Ученик бирюка

Андрей Федоров

Ученик бирюка

Часть 1. Людоеды

Дом притаился неподалёку от оврага, за околицей. Заросли окружали его со всех сторон: если не знать, куда идти, пройдёшь мимо. Староста знал и уверенно шагал по едва заметной тропинке. Не первый уже раз по этому пути идет, и даже не десятый. Наконец, раздвинув ветки, он увидал двор и поленницу у почерневшего от старости сруба. Дверь открылась, на порог вышел высокий, костлявый детина с блестящим безволосым черепом. По пояс голый, жилистый. Тело гладкое, белесое, ни единого пятнышка. Ни загара, ни шрамов. Будто только вчера родился хозяин, сразу вот таким. Да вот только у младенцев лица всегда удивленные, а тут рожа такая, что и не скажешь сразу: то ли спокойствие на ней, то ли равнодушие. Никогда и ни у кого староста не видел такого выражения. Даже у покойников лица… поживее, что ли.

– Здравствуй, Грод, – заговорил хозяин, ничуть не удивившись появлению старика.

Голос низкий, хриплый. Будто заболел когда-то да так и не вылечился. Хотя, конечно, такого с деревенским лекарем быть не могло.

– И тебе, Ксим, не хворать, – кивнул староста. – Вот, держи.

Протянул свёрток. Хозяин, не принимая гостинца, вопросительно посмотрел на старика.

– Благодарность, – пояснил Грод. – Мальчишка уже на ноги встал, скоро, видать, поправится.

Отец был так рад выздоровлению первенца, что даже свинью зарезал, отправив лекарю немалый шмат мяса. Любой такому гостинцу бы обрадовался, особенно когда нет никакого хозяйства, кроме огорода, но Ксим просто кивнул, принял подношение и положил его на лавку у крылечка. Ни интереса, ни благодарности.

– Что, не развернёшь даже?

Ксим пожал плечами:

– Зачем?

К этому Грод уже привык, знал, что бесполезно таскать сюда подарки, но все равно таскал. Зазорно себе чужую благодарность оставлять. Он и людям в селе говорил, что пустое это, но никто не верил. Или же не хотели оставаться в долгу у Ксима. И это было взаимно. Коли Ксиму что-то было нужно, он сам приходил и говорил. То топор, то кожа, то еще что-то по хозяйству. Всегда платил травами целебными да отварами. Никогда в долгу не оставался, хотя и Грод, и любой житель был бы и рад угодить единственному лекарю. И такая взаимность не сближает, а отталкивает.

Староста нахмурился:

– Сколько лет знакомы, а всё никак тебя не пойму. Не то колдун, не то монах иль отшельник.

– Бирюк я, – отозвался деловито Ксим.

– Бирюк и есть, – проворчал старик. – Живёшь один, ни с кем не знаешься… Ну, да дело твоё.

Разговор не клеился. Староста Грод покряхтел, взглянул на небо и сказал:

– Костьми чую: дождь будет. Надо всем сказать, чтоб дома сидели… Ладно, Ксим, бывай.

Заросли с шелестом сомкнулись за спиной старика. Бирюк взял сверток и кинул его в рассохшуюся бочку чуть поодаль. Чего двор захламлять.

Грод не ошибся. Вечером набежали тучи, громыхнуло, засверкало. Холодная весна наконец пролила слёзы по ушедшей зиме – поливало так, что не вдохнуть, не выдохнуть. Влажность быстро проникла в дом, и Ксим задумался, не затопить ли печь. Хотел, да засомневался. Как бы работать не пришлось, а дом с печкой не бросишь. Вышел сперва на крыльцо, принюхался, постоял, слушая громогласный шепот дождя. Дождь шептал всякое, но, когда наконец смолк, бирюк понял, что не ошибся. Не время печи топить – из леса тянуло мятой и кровью. Не сиделось кому-то дома во время дождя, не понял или не захотел понять намеков природы. Значит, сам виноват. Придется все-таки ночью поработать. И Ксим засобирался. Поверх просторной рубахи надел прочную накидку, взял сумку, волокуши из кожи и веток. Вышел наружу, принюхался, кивнул и побрёл в лес.

Тела Ксим нашёл быстро – на небольшой опушке верстах в двух от деревни. Трое: два парня и девушка. Ей досталось меньше всех – ссадина на голове, но, видимо, хватило. А парни выглядели ужасно даже в тусклом свете луны. Один перекушен почти пополам, у другого изжёваны ноги, а в боку – широкий нож. Поморщившись, Ксим взялся за рукоять и выдернул лезвие. Покосился на испачканное кровью оружие. Тащить эту дрянь домой? Нет уж. Отбросил в сторону – авось, пригодится кому. Возиться в грязи бирюку не хотелось, потому особо и не осматривался. Погрузил всех троих на волокушу, привязал, чтобы по пути не рассыпались на ухабах. И потащил. Весила вся эта поклажа немного – для бирюка, но скользкая грязь, норовившая уронить бирюка, сильно замедлила путь. Так что далеко за полночь Ксим перетащил тела к дому. Открыл погреб, осторожно спустил трупы по ступеням вниз. Сгрузил на пол. Один из парней оказался ещё жив. В сознание не пришел, да и не придет уже, яд лесной Твари струился по телу, поник в едва бьющеся сердце. Тут никакими средствами не помочь, даже Дед бы не спас парня. Так что и возиться не стоит. Пусть полежат, а заняться ими можно и с утра. Бирюк осмотрел его, принюхался и вышел из погреба. Заперев дверь, вернулся в дом: поспать лишним не будет.

Но выспаться ему не дали.

За час до рассвета ночную тишину вспорол дикий визг. Накинув рубаху, Ксим выскочил во двор и замер. Дверь погреба – настежь, засов валяется тут же, а рядом, вжавшись в бревенчатую стену, – девка. Та, из убитых. Она и визжала. Увидев Ксима смолкла, будто подавилась звуком. Глаза черны, рот раззявлен, хрипит, будто мертвяк. Ксим подошел к ней поближе, коснулся руки, обнюхал лицо. Девка замерла в испуге. Даже дышать перестала.

– Живая, значит, – буркнул Ксим. – Надо же…

В обмороке, видать была, да таком глубоком, что и не отличить от посмертной тишины. Ну да бирюк тогда особо и не приглядывался. И потом. Надо было бы.

– Дыши ты уже, – велел он девке. – Раз живая.

Та шумно вздохнула, а он заглянул в погреб – что ж так напугало девчонку, что она аж старый засов вышибла? Понятное дело, что на соплях держался, но все ж…. По ступеням полз мертвяк. Всамделишный. Медленно полз. Еле-еле. Кабы девка не визжала, спокойно бы пешком ушла от мертвяка, ничего ей не грозило. Изжёванный труп дёргался, выгибался, силился зацепиться за следующую ступень, подтянуться. Глаза – точь-в-точь, как у Твари, – буравили Ксима. Не должен он был так быстро ожить. Видать, Тварь где-то близко. Не дело это, ох не дело.

Бирюк спустился на несколько ступеней, наклонился над ожившим трупом. Занёс руку и обнажилее: пальцы вытянулись, почернели и заострились, стали острыми когтями. Мертвец зарычал, дернулся, будто чувствуя неладное, и Ксим ударил. Тело подбросило и разорвало-таки пополам. Куски плоти шлёпнулись на ступени. Ксим подцепил мясо, сволок его обратно в погреб и пригляделся. Второй так до сих пор и не умер, боролся за жизнь, отказываясь верить, что шансов нет.

– Извини, парень, – сказал тихо бирюк. – Хотел я, чтобы ты сам умер, да лучше все-таки так. Нее нужно, чтобы за тобой Тварь пришла.

Бирюк знал, что умирающий не слышит его, все равно говорил. Даже Тварь не настолько жестока, чтобы давать умирать кому-то в тишине. Когтистая черная лапа взлетела и упала, вонзившись в грудь. Парень дернулся и затих. Для него все кончилось. Ксим вытер ладони о его рубаху и исподлобья осмотрел погреб. Второго мертвеца можно отдать в деревню – раз он умер не от яда. А первый… Не должен был так быстро ожить. Близость Твари пробудила его, и теперь придется сильно морочиться с приправами, долго вываривать, под прессом подержать. Ну, дела… Бирюк вышел из погреба, подобрал засов, примерил его к двери. Нет, надо заново крепить. А лучше вообще новый у кузнеца взять. Подпер поленом дверь, чтобы ветром не открывалась, и… не сразу сообразил, что девчонка исчезла.

Первыми заговорили инстинкты.

«Она всё видела! Она всё расскажет! Догнать! По свежему запаху!»

Ксим взял себя в руки.

«Ну, догоню. И что?»

Да, девчонка, похоже, всё видела. Да, может разболтать всей деревне, и тогда быть беде. Люди не шибко привечают тех, кто их убивает. Или даже добивает. Но с другой стороны: ночь, дождь, лес, Тварь, у девчонки разбита голова. Кто поверит в то, что она там наплетет? И вообще, что она с двумя дружками делала ночью в лесу? И почему у одного в боку оказался нож? Твари железо не пользуют.

Взвесив все «за» и «против», Ксим решил обождать. Ночью к нему вряд ли кто рискнет прийти, а утро вечера мудренее. Но с ужином стоило поторопиться в любом случае. Когда Ксим закончил разделывать мясо, уже почти рассвело. Потроха бирюк закопал, да поглубже, чтобы лисы на разрыли. Крупные кости бросил в котёл, а остальное сложил в бочку, пересыпал солью и поставил под гнёт – никуда не денется. Затем занялся подбором нужных трав. Кое-что было запасено, но большую часть пришлось собирать в огороде. Изрядно перемазавшись сырой землёй, бирюк всё же собрал нужный букет. Оставалось лишь сварить мясо. И, конечно, прибраться, а то мало ли.

Он успел все закончить до прихода старосты. Ксим почуял старика ещё на подходе. Громко постучавшись, Грод вошёл в дом, уселся на лавку и глубоко вздохнул.

– Вчера трое пропали.

Ксим промолчал, ожидая продолжения. И оно последовало.

– Потом Агнешка, племянница моя вернулась. – Грод вздохнул. – Голова раскровенена, вся в синяках, не помнит почти ничего. кроме… говорит, что ты ее из леса вытащил?

Ксим кивнул. Вот как девка историю рассказала. Умная. Или, и правда, от страха память отшибло.

– Эх… – староста помял в руках короткую бороду. – Мы уж и не чаяли.

Он мпомолчал немного, будто собираясь с силами, затем спросил, уже более твердым голосом:

– Так что? Есть кого схоронить?

– Есть, – поднялся с лавки Ксим. – Пойдём.

Скрипнула дверь погреба, потянуло приторно-сладковатым душком. Староста пошатнулся, но устоял.

– Всё так плохо? – спросил он у бирюка.

Тот кивнул, и они спустились вниз. Пока глаза привыкали к темноте, старик молчал. А затем ахнул и заторопился прочь из погреба. Облокотился на лавку, глотал воздух, будто в последний раз. Его не вырвало, но старик явно был к этому близок.

– Это Крут… – отдышавшись, сказал Грод и поднял на бирюка взгляд. – Агнешкин жених…

Ксим кивнул, хотя имя мертвеца его не волновало.

– Потеря какая, – продолжил с горечью старик. – Добрый парень… был. Ему отец собирался долю свою отдать… Старший сын ведь, и семья хорошая… Втроем они и пропали…Агнешка, Крут и брат его меньшой – Гней. Вот… не думал, что доведётся их хоронить.

Когда-то Дед говорил Ксиму: «Наши предки взяли от людей облик, но не сердце. Да и на что оно нам?» Бирюк промычал что-то неразборчивое, что при желании можно было принять за сочувствие. Но, похоже, староста просто пытался выговориться. Они постояли ещё с минуту, прежде чем Грод взял себя в руки. Приосанился. Негоже старосте слабость такую выказывать перед людьми. А бирюк не считается.

– Там… ты не знаешь?.. Хм… – старик замялся. – Еще никого не находил? Что родителям-то передать?..

Там… только Крут с Агнешкой был? Еще никого не видел?

Тут Ксим и понял, насколько старика ночь подкосила. Никто бы не стал спрашивать у бирюка про «еще». Не принято. Хорошо, что бирюк необидчив.

– Гней мертв, – сказал он.

Старик будто понял, что спросил лишнее, легонько вздрогнул.

– Вот что, Ксим, – сказал он быстро. – Давай как обычно. Тело отнеси к развилке. Парни заберут. Сам знаешь, к тебе соваться они побаиваются.

Бирюк кивнул:

– Сделаю, отец.

Грод вздрогнул еще раз, уже заметно сильнее.

– Знаешь… Не называй меня так. Аж мороз по коже. Я к тебе ещё ребёнком бегал, в деревню звал… Какой уж там отец… Ладно, бывай.

И старик ушёл. Ксим отнёс труп к ближайшей развилке, а когда вернулся, почувствовал зверский голод. Котёл, целый котёл густого теплого варева! Бирюк достал ложку, выловил кусок мяса, попробовал. Пахло хорошо. Но на вкус… Сладости много. Ксим поморщился и потянулся за драгоценной солью, пошатнулся. Медленно, но неотвратимо на него падал пол. Удар. А затем – тьма.

Очнулся в лесу под деревом. Как сюда добрался – пес его знает. Темнело, по небу брели тучи. В глазах двоилось, а в голове шумело, будто вся лесная живность поселилась прямо в ней. Наверное, поэтому Ксим и не сообразил сразу, что тело двигается само по себе. Рука поднялась и почесала бороду. Бороду? Бирюк с удивлением понял, что на подбородке появилась какая-то жидкая поросль. Рубаха светлая, каких бирюк отродясь не носил, да и ладно рубаха, все тело было меньше, уже. Странное ощущение. Не был бы бесчувственным бирюком, наверное, орал бы от ужаса. Тут тело напряглось, а рука сама собой взлетела в приветствии:

– Таки пришёл! – насмешливо сказал чужими губами Ксим. – А я думал, струсишь.

Чуть поодаль стоял парень, очень-очень злой. Бороденка чуть менее жидкая, глаза бешеные.

– Захлопни пасть, выродок! – рявкнул он. – Скорее ты в мамку обратно влезешь, чем я испугаюсь тебя. Понял?

Парня этого бирюк узнал сразу. Утром он сам волок по тропе его тело. Крут, жених Гродовой племянницы. А бородатый, в чьем теле оказался, Ксим, – небось, брат? Как там его, Гней что ли? И вот тут Ксим по-настоящему похолодел: его занесло в воспоминания мертвеца. Но это бирюку стало не по себе, Гней наоборот развеселился.

– Ой-ой, какой злой, – хохотнул Ксим, – так и норовишь мамку вспомнить.

– Ты мне зубы не заговаривай, – рыкнул Крут. – Где Агния? Что ты с ней сделал?!

– Здесь, не боись, – махнул Ксим рукой. – Ничего я ей не сделаю. Если только ты…

И тут на лоб бирюку упала капля дождя. Ксим замер, Крут тоже поменялся в лице. Лес застыл в полнейшей тишине. Не слышно было ни птиц, ни шелеста листьев и травы. Ветер будто сам испугался и спрятался за каким-нибудь раскидистым дубом. Ксим боялся, будквально купался в чужом страхе, который проникал в его разум и заставлял дрожать. Или это Гней дрожал? Крут тоже боязливо озирался.

Ветер дунул, будто кто его вспугнул, а затем из леса раздался дикий оглушающий вопль.

Застыла кровь в теле Ксима. Он даже не заметил, как к нему подлетел Крут, схватил за рубаху, дернул, что есть мочи.

– Где она?! – орал Крут, встряхивая Ксима. – Говори, мразь!

– Я здесь! – послышалось справа, и из-за дерева чуть не выкатилась бледная Агния. Выглядела она куда как получше, чем тогда ночью. Лицо чистое, глаза большие, голубые. Да и платье чистое, без дыр, хорошо облегает фигуру. Будто не в лес девка собралась, а на пляски. Лицо Крута прояснилось, отшвырнув Ксима, он подбежал к невесте:

– Пойдём отсюда!

Отброшенный бирюк рухнул прямо в грязь. Поднялся, как раз чтобы увидеть, как они убегают прочь. Снова раздался визг, ближе. Сверкнула молния, капли дождя будто брызнули прочь от света, и на тропинке, саженях в десяти, появилось нечто. С виду конь, но сквозь него в лунном свете проглядывала листва. Хотя и без того лесную Тварь трудно было спутать с лошадью: белёсые глаза без зрачков, светящаяся шерсть со змеистым узором. Ксим и раньше встречал Охотников, но так и не сумел к ним привыкнуть. Особенно к тому, что ноги чудищ чем ниже, тем больше напоминали дым, а к земле и вовсе исчезали. Уголки губ «лошади» дрогнули, обнажив ряд клыков. Тварь улыбалась.

Ксим завыл от ужаса, рывком вскочил, чуть не упал снова, поскользнувшись. А затем рванул вслед за Куртом. А тот быстро, как мог, убегал прочь. Но Агния то и дело спотыкалась, будто от страха отнялись ноги. Он буквально тащил ее за собой.

– Ну, милая, давай! – упрашивал он. – Скорее!

– Нет! – рявкнул Ксим, и сам поразился, сколько ненависти было в его голосе. – Ты её не получишь!

Теперь он нагнал брата, схватил за плечо. Короткий удар в бок – под правую руку. И тогда бирюк вспомнил про нож, найденный в теле. Страшно закричал раненый Крут. Обернулся, оттолкнул брата – Ксим снова повалился на землю, успев заметить, как парень с размаха бьёт девушку по лицу. А затем налетела Тварь. Чавканье, утробный свист и скрежет зубов, от которого Ксима чуть не вывернуло. Даже зная, что выживет, он все равно вскочил и побежал. Пёс с девкой, пёс с братом, он мёртв! Мёртв… Бежать! Бе…

Не вышло.

Удар в спину, и Ксим, с разбегу налетев на дерево, развернулся, рухнул в грязь. Когда сумел разлепить веки – прямо в лицо уставились два неярко светящихся глаза. Тут Тварь вцепилась ему в горло, и он не смог даже крикнуть.

Бирюк открыл глаза. Пошарил взглядом по потолку. В первую секунду захотелось взвыть от боли в прокушенном горле, но это быстро прошло. Ничего не болит – нечему болеть. Это только видение. Ксим поднёс руку к глазам, сжал и разжал кулак, провёл пальцами по подбородку. Лицо свое, тело слушается, все хорошо. Бирюк полежал на полу, привыкая к телу. Такое чувство, словно нашёл давно потерянную вещь. За долгие годы бирюк ещё ни разу не нырял в память мертвецов так глубоко. После Тварей в телах почти не остаётся чувств, обычно Ксиму доставались разве что лёгкий страх или огрызки тоски. «Надо будет выбросить это мясо. Или… Выварить, как следует», – подумал Ксим, закрыл глаза и расслабился.

– И часто с тобой такое? – прозвучал в тишине девичий голос.

Бирюк мгновенно оказался на ногах. Рука в замахе,обнажена, по коже скользнула чешуя, когти наружу! Но не ударил. Перед ним на лавке сидела давешняя беглянка – Агния. Чужой запах бил в ноздри, призывая к действию, а Ксим никак не мог понять, почему не учуял его раньше. И злился, как самый обычный человек. Бирюк понял это, поймал чужое чувство и опешил. Вот так день! Мало того, что в мертвые воспоминания нырнул, так еще и это! «Бойся отравиться чувствами, – учил его дед, – для нас – это самый страшный яд».

Дерись оно все конем!

Девушка рассматривала его с интересом и, как показалось бирюку, вызовом.

– Одна пришла? – прохрипел Ксим.

Гостья усмехнулась. Приосанилась.

– Я всё видела! – гордо заявила девчонка, и бирюк понял: одна.

Это хорошо. Ксим огляделся, отряхнул одежду. Испытанный ужас понемногу отпускал. Когти сами собой втянулись, чешуя скрылась, оставив лишь кожу. Он тряхнул головой, стараясь прогнать застрявшую в ней муть кошмарных воспоминаний.

– Ты меня слышишь? – повысила голос девчонка.

– Нет, – буркнул Ксим.

– А я всё видела! – повторила Агния. – И всё знаю! Ты убил Крута! Ты людоед!

Вот оно как. Не забыла девка ничего. Что ж. Неприятно, конечно, но раз в дом пока не ломится толпа деревенских с вилами и топорами, значит, никому не сказала. Ксим прошел мимо девчонки и толчком распахнул дверь:

– Проваливай.

Девушка не шелохнулась. Нахмурилась упрямо.

– Я знаю, что у тебя в бочке засолено, – она ткнула бирюка в грудь тонким пальчиком. – И из чего твоя похлебка – тоже знаю!

– Хорошо, – одобрил Ксим. – А теперь вон.

– Я всем расскажу!

– Расскажешь, – задумчиво повторил Ксим. – Ну иди, рассказывай. Заодно, как вы втроём в лесу оказались, расскажешь. И почему брат брата зарезал. Уж не из-за тебя ль?

Агния побледнела.

– Откуда ты…

– Оттуда, – перебил Ксим. – Коли надо чего, выкладывай. Коль нет – пошла вон.

Агния вздрогнула, но осталась сидеть.

– Вон! – повысил голос бирюк.

– Не кричи на меня! – прошептала девушка. – Ты… Ты убил Крута!

– Его убила Тварь, – ответил Ксим, – а еще прежде – тот, кто потащил его в лес. Я только добил. Избавил от мучений, если, по-вашему.

– Ты, – Агнешка упрямо тряхнула головой. – Ты…

Она отчаянно сжала кулаки, будто собираясь кинуться в драку. Ксим наблюдал за девчонкой, не понимая, что сейчас чувствует. Обычно, он сказал бы, что не чувствует ничего. Бирюки таковы. Но, отравившись, он изменился. И сейчас он глядел на девушку не то с жалостью, не то с симпатией. Хрен разберешься в этих людских чувствах, будь они четырежды неладны.

– Так что я? – спросил Ксим.

Девочка поколебалась мгновение, а потом решилась.

– Что ты чувствуешь? – спросила она.

Было в этом вопросе столько жадного интереса, будто вся жизнь Агнии зависела от него. Бирюк ощутил в душе чуждое любопытство и снова разозлился чуждой злостью. Медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.

– Отвечу, и ты уйдёшь? – уточнил Ксим устало.

Агния закивала.

– Ничего не чувствую, – соврал бирюк. – Делаю, что должен.

Да и то, не соврал, а просто немного опередил события. Отравление быстро пойдет, день-два, и перестанет он ощущать в себе эту лишнюю дрянь.

Не надо было жить среди людей сотню лет, чтобы понять: девка не верит. Прищурилась злобно, губы скривила.

– А как же совесть?

Вопрос глупый донельзя, но опять же так искренне задан, что не ответить просто нельзя.

– Совесть, – проговорил бирюк, – это спор с самим собой. Я с собой не спорю. И с тобой не собираюсь.

Девчонка поникла, глаза мигом наполнились слезами. Но Ксим не хотел испытывать дальше, ни себя, ни ее. Выставил Агнию за порог и захлопнул дверь. А потом с размаху вдарил по косяку кулаком. Даже сам удивился. Гадское отравление! Побродив по дому, Ксим уселся на лавку и прислушался к себе. Злость, страх плескались в душе.

Успокоиться, глубоко вздохнуть. Ещё раз… Ещё! Не помогло. Не в первый раз он травится, но впервые так сильно. Обычно проходило почти сразу. А тут – пес его знает, сколько он еще болеть будет.

Весь день бирюк старался занять себя делом: вываривал мясо, собирал травы, рубил дрова. Под вечер навёл порядок в погребе и бане. Ничто так не притупляет чувства, как усталость. Ксим едва дотащился до лавки и уснул, кажется, ещё до того, как лёг.

И вот опять…

Бирюк отчётливо понимал, что это сон. Но всё равно было страшно. Он вновь очутился на той поляне. Сумерки, дождь. Перед ним стояли оба брата – уже такие, какими он их нашел в лесу – два обезображенных трупа. Рядом испуганно жалась к дереву Агния, живая и чистенькая, какая проходила давеча.

– Отдай её мне, брат, – прошамкал Гней. Вообще непонятно, как он ухитрялся стоять в таком состоянии и тем более говорить. Крут спокойно кивнул, хромая подошел к Агнии. Та с неслышимым криком пыталась убежать, но он ловко схватил ее за руку и толкнул к окровавленному брату. Гней зашипел и растворился в воздухе, так что девушка, пролетев сквозь него, просто свалилась на землю и осталась лежать в грязи.

– Отдай её мне, брат! – Гней снова стоял возле Крута, но уже с другой стороны.

Все это выглядело как настоящее безумие и не имело ни капли смысла.

– Ну ш-то, падальщ-щик? Мне тот, что с-справа, а ты возмеш-шь второго?

Ксим повернулся на голос и приветливо кивнул. Рядом с ним стояла Тварь и дружелюбно скалилась.

– А как же девка, – хотел было спросить бирюк, но не стал. Вдруг Тварь её не заметит? А лошадиная морда улыбалась всё шире. И в какой-то момент Тварь начала смеяться. Вот только вместо смеха из её пасти раздался тот самый жуткий визг. Бирюк зажал руками уши и…

…проснулся. Полежал, прислушиваясь к тишине. Затем резко встал. В этот раз нюх не подвёл: к избушке кто-то приближался. Не староста, не Агния, – кто-то другой.

Тук-тук!

– Лекарь! Ле!…

Ксим распахнул дверь. За ней стоял запыхавшийся мальчонка лет десяти. Бежал от самой деревни, наверное. Ещё не рассвело толком, значит, что-то серьёзное.

– Беда! – взвизгнул он. – Староста послал…

– Говори толком.

– Агнешка умирает!

Ксим схватил сумку с травами и инструментами, висевшую рядом с дверью как раз для таких случаев.

– Веди!

Дошли быстро. Долговязый Ксим шагал так резво, что мальчишке приходилось его догонять. Проходя мимо домов, бирюк не раз и не два замечал приоткрытые двери и выглядывающих людей. Люди всегда рады посмотреть на чужие дела.

– Какой дом?

Мальчишка указал пальцем и припустил вперед, крича на ходу:

– Я привёл его! Привёл!

Из дверей одного из домов выскочил староста Грод: борода растрёпана, в глазах – ужас. В следующий миг Ксим понял, почему. Внутри кричала Агния. Даже не кричала – верещала. Громко, исступлённо. Ксим оказался у дверей раньше мальчишки. Оттолкав столпившихся родственников и соседей, зашёл, пересёк несколько комнат и оказался в нужной. Там на кровати, лёжа на спине, билась рычащая девушка, в которой сейчас он не узнал бы Агнию. Рядом стояли мужчины и крепко держали её за руки. В углу комнаты тихо скулила, зажимая кровоточащую щёку, женщина, наверное, мать.

– Лекарь… сделай что-нибудь, – напряжённо просипел один из мужчин, и Ксим принялся за дело. Послал мальчишку за горячей водой для настоя. Вытащил из сумки несколько пучков сон-травы, что и медведя свалит. Но тут понял: не поможет, не успокоит. В комнате явственно ощущался сладкий запашок. Тонкий, как струйка дыма от погасшей лучины, за кровью не сразу и различишь.

– Выйдите все, – изменившимся голосом приказал Ксим. Мужики неуверенно переглянулись.

– Живо! – бирюк перехватил запястья Агнии и, когда дверь закрылась, наклонился поближе к больной. Ухватил ладонями за лицо, не давая сомкнуться губам девчонки. Никаких сомнений. Запах шёл изо рта. Сегодня ночью Агния ела сваренное им, Ксимом, мясо Крута. Ела человечину. Ту самую, плохо вываренную, полную яда и чувств. Наверное, стащила еще когда в первый раз пришла к нему.