Музыкальный приворот. На крыльях. Книга 4

– Не ценишь ты благополучие семьи, ох, не ценишь, Катя Радова, – притворно вздохнула Алла.

Праведная ярость не отступала. Краски и очертания предметов стали столь ярки, что блеск бриллианта на ее пальце слепил глаза. Мне хотелось оттаскать ее за волосы и кинуть лицом в грязь.

Почему она так поступает с Антоном?

Разве может мать так себя вести?

Любит ли она своего сына?

И какого из?.. А какого – ненавидит?..

И меня понесло, и иглы заледеневших крыльев бабочек кололи внутри до самой крови, но снаружи я была скалой, утесом, тем, что нависает над морем, застыв в воздухе. Молчание стало невозможным испытанием.

– Это вы… – Я выдохнула, приказала себе собраться и продолжила. – Вы не цените того, что имеете. Не цените вашего сына. Не цените его таланта. Но, знаете, есть тысячи людей, которые ценят его куда больше, чем родная мать. У меня в душе, – я коснулась левой стороны груди ладонью, – сейчас все горит. Ломается. Я не понимаю, я совсем не понимаю. Как мать может продавать сына? Неужели матери плевать на его счастье? Вы так ненавидите Антона? Он ведь ваш ребенок, а вы, ничего не зная и ни в чем не пытаясь разобраться… – Я набрала воздуха. – Не зная ничего, вы пришли и решили, что я – охотница за его деньгами. Боже! Да плевать мне на его деньги, на ваши деньги! Я люблю его, просто люблю, ни за что люблю и за все люблю, вопреки всему люблю, – голос мой звенел от ярости. – А вы… Вы говорите такие страшные вещи, что кажется, будто Антон для вас ничего не значит. Как будто бы он ваша игрушка: захотела – купила, захотела – выбросила. Если бы вы хоть что-то знали, если бы вы интересовались его жизнью, вы бы так не говорили. Вам бы было известно, что я полюбила его, не зная, кто он и какой у него счет в банке.

Я замолчала.

– Выговорилась? – цепкий взгляд серых глаз обжег меня.– Так утомительно общаться с такими как ты – идейными. Глупее вас нет.

– Вы его ненавидите? За что? – спросила я прямо.

Алла закатила глаза.

– Я же просила. Говорим на языке разума. С моим сыном такой, как ты, не быть. Два дня, – она, как собаке, резко бросила мне через стол визитку, которая упала на пол. – Семь миллионов или проблемы. У тебя и твоих родственников. А я мастер создавать проблемы, Катя Радова. – Мое имя в ее устах звучало особенно противно.

На этом она встала, глядя на меня сверху вниз. Без презрения, но с превосходством. Так в старину наверняка смотрели знатные аристократы на своих подневольных крестьян.

– На короткое будущее – такими речами ты меня не возьмешь, дорогая моя девочка. Мне плевать на слова. И бесплатный совет: знай свое место, – на этом она покинула меня, и, громко цокая каблуками дорогих туфель, удалилась.

А я осталась сидеть, глядя в одну точку. Ярость улеглась с ее уходом, оставив такой дикий беспорядок в душе.

Перед глазами вновь все начало плыть, и дрожь в руках усилилась. Казалось, будто я попала в невесомость, и не сижу сейчас на диванчике в ресторане, а застыла в разбитом воздухе.

Как она может так поступать?

Кто она такая, чтобы отбирать мое счастье?

Мерзкая стерва. Я должна найти на нее управу. Я должна, должна…

… должна. Но кто я и кто она?

– Все в порядке? – подошла ко мне девушка-официант, которая наверняка что-то слышала из нашего разговора. – Может быть, воды?

– Нет, спасибо, – мотнула я головой.

– Вы правильно ей сказали, – тихо произнесла вдруг она, перестав видеть во мне гостя заведения. – Не продавайте, если любите.

– Я не собираюсь, – шепнула я с трудом – голос пропал.

– Простите. Я не хотела подслушивать, это вышло случайно, – продолжала девушка. И глаза ее были вдумчивыми и печальными – как у человека, который однажды предал и сожалеет.

– Все в порядке, – слабо улыбнулась я.

Она вернула улыбку.

– Они думают, что деньги дают им власть. Но на самом деле их деньги – их бессилие.

Девушка все-таки принесла мне стакан холодной воды с кубиками льда, и я, глядя на них, вспоминала рассказ Антона о детстве, о том, чего его лишила мать, о том, что требовала, о том, как она к нему относилась. Немудрено, что такая мать, как Алла Адольская, сделала из доброго, милого Антона жесткого и циничного Кея.

Что же делать?..

Ответ на вопрос пришел тогда, когда я сделала последний глоток воды.

Он был прост: нужно поговорить с отцом Антона. А ведь Олег Иванович намекал мне – если будут проблемы, обращаться к нему: семья их довольно сложная. Может быть, заранее знал, что Алла может так поступить?

И я, с трудом нашарив в сумке телефон, набрала Олега Ивановича, который предусмотрительно оставил свой номер в ту нашу первую и последнюю встречу.

Трубку он поднял не сразу. Я уже хотела отключиться, как услышала его голос.

– Слушаю.

– Здравствуйте, это Катя. Девушка Антона, – взволнованно начала я. – Простите, что беспокою вас.

– А-а-а, Катя, – вспомнил меня Тропинин-старший. Его голос потеплел. – Что-то случилось?

– Случилось, – честно ответила я. – Вы можете сейчас разговаривать?

– Могу. Опиши вкратце, что произошло, – попросил Олег Иванович, и я, сбиваясь, рассказала о сегодняшней нашей встрече с Аллой Адольской. Как я и полагала, открытием это для него не стало. Отец Антона только хмыкнул в трубку.

– Мне так неловко, что я беспокою вас, – произнесла я, – но мне нужен ваш совет. Я не знаю, что делать. Мы любим друг друга. И если нам суждено расстаться, то не потому, что я продам его.

Я надеялась, что Олег Иванович поймет меня.

Но в моей голове вдруг пронеслось – а может, отец Антона считает, что бывшая жена права? Вдруг я для его сына –не пара? Хотя он так радушно отнесся ко мне в ту нашу встречу…

То были лишь слова. Но ты все равно должна использовать этот шанс.

Я не отдам Антона. Никому.

– Поступим так, – решил в это время Олег Иванович. – Сможешь приехать ко мне через часа два? Обговорим все лично.

– Да, конечно, смогу.

– Помнишь адрес.

Еще бы я не помнила!

– Тогда жду, Катя, – сказал Тропинин-старший, и мы распрощались.

Упавшую на пол визитку я все-таки не подняла. Так противно мне было к ней прикасаться.

Квартира Тропининых, обставленная в современном стиле хай-тек, из окон которой открывался чудесный вид, находилась совсем неподалеку от этого ресторана, но я не посмела прийти раньше. Выйдя на улицу, я бездумно шла по тротуару, не замечая ни ветра, ни накрапывающего дождя, ни осеннего цепкого холода. Я просто шла и думала: как же все это несправедливо. Я только нашла свою любовь. Но человек, который, казалось бы, должен хотеть счастья своему ребенку, решает это самое счастье у него отнять.

Неужели я настолько не пара Антону?

Я недостойна его?

Что мне сделать, чтобы стать достойной?

Разбогатеть? Кинуть пачки денег в лицо его матери? Осыпать ее с ног до головы золотом? Ни моя любовь, ни моя искренность, ни моя вера в него – неужели для нее это ничего не значит, и счастье Алла видит лишь в хрусте купюр и звоне монет?

Я не могла найти ответа, и все шагала, и шагала вперед.

Антон, который, видимо, уже вышел из самолета, звонил мне и писал сообщения в соцсети и мобильном мессенджере, но я не брала трубку и не отвечала. Не потому, что не хотела говорить с ним – напротив, я безумно соскучилась по его голосу, и по его взглядам, рукам, губам, хоть мы совсем недавно расстались. Я не хотела говорить ему о том, что пытается сделать его мать. А ведь стоило бы мне ответить на звонок, я бы расплакалась и все-все-все рассказала Антону.

Но пока что он не должен был этого знать. Он должен был писать песни, работать в студии, и быть счастливым.

В какой-то момент в мессенджере пришло сообщение от Кирилла – музыканта из «Лордов», что меня ужасно удивило. Я и не думала, что он напишет мне.

«Привет. Это Кирилл. Как дела, Катя? :)» – спросил он. И я ответила, надеясь, что переписка сможет отвлечь от горьких мыслей.

«Привет. Честно говоря, не думала, что ты напишешь. Дела хорошо, а как ты?»

«Вы с Нинкой классные :) Как я мог не написать? К тому же на русском со мной больше никто не общается. А дела отлично. Вечером концерт. Скоро поедем чекаться» – ответил он тотчас.

«В каком ты сейчас городе?» – из вежливости спросила я, переходя через лужу.

«Бухарест. А ты еще в Москве?»

«Нет, вернулась сегодня. Бухарест красивый? Тебе там нравится?», – спросила я, печатая озябшими на ветру пальцами.

«Отели всего мира одинаковы» – сообщил он и поставил забавный смайлик.

«А погулять по городу тебе не хочется?» – поинтересовалась я.

«Мне хочется, чтобы меня оставили в покое фанаты :(, – самодовольно признался Кирилл. – Черт знает, как свалить из гостиницы. Они всюду!» – теперь он отправил рыдающий смайл. Мне бы его проблемы.

«И ты совсем не волнуешься перед концертом?» – спросила я. У Антона тоже спрашивала. Он – не волновался. Не боялся выступать перед публикой. Скорее, ждал начало выступлений, чтобы полностью раствориться в музыке и в чужих сердцах.

«Нет. Это моя работа :) Катя, что-то случилось?» – вдруг спросил он, поняв, видимо, что со мной что-то не так.

«Мне кажется, небо падает на меня» – призналась я. И как назло, наступила в глубокую лужу.

Кирилл не стал ничего спрашивать. Написал только:

«Держись, малышка!»

Но тотчас отправил второе сообщение:

«То есть, не подумай, что это флирт. Я так всегда говорю своей Гекате. Держись, что бы ни случилось, а плакать будешь потом. Договор?»

«Договор» – ответила я. И мне стало немного легче от его простых слов на экране телефона.

Да, сначала я должна решить эту проблему, а потом смогу переживать вволю. Кричать, реветь, жаловаться.

Все верно. Сейчас – терпи.

Мы переписывались до тех пор, пока Кезон не уехал на чексаунд, жалуясь, как его, бедного, тиранит его ненаглядная Геката. И за время переписки я немного отвлекалась от мыслей и чуть-чуть приободрилась.

Хорошо, когда есть люди, которые могут поднять боевой дух и настроение, даже находясь за тысячи километров.

Два часа спустя, мокрая и дрожащая от холода, я направилась к дому Тропининых. Охрана пропустила меня без вопросов – узнала, да и, наверное, Олег Иванович предупредил их.

Я остановилась около лифтов, бездумно нажимая на кнопку вызова. Когда один из них подъехал, оттуда вышла коротко стриженая черноволосая высокая девушка модельной внешности: ухоженная и красивая. Она, переписываясь с кем-то по телефону, случайно толкнула меня плечом.

– Извините, – не глядя на меня, сказала девушка, и я успела заметить яркую огромную серьгу в ее ухе – точно такие просто были и у Ниночки: этнический дизайн, выдержанный в золотистых, зеленых и голубых тонах волей-неволей привлекал взгляд.

Отец Антона уже ждал меня. Выглядел он бодро и даже как-то немного помолодевшим.

– Взял отпуск на пару дней, – пояснил мне Олег Иванович, приглашая в гостиную. Удивительно, но он, как и сын, поддерживал в квартире порядок. Конечно, несколько раз в неделю к ним приходила убираться женщина, следящая за домом, однако и в ее отсутствие ничего нигде не валялось.

Я села на диван, и хозяин квартиры предложил мне чай.

– И не отказывайтесь, Катя, – решительно сказал он. – Вы замерзли, я же вижу.

И я, пробуя осторожными мелкими глотками крепкий чай с бергамотом и не притрагиваясь к сладостям, которые Тропинин-старший достал специально для меня, поведала обо всем, что сегодня произошло.

Олег Иванович внимательно слушал и молчал.

– Мне очень неловко беспокоить вас, – сказала я после сбивчивого рассказа, – но мне больше не у кого спросить совета. Я не хочу бросать Антона. Но я боюсь, что Алла…– Я закусила губу. – Что-нибудь сделает моим родственникам.

Олег Иванович задумчиво покачивал ногой. Он был также, как и в прошлый раз, одет в рубашку с закатанными рукавами, но вместо брюк были домашние джинсы.

Мужчина молчал, словно обмозговывая что-то, а я, боясь, что он откажет мне, продолжила с неизвестно откуда появившимся пылом:

– Я понимаю, что не такую, как я, вы бы хотели видеть рядом с Антоном. Логичнее бы было предположить, что вы бы хотели видеть рядом с ним обеспеченную девушку, более целеустремленную, более образованную, более красивую, более стильную. А с ним я. – Я слабо улыбнулась, грея замерзшие руки об кружку. – Но, как бы смешно это не казалось, я его люблю. А он – меня. И мы счастливы. Я не могу все бросить, даже если я не ровня ему. – На моих глазах вновь появились слезы, и я украдкой смахнула их, надеясь, что веки не покраснели.

– Глупости, – вдруг сказал Олег Иванович и поднял на меня спокойный взгляд. – Все это глупости, Катя. Мне нет дела до того, какие девушки будут рядом с моими сыновьями – лишь бы эти оболтусы были счастливы. Деньги? – он отпил из своей кружки. – Катя, я столько заработал денег, что им хватит. И внукам моим хватит. Мне смысла нет устраивать свадьбы по договору, – ухмыльнулся вдруг он, словно вспомнив что-то.

Мне нечего было ответить, но я была рада услышать его слова.

– Я вот что скажу сейчас, Катя, – произнес мужчина со вздохом. – Отцом хорошим я никогда не был – вечно работа, работа, работа… Детьми занималась Алла, в том числе, и после развода. Я давал деньги, заезжал к ним раз в месяц с подарками – в общем, откупался. Нет, я их любил, но мне было некогда: бизнес, поездки, женщины – возможно, тебе, как особе юной, странно это слышать, но я говорю, как есть. С Аллой не сложилось, но появились большие деньги, а вместе с ними – большие соблазны. Ия многое выпустил из виду. Многое упустил. Даже не знал, что Алла запретила Антону заниматься плаваньем. А ведь это я его в детстве плавать учил – сам когда-то плавал, даже КМС получил, но не сложилось у меня с этим, увы. Зато у Антохи складывалось. И я гордился им. Думал, что мой сын добьется успехов! Ведь он унаследовал любовь к воде от меня. Но я был слишком занят работой и новой женщиной, – был предельно откровенен со мной Тропинин-старший. – И все пропустил.

Он со стуком поставил свою чашку на столик. И продолжил:

– А потом меня встречает тренер, мой старый знакомый – мы случайно пересеклись на улице – и говорит: «Олег Иваныч, зря вы так». Я спрашиваю: «Что – зря?». А он: «Зря вы так с Тохой. У него ведь могло сложиться все. Перспективы какие были! И по характеру – боец». Я сначала не понимал, Катя, а потом дошло, о чем толкует тренер: Алла забрала Антона из секции, запретила плавать. Сказала, что ему нужно заниматься и поступить в какой-то институт, чтобы заниматься семейным делом. Я, помню, приехал к ним, чтобы поговорить с Аллой, переубедить. Но дома не было никого, и я поднялся в спальню Антона. Увидел случайно тетрадь на столе, думал – школьная, решил посмотреть оценки – в кои-то веки. Открыл – а это что-то вроде дневника. Я читать-то не стал, но строки на первой странице увидел. Ему тогда сколько было? Четырнадцать? Или меньше? А он писал: «Зачем мне жить?». – Олег Иванович усмехнулся и потер лоб. По взгляду я поняла, что это воспоминание слишком сильно повлияло на него, хоть и не было в нем ничего особенного, на взгляд многих людей.

– Мне было в три раза больше лет, чем ему, сопляку. Но я ни разу не задавался таким вопросом. Мне тогда даже страшно стало. Вдруг чего натворит? Подросток, как-никак. Мало ли что сбредет в голову. Я увез Тоху к себе и мы серьезно поговорили. Предлагал ему вернуться, продолжить тренировки, а он сказал, серьезным таким тоном, как взрослый: «Я на соревнованиях не был. В молодежку не попадаю. Зачем мне это теперь?». С гонором он у меня, – с любовью добавил Олег Иванович. – В Адольских пошел характером. Что мать, что дядька, что Тоха. – Он улыбнулся мне. – Наверное, я тогда и решил, что не буду запрещать сыновьям жить так, как они хотят.Потому что лицо той женщины, с которой я тогда обо всем забыл, толком и не вспомню, а то, что у него было написано в дневнике – помню до сих пор. И лицо его помню, и глаза. Сколько лет прошло… Если Антон выбрал вас, Катя, я ни слова не скажу. Свадьба – так свадьба. Помогу. И с Аллой помогу.

– Мне стыдно, что с этой проблемой я пришла к вам, – опустила я взгляд. И вдруг заметила на полу, у ножки круглого дивана, знакомую сине-зеленую с золотом серьгу, поняв, кто был у Тропинина в гостях. И вдруг, несмотря ни на что, Аллу стало… жаль?

А может быть, она до сих пор любит Олега Ивановича, а тот так и продолжает встречаться с женщинами, даже с девушками, ровесницами своих детей. Может быть, это и имела в виду Адольская?

Святая женщина! Уберечь тебя хотела от горькой долюшки! Еще и огромную сумму предложила.

Но несмотря ни на что, я не чувствовала к отцу Антона неприязни. С кем он встречается – его дело.

– Вы правильно сделали, – продолжал тем временем Олег Иванович. – И я рад, что вы услышали меня в тот раз – с проблемами обращаться ко мне, а не к сыну. Он может дров наломать, а я спокойненько все решу. Значит, так. Есть у меня кое-что на супругу бывшую. По ее двойной бухгалтерии. Это ее остановит. Вы с ней поговорите или я сам?

– Я, – был мой ответ.

– Вот и славно, – остался доволен моим ответом Тропинин-старший. – Сейчас принесу вам копию кое-каких документов. Вы ей при встрече покажете. Не сомневайтесь – она присмиреет, уберет коготки, – сказал, отчего-то веселясь, Олег Иванович. Как будто бы предвкушал.

И правда, полчаса спустя я стояла у порога, держа в руках папку с нужными бумагами, в которых совершенно не разбиралась.

– Не бойтесь Аллу и держитесь уверенно. Может быть, она вас вообще проверяет, – напутствовал меня папа Антона, которому я была безмерно благодарна. – Не дайте себя сломать. И знайте, что я – на вашей стороне. Алла совсем выжила из ума, – посетовал он, – в юности была совсем другая. И даже очаровала моих родителей. А ведь они были против моей первой невесты, и я покорился, так сказать, их воле.

– Жалеете? – спросила я.

– Теперь уже нет. И знаете, что, Катя, – сказал неожиданно Олег Иванович. – Вы красивая. Вы очаровательная. И моему оболтусу повезло вдвойне, что на него, несмотря на выкрутасы и сложный характер, польстилась такая чудесная девочка, как вы.

– Вы меня смущаете, – слабо улыбнулась я. – Это мне повезло, что у меня есть Антон.

– Какое-то слабое везение, но уж если любите друг друга.

Я промолчала, не зная, что сказать.

– Спасибо, – сказал Олег Иванович мне в спину, когда я уже оказалась в коридоре.

Я удивленно обернулась.

– За что?

– За то, что не продали моего сына.

Из дома Тропининых я выходила уверенная в том, что смогу победить своего внезапного противника. Решить эту проблему следовало как можно скорее, потому как я чувствовала – сил, для того чтобы держать себя в руках у меня остается все меньше и меньше.

А Антон продолжал мне звонить – восемнадцать непринятых звонков меня испугали и рассмешили одновременно. И я все же перезвонила ему – не вытерпела. Он ответил в ту же секунду. И был зол.

– Катя! Почему не берешь трубку? – спросил крайне раздражено и взволнованно Тропинин.

– Извини, я спала и не слышала, – ответила я. Всего лишь его голос, но как тепло становится внутри.

Мое солнце.

– Где спала? – жестким голосом уточнил он. – Я звонил вам домой. Твоя сестра сказала, что ты ушла.

Порыв ветра ударил мне в лицо, откинув волосы назад.

– У Нинки спала. Пришла к ней в гости сразу после самолета и случайно заснула, – с легкой душой соврала я, точно зная, что пока ничего не разрешится, ничего не стану говорить ему о его маме.

– Тогда спи дальше, – непонятно почему обиделся он.

– Антош, – мягко позвала его я. – Не злись. Извини, что так вышло.

– Ты понимаешь, что это ненормально? – спросил Тропинин сердито. – Я посадил тебя на самолет, ты прилетела, и я не могу до тебя дозвониться. Что я должен думать, черт возьми?

– Прости, – вздохнула я, чувствуя себя неловко. Однако то, как Антон злиться, мне нравилось.

– Прости? И это все, что ты мне можешь сказать? – едва ли не скрипел Антон зубами. – Нет, серьезно?

– Я звонила тебе, когда прилетела, но ты еще был в самолете, – отозвалась я, пытаясь оправдаться. – А потом… уснула.

– Ты уснула, а я должен сходить с ума. Не делай так больше, Радова. Всегда будь со мной на связи, – сказал он и добавил с чувством:

– Ненавижу беспокоиться.

– Я люблю тебя, – сказала я невпопад.

– Не подмазывайся, – отмахнулся Антон.

– И уже скучаю.

– Неужели?.. А я думал, ты решила поиграть в свои любимые прятки, – усмехнулся он.

– В следующий раз я тебе что-нибудь станцую, – попыталась подмаслить его я. – Хочешь?

– Нет, – отрезал он и напомнил ехидным голосом: – У тебя нет пилона. А чтобы ты танцевала в клубе, я не хочу.

– Я без пилона, – успокоила его я. – Приватный танец.

Танец маленьких утят.

Постепенно Антон успокоился.

Мы разговорились, и звук его голоса меня успокаивал все больше и больше, и уже было не так страшно. Мы беседовали долго, и я уже сидела в автобусе, везущем домой, как спросила, сама не поняв, зачем:

– Скажи, Антон, – осторожно начала я.

– Антон, – пошутил он, как всегда остроумно.

– Смешно, – даже не улыбнулась я. – Ответь на вопрос. Ты бы смог обменять меня?

– Что? – не понял он. – В смысле?

– Обменять, – повторила я, спешно придумывая другую формулировку.

– Ты стала крышкой из-под кока-колы, чтобы я менял тебя на приз, детка? – осведомился Тропинин.

– Нет. Ели бы тебе сказали: твоя любовь или то, что тебе безумно дорого, что бы ты выбрал? – задала новый вопрос я, сама не зная, зачем говорю все это.

– Катя, мне не нравятся подобные вопросы. Для чего ты это сейчас говоришь? – спросил очень серьезно Антон.

– Просто в голову пришло, – ответила я, бездумно глядя на безликие дома, мимо которых проезжала.

Только сегодня утром я была с ним, в другом городе, а сейчас я одна и дома. Как это произошло?

– Тебе в голову приходят глупости, – отрезал Тропинин. Он понял, что сказал это слишком резко, и добавил, стремясь сгладить ситуацию:

– Лучше бы тебе в голову приходили другие вещи. Например, прислать мне фото, которые могу видеть только я, – его голос стал вкрадчивым.

– С занятий на танцах на пилоне, – подхватила я его игру, чтобы он ничего не заподозрил.

– Да, можно оттуда, девочка моя, – радостно согласился Антон. – Я уже жду свой приватный танец. Может, по скайпу?

– Только вживую, милый.

Так, разговаривая с любимым человеком, я и доехала до дома.

Ни с кем разговаривать не хотелось и я, извинившись и сославшись на головную боль, ушла в свою комнату, где долго лежала, глядя в черный потолок, заснув лишь глубокой ночью.

Проснулась я рано – весь дом еще спал, и направилась на кухню. По пути я заглянула в приоткрытую дверь комнаты брата, застав презабавную картину. Эдгар, пытаясь не разбудить обнявшую его Киру, вылезал из кровати, явно желая сесть за любимой компьютер.

Увидев меня, он, смутившись, погрозил кулаком, а я лишь махнула рукой и отправилась пить кофе. Выпью одну чашку, стану бодрой и уверенной – и позвоню Алле. Но я выпивала эту чашку и говорила себе вновь – выпью вторую и тогда позвоню. И так повторялось вновь и вновь. После четвертой мне стало плохо, и я поняла, что откладывать не стоит – кофе меня не спасет. Я не могу больше тянуть время. Чем быстрее я поговорю с Адольской, тем быстрее забуду все это, как кошмарный сон.

Когда я набрала ее номер, стрелки часов показывали ровно девять часов. Мама Тропинина ответила мне быстро, и голос у нее был бодрый – как у человека, который уже давно не спит.

– Здравствуйте. Это Катя Радова, – сказала я, оглянувшись на дверь – вдруг кто услышит этот разговор? А мне бы этого не хотелось.

– А ты все-таки оказалась немного умнее, чем я думала, – рассмеялась женщина. – Быстро позвонила. Молодец. За это накину тебе еще тысяч триста, – тотчас оскорбила она меня, но я проглотила эти слова.

– Где и когда мы можем встретиться? – только и спросила я и тотчас услышала ответ:

– Полдень. В том же месте, где и вчера. – На этом она бросила трубку.

Чего мне стоило дождаться полудня! Из дома я выехала уже в десять утра, ни с кем не разговаривая от охватившего меня волнения. В ресторане «Белая лагуна» я оказалась уже в одиннадцать, и еще час ждала, нервничая, Аллу. Вчерашняя девушка-официант посматривала на меня странно – наверное, думала, что я согласилась-таки на предложение Адольской. Переубеждать ее я не стала.

Мать Антона появилась ровно в полдень. Зашла, как королева, в пустое еще заведение, одетая в элегантное деловое платье, сверху которого был накинут модный пиджак. Украшения она сменила: кольцо на пальце и колье на ухоженной шее – все из сдержанно-благородной платины, с яркими алыми камнями, похожими на заледеневшие кубики крови.