Синий Огонь. Эра Огня

Я вылез на кафель и прокашлялся от воды. У меня жгло живот от удара об воду. Но немного погодя я услышал чей-то голос. Смахнув воду с волос, я разглядел на полу испуганную девочку. Она сидела и с ужасом смотрела на меня. Даже выставила руку вперёд. Я выполз из воды и стал медленно подходить к девочке:

– Эй, не бойся меня! Я не трону. Ты в порядке?

Она быстро отползла к стене и закрылась руками. Я слышал, как она плакала и стонала. Мне стало ужасно жалко её. А ведь такую, как она, хотелось лишь пожалеть. Её черные растрёпанные волосы лезли ей в рот, и она ими кашляла. Местами её чёрный цвет шерсти был темнее из-за грязи. А одежда, которую только на тряпки можно пустить, свисала с неё, как кожура. Я с трудом мог разглядеть её жёлтые заплаканные глаза. Меня охватила жалость перед ней. Чтобы успокоить её, я сам упал на колени и тихонько подполз к ней, приговаривая:

– Тише-тише-тише-тише!.. Не бойся. Прошу тебя, посмотри на меня. Я не хочу тебе зла!

– К-кто т-ты? – робко спросила она сквозь слёзы.

– Линссел! Но ты можешь звать меня Линсом. А тебя как зовут?

– Ни. Ни!.. Ниферрит. Нифи.

– Нифи. Ты не ранена?

– Нет.

– Напугана? – спросил я, и она кивнула.

Рядом с нами была единственная дверь. Через неё было слышно, как кто-то спешно идёт сюда. Я сказал ей:

– Не говори им, что я тут! – попросил я, и она кивнула.

В комнату с ноги зашёл Кафуд. Я прятался за ширмой, что была рядом, а под руку попалась лишь белая ваза. Ниф стояла у стены и смотрела в пол. Злой пёс взял её за руку и громко спросил, от чего та согнулась:

– Это ты их привела, да?!

– Кого?.. – выла от страха Ниф.

– Нарушителей, кого ещё?! Как только я разберусь с ними, я хорошенько тебя проучу!

– Не надо! – кричала она.

– Тогда признавайся или получишь! – он поднял руку вверх, и Ниф сразу упала на колени.

– Я ничего не знаю! – она не выдавала меня. Это был мой шанс разбить вазу об его голову!

– Ты врёшь, псина! – крикнул Кафуд и дал Ниф сильную пощёчину, от чего та упала.

Я поспешил и с силой обрушил здоровенную вазу на голову Кафуда. Он упал, и из его макушки слегка проступила кровь, а уши были в крови и осколках. После я поспешил закрыть дверь и, чувствуя адреналин, поднял Ниф на ноги и, придерживая за плечи, прерывисто спросил:

– Ты в порядке? Голова не кружится?

Она просто горько плакала и не могла ничего сказать. Я не придумал ничего получше, чем прижать её к себе и утешить:

– Спокойно, Нифи, он тебя больше не тронет, правда. Ну всё, не плачь, не плачь. Всё хорошо.

– Умоляю, забери меня отсюда!.. – попросила она, проглатывая слёзы.

– Хорошо-хорошо! Извини, я весь мокрый. Давай, приди в себя и пойдём.

Ей немного полегчало, и она тихонько поблагодарила меня. Мы думали, как уходить, и я решил поискать в карманах и сумке Кафуда ключи или что-то подобное. Пока я искал, то наткнулся на толстый фолиант с черной, потрескавшейся обложкой. На ней было что-то написано, но я не мог прочесть. Видимо, это был подарок Дисиза. Добравшись до связки ключей, я повесил их на руку, а сумку забрал. Ниф взяла меня за руку, и мы решили бежать.

Широкие коридоры и высокие потолки были похожи друг на друга. И я не знал, куда идти, а Ниф лишь немного помогала мне ориентироваться. После долгого блуждания по пустым коридорам Ниф узнала одну из дверей, что вела в тюремные камеры. Оттуда-то я уже знал, как идти, и мы осторожно отправились туда. Нам повезло, и внутри никого не было, даже тех охранников, что мы избили, даже Подди. Снова поднявшись на крышу, уши немного отдохнули от визга сигнализации, и мы двинулись к мусорной трубе. Меня шокировали охранники на крыше, в которых стрелял Шермус. Они истекли кровью и умерли. В этот раз нам нужно было обойти купол, ведь я сломал все доски. А по пути к трубе мы нашли ещё пару убитых, и тогда моё ускоренное дыхание невозможно было остановить. По телу прошёл ужас, и я не чувствовал ног. Ниф не смотрела на них, а просто шла за мной. Спустившись по трубе и пробежав по тоннелю, мы вышли на улицу, где уже шастали вооружённые псы. Чтобы переждать эти часы, мы спрятались в канаве и укрылись какими-то газетами.

Наступила ночь, но она была длинной.

Глава 5

Цирк Уродов

Извини, что вмешиваюсь в повествование. Просто дальше Линсел стал бы говорить про Лорека! А, ты же ещё не знаешь, кто это; ну, ладно. Видимо, контакт с душой потерял! Чуть не перескочил через целую историю! Голос Линса резко замолк, а фантазия перестала рисовать тебе забавные картинки, да? Моя вина. Такое случается, когда душа хозяина вновь переживает какой-то тяжёлый период времени. Иначе говоря, она волнуется, и поэтому потерять связь можно очень легко. Теперь тебе стоит начать рисовать другие картинки. Я не зря решил показать тебе это, так ведь? Но ладно, это я так, болтаю, тяну время и стараюсь поддержать связь. Могу лишь сразу тебе сказать, что такого больше не повторится. Поэтому подготовиться к дальнейшему развитию сюжета не получится. Но вот что я тебе предлагаю, ибо вижу твои скучающие глаза. Не переживай, это только начало. В общем, давай я буду перед каждым участком воспоминания задавать тебе вопрос. По окончании участка ты ответишь на него, но мне не скажешь ответ! Запиши или запомни. Лучше, конечно, записать. Когда мы закончим, я взгляну на твои ответы, ты не против? Вот он, я уже его задал – первый вопрос. Давай, размышляй, а я пока продолжу историю Линса. Хотя ладно, это нечестно; вот настоящий вопрос: кто из этих персонажей потерял больше всего? Слушай внимательно, я пока принесу тебе кофе. Ночка будет долгой, прямо как у Линса сейчас. К тому же, вспомни, о чём я говорил в начале. Теперь к Линсу.

Мне вспомнилось такое красивое выражение на егертрайском языке: «дэса нике чайлах, ксит ше цури аяри чайда, ора гатанай о таганай реса эц». Оно переводится как: лучшее – враг хорошего, и не стоит искать добра, если оно у тебя уже есть. Оно мне вспомнилось, когда я будил задремавшую Ниферрит. Она была не такой, как другие. У неё наверняка тяжёлая история, и мне открылась одна истина в её глазах: лишь познавшие ад найдут дорогу в рай. Другими словами, такие, как Ниф, запомнятся тебе на всю жизнь и будут напоминать о том, что всё не так уж и плохо. Даже в канаве. Ниф лежала на мне, чтобы не намокнуть от сточных вод. Я ужасно провонял стоками, но ей было все равно. Ниф, похоже, было комфортно со мной. По крайней мере, она напомнила меня в первые дни пробуждения. И, наверно, её улыбка была искренней. И она придавала мне уверенности. Такое чувство, как забота, я ощутил впервые. Мне хотелось поскорее отвести её к своим и накормить, обогреть и всё-всё-всё!

Голод стал брать верх, как и холод. Но я отдал свой плащ – не страшно. Потерплю немного. К тому же, Ниф была ужасно скромна, и сама бы не попросила меня отдать плащ. И все же мне было интересно, почему одни вринаки были такие, как я, а другие, как Олион. Нет, правда: одни могли не бояться за форму своей обуви, а другие должны были бы поискать свою форму ноги.

Придя в чувство, Ниф спросила:

– Мы можем двигаться? И куда мы пойдем?

– Я не знаю. Ты знаешь Подди? Он состоит в совете и дружит с моим приятелем.

– Нет, не знаю.

– Он может быть на своей арене. Ты знаешь, где тут рядом с Нитбадом арена?

– Знаю! Но зачем нам туда идти?

– Эта арена принадлежит Подди. Если он там, он нам поможет! Это далеко?

– Нет, мы близко. Ты уверен, что нам нужно туда идти?

– Я ни в чём ещё не уверен. Но я слышал, как по улицам ходят вринаки и ищут нас. Лучше не гулять и сразу найти место, где бы спрятаться.

– А где твои друзья?

– Они должны быть у каких-то ворот, где мы въезжали в страну. Наверно, таких мест очень много. Поэтому лучше найти Подди.

– Ох, ладно. Давай попробуем пойти к арене. Можно выходить?

– Да, только аккуратнее. Я пойду впереди, но ты веди меня, ладно? Если что, я отвлеку их, а ты придержи плащ на случай, если нужно будет убегать. Спрячешься и переоденешься.

– А почему сейчас нельзя его надеть?

– Потому что меня знают в лицо.

Мы уже двинулись, но Ниф встала на месте и задумалась:

– Подожди!.. Но что будет с тобой?

– В смысле?

– Если я убегу и переоденусь, то спасусь, но мне некуда идти! Может, лучше ты возьмёшь плащ? – неловко спросила она и протянула его мне.

– Нет, оставь его. – Я прижал её руку к груди, чтобы она держала плащ покрепче.

– Но!..

– Давай без «но». Тебе надо будет найти моих. А заодно возьмёшь тогда эту сумку. В ней книга, которая поможет им. – Я надел ей на плечо сумку.

– А как же ты, если нас найдут?

– Я попробую убежать. Если не смогу, то и ладно. Всё равно меня когда-нибудь найдут. Не они, так змей-психопат.

– Н-но, я не хочу, чтобы тебя забирали!

– Меня ещё не забрали, зачем ты раньше времени волнуешься?

– Прости. – С обидой произнесла она.

– Давай, больше уверенности. Сосредоточься на дороге. Видишь какие-нибудь ориентиры?

– Да. Пойдём.

Я не знаю, что со мной сделают, если увидят с Ниферрит. В лучшем случае изобьют и отпустят. В худшем – будут пытать до смерти. В лучшем из худших – застрелят на месте. Но на самом деле, я бы мог украсть хоть что-то из магазинов, если бы они были открыты. А те, что ещё работали той ночью, охранялись псинами. Поэтому мы шли вдоль дороги, между домами, по намокшей земле и песку. Удивительно, что песок был не везде. Конечно, он бы затруднил нам путь, и город не мог бы стоять на нём в дожди, но тогда и псинам было бы сложно.

Главное то, что мы нашли арену, а нас не видели. Проблема была в другом. Остановившись перед здоровым круглым зданием без окон, Ниф спросила меня:

– Как мы войдём? И откуда?

– Я не знаю. У этой махины даже окон нет. Просто ворота!

– Нам надо посмотреть с другой стороны.

– Ладно, посматривай по сторонам. Мне не нравится это место.

На самом верху крепился какой-то цветной материал. Он напоминал резину, но похоже, что это был купол, только крепился он на верёвках и других креплениях, чьё название оставалось тайной. Именно эта «крыша» заставила меня спросить себя вслух, привлекая Ниф:

– Что обычно делают в таких аренах, если они даже крышу закрывают?

– Вероятнее всего, там дерутся. А крышу сделали, чтобы солнце закрыть, или же дож-жь. – Она забавно прожужжала это слово, и я решил повторить за ней.

– Дож-ж-жь. – Сказал я, и та улыбнулась.

– Эй, ж-жопашники! Потерялись? – Крикнул нам кто-то из ворот.

– Ах. Мы ищем вход! – Со страхом ответил я.

– Вашу мать, так вы уже его нашли! Чего надо? – Голос ревел и по звуку был лет на 60.

– Мы ищем хозяина арены!

– А, так сразу бы и сказали. Заходите. – Сказал он, и железные толстые прутья поднялись вверх со скрежетом.

Оттуда мы попали в кассы. Они были закрыты, но выглядели как простая дыра в стене. Вход на арену тоже был закрыт, тем более там что-то ремонтировали, судя по звукам. Ниф спряталась за моей спиной, поэтому нужно было торопиться. Охранник, или же вахтёр, просто нажал какую-то яркую зелёную кнопку под своим столом и стоял у одной из касс молча. Было непросто так стоять и убивать друг друга глазами. По крайней мере, я точно видел в его глазах какой-то ужас или хаос.

Света стало больше. Страх слегка пропал, но вот ожидание убивало. Из подвала вышло несколько взрослых вринаков. Все были в рваных, пыльных плащах и обросшие, как бомжи. Увидев нас, они странно ухмыльнулись и стали осматривать. Я же сразу спросил:

– Где ваш хозяин?!.. Мне нужно с ним поговорить.

– А ты уверен, что хочешь этого, котик? – Спросил один из них. Из его пасти несло такой гнилью, что у меня аж свело зубы и зажгло желудок.

– Где Подди?.. – Прочистив горло строгим кашлем, спросил я.

– Тебе же нужен хозяин, так? Ну вот, ты с ним и говоришь. – Это был одноглазый пёс в возрасте. Алый цвет глаз, тёмно-коричневая шерсть и чёрные волосы до плеч. На его лице всегда была ухмылка, а из-под верхней губы торчало ещё два зуба, будто бы у него рос второй ряд.

– Ох. Мы ошиблись! Извините за беспокойство. Мы пойдём. – Я резко развернулся и понял, что ворота закрыты.

– Линссел! – Прошептала Ниф.

– Не откроете нам ворота, пожалуйста?..

– Хм. Вам? Ворота? Ну разумеется! Только хозяин не отпустит вас без должного внимания. Вы мои гости, а значит, вас надо уважить. – Сказал этот дурила, и мне показалось, что он хочет нас убить. Я не знал, что делать.

– Может, в другой раз?! Ну правда, мы торопимся! Не хотим, чтобы вы утруждались.

– Утруждались? Хех. Эках никогда не утруждается. И вы теперь должны понимать, что с таким лишь ко мне. – Он взял мою правую руку и тихонько посмеялся.

Меня охватил такой ужас, что я даже сказать ничего не смог, не говоря уже о Ниферрит. Если честно, я жалел обо всём содеянном за эти несколько дней. Мне хотелось вернуться назад во времени и не идти сюда! Может, даже не бежать из дворца! Слишком много сожалений и так мало времени! Нас повели вниз, и я решил, что пора прощаться с жизнью.

Однако внизу было нечто похуже смерти – потеря свободы, сознания, слова. У стен были решётчатые клетки. В них сидели дети или же подростки, как мы. Они были страшными, уродливыми, побитыми или же полумёртвыми. Эках заставил нас встать у стола, что был посередине комнаты, и тогда все, кроме двух охранников, ушли. Эках достал из-под стола мешки и сказал:

– Хотите знать, что это за пленники и почему они здесь?

– Линс! Сделай что-нибудь, пожалуйста, – тихонько умоляла Ниф, рыдая мне в спину.

– Просто не нервничай. Веди себя тихо, – ответил я.

– Эй! Вы закончили?! – крикнул Эках, и все дети в клетках задвигались.

– Да. Простите.

– В общем, они здесь потому, что думали, якобы жизнь им подвластна. Что всё им даётся легко и можно прожить с любой болячкой, даже если у тебя член толще руки. Но я же помогаю им понять следующее – цени не жизнь, а то, что поддерживает её, даже если приходится пойти на жертвы! Они должны уметь понимать свою жертву и скорбь. Буквально вкусить её и выдохнуть с новой, белой правдой! Сейчас я приготовлю им, как обычно, ужин. Наблюдайте и не отвлекайтесь. Главное помнить о жертве, даже если ты фрик.

Эках достал несколько видов мяса и разные приборы, электронные и простые. Он расставил тарелки и взял нож. Куски мяса, органы – всё казалось не таким. Оно было темнее, жёстче и намного-намного плотнее. Эках мял это мясо своими руками, придавливал кусочки органов ножом, засыпал это всё какими-то специями. Он измельчал жирные куски в подобии мясорубки и делал сосиски, фарш и даже отбивные. Каждый продукт был разного цвета, что удивляло меня сильнее всего. Ниф чувствовала что-то неладное, как и я. Она сказала:

– Мне дурно. Зачем он это делает?!

– Наверное, дразнит детей в клетках.

– Линссел, мне страшно.

– Я сам напуган, Ниф. Но я не знаю, что делать.

Эках напевал что-то и выглядел как-то беззаботно. Он смачивал некие мягкие кусочки органов в воде. Выдавливал соки и затем в них же что-то жарил. Покрывал филе мукой и тут же жарил на пригоревшей сковородке. Были даже какие-то маленькие зверьки в воде. Они напоминали рыб, но как именно эти называются, сказать не мог. Однако он доставал по одной такой зверюге, бил их по голове ручкой ножа, вспарывал горло и доставал почти все внутренности. Ниф стало плохо, и я закрыл ей глаза. После зверюшки смазывались кровью от мяса и жидкостью от органов. Эках засучил рукава, и я заметил большие швы на них. Может, он бывший военный? Но и повар тоже неплохой. Когда же он закончил, стоял приятный запах приготовленного блюда из мяса. Жаль, что это было создано руками Экаха. Если бы они не предложили это, я бы вряд ли съел. Одну из причин Эках назвал:

– Видите ли, здесь есть ещё еда, – сказал он и достал последний мешок с мясом и просто вывалил его на землю, потоптал немного, плюнул и пнул.

– Линс, он сумасшедший! – испуганно шепнула Ниф.

– Я не дам тебя в обиду! Не бойся, – сказал я, не веря своим же словам.

– Это мясо – для тех, кто привык жрать животных. А вон то – на столе, вкусное, приправленное и красивое – для тех, кто готов принять жертву и сожрать сородичей, которые сдохли с голоду! – сказал Эках, и Ниф слегка вырвало от этих слов.

Бедняжка испугалась не на шутку и, как только пришла в себя, вцепилась в меня и стала сдерживать эмоции, издавая стоны. Я же просто не мог смотреть на стол и всё то мясо, кости и жир, что он резал. Ему было смешно наблюдать за нами, а потом он отвёл нас в другую комнату, а перед этим приказал открыть клетки и накормить пленных тем, что они захотят съесть сами.

В другой камере были, по словам Экаха, лучшие артисты. Они лежали на сене и не слышали тех ужасных звуков пожирания плоти. Эках позвал своего друга енота. Он был низким, смешным по голосу, но это лишь голос. Цвет шерсти был темнее, чем у меня, но все же серый. А волосы коричневые. На шее было много побрякушек, а браслеты имели странные дырки в виде замочных скважин. Он представился нам:

– Я – Муч! Если вы не против, я осмотрю ваши карманы.

Я не стал сопротивляться и отдал сумку с книгой. Они не были ею увлечены так сильно, как золотым браслетом Ниф. Она не хотела его отдавать, и Муч стал забирать его силой. Пришлось вступиться, ведь енот начал брать её за волосы! Пихнув его подальше, меня схватил Эках и сказал:

– Лишь пожертвовав – ты обретёшь правду! Один браслет не помеха!

– Пожалуйста, отпустите его! – выла и надрывала горло Ниф.

– Тогда отдавай браслет, пёся! – сказал енот и подмигнул ей.

– Пожалуйста, это подарок от мамы! Всё, что у меня от неё осталось.

– Аргх!.. Ну же, мужик, отстань от неё! Один браслет тебе на руку не сыграет!.. – пытался я ответить.

– Но она ничего не потеряла, чтобы оказаться здесь! Ты готов ей в этом помочь?

– Чего?.. Не убивай, прошу!.. – ответил я, задыхаясь от его удушья.

– Нет, я тебя не убью! Ты лишь заплатишь за этот браслет. А точнее, местом, на котором она его носит!

– Что?..

Не успел я понять, что происходит, как он кинул меня на землю, вытянул мою правую руку и со всего маху ударил ногой по локтю с такой силой, что меня начало разрывать от боли. Мало того, рука не сломалась, и чтобы окончательно сделать меня инвалидом, он продолжил бить ногой по моему локтевому суставу до тех пор, пока он не треснул, а мои слезы с криками не начали заглушать мои уши и чувства. Другими словами, резкая боль, прекращение движения рукой и моментальная опухоль. От болевого шока я потерял сознание.

Очнулся я уже на коленях плачущей Ниферрит. Она незаметно роняла свои слезы на меня. Я не знал, что чувствовать. Ни физического, ни ментального восприятия. Будто бы я уже умер. Ничего не чувствовал.

Когда её слеза упала на мой глаз, она заметила это и аккуратно сняла капельку ноготком. Я дёрнул веком и улыбнулся. У бедняги задрожал голос от осознания, что я слышал и видел её всё это время. Она стала гладить меня по голове и вытирать свои слёзы. Мне хотелось привстать и начать двигаться, чтобы хоть что-то чувствовать. Только я не думал, что боль будет настолько дикая! Подавив боль приглушённым рёвом, я отдышался и осмотрел руку. Эти уроды наложили мне что-то вроде лангетки. Видимо, на гипс решили поскупиться. К шее примотали бинт, чтобы я держал руку на весу. Но больше всего меня пугало то, что почти весь бинт у локтя был в крови. Думать о том, какая у меня там рана, было сложнее, чем просто глазеть на кровь.

Все вокруг спали, как убитые, хоть я и издавал громкие стоны, от которых кто-то мог проснуться. Это шокировало меня, и я поспешил спросить у Ниф, что произошло. Она глубоко вздохнула и ответила: – Тебя принесли и бросили мне под ноги. Остальных напоили каким-то молоком, и они уснули. А я просто хотела, чтобы ты пришел в себя.

– Они сделали мне лангетку. И забинтовали всю руку. Но зачем?

– Эках принёс тебя и сказал, что пожалел о своем решении сломать тебе руку. Он хотел оставить её, чтобы публика любовалась.

– Какая, к чёрту, публика?! Ах. – резкие движения рукой были смерти подобны.

– Линс. Мы в цирке уродов!.. – скорбно и со слезами прошептала Ниф.

– Твою мать.

Я не знал, что делать. Уже в который раз не знал! Да чего там было знать, если меня переполнял ужас и беспокойство! В глубине души я слышал тревогу. Она была похожа на оживленный улей в твоей груди. И любая тварь из этого улья могла запросто вгрызаться в любую клеточку твоего тела и грызть-грызть, разрывать! А ты ничего не можешь сделать. Пошевелить глазами и просто смириться. Никак оно не могло утихомириться.

Эта тонкая грань между телом и душой просто поражает. Если я двигаюсь, мне до ужаса больно, и я забываю о том, как же велик риск быть съеденным или убитым. А если просто попробую успокоиться, то мозг начинает рисовать такой кошмар, что хочется лишь проснуться. Проще говоря, я боялся потерять Ниф и остаться одному. Поэтому я разговаривал с ней всю ночь, чтобы не лишиться рассудка и капельки надежды.

На утро произошла настоящая женская дуэль. Две девушки не поделили завтрак, что нам дали. Это был червивый хлеб и мясо, обваленное в волосах. Даже не знаю, что лучше. Это все равно, что драться за сыр с плесенью. Не важно, какая плесень лучше, если это все равно плесень и сыр будет дороже! Мне стало интересно, как долго они живут в рабстве. Но спрашивать это у бестий, которые пытались заколоть друг друга деревянными зубочистками, было бы сложно. В комнате были ещё подростки и даже дети. Всего семь вринаков. Две сумасшедшие оленихи, маленькая обезьянка, высокий, но тощий варан, краб… и мы. Кричащие девочки, судя по внешности, были сестрами. Даже близнецами. Белые, как снег, но с красными полосками по всему телу, будто бы это были татуировки. Короткие, как у мальчиков, стрижки из смеси светлых, синих и черных волос. Большую часть составляли синие, но вот светлые и черные были разбросаны пятнышками. Меня удивляло, как просто они били друг друга копытами. Обезьянка была лысой. Нет, правда, лысой! Ни волос, ни шерсти. Однако уродцем она считалась из-за серебристых ладоней. Казалось, что она где-то испачкалась, но когда она чесала себе эти ладони, с неё падали серебристые кусочки кожи. Варан оказался самым тихим. В отличие от других он не был уродливым. Ну, если не считать высокий рост уродством. Как и любая рептилия, он был лысым, но зато имел ужасающую тёмно-синюю окраску. И язык был чёрным. Краб удивил меня больше всего. Я никогда их не видел и, если честно, больше видеть не хочу. Они живут где-то на востоке и на такой маленькой территории, что увидеть где-то здесь такого – гигантская удача. Однако он был не таким, как на картинках! Этот был серым, и лишь усики были белыми. Голова была похожа на один большой кусок усов с маленькими черными глазами. Руки – не руки, а настоящий кошмар. Если они будут сниться мне в кошмарах, то лучше сразу умереть. Вместо пяти пальцев на руке у него их было десять! А может, их было пять, но они разделились. Тонкие, двигаются хаотично, с острыми чёрными кончиками! Кожи нет, лишь панцирь с острыми наростами и бледными областями вокруг них. Такого урода надо ещё было поискать. Даже одежда была с дырочками от этих наростов. Но что меня больше всего удивило, он не говорил на страта ни. Лишь непонятно кряхтел и издавал ужасные звуки.

Поглядев на эти кадры, надежда в моем сердце просто застрелилась. Однако тело этой надежды ещё осталось. Всё благодаря Ниф. За один лишь день я сблизился с ней так быстро, что ни ей, ни мне не хотелось отпускать друг друга. Ухудшало всю ситуацию моя больная рука. Из-за того, что я лежал на коленях Ниф, она не могла пошевелиться, потому что знала, как мне будет больно. А я не мог встать сам, ведь чувствовал, как лёгкое напряжение в руке ломает её снова. Но нам, в принципе, это не особо мешало. И чтобы хоть как-то успокоиться, мы болтали, шепотом, но довольно долго. Бедная Ниферрит была с ног до головы сентиментальной. И почему – она мне рассказала. И правда меня слегка тронула. Все началось с моего неприличного вопроса:

– Почему ты была в той комнате, куда я упал?

– Нитбад был для меня домом. А позже стал тюрьмой, – неуверенно и прерывисто говорила она.

– Расскажи мне всё, – я взял её за руку, ногти которой она иногда покусывала от нервов. Поглаживая её шершавые пальцы, она отвлеклась от этого и продолжила.

– Всё было хорошо! Я гуляла с папой, нянями, разными детьми, а иногда даже одна. Я любила украшать свой мир и придумывать что-то, чего нет. Браслет, что достался мне от мамы, был непростым. О его секрете многие узнали и решили им воспользоваться.

– А что за секрет?

– Дай мне руку, я покажу, – попросила она, и я разжал пальцы.

Затем она взяла немного песка и положила его мне на ладонь. Правой рукой дотронулась до этой горстки, и её браслет слегка засветился. Из песочка моментально вырос кусочек травы. Я был поражён! Слов не было – лишь косой взгляд на травинку и Ниф. Она смахнула песок с травой и прошептала: