторону материального мира. Паше иногда казалось, что это пламя и это отражение в окне имеют свою реальную жизнь и что эта тонкая материя во многом похожа на жизнь человеческую. Пребывая во хмелю, Паше нравилось философствовать, и он с удовольствием делал это.
И вдруг произошло нечто совершенно непредвиденное, что впоследствии ввергло Пашу в настоящий, свободный, разгульный и абсолютно необъяснимый мир русской деревни и русской души.
В тот момент, когда к зданию клуба подъехала черная машина, Паша стоял сзади Светы, нежно обнимая ее за плечи, и с интересом слушал очередной душераздирающий рассказ парня со шрамом на щеке про ирицких вампиров.
Из стареньких деревенских колонок вырывался будоражащий сознание и пробуждающий древний инстинкт воина хриплый голос певца, который умело подобранными мазками, словно гениальный художник, рисовал на холсте воображения объемный и могучий портрет северной былинной Руси.
Яркие звезды картинно висели на черном, но абсолютно чистом небе. Красивая луна, словно желтый небесный фонарь, заливала своим лимонным светом деревенские окрестности и ароматные луга. Вокруг было хорошо, умиротворенно и неповторимо. Время застыло и повисло в ночном воздухе Ириц. И только лишь две светлые колеи Млечного Пути, как и миллионы лет назад, притягивали человеческие взгляды, продолжая безжалостно кидать души в вечность мироздания.
Наверное, только в такие минуты, смотря на небо, человек способен осознавать, что вся его жизнь без остатка, со всеми пороками и страстями, постоянной погоней за материальными благами и карьерным ростом, – есть лишь жалкое мгновение вечности. Но для того чтобы человек мог назвать себя счастливым, он должен провести это мгновение так, чтобы у него не оставалось никаких сомнений в том, что, будь у него вторая жизнь, он прожил бы ее так же.
XI
– А чья это машина подъехала? – тихо и даже как-то подозрительно спросил у Женьки парень со шрамом, прервав свой рассказ про вампиров.
Все обернулись и посмотрели в сторону подъехавшего автомобиля. Из него вышли шесть достаточно крепких молодых людей.
– Похоже, что это тереховские, – спокойно ответил Женька.
– Какие? – переспросил Паша.
– Тереховские, Паша, тереховские, из соседней деревни Терехово, что за Тырницей находится, километров пять-шесть отсюда.
– А, ну знаю, знаю, – кивнул в ответ Паша.
– А что им тут надо, Женя? – с волнением в голосе спросила Лена.
– Я не знаю, Лена, что им нужно, но скорее всего, ничего хорошего. С этими тереховскими вечно одни проблемы.
– А раньше так и вообще постоянные конфликты возникали, – продолжил парень со шрамом на щеке, – то они к нам приезжают и драки устраивают, то мы к ним. Короче говоря, вражда эта многолетняя. Мой отец еще рассказывал, как они с тереховскими на Тырнице дрались. Часто, говорит, это происходило. Да и теперь периодически тоже случается. Особенно летом, когда молодежи много собирается. Вот и начинают отношения выяснять.
– Да ладно, может, они к кому по делу приехали, сейчас поговорят да уедут. Хватит уже обстановку нагнетать, – серьезным тоном произнес Женька, – давайте лучше выпьем еще по рюмочке, раз уж пошла такая пьянка.
– Ну а что, очень неплохое предложение, – согласился парень со шрамом на щеке и принялся разливать самогонку по стаканам.
Чокнулись. Выпили.
Паша уже стал достаточно пьяным и поэтому выпил, практически не закусывая. И лишь через минуту, когда самогоночка окончательно улеглась внутри, откусил маленький кусочек недоеденного огурца, лежащего у него в кармане.
– А я слышал, вы из Москвы приехали? – обращаясь одновременно к Паше со Светой, спросил парень со шрамом.
– Да, из Москвы, – ответил Паша. – Раньше я каждое лето сюда приезжал, когда еще в школе учился. А потом институт, работа, и времени уже ни на что не хватало. А сейчас я в отпуске, вот и решил бабушку свою проведать. Да и у Светы почти такая же история, – ответил за нее Паша, – правда, ведь, Свет?
– Да, правда, практически такая же ситуация. Когда была маленькой, так на все лето в деревню приезжала, до самого сентября. А теперь времени ни на что не хватает.
– А чем же вы там, в Москве, заняты, что у вас времени ни на что не хватает? – поинтересовался парень со шрамом.
– А ты сам в Москве часто бываешь? – вопросом на вопрос ответил Паша.
– Нечасто, конечно, но бываю иногда.
– Ну и как тебе Москва?
– Ужасно.
– А что так? – заинтересовался Паша.
– Я две недели в Москве жил, у меня там брат есть, так вот, куда ни сунься, везде минимум час добираться нужно. И час обратно. А это уже два часа в день получается только на дорогу. И это в лучшем случае. Куда ни пойди – суета, толкотня. Все автобусы с утра битком идут. В метро – давка. Все люди злые какие-то, нервные. Летом жара, духота, асфальт плавится, запах гудрона невыносимый, да еще и автомобильные выхлопы, чудовищные пробки. Зимой слякоть, грязь, соль на дорогах. Чистого, белого снега совсем нет. Птицы не поют, лугов нет. Да что там говорить, воздуха чистого, чтобы вздохнуть полной грудью, и того нет. Я всегда удивляюсь, как люди в Москве жить могут?
– Ну, тебя послушать, так по твоим словам Москва – это просто форменный ад получается, – резюмировал Паша.
– Не знаю, как там на самом деле, ад или не ад, но постоянно жить я бы там не хотел.
После этих слов парень со шрамом на мгновение задумался о чем-то своем и умолк, приклеившись взглядом к пламени костра.
На какое-то время в воздухе повисла немая пауза, и лишь пронзительный крик со стороны клуба вывел всех из задумчивости.
– Наших бьют! – надрывно кричал в микрофон, не выключая музыки, деревенский диджей Юрка.
После этих слов обстановка мгновенно изменилась, и началось нечто невообразимое.
Как по команде, все деревенские парни, находившиеся на расстоянии досягаемости крика, тут же сорвались со своих мест и рванули в здание клуба, бросив все свои дела, недокуренные сигареты, недопитые стаканы и даже своих девушек. Все кругом потеряло смысл. Все, кроме этого крика о помощи.
Паша несколько оторопел от такого поворота событий, но все же, поддавшись общему инстинкту взаимовыручки и успев крикнуть Светлане фразу «оставайся тут», тоже рванул в клуб.
Дальнейшие события развивались молниеносно.
– Ваня, кто? – неистово крикнул на весь клуб Женька, вбегая в здание клуба.
Ванька оторвал руку от окровавленной губы и, поднимаясь с пола, показал рукой на стоящего в двух шагах от него парня, который, по всей видимости, являлся главарем приехавшей из Терехова бригады.
Женька за какие-то доли секунды лишь краем глаза глянул на парня со шрамом на щеке, только что ввалившегося в клуб, и молча кивнул ему в сторону остальных тереховских, двое из которых стояли возле окна, неподалеку от своего главаря, учинившего драку, а еще трое – на входе, возле дверей клуба.
– А ты кто такой, щенок? – наступая на Женьку и агрессивно ощетинившись, самонадеянно начал главарь.
Но не успел он сделать и двух шагов, как его сбил с ног чудовищный по своей силе удар в лицо, который нанес ему парень со шрамом на щеке. Потеряв всякую ориентацию, главарь тут же рухнул на пол.
Двое других кинулись ему на помощь, желая ударить и парня со шрамом, и Женьку. Один из них попытался выхватить нож из своего кармана. Но ни тут-то было. Его действия оказались тут же замеченными, и нападавшие не смогли пройти даже метра. Словно стена, перед ними выросли крепкие деревенские пацаны и, не сговариваясь, словно их действиями руководил великий полководец, начали неистово бить пришельцев со всех сторон. Удары сыпались один за другим – в лицо, в голову, в живот, куда попало. Били неистово, били сильно, били в цель. Через несколько секунд они уже лежали на полу. Кровь ручьем лилась из разбитых лиц на деревянный пол.