Нити судьбы. Похождение Уго

Данила Штульберг

Нити судьбы. Похождение Уго

Глава I

“Кукловод и рассказчик”

Это было очень отдалённое от привычного нам мира место. Сидя на холодных булыжниках Уго смотрел на восходящее солнце, словно где– то там, вдали, стоит кукловод и поднимает его за ниточки.

Задумавшись о кукловоде и солнце он подумал, что возможно, все мы чьи– то марионетки и стоит только кому– то потянуть за ниточки и он тут же уйдёт с этого, чем– то особенного места и оставив все мысли погрузится в привычную для него рутину.

Вместе с солнцем проснулось все вокруг. Листья деревьев начали шелестеть иначе, более оживлённо, будто общаясь друг с другом и с жучками, которые проснулись и продолжили собирать запасы на скорые холода. Утренний трепет птиц –  это нечто вроде персика с беконом или кофе со сливочным маслом, на первый взгляд все разное и несовместимое, но если объединить, получается нечто удивительно прекрасное. Их симфония помогает солнцу разбудить лес там, до куда лучики уже не достают. Например большое болото в самом центре леса.

Большое болото –  очень опасное и жестокое место, населённое недоброжелательными живностями и как говорят некоторые странники, даже аллигаторами. Страшнее попасться на хитрую, затаившуюся в зарослях кустарника змею, а скорее, что болото тебя проглотит с такой силой, что уже не выберешься.

Погруженный в раздумья Уго совсем забыл, что ему пора спешить в деревню, дабы избежать наказания от потерявшей его мамы. Он провёл рукой по булыжнику, будто попрощавшись с ним и отправился в путь.

По дороге домой Уго вспомнил недавние мысли о марионетках: «хм, всё таки потянул за ниточки»,–  сказал он вслух.

Деревушка приютилась у подножия исполинской горы, позади которой находилась бескрайняя пустыня. Её низкие, крытые черепицей домики тонули в безудержном буйстве пробудившейся природы. Казалось, сама гора здесь дышала жизнью, выдыхая ароматный туман из смеси мёда, горной лаванды и свежескошенной травы. Молодая трава, изумрудно– яркая, стелилась плюшевым ковром до самых кромок крыш. Но истинными хозяевами были цветы. Они карабкались по каменным оградам, выплёскиваясь с подоконников деревенских домов яркими водопадами. Даже воздух звенел – от жужжания пчёл, щебета птиц в цветущих вишнях и смеха детей, бегущих к ручьям, чьи воды, прозрачные и ледяные, несли вниз лепестки, как письма от весны. Деревня купалась в этом изобилии, как в теплом молоке, защищённая каменным щитом горы.

Одна тропинка из деревни вела вверх, петляя между цветущих склонов. Чем выше, тем реже становились деревья, тем скромнее были цветы, цепляясь за скалы упорными альпийскими колокольчиками и горечавками. И вот – вершина перевала. Широкая каменистая седловина, продуваемая всеми ветрами. Здесь ещё цвели последние, самые стойкие цветы, но воздух уже менялся. Исчезала влажная сладость, его сменяла тонкая, колючая струя холода и чего– то чужого, сухого.

Ступив за гребень, путник попадал в иное измерение. Буквально шаг – и всё гасло. Цветы исчезали, словно их и не было. Яркая зелень травы сменялась чахлыми, серо– зелёными пучками жёсткой осоки и полыни, вцепившимися в редкие трещины камня. Солнце, ещё недавно ласковое, здесь било ослепительно– жёстким, выжигающим светом. Воздух становился звеняще– прозрачным и пустым, лишенный гула насекомых и птичьего гомона. Звуки деревни больше не долетали.

Склон, обращённый от деревни, был мрачным отражением обратной стороны. Те же каменные исполины, те же ущелья, но всё здесь было окрашено в серость. А внизу, за этими унылыми, мрачными предгорьями, расстилалась пустыня. Не золотая песчаная, а каменистая, серая, бескрайняя. Гаммада. Равнина, усеянная миллионами обкатанных ветром камней, как гигантское высохшее русло. Лишь кое– где вздымались низкие, пыльные барханы цвета пепла. Горизонт дрожал в мареве, сливаясь с блёклым небом. Тишина здесь была не благоговейной, а гнетущей, мёртвой.

Перевал был не просто точкой на карте, а дверью между двумя реальностями, и каждый шаг за гребень ощущался как падение в иную, гораздо более суровую и безрадостную вселенную.

Забежав в деревушку Уго направился к таверне где работала его мама Алея. Она продавала свежие фрукты и овощи жителям деревни. В её таверне всегда царил вкусный аромат клубники и вокруг был порядок, ни одной пылинки, даже на самых дальних полочках.

Людей в деревне было не много, так, что все друг друга хорошо знали. Уго бежал в таверну через главную площадь, где стоял старый фонтан, брызги от которого создавали радугу от лучей солнца. И именно там, у этого весёлого водяного колодца, Уго наткнулся на своих лучших друзей – Газа и Хобота. Они, как обычно, дурачились во всю мочь. Газ, его пухленькие щеки покрывались румянцем, словно спелые яблочки, от хохота и возни. Его смешные клетчатые бриджи на подтяжках едва не спадали с круглого животика, когда он, неуклюже пытаясь увернуться от струи воды, запущенной Хоботом, поскользнулся на мокром камне и шлёпнулся прямо в лужу. Его громкий, раскатистый смех тут же подхватили сороки на крыше соседнего дома. Рядом, выше ростом и на голову, и в серьёзности, стоял его старший брат Хобот. Лицо у Хобота было вытянутое, с вечно поджатыми губами и нахмуренными бровями – казалось, он только что проглотил что– то очень кислое. Но, несмотря на это постоянное выражение лёгкого недовольства, именно он сейчас стоял по колено в той же луже, с мокрым рукавом, закатанным выше локтя, и лукавой искоркой в глазах – ведь это он подстроил ту ловушку, в которую угодил Газ. Он ворчал что– то вроде: "Ну вот, опять мокрый как цыплёнок, мама ругаться будет!", –  но сам не мог сдержать улыбки, глядя, как его младший брат, весь мокрый и довольный, пытается встать, поскальзываясь и разбрызгивая воду во все стороны. Они были неразлучны, эти двое – весёлый, неуклюжий комочек радости по имени Газ и его высокий, ворчливый, но неизменный защитник и соучастник всех проказ Хобот. Уго знал: куда один, туда и второй, всегда вместе, как две половинки одного ореха – хоть и таких разных.

«Привет Уго», –  одновременно крикнули Газ и Хобот.

«Привет, Газ, мне кажется ты немного промок», – с улыбкой воскликнул Уго.

«Пойдём с нами вечером прыгать по аллигаторам на Большом Болоте, да, Хобот? », –  сказал Газ поджав голову с ухмылкой, будто в ожидании братского подзатыльника от Хобота.

«Никуда мы не пойдём, дядя сказал что там опасно» –  утвердительно сказал Хобот.

«Ну хотя бы на перевал, посмотреть на пустыню Гаммаду» –  жалобно произнёс Газ.

«А что, если Уго согласен, то и я за» –  сказал Хобот посмотрев на Уго.

«Ой, я же спешу помогать маме в таверне, давайте в другой раз» –  сказал Уго побежав дальше, но эта идея вызвала у него интерес. Уго всегда хотел посмотреть на пустыню о которой часто рассказывали его родители.

Наконец дойдя до места, Уго открыл дверь таверны, на которой висел колокольчик, обозначавший всех вошедших. Мама Алея раскладывала фрукты на прилавок, предварительно отмывая и протирая каждый.

«Уго, ты опять убегал в эту чащу. Давай лучше беги до дома и забери у отца ящик апельсинов, он в саду. Приходи как можно скорее, ты же знаешь,–  добавила Алея с хохотом, –  посетителя от них с ума сходят»

Дом Уго был расположен ближе всех остальных к склону. Крыша была украшена виноградными листьями с которых свисали сочные кисти ягод, позади дома находился сад, засаженный разными красочными цветами и деревьями. Именно там, где сейчас трудился отец Габид, они и выращивали большинство фруктов для таверны.

Работа шла, а солнце опускалось с зенита и скрывалось за чащобой.

Именно это обозначало конец рабочего дня, когда деревня раскрывалась в других своих красотах. Рабочий шум – стук топоров из дровяного сарая, блеяние овец, возвращающихся с лугов, деловитый гомон у кузницы – постепенно смолк, растворившись в наступающем вечернем покое. Площадь у фонтана преобразилась. Каменная чаша, днём сверкавшая бриллиантовыми брызгами, теперь темнела, как таинственное озеро, отражая в своей глади первые бледные звезды и рогатый месяц. Вокруг неё, словно мотыльки, закружились огоньки светлячков, добавляя к вечерней палитре живое, изумрудно– зеленое мерцание. На скамейках у домов, в глубоких синих тенях, зашевелились силуэты: старики с трубками тихо беседовали, их голоса – негромкое жужжание, как у вечерних шмелей. Ребятня потише дневной, но все ещё резвилась в сумерках, их смех и крики звенели чистыми серебряными колокольчиками в прохладном воздухе. Запах хлеба, мерцание огней, шёпот теней и серебристый смех детей – всё сливалось в один тёплый, живой гул, наполняя долину умиротворением перед ночным отдыхом.

Алея уже спала, как Габид по традиции рассказывал своему сыну сказку перед сном.

«Там вдали, где в реках течёт сок жизни, а заснеженные вершины гор образовали ступени в небо, нашёл свой дом причудливый, от того и загадочный народ, эм, –  почесав затылок, отец Габид пытался как можно скорее придумать название народа из своей вымышленной сказки для почти заснувшего сына Уго, –  забыл, но как бы ты их назвал?»

«Пускай будут угунги» , –  захохотал Уго.

«А почему бы и нет, –  с усмешкой сказал отец, нежно потрепав Уго за волосы –  итак, угунги были крохотные, полурослые чудики живущие под склонами могучих гор. Они жили в маленьких лачугах, любили собирать лососевые ягоды в горных реках, а по вечерам кружиться вокруг костра напевая песни и угощаясь собранным лакомством.»

«Им наверное весело» –  сказал Уго

«Да, Уго, им весело, но не все так радужно в их мирке. Каждую ночь, когда угли костра уже блёкнут, а волки пропели песнь луне, угунгам лучше не выходить из своих лачужек, –  жутким голосом проговорил отец Габид»

«Ой, что же это ?» –  прошептал Уго спрятавшись под одеяло, будто защищая себя от чего– то.

«Каждую тёмную ночь, на вершине горы угунгов пробивается громоподобный шум, будто великан барабанщик начинает свою очередь. Дальше же всё затихает на миг, но лишь на миг. Ведь там, на вершине, что выше облаков, ослепительно и не утихая начинают сиять молнии, будто великан разбудил громового зверя.»

«Но ведь это так высоко, почему они боятся ?» –  спросил отца Уго.

«Угунги конечно умны, но насколько малы, что не могут защитить себя сами, оттого и не рискуют узнать, что там за чудище.»

«А я бы забрался на эту гору и одолел бы чудище.» –  прозевав сказал Уго и закрыв глаза отправился в своё ночное путешествие.

Габид поправил одеяло сына и потушив свечи покинул пост рассказчика.

Ночь была тиха и бела. Габид вышел во двор дома, который когда– то давно построил со своей женой, искав тихое место, где их новорожденный сын Уго вырастит в мире и спокойствии. Он закурил трубку и отдалился далеко в прошлое. В то прошлое, когда братья сироты Габид и Адам искали золотую жилу, дабы избежать бедности до конца их жизни. Они грабили библиотеки и музеи, чтобы раздобыть старые карты и свитки. Они верили, что в мудрости предков они и найдут путь к богатству. Поиски этого богатства длились долгие годы, пока не произошёл один интересный случай в их жизни.

Глава II

Ч.1 “Из тернии к звёздам”

Дело было в городке Дуумвир расположенном в пустыне Гаммада. Адам и Габид приехали сюда не с проста. Город был основан тысячи лет назад, когда вместо пустынных барханов стоял величественный бор с расстилающимися реками, чьих берегов не знали конца. Адам был уверен, что если они найдут места где текли эти реки, то и богатства давно утонувших сокровищ они тоже найдут.

После долгого пути братья засели в местной таверне, где работал лишь один сутулый старичок, пристально наблюдавший за ними. Зубы его давно сгнили от цинги, а в запавших глазах было видно лишь полное отчаяние.

– Давно у нас не было странников, –  еле слышно и хрипло проговорил старик –  что вас привело в это место?

– Мы просто кочевники, сегодня тут, а завтра там.– неробко ответил Адам, пытаясь завершить нежелательный ему разговор.

– Были у нас одни такие, выжили их отсюда. А если вы за золотом, то нет его уже давно.

– За каким золотом старик, говорю же, кочевники мы. –  ответил Адам.

– Молодой человек, вы бы кельмы с кирками свои спрятали, а то со всех сторон навешаны, то я бы возможно и поверил, что вы кочевники, –  усмехнулся старик и отправился за прилавок.

Адам был смущён и напуган, ведь теперь их могут поджидать проблемы от местных жителей. Габид наказал пару напитков и открыв карту начал мечтать о грядущем, –  найду золото и тогда сам себе таверну куплю, а то и две, а гляди самородок побольше будет, тогда и мотель построю.

– Нам пора! –  сказал Адам, перебив мечтания Габида, –  Время это иллюзия, которая быстро растворяется в небытие. Поэтому поспешим братец.

Собравшись они начали идти, глядя на старую дырявую карту. Ничего схожего с окружающим не было, кроме огромной башни, построенной возможно тысячи лет назад.

– Идём к башне, а оттуда пару миль до места. –  сказал Адам и братья тронулись.

День был аномально жаркий, солнце будто хотело одолеть их. Вот– вот кончавшаяся вода была уже горячей. Кактусы в округе были вырублены по корни, ведь это почти единственный источник жизни для местного народа.

Идти Адама и Габида заставляла только надежда.

– Что ты будешь делать с деньгами? –  спросил Габид Адама.

– Хм, всю жизнь мечтаю о верблюде, чтобы вот так ноги не стаптывать, –  братья посмеялись и Адам продолжил, –  я бы хотел уехать от всего этого, туда где меня не было, где меня не знают. Нам с тобой вот– вот 18 лет и знаешь, каждый день в нашем городке я слышу насмешки в нашу сторону. Им смешно, что у нас нет родителей, смешно, что мы с тобой всегда вместе, где бы не были, что мы пытались ограбить библиотеку в этих тряпках будто бы наши голоса никто не узнает. Я хочу уехать, найти девушку, которая будет со мной таким какой я есть. Мы построим дом и у нас родится сын. И я никогда не позволю, чтобы над моим сыном смеялись также как и надо мной. –  завершил Адам, как братья уже дошли до башни.

– Так, нам пару миль в ту сторону и мы на месте. –  сказал Габид ориентируясь по карте.

Этот с одной стороны короткий путь длился будто бы вечность. В тех краях песок был очень сыпуч, отчего ноги словно вязли в нем. Последние капли воды кончились ещё на пол пути.

Вечерело. Вдали виднелся караван, он неумолимо шёл вперёд невзирая ни на жару, ни на вырезающий глаза самум. Они знали куда шли, у них был только путь.

– “Даже покинув пустыню, караванщик будет испытывать жажду. Всю свою жизнь…” –  пробубнил уставший Габид.

Добравшись до предполагаемого места братья начали копать песок, который снова и снова закапывал их старания. Сил было немного, поэтому Адам предложил искать что– то на поверхности, по глубине их лопат. И они начали рубить песок лопатами надеясь на тот самый звонкий звук удара железа об железо.

Время шло, а мечты о золоте оставались только лишь мечтами.

Габид остановился посмотрев на свои ноги. Спустя несколько минут его стопы замело песком и он задумался, стоит ли им продолжать, ведь пустыня большая, а чтобы найти клад ударами лопат об песок, кладу должно быть не больше пары дней ,а то и пары часов.

Когда энтузиазм в его глазах потухал, он посмотрел на брата : Адам прилагал все свои старания, пуская слёзы он продолжал биться с песком, –  да где же ты, найдись, гребанное золото, получай! –  словно стиснув зубы он кричал от безысходности.

Нервный порыв Адама заметил не только Габид, но и местная шайка юношей из Дуумвира.

Их было трое. Все как один: глаза их были широкие, а волосы чёрные как ночь. Двое были низкие, а тот что стоял посредине, видимо их вожак, был в разы больше и выше остальных.

– Чего это вы тут делаете?–  сказал большой юноша.

– Не ваше собачье дело, –  рассерженно ответил Адам и продолжил копать. Габид же был напуган и будто не мог пошевельнуться. Всё тело было сковано и только глаза его бегали по всем вокруг.

Большой юноша приблизился к Адаму и толкнул его так, что Адам столкнул Габида стоящего позади наповал.

– Ты за это ответишь, –  прошептал Адам и уверенно схватив лопату пошёл на юношу. Габид продолжал сидеть на песке, он не мог промолвить ни слова, дыхание стало прерывистым, а в висках его будто бы на барабане играет сотня муравьев.

Адам размахнулся лопатой на вожака, как юноша рядом ударил его чем– то увесистым прямо по затылку.

Удар, чуть слышный стон и падение брата – это последнее, что видел Габид до того как потерял сознание.

Очнувшись Габид увидел перевёрнутую уже восходящую солнцем пустыню. Куча верблюдов качаясь с боку на бок топтали песок, а люди бурно обсуждали что– то на незнакомом ему языке.

Он лежал в повозке каравана. Последние воспоминания заставили его подняться и он пристально начал искать то родное, что возможно уже потерял навсегда.

– Проснулся наконец, –  с незнакомым акцентом сказал возничий.

– Где мой брат? –  тревожно, с дрожащим голосом сказал Габид.

– Этот чтоль, да помер он, откапывали уже бледный был –  возничий продолжал говорить, а Габид уже и не слышал. Только гул стоял в его ушах. В соседней повозке лежало синее, уже неподвижное тело самого дорогого человека. Слеза скатилась по его щеке пропав в бескрайнее море песчинок. Теперь все его мечты, которые он преследовал, будут преследовать его только воспоминаниями.

Ч.2 “Собаки лают, караван идёт”

Габид сидел в повозке, окружённый звуками пустыни: глухой треск колёс, шёпот ветра и далёкие крики птиц. Но в его сердце царила тишина, полная горечи и утраты. Он не мог поверить, что Адам больше не с ним. Брат, с которым они делили всё: мечты, страхи, надежды. Теперь его не стало, и мир вокруг казался серым и безжизненным.

Караван, в который он попал, медленно двигался через бескрайние пески. Люди в нём были незнакомыми, но каждый из них нёс в себе свою историю, свои потери и свои мечты. Габид наблюдал за ними, но его мысли были только о брате. Он чувствовал, как его сердце сжимается от боли, и каждый удар напоминал о том, что Адам не вернётся.

Прошло несколько дней, прежде чем Габид смог хоть немного прийти в себя. Он не знал, как долго будет путешествовать с этим караваном, но понимал, что здесь, среди этих людей, он не одинок. Каждый из них переживал свои страдания, и, возможно, это было единственным, что объединяло их в этом безжалостном мире.

– ”Там оазис! Поворачиваем”–  закричал один из всадников. И тут весь караван будто взорвался от радости и переполоха.

Словно по волшебству, усталые лица путников озарились улыбками. Женщины начали смеяться и обмениваться радостными восклицаниями, дети, почувствовав атмосферу праздника, закружились в танце, срываясь с мест, чтобы быстрее добраться до заветного источника. Мужчины, уставшие от долгого пути, потянулись к своим верблюдам, готовясь к новому броску в сторону оазиса.

– "Скорее! Не теряйте время!" –  подбадривал старший караванщик, его голос звучал как команда, и все начали торопиться. Верблюды, почувствовав азарт, начали шагать быстрее, их шаги звучали как ритм надежды.

В воздухе витал запах свежести и зелени, который манил всех вперёд. Некоторые караванщики начали петь традиционные песни, подбадривая друг друга и создавая атмосферу веселья.

“О– о– о, оазис, мы к тебе спешим,

Смех и радость нас зовут, мы уже бежим!

О– о– о, оазис, ты наш светлый путь,

Скоро будем пить и в воде тонуть!”

– "Скоро мы увидим воду!" –  воскликнула одна из женщин своему маленькому дитя, указывая на горизонт, где уже виднелись силуэты пальм.

Дети, с нетерпением подбегая к своим родителям, задавали вопросы о том, как будет выглядеть оазис, и мечтали о том, как будут плескаться в воде. Взрослые делились историями о своих предыдущих остановках, когда оазисы были настоящими убежищами в пустыне, полными жизни и радости.

Габид ехал в повозке с двумя тенебрами (один из пустынных народов, от слова "тень", что символизирует их вечные поиски укрытия от палящего солнца.) и один из них, по имени Бака рассказывал, что когда он был молод, их небольшой город на самом Юге пустыни собрал самый большой караван на то время. Он насчитывал сотню голов верблюдов и больше трёх сотен горожан. Это был первый поход для большинства, включая самого Баку. Мало кто понимал, зачем они идут, ведь продавать в их городе было нечего, а где искать другие поселения они не знали. После долгого пути они нашли оазис, там были и пальмы и вода, но оазисцы –  местные жители не приветствовали гостей и к вечеру угостили всех отравленным соком кактуса. Выжило лишь с десяток мужчин, отходивших в этот вечер на разведку местности, включая Баку. Но издали увидев море трупов они не осмелились вернуться. Они подождали пока стемнеет, запрыгнули на ближайших верблюдов и исчезли кто куда. С тех пор Баку не доверяет людям, особенно оазисцам.

Когда караван наконец достиг оазиса, все замерли от восторга. Перед ними раскинулось живописное место с ярко– зелёными пальмами, цветущими растениями и кристально чистой водой. Вода блестела на солнце, как драгоценный камень, и путники бросились к ней, забыв боль в ногах.

– "Мы сделали это!" –  закричал один из всадников, погружая руки в воду и расплёскивая её вокруг. Это смутило местного жителя, он закричал, что вода не бесконечная и чтобы они использовали кокосовые половинки для питья, но жаждущих караванщиков это не останавливало.

Смех и радостные крики заполнили оазис и все, наконец, могли отдохнуть, насладиться свежими фруктами и поделиться друг с другом историями о своих приключениях. Этот оазис стал не просто местом остановки, а настоящим праздником жизни, где каждый мог восстановить силы и зарядиться энергией для дальнейшего пути.

Первым делом Габид попросил помочь проводить его брата Адама в последний путь, он отказался хоронить брата в песках, там, где всё это и произошло. Его тело было закутано в плотные ткани и одеяла, чтобы защитить от солнца и песка. Смотреть на него Габиду караванщики запретили, они не впервые сталкиваются с этим.

Положив руку на Адама, Габид почувствовал, как сердце его сжимается от горя. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь лёгким шёпотом ветра, который нёс песчинки по поверхности земли. Караванщики, собравшиеся вокруг, стояли с уважением, понимая, что этот момент – не просто прощание, а целая история, полная воспоминаний и любви.

Габид закрыл глаза, вспоминая все мгновения, проведённые с братом: их совместные приключения, смех, споры и поддержку в трудные времена. Он знал, что Адам всегда был рядом, и теперь, когда его не стало, мир стал немного темнее.

Караванщики начали выкапывать небольшую яму в тени пальм, чтобы укрыть тело от палящего солнца. Габид стоял в стороне, чувствуя, как внутри него нарастает боль. Он знал, что похороны в пустыне – это не просто ритуал, а способ сохранить память о тех, кто ушёл.

Когда яма была готова, они аккуратно положили тело Адама, завёрнутое в ткани, в землю. Габид подошёл ближе, и, несмотря на запреты, он не мог удержаться от того, чтобы взглянуть на своего брата в последний раз. Он прошептал: "Я всегда буду помнить тебя, Адам. Ты живёшь в моем сердце".

Караванщики начали засыпать яму песком, и каждый из них бросал по горсти, как будто отдаёт дань уважения и любви. Габид почувствовал, как слезы катятся по его щекам, и он не стеснялся их. Это был момент, когда горе и любовь слились воедино.После того как последний комок земли был положен, один из караванщиков поднял голову к небу и произнёс молитву, призывая духи пустыни беречь Адама. Остальные присоединились к нему, создавая в воздухе атмосферу единства и поддержки.Габид, не в силах больше оставаться, сделал шаг назад и посмотрел на оазис – место, где жизнь продолжалась, несмотря на утрату. Он знал, что теперь Адам стал частью этой земли, частью их истории. С каждым вдохом он ощущал, как память о брате будет жить в его сердце, как и в сердцах всех, кто знал и любил его.

Нахождение в оазисе продолжалось уже неделю, местные начали хорошо ладить с караванщиками и только тенебр Баку ворчал на всех кругом отказываясь пить из кокосовой половинки, окунавшись в воду с головой.

В один из вечеров, когда солнце зашло за горизонт и окрасило небо в розовые и пурпурные тона, Габид заметил девушку, она сидела у костра и что– то плела разложившись клубами разноцветных нитей. Она была красивой, с длинными русыми волосами, которые развевались на ветру, и с глазами, полными загадки. Она пела тихую, мелодичную песню, и её голос, казалось, уносил его в другое время и место, где не было боли и потерь.

Габид не мог отвести от неё взгляд. В её песне он услышал отголоски своих собственных страданий, и это было как будто маленький огонёк надежды в его сердце. Он подошёл ближе, и, не зная, что сказать, просто сел рядом. Девушка заметила его и улыбнулась.